Ты не один

Посреди ржаного поля редкими островками синеют васильки, и эта синева почти сливается с летним небом на горизонте. На Серёге белая футболка и драные джинсы, закатанные до колен. В волосах маки и ромашки. Серый кружится, широко раскинув руки, и падает рядом с Олегом на примятые колосья. — Дай затянуться, Волче, — забирает у Олега сигарету, почти укладывается поперёк груди, затягивается и тянет ладони к лицу Волкова. Олег накрывает его губы своими, вдыхая дым. Серый переворачивается на спину и смотрит в небо, зарываясь пальцами босых ног в колоски. — Квартиру в Москве снимем, — говорит он мечтательно. — Не сразу, конечно. Овчарку купим. Немецкую. Как ты всегда хотел, — Олег улыбается и вынимает травинку из его волос. — Ты же не бросишь меня, правда? — разом серьёзнеет Серёжа. — Никогда, — обещает Волк. — Мы навсегда вместе, Серый. Ты — моя семья. — Да? — у Серёжи желтеют глаза и черты лица становятся немного резче. — Тогда почему же ты бросил меня, Олег? Олег! — голос тоже меняется, и до Волка не сразу доходит, что происходит. — Олег! — орёт Игорь, лупит в дверь, судя по звукам, с ноги, и Волк резко садится на постели. За окном хмуро. Рассвет только начинает брезжить на горизонте. — Олег, блядь! — рявкает майор ещё раз, от души хренача в дверь. — Просыпайся, сука! Он умирает! Сделай что-нибудь, падла, ты же врач! Олег! Волков подрывается, как на мине, не глядя, натягивает какие-то штаны и майку, проводит пятернёй по взъерошенным волосам, зачёсывая их назад, и распахивает дверь, едва успевая подхватить заваливающееся на него тело. — Что за бля… — Олег пятится назад, пропуская нежданного гостя со странной ношей, помогая Грому внести нечто, по его словам, умирающее, куколкой укутанное в одеяло. — Мальвина, док, — пыхтит Майор, ища взглядом, куда бы уложить парня, а когда видит, что Олег тормозит, не до конца врубаясь, поясняет: — Шурка, док. На нём места живого нет. Знаешь, я видел такое однажды. — Давай сюда, — включается, наконец, Волк, накрывая развороченную постель пледом. — Кто же его так? — Олег, много чего повидавший за свою насыщенную болью жизнь, откровенно говоря, приходит в ахуй. Это не Боливия и не разборки наркокартелей. Мальвина — всего лишь пациент этой грёбаной лечебницы. Один из. И когда Волков видит жуткие синюшные гематомы на шее и лице парня, его начинает потряхивать от негодования на весь творящийся здесь беспредел. А минутой позже, когда Игорь бережно разворачивает истерзанное, не подающее признаков жизни тело, Волк стискивает кулаки, понимая, что Мальвина синий весь. Буквально. Гром отирает пот со лба и садится на край постели, стараясь нащупать пульс на запястье. — Кого ты ещё разбудил? — Олег тоже проверяет пульс, прощупывает рёбра, скользит пальцами по практически чёрным от кровоподтёков бокам, и Мальвина всхлипывает, рвано выдыхая, заходясь в приступе кашля. На шее и запястьях у него темнеют отпечатки пальцев, на скуле расцветает синяк. И ноги синие. Щиколотки, стопы, пальцы. Цвет фуксии плавно перетекает в сиреневый и чернильный. Олегу делается страшно. Ощущение, что гематомы наливаются ужасающими красками прямо сейчас, и их становится всё больше, что само по себе нереально, не покидает. Шурик кашляет, облизывает сохнущие губы и смотрит на Волка безжизненным взглядом посеревших глаз. — Делай что-то! — орёт Игорь, перехватывает Мальвину под плечи и кое-как усаживает, прижимая к груди, ловя лицо в ладони и заглядывая в глаза. — Сашка, Санёк, Санечка, смотри на меня, — он легонько похлопывает по щекам, но помогает это мало. — Шурик, дыши. Давай, родненький, дыши, оставайся со мной, не отключайся. Говори со мной. Шура! — Хорош орать и тормошить, — с трудом хрипит Мальвина, прикусывая сухую побелевшую губу. — Дай мне спокойно сдохнуть, Майор. Олег не