Ты не один

Встретиться с Драконом до завтрака Волку так и не удаётся. Да и теперь, ковыряя клейкую овсянку ложкой, он буквально тянет резину, то и дело поглядывая в сторону двери — ни Вада, ни его Цветочка в столовой не наблюдается. Зато хмурый Гром с бледным, как смерть, Мальвиной медитируют вдвоём над кашей, негромко перебраниваясь. — Не нужно было тебе сюда тащиться! Я бы в палату принёс! — с тревогой поглядывая на искажённое гримасой боли лицо напротив, бросает Игорь. — Здесь и ложка в горло не лезет. — Да брось! Я в норме. И хватит опекать меня, Майор. Тоже мне… Папочка, — отмахивается Мальвина, успокаивающе поглаживая ноющую ногу. — Это всего лишь перелом! — Вот именно! Перелом. И если себя не беречь… — Беречь?! Смеёшься? — хмыкает Саша, окидывая взглядом мрачные подозрительные лица санитаров и сестры-хозяйки, напряжённо жующих за соседним столом. — Я не хочу сдохнуть в палате, когда у нас масса незавершённых дел. Ты же слышал? Слышал, о чём трепался Костян? — Этот мудак выглядит хуже трупа Миши. Страх вытравил в нём всё человеческое, — с шумом выдыхает Гром. — Лена его баба вроде, и то, что с ней произошло… — Она. Я думаю, она следующая, — отпивая компот из керамического стакана, обыденно, будто рассуждая о погоде, говорит Шурик. — О! Какие люди! — улыбаясь во всё лицо, громыхает Дракон, отодвигая стул рядом с Волком и жестом предлагая Цветочку присесть. — Что у вас рожи у всех, как перед расстрелом? Кстати, когда это свет дали? И кто следующая? — Свет не дали. Мы его взяли. В подвале генератор, и… — Волку не терпится всё рассказать Ваду и о Сером, и о генераторе, и о Петровиче, и о Леночке, но это по ходу. Сперва нужно наведаться в кабинет Рубинштейна. Алтан ревниво косится на Олега, но ничего не говорит и плюхается на стул рядом с Драконом. — Вы его уже нашли? — спрашивает тоном, которым интересуются о будничных мелочах, и странно, чуть злорадно усмехается, отпивая омерзительного компота из сухофруктов. — Кого? — решает уточнить Олег, переставая жевать. За столом все смолкают. — Его, — пожимает плечами мелкий, перебрасывая косу за плечо. — Кочегара. Если будете искать — он в топке. Ну, то, что от него осталось. — Откуда ты знаешь? — первым из ступора выходит Мальвина. — Они показали мне, — улыбается Цветочек совсем по-детски. — Призраки показали тебе, как они убили этого мудака? — Сашка так недоумевает, что даже не пытается это скрыть. — Нет, — Алтан смеётся, но совершенно беззвучно, одними глазами. — Призраки никого не убивают, красотка. Они не могут даже прикоснуться. Но они могут собирать негативную энергию, концентрировать и перенаправлять. Потому все думают, что тут полтергейст разбушевался. На самом деле, это здешние жители негодуют. Но напрямую вредить они не могут, глупенький. Они могут нашёптывать, подсказывать и направлять. Кочегара запихнул в топку живой человек. Кто-то из пациентов. — Тогда как мы можем быть уверены, что этот кто-то — не ты, Алташенька? — ехидничает Мальвина, прожигая его взглядом. — Призраки ведь общаются с тобой. — Как и с тобой, милая, — парирует тот, отражая улыбку, буквально сочась ядом. — Или следи за базаром, змеёныш, или я тебе ноги по второму кругу переломаю, — ядовито рычит Сашка. — Так, ребята… — осторожно начинает Волк, но ловит страшный взгляд Вадима и резко затыкается. — Шура, — укоризненно произносит Гром, качая головой. — Чё — Шура! — моментально взвивается тот. — Вот, откуда ты знаешь, что это не он?! — тычет пальцем в сторону Алтана, сверкая глазами. — Ему физическая подготовка и боевые навыки позволяют! — А