слушает — лихорадочно ищет градусник и глюкометр в ящике стола. — Шурик, говори со мной! — Гром орёт, продолжая его тормошить. — Что ты сделал? Рассказывай! Чего ты нажрался? Ширнулся? Мальвина, сука, ты не сдохнешь у меня на руках! — Не в мою смену, — печатает Волк, пихает Сашке подмышку градусник и проверяет уровень глюкозы. — На меня смотри, — он легонько шлёпает его по щекам. — Резкая головная боль, тяжесть в груди, головокружение, зрение как? — Иди на хуй, — хрипло ржёт и кашляет Мальвина. — Жить будет, — хмыкает Олег, считая пульс. — Но я хотел бы знать, что произошло. — Не знаю, — Шурка облизывает сухие губы и прижимается виском к плечу Игоря. — Я таким проснулся. Просто… — дышать ему явно тяжело. — Это ступеньки проступили. — Через сутки? — хмыкает Гром, осторожно касаясь костяшками гематомы на скуле. — По всему телу одновременно? — Я сдыхаю, — блаженно улыбается Мальвина, повисая в руках Игоря безжизненной куклой, и в следующую секунду на улице раздается дикий женский визг, от которого, кажется, дрожат стёкла. У Мальвины из носа течёт кровь, пачкая Грому свитер. — Сидите здесь, — бросает Олег, подрываясь, и летит на звук, едва не сшибая в коридоре полуголого Дракона, на ходу застёгивающего штаны. — Где пожар, Поварёшкин?! — орёт тот, обгоняя кого-то из санитаров, огибая Леночку и Катю. — Не знаю! — гаркает в ответ Волк, выскакивая на улицу. — У меня в постели умирает пациент! Когда они, вместе с толпой медсестер и врачей, всё-таки добираются до источника звука, вокруг котельной уже толпится почти весь персонал кто в чём. Славка выносит бессознательную Анечку на руках. — Чё там? — перехватывает его за плечо Дракон. — Миша повесился, — с трудом выдавливает из себя санитар. Персонал шепчется и переглядывается, ёжась под пронизывающим холодным ветром. Олег с Вадиком переглядываются тоже. — Лена, — начинает Волков, жестом подзывая её к себе. — У меня пациент упал с лестницы. Готовьте место в травме. Обезболивающее, рентген, всё, как положено. Сейчас я подойду. Вад, а ты ко мне в спальню давай. Там Майор и… Мальвина. Пригляди. Я пока травмотолога подниму. У этого Шуры целый букет. Каждая минута на счету, — Волк напряжённо трёт висок, но он, как никогда, собран, и после секундной паузы добавляет: — Серёже и твоему лучше пока не знать. — Мой знает, Олеж. Больше, чем мы с тобой, уж точно, — грустно улыбается Вад. — Сначала Мальвина, потом… Потом займёмся трупом, — хрипит Волк, решая после подумать над словами Вадика, и, уходя, уже в дверях резко бросает Леночке: — Никого не впускайте и не разводите панику. Пациенты не должны узнать. Волк уносится вперёд, не дожидаясь Вадима, на ходу бросая, распоряжения кому-то из санитаров. Дракон запрокидывает голову, глядя в хмурое небо, и медленно выдыхает. Снег продолжает сыпать. Телефон, конечно, не работает. Ментов вызвать не выйдет. Покрытия здесь нет. Единственный вариант — труп в местный морг до приезда полиции. Но труп подождёт. Тут сразу надо помочь живым. Вадик быстренько добирается до жилого блока, заглядывает к себе, чтобы захватить рубашку, и застывает. Алтан сидит среди гнезда из одеял, занавесившись волосами, невидящим взглядом смотрит сквозь Вадима и выдыхает: — Мишу убили. Вад от такого заявления застывает, натянув рубашку на одно плечо, и подходит к Цветочку, присаживаясь на край кровати. — Малыш, — негромко начинает он, касаясь его щеки. Малый хмурится и выдыхает, вроде очухиваясь. — Кто умирает в соседней комнате? — очень осознанно спрашивает он. — Балор перестарался. Он их связал. Хотел, чтобы Миша прочувствовал всё на себе. Это работает в обе стороны. Надо к Серёже. Надо Балора. Парень… — Алтан явно не видит ничего перед собой. — Волосы синие. Кровь. Так много крови. Выстрелы, шприцы… Он умрёт. Надо Балора. Только он сможет это остановить. — Алташ, — Вад легонько трясёт его за плечи, и взгляд вишнёвых глаз становится немного осмысленным. — Родной, ты откуда это берёшь? — Я вижу, — пожимает плечами мелкий, соскальзывает с кровати, натягивает свитер и спортивки Вадика, и суёт ноги в ушастые тапки. — Одевайся. Идём быстрее. — Да мне только халат набросить, — озадаченно бубнит Дракон, на ходу соображая, можно ли Грома с Шуриком оставить наедине чуть дольше, потому как доводы Алтана кажутся ему убедительными. — Даже не думай. Сначала к Серёже, и будем надеяться, что Балор с Птицей отдыхают после своего шоу, — Цветочек пугающе прагматичен и безэмоционален, но, думается Ваду, это лучше истерики. Путь к реанимации занимает чуть больше времени, потому что паника, как ни старается Олег, охватывает всё крыло, благо, пациенты ещё спят. Зато весь персонал лечебницы носится по коридорам, шушукаясь и озираясь, будто им кто на пятки наступает. Серёжа не спит. Когда Цветочек с Драконом врываются в палату реанимации, застают его ломкую, ссутулившуюся от приступа кашля фигуру, у окна. — Я знаю, что произошло, — осипшим голосом, не глядя в их сторону, бросает он, ничуть не удивляясь столь ранним визитёрам. Выдерживает паузу, занавешивает окно и медленно оборачивается. Цветочек, встретившись с его бесцветным, пустым, кажущимся безжизненным взглядом, вздрагивает и невольно жмётся к Вадиму, но тут же собирается и в два шага оказывается рядом с Серым. — Он ещё жив? Мальвина жив? — едва шевелит растрескавшимися губами Разумовский, выворачиваясь из обнимающих его рук Алтана, но тот всё равно умудряется прижаться к его груди. — Жив. Но это ненадолго. Нам нужен Балор. Сейчас же. Шурка не справится. Он даже бороться не хочет, — Цветочек выдаёт всё это разом, скороговоркой, но знает, что Серёже всё понятно и без его слов. — Ты же знаешь? Знаешь, где Балор? Алтан заглядывает Серёже в глаза, надеясь найти хоть какой-то ответ в них, потому что Серый молчит. Бледный. С глубоко запавшими глазами на осунувшемся усталом лице, он ведёт какую-то внутреннюю борьбу, и после выдыхает в отчаянии: — Я бесполезен. Я совершенно бесполезен! — Серый болезненно морщится, заламывает руки и всхлипывает, стекая по стене на пол, но Алтан жёстко его встряхивает, снова поднимая на ноги. — Нет! Не смей! Только не сейчас. Это Тряпка! Тряпка бесполезен, а Серёжа… Ты можешь! Ты должен найти Балора! — и это уже не Цветочек. Перед Разумовским Алтан Дагбаев, знающий, что ему нужно, и как это нужное получить. — Я не смог удержать! Я допустил! Ты… Вы не понимаете! — переводя затравленный взгляд с Дракона на Алтана, Серый вдруг бросается к тумбочке, раскрывает скетчбук и начинает судорожно рисовать. В чётких жёстких линиях довольно быстро угадывается осмысленный рисунок, и у Вадима изумлённо округляются глаза: Серый на листке бумаги в пару минут отражает весь ужас прошедшей ночи, начиная от душевой до финального аккорда в котельной. Нет. Это не тщательно прорисованный набросок, лишь элементы — пазлы, но то, во что они складываются… Осколки стекол, глаза-капли и щупальца, петля на шее без лица и татуировка. Да. Дракону кажется, что именно такая была на предплечье Мальвины. — Ты видел? Ты всё это видел? Как? — охуело шепчет Вадим, мысленно усмехаясь просьбе Волка поберечь его Серёжу от правды. — Я не остановил. Я допустил… — снова и снова повторяет Разумовский, расчёркивая несчастный лист бумаги до дыр. — Ты сейчас можешь, Серёжа. Мальвина ещё жив. Позови Балора! — Цветочек в отчаянии сжимает ладони Серого и больше не сдерживается — кричит, глядя на него с мольбой, и что-то выщёлкивает. Тряпочки больше нет. — Я не знаю, где они. Но знаю, что сделать, чтобы пришёл Птица, — осмысленно чеканит Серый, но то, как вспыхивают его глаза, не нравится Алтану. Разумовский отстраняется