тебе, можно подумать, нет! — шипит Цветочек ядовитой гадиной. — Давайте будем объективны, — пытается угомонить их Дракон. — Любой, из собравшихся за этим столом, способен на убийство. — Не с любым призраки базарят, ящерка! — рявкает холерический Мальвина. — Циклические перепады настроения? — ржёт Алтан, фыркая и изгибая бровь. — Я слышал, такое хорошим сексом лечится. — Извини, не все трахаются с медперсоналом, — ядовито ехидничает Сашка. — Ну, да, я трахаюсь, — усмехается Алтан, закидывая ногу на ногу и перебрасывая косы за плечи. — Но у меня есть алиби на эту ночь, недоёбаная прима кукольного театра. А у тебя есть? — Мальчики… — Волков изображает картинный фейспалм. — У меня есть! — рявкает Мальвина. — Вот моя подписка! — хватает он за руку Игоря, переплетая пальцы. — А вот — моя, — Серёжа улыбается, склоняется и обнимает Олега со спины. — И, если мы разобрались с подозрениями, то теперь возникает закономерный и вполне логичный вопрос: кто четвёртый медиум? — Серёжа! — аж расцветает Алтан. — Пироманы пожаловали, — улыбается Сашка. — Ты как из палаты сдристнул, Серый? — Волков тоже улыбается, запрокидывая голову. — Персонал в панике, — пожимает плечами Разумовский, плюхаясь на стул рядом. — А мои демоны меня берегут, Лежа… — Тебя — да! А, вот, беречь Петровича и остальных твои демоны не подписывались, Серый, — усмехается Мальвина, подаваясь вперёд и сжимая пальцы Игоря крепче. — Или у них тоже… алиби?! — Заткни своей кукле рот! — мягко улыбается Серёжа и закашливается, глядя на Грома. — Если мои пироманы пожалуют, тут всем места мало станет. — Ну, хватит, пацаны, — наконец, встревает Дракон. — Мы разворошили змеиное кубло, и кто-то либо активно заметает следы, либо… У нас есть помощник. В первом случае, нам нужно торопиться — если вы заметили, снег тает, и Рубик может появиться уже к обеду. — А во втором? — перебивает Цветочек, утягивая с тарелки Вадима кусочек печёного яблока, и вскидывает на Олега торжествующий взгляд, всем своим видом демонстрируя, что теперь это его привилегия. Тот по-доброму усмехается, накрывает ладонь Серёжи своей, и отвечает, опережая Дракона. — А во втором случае, эти двое ещё проявят себя, но было бы неплохо действовать на опережение. Это опасно. Для них. Ребята зашли слишком далеко. — Они? Ты думаешь, неуловимых мстителей двое? — напрягается Сергей, внимательно всматриваясь в лица пациентов за соседними столами, и будто видит их всех по-новому. — Думаешь, среди них есть те, кто способен?.. — А ты сомневаешься, что они способны, Рыжик? — усмехается Мальвина, устраиваясь зачем-то так, чтобы вжаться лопаткой в плечо Грома; стул скрежещет металлическими ножками по кафелю. — Ты находишься в помещении, набитом психами всех мастей, и никто не сможет ответить тебе, кто из них адекватнее — персонал или пациенты. Я склоняюсь ко мнению, что пациенты нормальнее многих будут. Ненормальные здесь как раз врачи, Веснушка. — Сань, никто тебе не скажет, что есть норма, — тяжело выдыхает Игорь, накрывая его подрагивающие пальцы на краю столешницы своей ладонью. — Видеть кровавых детишек и горящих кочегаров — это далеко от нормы, Игорёш, — усмехается Сашка. — Не норма — патологическое манипулирование и враньё. Не норма — вскрывать шлюх на тёмных улицах, а потом рассказывать, что это сделала твоя вторая, пятая или десятая личность. Не норма — когда не затыкается эфир, и ты слышишь, слышишь мертвых, живых, небеса и пекло — это нихуя не норма. Когда за тобой бегает стадо демонов — не норма. Когда ты не хочешь признать, что всю твою семью вырезали, когда