и озирается, явно что-то выискивая, и Дракон, кажется, догадывается что именно. — Так не пойдёт. Должен быть другой способ, — пытается остановить это безумие Вадим, но Серый непреклонен. — Возможно. Но счёт на минуты, — и Сергей в одно движение рвёт капельницу, разбивая бутылку с глюкозой о тумбочку, а в следующее мгновение, стиснув зубы, с силой проводит осколком по предплечью, оставляя глубокий, захлебнувшийся в крови порез. — Пиздец, бля! Какого хуя?! — рычит Дракон, в момент отрывая кусок от простыни, рвет ремень из шлевок и перетягивая руку над порезом в попытке остановить кровь. — Идиот! Там Мальвина загибается, а ты… — чертыхается Вад, усаживая побледневшего Серого на постель, и искренне изумляется реакции Цветочка. Тот просто ждёт, осматриваясь по сторонам, будто одобряет, будто знает, что Серый сделал всё так, как надо, а когда на плечо Разумовского ложится когтистая ладонь в антрацитовом оперении, Дракон сглатывает очередное ругательство и решает заняться раной. Это то, что он понимает, то, что он видит, и то, что хоть как-то удерживает его в реальности. Кровь Серёжи, вязкими каплями разбивающаяся о кафель пола — живая и настоящая, пахнет знакомо и правильно. Вад знает, что с этим делать. А с Птицей и появившимся следом Балором управятся эти двое. Серый стонет, позволяя Дракону обрабатывать рану, благо Цветочек подсуетился — перекись, бинты, антисептики — на тумбочке всё, что нужно, и даже больше. — Что вы натворили? — непривычно гремит Алтан, поворачиваясь к демонам и скрещивая руки на груди, сверкая вишнёвыми глазами. — Мы развлекались, — беззаботно улыбается Балор, смахивая с плеча тёмный локон, и Цветочек не выдерживает — бросается на беса, едва не снося и Серёжу, и Вадика, бинтующего тому руку. — Скотина! — орёт мелкий, вцепляясь в волосы Балора. Морок что-то верещит. Они с Алтаном, вцепившись друг в друга, как пара влюблённых после долгой разлуки, катаются по полу, самозабвенно мутузясь, пинаясь и матерясь, заламывая друг другу руки и выдирая волосы. Птиц кудахчет, бросаясь к ним, Серёжа причитает, Вадик охуевает, продолжая наматывать бинт, хотя, по-хорошему, остановиться стоило ещё метра три назад. Зелёные глаза катятся по палате, Балор орёт, Серый бледнеет, Алтан, лишенный маникюра, всё равно пытается выцарапать Мороку глаза, шум стоит ужасный, и тут, во всём этом хаосе, застывающий на пороге Волков гаркает: — Отставить! По углам, сволочи! Алтан и Балор нехотя отлипают друг от друга и медленно ползут в противоположные углы. Дагбаев тянет за собой всё ещё извивающееся щупальце. Морок — кусок свитера Алтана. Волк закрывает дверь, переводит взгляд на Вадика и рявкает: — Да ты охуел, Дракон?! — цепляется взглядом за осколки, за лужу крови на полу, за бледного взъерошенного Серого, и сам бледнеет. — Это, по-твоему, контроль над ситуацией?! — бросается к Серёже, перехватывает руку, тот шипит, морщась, и Олег тут же разжимает пальцы. В образовавшемся бардаке, кажется, уютно только пернатому. Он просто стоит посреди палаты, безучастно чистя оперение на предплечье. — И кто мне объяснит, что за пиздец тут творится?! — гремит Волк, явно забывая, что он в психиатрической клинике, а не в армии. Алтан, всё ещё метая молнии злобным взглядом, сдувает упавшую на лицо прядь волос и вздёргивает подбородок, кивая в сторону собирающего в кучу глаза Балора. — Этот глазастый кальмар прямо сейчас убивает Мальвину! — орёт Цветочек, тыча пальцем в Морока. — Я просто проучил зарвавшегося санитаришку, раз эти двое оказались без яиц, — шипит Балор, выглядывая из-за плеча Птицы. — Кто ж знал, что это в обе стороны сработает. Я только хотел, чтобы тот почувствовал, каково пациентам! Я не думал, что это отразится и на вашем Мальвине тоже. — Так надо было думать! — шипит Алтан, снова бросаясь на Балора, но Олег вовремя ловит мелкого за шкирку, удерживая над полом. — Отставить мордобой, я сказал! — рявкает Волк. — Ещё раз и поэтапно. Алтан скрещивает руки на груди, запрокидывает голову и гордо вздёргивает подбородок, поджимая губу. Балор тяжело выдыхает. Серёжа прислоняется плечом к стене, и только Дракоха как бинтовал, так и бинтует тихонечко. Бинт меж тем заканчивается… — Я позволил Мишеньке прочувствовать, каково Сашке после полёта с лестницы, — недовольно сообщает Балор. — И не только, в общем. Всё прочувствовать. Миша и прочувствовал. Видать, садистская психика не выдержала… — Нет, — качает головой Птица. — Он не повесился. Ему «друзья» помогли. И это были не мы с Балошей. Мы только припугнули и чуток помяли. Мы не убивали его. — Да не суть, — шипит Морок. — Суть в том, что это работает в обе стороны, как оказалось. Не только Миша прочувствовал все прелести состояния Мальвины, но и Мальвина теперь… В общем, он умирает. — Значит, так, — тяжело выдыхает Волков, отпускает Дагбаева, сгребает за шкирку зарвавшегося бесёнка и от души встряхивает. — Ты это начал, теперь ты это и остановишь. Как — меня ни в одну щель не ебёт. — Я не могу! — пищит Балор, пытаясь выбрыкнуться. — Вся надежда только на Сашку. Он должен сам захотеть жить. Только это поможет. После смерти Миши, связь должна была исчезнуть. Она не исчезает, потому что Мальвина не хочет бороться. — Как же меня заебал весь этот мистический бред с вашими ёбаными связями! Там пацан загибается! — шипит Волков, прошивая в решето Балора и Птицу свирепым взглядом, и те затихают, даже как-то делаясь мельче и незаметнее. — Я, кажется, знаю. Вам, людям, нужно за что-то зацепиться. Почувствовать себя нужными. И то, что он ещё жив… — рассуждает Птиц почти напевно, будто времени ещё вагон и целая тележка, но напарывается на уничтожающий взгляд Олега и спешно резюмирует: — В общем, его что-то держит. Нужно просто найти, что. Ну. Или кто. — Ты, — кивает Олег Цветочку, — остаёшься с Серым. И ни шагу! — команды слетают одна за другой, но никто и пикнуть против не решается. — Вы, — лицо Олега болезненно морщится, — сидите тихо и не отсвечиваете. Впадите в спячку, бля! Оба! А ты, — цедит Волк, пихая Дракона кулаком в грудь, — идёшь со мной разгребать за ними хлам. — Спасите Мальвину, — едва слышно хрипит Серёжа вслед, но его шёпот заглушает шум захлопнувшейся двери. Олег с Вадимом, мимо паникующих медсестер и суетящихся санитаров, несутся в комнату и замирают у входа, пытаясь развидеть Мальвину и посеревшего рядом с ним Грома. То, чем покрылся Сашка, просто несовместимо с жизнью, но парень дышит. Хрипит, слизывая заскорузлую корочку запёкшейся крови с растрескавшихся губ, шарит по потолку почти обезумевшим от боли взглядом, и он весь — сплошная гематома. — Шур, Шурка, борись! — отчаянный призыв Игоря разбивается об эту оглушающую боль, доносясь лишь эхом, но Мальвина слышит, и даже силится ответить, но с губ срывается лишь сиплое: — Зачем? Кажется и сам Гром зависает, но только потому, что ответ слишком очевиден. Почему Мальвина спрашивает? Ведь жить нужно хотеть! Ведь есть Цветочек, Сергей, ведь есть он — Гром… — Для меня! Борись для меня, Шурка, — эти слова вырываются сами. Игорь гладит ладонь Мальвины, переплетает пальцы, чуть сжимая, и повторяет ещё раз: — Живи для меня. Эти слова произносить так легко и почему-то правильно, что Гром повторяет их снова и снова, как мантру, а когда чувствует, как пальцы Шурика едва уловимо, но всё же сжимают его ладонь в ответ, он с облегчением выдыхает, и только после замечает вошедших. — Он не умрёт. Я знаю, — пожимает плечами майор, будто и сам не понимая, откуда этим знанием обладает. — Это хорошо. Это очень хорошо, — Олег реагирует первым и в два шага оказывается у постели. Перехватывает