прячешься за амнезией и ПТСР — это не норма. — Я ему сейчас въебу! — воинственно подскакивает Алтан, а косички у него встают дыбом. — Цветочек, сядь, — Вадик вовремя перехватывает его и усаживает, пока за общим гулом никто не обратил внимания на их столик. — Я тебе патлы повыдергаю, кукла, — шипит Дагбаев, сверкая вишнёвыми глазами. — Марионетка сломанная. Ты знаешь, какое будущее у сломанных игрушек, Мальвина? Только помойка. — А ты знаешь, какое будущее у зарвавшихся высокомерных щенков, золотой мальчик? — гадко, предвкушающе улыбается Сашка. — Я сдохну скоро — терять мне уже нечего. Но напоследок научу тебя, сучёныш, базар фильтровать, если не научила жизнь за девятнадцать лет. Удобно прятаться за широкой спиной Дракона, который всегда прикроет, который сдохнет за тебя, не задумываясь? А сам ты способен на что-то? Без Вадима. Способен? Если был бы, не оказался бы здесь, не прятался бы за амнезией, а семья твоя была бы жива. Ты ни на что неспособен, мальчик. Ты, по сути, ещё ребенок. Ты не можешь даже мужества в себе найти на то, чтобы принять объективную действительность и смириться с тем, чего ты не в силах изменить. Выползай из раковины, Алтан. Нет смысла бежать от жизни и прятаться за толстыми стенами психушки. Я понимаю, что так спокойнее, детка. Но жизнь догонит. Жизнь отомстит. Найди в себе смелость жить ею сейчас, перестань бежать. Победить свой страх можно лишь заглянув ему в глаза. Люди смертны, мелкий. Дракон не всегда будет рядом. Может, пора повзрослеть, Цветочек? Может, пора хотя бы для себя разобраться, чего ты стоишь? Однажды Вадима не станет. Ты останешься один. Будешь это отрицать тогда? Шипеть? Ершиться? От твоего шипения действительность не изменится, Золотце. Может, пора снять корону, маленький принц, и научиться смотреть на жизнь по-взрослому, принимая хотя бы то, чего ты уже не можешь изменить? Или нет? Капризная инфантильность — она, конечно, поинтереснее будет… — Заткни свою подстилку с поствоенным синдромом, или это сделаю я — и уже навсегда, — шипит Алтан в сторону Игоря, сжимая кулаки, и, поворачивая голову, пытается испепелить Сашку гневным взглядом. — Сам подстилка, щенок! — вскакивает Мальвина, гремя посудой и морщась от прострелившей стопу боли. — Псих подорванный! — парирует Алтан, едва сдерживая себя, чтобы не ухватить Шурку под локоть, понимая, насколько тому больно. — Сам псих! — всё ещё огрызается Мальвина, но затихает под охуевшими взглядами Серёжи и Олега, снова опускаясь на стул, и расслабленно выдыхает, чувствуя руку Игоря, обнимающего со спины. — Всё? Выплеснули свой яд, мальчики? — спокойно интересуется Дракон, промокая уголки рта салфеткой. — Мир? — Мир, — нехотя выдыхает Алтан, отводя взгляд. — И это. Я во многом согласен. Я. Не справился. — А я погорячился, — хмуро бросает Мальвина. — Забирай яблоко, малыш. Мне не хочется. — И заберу! — снова ершится Цветочек, но в глазах Дракона пляшут смешинки, и продолжать нелепую перебранку становится как-то стыдно. И правда, щенок… — Ну вот и хорошо. Раз боевые действия в тылу отменяются, поговорим насчёт того, что происходит на передовой, — улыбается Дракон. — Времени в обрез. — Нам нужен Прокопенко, — постукивая костяшками пальцев по столу, резюмирует Гром. — Кто о чём, а Игорь о Прокопенко, — морщится Мальвина. — Снега по колено, персонал дохнет, призраки кошмарят… — Саня, — Гром пугающе как-то, совершенно ненормально улыбается, сжимая его колено. — Саня, добром прошу: заткнись — или я тебя поцелую. Прямо здесь. Сашка фыркает и вытягивается на стуле, насупившись. — Снег