запястье, считывая пульс, и изумлённо оборачивается к Дракону. — Он выравнивается! Пульс выравнивается! — а после восхищённо улыбается Грому. — Майор, ты же понимаешь, что сейчас сделал?! Шурка хрипло кашляет, накрывает ладонью горло и снова падает на подушку. — Док, палата в травме готова? — Игорь выпрямляется, и в глазах его горит какой-то странный, незнакомый огонь. — Должна уже быть, — отзывается Волков, порываясь к выходу. — Я за санитарами и носилками. — Я не хочу, — хрипит Шурка. — Тебя не спрашивают, — отрезает майор, подхватывая его на руки вместе с шерстяным одеялом. — Веди, Олег. Я сам отнесу. Шурика упаковывают в палату на третьем в соседнем корпусе довольно быстро. Вместо травматолога — Лариса Леонидовна, но для рентгена и назначения хорошей дозы обезболивающего, вполне годится и она. Тучная Лариса таращится на Игоря со свёртком из шерстяного одеяла, поправляет очки в ядовито-красной оправе и хмыкает, когда Гром укладывает Мальвину на заправленную кровать. — Как это произошло? — строго спрашивает она. — Я упал с лестницы, — Шурик смеётся, кашляет и зажимает рот ладонью. — «Чё поём, барин» — знаете? — он вымученно улыбается и стонет сквозь зубы, пока Лариса пытается повернуть его, чтобы осмотреть. — Нога попала в колесо. — Хватит арлекинствовать, — холодно произносит тётка. — И не нужно врать мне. Ботинок, подошва которого у тебя на пояснице отпечаталась, наверное, на ступеньках был, Саша? — Аккурат между четвёртой и пятой, — ржёт и кашляет Шурик. Лариса Леонидовна накрывает его одеялом и, поймав Олега за запястье, отводит к двери. — Вы Мишу видели, Олег Игоревич? — тихо спрашивает женщина, пытливо глядя в глаза, и Волк не может соврать. — Нет ещё, — честно признается он. — Как раз сейчас пойду. — А я видела, — глухо произносит Лариса. — У Вашего пациента идентичные синяки. Ну, кроме посмертных, конечно. Я ничего не вижу, Олег. Я ничего не знаю. Я молчу. Но Вы нравитесь мне, и я скажу только раз: Миша получил то, что заслужил. Саша не первый. Мне всё равно, сделали это Вы или Игорь. Если бы могла, я бы давно это сделала сама. Здесь добрая половина персонала это сделала бы. Неизвестно, когда расчистят дороги и заработает телефон. Когда приедет полиция. Вы поговорите с Фёдором Степановичем. Я думаю, вопрос с телом можно решить. Пускай он напишет заключение. Вы меня поняли? — Понял, — кивает Олег, с трудом сглатывая. — А с Мальвиной что делать? — Лечить, — пожимает плечами Лариса Леонидовна. — Сейчас сделаем снимки, возьмём кровь, сделаем пару уколов — и Саша поспит. Думаю, через несколько часов ему станет лучше. Я полагаю, костный мозг попал в кровь. Нужны, конечно, снимки, но это предварительно. Сейчас Саше может быть… — она запинается, стараясь подобрать слово. — Очень нехорошо. Он может говорить и делать странные вещи, но скоро это пройдет. Я оставляю его здесь, о результатах исследований сообщу Вам после обеда. — Хорошо, — кивает Волков, бросая взгляд на Грома около койки, поглаживающего бледного Шурика по волосам и взмокшему лбу. — Майор может остаться? — Пускай остаётся, — великодушно разрешает Лариса. — Но, если начнёт дебоширить или искать спирт — вышвырну. — Договорились, — кивает Волков, когда женщина уже направляется из палаты. — Лариса Леонидовна! — Да, Олег Игоревич, — поправляет очки она. — Спасибо Вам, — тихо выдыхает Волк. — За что? Я училась много лет назад. Я оказываю помощь, Олег, а не предоставляю услуги. Лариса уходит, цокая каблуками по мраморному полу, Олег выдыхает, бросает ещё один взгляд на Мальвину с Майором, и, прикрывая дверь, уносится к Вадику. Надо разбираться с Серым, его рукой, трупом в котельной и Фёдором Степановичем в морге. Волк торопливо спускается по ступенькам, ощущая, как развеваются полы халата, и думает, что это будет пиздецово долгий день.