тает, нам надо попасть в кабинет Рубинштейна, пока тот не припёрся в больницу, — напоминает Серёжа. — Мне нужен его компьютер. Если там что-то было или есть, оно нам понадобится, чтобы этого мерзкого хряка посадить. Я займусь техникой, а вы отправляйтесь в город. Свяжитесь с кем надо, сообщите всё необходимое. Учитывая, что здесь творится, меры нужно принимать как можно скорее. — Меня никто не выпустит, — с неподдельной тоской произносит Игорь. — А я со своими поговорить хочу! — А я желейных конфет хочу, — делает шреко-кошачью рожу Серёжа. — Всё, что захочешь, родной, — улыбается Олег, поглаживая его по голове. — Ещё что-то? — А я — моти с малиной! — подключается Алтан. — А я киви хочу, — вклинивается Сашка. — Так я в город не еду, Шур, — вроде оправдывается Гром. — Я привезу, — обещает Олег. — И червей желейных, и киви. А ты останешься здесь за старшего. — Будешь нянькой, Игорёш, чтоб мы не поубивали друг друга, — ржёт Шурик, притягивая Алтана к себе и обнимая за плечи. — Что такое моти? — изгибает брови Дракон и тянет Цветочка на себя. Шурик фыркает, но молчит и отпускает. — Это пироженка из рисовой муки с начинкой. Олег с Драконом переглядываются. — Может, «Школьное» в этой сраке мира есть? — предполагает Дракон, обращаясь к Волку. — Может, «Домино», — пожимает плечами тот. — Или «Пражское». В любом случае, что-то привезём. — Ну хотя бы рахат-лукум, Вадь? — тянет Цветочек и так трепетно льнёт к груди Дракона, отираясь щекой о щёку, что тот буквально урчит котом, послушно кивая и оглаживая острую коленку мелкого. — Будет тебе сладенькое, Золотко. — Эй, ну не здесь же! — усмехается Мальвина, с грохотом поднимаясь из-за стола. — Я на перевязку. Решите, когда выдвигаемся. Серый вроде и понимает, что пора отлипнуть от Волкова, но руки сами — весь он — тянется к Олегу, стараясь урвать больше касаний, больше тепла, впитать всё, чего был лишён так невыносимо долго. До обхода остаётся полчаса, все чинно расходятся из столовой, и только Серый, кусая губу, сверкает глазами в сторону Олега. Волк не ведётся, обсуждает с Вадиком, на чьей машине лучше ехать. По-братски треснув Олега по плечу, Дракон посмеивается, замечая замешательство Серёги и, лукаво подмигнув Волкову, уходит. Серёжа медлит ещё пару минут, теребя несчастную губу и о чём-то напряжённо думая, но как только Олег встаёт, подрывается следом, не отпуская Волка от себя ни на шаг. А поравнявшись с подсобкой, вжимает в приоткрытую дверь, не обращая внимания ни на громыхание вёдер, ни на рухнувшую швабру, ни на темень вокруг, лишь бы Олег рядом — под целующими губами, под жадно шарящами ладонями. Лишь бы ближе. Швабры с грохотом падают, в спину упирается какая-то полка, веник давит в поясницу, висок щекочет половая тряпка. Серый буквально напрыгивает, повисая на Олеге, как детёныш коалы, оплетает руками и ногами, тычется губами куда придется. Что-то шлёпается, трескает и дико воняет лимоном. Волк смеётся, прижимая Серёгу к груди, пытается отвечать, но поцелуи получаются смазанными и ни разу не в губы. — Серёжа, — смеётся Волков, — ну, нашёл место и время. Двадцать минут до обхода. — А если быстро? — Серый замирает и вытягивается в его руках. — Ты серьёзно? — хмыкает Волк. — А если очень быстро? — судя по голосу, Серёга улыбается. — Мы разнесём подсобку, перепугаем санитаров и переполошим пациентов, — пытается вразумить его Олег. — Ну, дай хоть за жопу подержать! — капризно требует Серый. — Рука левая где? — Волков абсолютно спокойно интересуется, ощущая давление ладони на ширинку. — Обход, Серёжа. — Нууу, — тянет тот недовольно. — Ты как её вообще туда протиснул?.. — вроде недоумевает Олег. — Мотивация! — торжествует тот. Из подсобки они вываливаются почти вовремя. Оба взъерошенные и пропахшие моющим для полов. Волк застёгивает халат, поправляет очки и идёт искать Вадика. А раскрасневшийся Серый улыбается, прикусывает губу и довольно потирает руки. — Где свадьбу сыграем, Птенчик? — отражая его улыбку, воркует Птица, выплывая из-за спины. — Олежа в белом! — из тёмного угла выходит Балор. — Он не согласится, — качает головой Серый. — Значит, в белом ты, а он в чёрном, — подмигивает Тряпка из отражения в кафеле на стене. — Видишь, даже он не сомневается! — кивает в сторону того Птица. — Сожжём богадельню к хуям и сыграем свадьбу! — В Швейцарии! — вклинивается Морок, обнимая щупальцами пернатого. — Возле водопада! Олег оценит. — Ой, идите на хер оба! — морщится Серёжа. — И Тряпку с собой забирайте. Мы друзья! — Интересная форма дружбы, птенчик, — хмыкает демон, пуша перья. — Хорош, — решительно заявляет Серый. — Идём Игоря с Сашкой и Алташей искать. У нас много работы! Надо обсудить! После обхода Волк вырывается из палаты Разумовского помятым и раскрасневшимся в более чем приподнятом настроении, напоследок грозясь перевести Серого в палату к Цветочку, иначе на работе можно ставить жирный крест. Но Серёга загадочно улыбается, провожая доктора влюблённым взглядом, чувствуя, как тот довольно лыбится, захлопывая за собой дверь. Это так ново, и так! Так кайфово, что хочется летать! Хочется! Столько всего хочется, но, прежде всего, нужно выбраться из этой лечебницы. А значит, нужно идти. Нужно закончить. В палате Мальвины все уже в сборе. Шурик с Цветочком беззлобно переругиваются, Гром косится в их сторону, порываясь встрять, когда градус повышается, но те вдруг обнимаются, и Игорь растерянно жуёт губу, начиная сомневаться, что справится. Лучше на дело! Но чтобы нянькой к трём неуравновешенным холерикам… К этому его жизнь не готовила! И Игорь решает действовать через Сашку — тот хоть и ершится ежом, но всё-таки свой, хоть и выворачивается из рук, когда Гром подталкивает его к двери первым, но позволяет пальцам задержаться в шершавой ладони. Майор сглатывает непривычный колючий ком в горле, и берёт командование на себя: — Идём без шума через закрытое крыло, чтобы лишний раз не отсвечивать. Ключ? Дракон сказал, что у тебя, Цветочек, с этим проблем не будет… — Как интересно! — тут же ехидно вворачивает Мальвина, и только собирается добавить пару колкостей, как Игорь предупреждающе сжимает его ладонь: не стоит. Алтан гордо вздёргивает подбородок и молча отодвигает Шурку, занимая его место. — Какого чёрта, мелкий? — шипит Мальвина, но тут уже встревает Серый, переключая внимание всех: — У нас всего пара часов. Второго шанса может не быть. А хуями будете мериться потом, когда освободимся. От всего этого. По пустым больничным коридорам гуляет сквозняк. Сыро и промозгло. Где-то гулко капает вода, разбиваясь о кафельный пол. Алтан вздрагивает и ёжится. Серый берёт его за руку. Полиэтилен шуршит на ветру. Ошмётки пленки трепещут на окне. Игорю не нравится эта часть здания, но он молчит. Мальвина улыбается, крепче сжимая его пальцы. Где-то недалеко кто-то приглушённо смеётся. Скрипят колеса инвалидной коляски. По коридору разносятся отзвуки старого фокстрота. Постукивая каблуками по растрескавшемуся кафелю пола, сквозь Игоря проходит медсестра с планшеткой, шурша старой формой. Игорь будто на секунду в жидкий азот ныряет, начиная оседать. Ноги подкашиваются, но Сашка обнимает его, удерживая и провожая недовольным взглядом девушку. — Дыши, Игорёш, — шепчет он, поглаживая его по затылку. — Это что за херня? — Игоря трясёт; щетина покрывается инеем. — Сашка? — Дыши, — подмигивает Птица, выпорхнув из тёмного угла. — Они не причинят тебе вреда. — Да, — кивает Тряпка, выходя из другого. — Просто грани здесь стираются. — Пойдёмте, — решительно бросает Серёжа, направляясь вперёд. — Нельзя терять ни минуты. — Зинаида Михайловна! — мимо проносится совсем мальчишка в старой военной форме. — Зинаида Михайловна, подождите! Алтан отпускает руку Серого и оглядывается на Игоря. — Не бойся, — говорит, обращаясь к нему. — Ты не сошел с ума. Просто есть в мире то, что не поддаётся логике. Ты можешь не верить в это, не признавать, но оно рядом. Просто в своём времени. — Это было за пару часов до налёта, — кивает Сашка, помогая Грому выровняться. — Они застряли в том дне. — Дымом пахнет! — радостно замечает Птица, распушив перья и озираясь. — Больница будет гореть, — подтверждает Мальвина. — Ничего не пугайся, — обращается он к Игорю, обнимая его лицо ладонями и заглядывая в глаза. — Я никому не позволю причинить тебе вред. Ты в безопасности. Только не отходи от меня. — Огонь! — счастливо орёт Птица, потирая когтистые лапы, сверкая глазами — и через секунду пламя пробивается меж стыками кафеля. — Пожар, родненькие! — пернатый непомерно счастлив, и Серёга хватает его за руку, увлекая за собой. — Быстрее! Нам нельзя здесь оставаться! Едкий дым застилает глаза, клубится в углах коридора и сочится из щелей. Где-то снаружи слышится стрельба, звон стёкол и треск пожираемого пламенем дерева. — Надо торопиться! — рявкает Серёжа и резко затыкается, тормозя. Решетчатой двери, ведущей на второй этаж, нет. Вообще никакой двери нет. Он начинает лихорадочно сдирать полосатые золотисто-бело-зелёные обои, но под ними стена. Алтан тоже рвёт клочки, но двери нет. Её просто нет. Кто-то визжит и стреляет, кто-то орёт на немецком, лопаются стёкла, пламя ползёт по карнизам. — Довольно! — гаркает Балор, тьма сгущается, и из неё вышагивает бес. Хлопает в ладоши, накрывая странным прозрачным куполом их всех, отгораживая от части коридора. Оболочка мерцает тускло-зелёным, по поверхности идёт рябь. Купол покрывается инеем, но ни дым, ни огонь внутрь не проникают. — Довольно! — Разумовский делает шаг вперёд; голос его перекрывает треск, звон и гомон. — Прекратите! Я не боюсь! Я пришёл помочь! — Птенчик, может, я разберусь? — Птица пытается обнять его крыльями, но Серый выворачивается. — Нет, — чеканит Сергей. — Он прав, — кивает Алтан, делает шаг вперёд и берёт Серёжу за руку. — Это наш бой! Под куполом поднимается ветер. Оболочка постепенно трескается под языками пламени, черный едкий дым клубится и лезет в щели. — Я долго не удержу! — орёт дрожащий, согнутый пополам Балор. Пернатый подскакивает, придерживает его, что-то рокочет… — И не надо, — Мальвина тоже делает шаг вперёд и берёт Разумовского за вторую руку; от ветра под куполом развеваются волосы и в воздух взмывает сухая листва. — Мы пришли помочь! Если вы не отпустите нас сейчас, останетесь здесь навсегда! Дайте пройти! Оболочка трескается, жаром опаляет лицо, искры слепят во все стороны, осколок оконного стекла оставляет на щеке Серого порез, но через секунду всё исчезает, а за спиной тихо щёлкает замок на решётчатой двери. Балор повисает в объятиях Птицы тряпичной куклой, и демон сразу же подхватывает его на руки, прижимая к груди. Парни размыкают руки и Серый победно улыбается. — Идём! — командует он. — Путь к кабинету Рубика свободен!