Прекрасные принцы Валинора

      В долгожданный и торжественный день конкурса в гримерке концертного зала Лориэна, отведенной Первому дому, царила рабочая атмосфера. Кано закончил всех гримировать и ожесточенно чистил костюм Курво прямо на владельце, художественно проклиная темный бархат и того, кто выбрал его себе для наряда. Нельо расчесывал Курво волосы, готовясь делать укладку. Бесхозный Турко изучал пришпиленную к двери гримерки программу конкурса.       — Интересно, наши судьи хотя бы умеют считать до девяти? Про чтение я даже не спрашиваю.       — Турко, начинай расчесывать свою гриву, скоро я перейду к тебе, — ответил Нельо.       — Ага, сейчас… — Турко стянул с гримировального столика самый тонкий карандаш и приготовился подписывать обидные прозвища к именам соперников.       — Кано, скажи мне как поэт поэту, «тараканы» — это хорошая рифма для «Турукано»?       — Нет, рифма нестрогая, хотя свое очарование в ней есть, — рассеянно отозвался Кано, но потом поднял глаза на брата и закричал:       — Что?! Положи на место немедленно!       — Ну и пожалуйста… — Турко вернул карандаш и все-таки взялся за свой гребень. — Зачем вообще понадобилась программка к такому маленькому конкурсу?       Курво, покосившись на листок, заметил:       — Мы, Первый дом, идем третьей тройкой, и по порядку от младшего к старшему, я – Турко — Нельо. Где логика?       — Эта программа — плод сложных, кровопролитных переговоров между Артанис и Финдис, — пояснил Нельо. — Логика пала в этой баталии задолго до того, как был достигнут компромисс. Это стало нам известно из надежных источников.       — …А вот и сам надежный источник пожаловал, — буркнул Курво, когда дверь в их гримерку открылась.       — И ты здравствуй, Курво! Всегда рад тебя видеть. А сегодня особенно — ты выглядишь великолепно, — дружелюбно ответил вошедший Артафиндэ. Курво промолчал. Он всегда слышал в неизменной доброжелательности старшего кузена двойное дно.       Сам Артафиндэ пока был в небрежно запахнутом коротком шелковом халате — впрочем, таком красивом и расшитом такими умопомрачительными цветами, что выходить на сцену можно было бы и в нем. Турко оглядел наряд кузена с завистью.       Поприветствовав всех, Финдэ перешел к делу.       — Кано, у тебя лишней банки белил не найдется? Ангарато нашу нечаянно раздавил. Они с Айканаро чуть ли не впервые за кулисами со времен детских утренников, волнуются, — чуть виновато улыбнулся Артафиндэ.       — А я уже волнуюсь за театр — не обрушат ли его наши железнорукие и чугонноногие братья? — пробормотал Кано, погружаясь в глубины своего гримерного чемоданчика.       — А что же просить белила не пришла сама сиятельная Артанис, ваш куратор и гример? — спросил Курво не без яда. — Я считаю…       Но закончить ему не дал Кано, извлекший из нижних ярусов своего бездонного початую банку белил:       — Цыц! Финдэ, держи. Тут должно вам хватить.       — Моя вечная признательность с вами, братья, — светло улыбнулся Артафиндэ.       — О, а нельзя ли вечную признательность сразу обменять у тебя на воду? — ухватился за возможность Кано. — Воду для питья. Я привык брать запас на себя да жену, и не рассчитал, сколько пьют эти лоша… эти могучие мужи.       — Конечно! Я пришлю сейчас, — и Артафиндэ ушел, не переставая благожелательно улыбаться. Но не успел Кано ответить на возмущенные вопросы, кто этот тут пьет как лошадь, как приключилась новая напасть. За кулисами слышался голос Феанаро. Недовольный голос Феанаро. Кано подхватился, оставив недочищенную и недочесанную гримерку на Нельо.       Феанаро нашелся рядом с Финдис. Он требовал объяснить, почему сыновья Первого дома должны выходить третьими по очереди. Финдис вяло отмахивалась, ссылаясь на утвержденный порядок.       — Я его не утверждал! — говорил Феанаро таким тоном, что листок с программой должен был вот-вот воспламениться.       Кано вцепился отцу в рукав, вежливо оттаскивая его от сестры.       — Отец, пожалуйста, на два слова! Тетушка Финдис, прошу нас извинить!       — Что такое, Кано? — осведомился Феанаро.       Кано прошептал виновато:       — Прости, что не предупредил тебя! Чтобы утвердить эту программу, потребовалось немало усилий. Так нужно!       — Так нужно? Объяснись, сын! — Феанаро тоже соизволил немного сбавить голос, хотя это не слишком помогло в тесноте закулисья.       — Самый сильный номер в концерте всегда ставят последним. Чтобы слушатель лучше всего запомнил его и с этим впечатлением ушел. Это закон сцены, и сейчас он работает на нас.       Феанаро все еще смотрел с сомнением, и Кано добавил:       — Второй по силе номер ставят первым в программе. Для верного настроя слушателя. А вот все, что между, — Кано слегка поморщился, — может быть любого качества. Оно все равно не запоминается.       — Хорошо, — довольно улыбнулся Феанаро. — Ты умница, Кано. Собери нашу троицу в гримерке через четверть часа. Я подойду к вам.       С этим Феанаро удалился. Кано облегченно выдохнул. Вынырнувший откуда-то сбоку Финьо легонько ткнул его под ребра.       — «Любого качества», да? – со смешком переспросил он.       Кано сделал страшные глаза.       — Ты что, хочешь скандал на два часа о порядке выступлений? Скажи спасибо, что это сработало!       — Ну спасибо! — рассмеялся Финдекано.       — Кстати, об отцах. Финьо, а вас кто гримирует? Нолофинвэ же в зале?       — Да я сам. Вспомнил концертное прошлое.       — А тебя кто?       — Зеркало уже давно изобрели!       — Приходи к нам, я помогу.       — Да ну. Но, слушай, если ты можешь помочь — пойди глянь на моего Турьо. Я его уже намазал. Может, подскажешь, что поправить. Он, все-таки, наша главная ставка.       Кано не стал чиниться, прошел с Финьо в гримерку Второго дома и полюбовался на высокомерно игнорировавшего его Турукано. Загримирован он был хорошо, и Кано ограничился советом посадить мушку ему на щеку, за что был вытолкан из гримерки ржущим Финьо.       Вернувшись к своим, Кано обнаружил, что Нельо закончил с Курво и завязывал последнюю косичку Турко. На столе стоял новый кувшин с водой. Куруфин, машинально надевая свои украшения, смотрел на него, как на ядовитую змею. Поспешно принявшись наводить на Турко последний лоск, Кано сказал:       — Сейчас отец придет, будет вас мотивировать… Это Финдэ принес?       — Если бы Финдэ! Это сама Нэрвен почтила нас визитом, — возмущенно ответил Курво.       — Да ты же сам Финдэ намекал, как ты хочешь, чтобы она зашла, — смеялся Турко.       — И она поблагодарила за белила, — заметил Нельо.       — Если это высокомерное «спасибо» можно назвать благодарностью!.. Нет, я это пить не буду, — с мрачной решимостью сказал Курво. — Мало ли что там намешано.       — Параноик, — вздохнул Нельо и налил воды из третьедомского кувшина в свой стакан.       — Доверчивый самоубийца!       Нельо подмигнул и выпил воду. Курво схватился за сердце.       Но дальнейший спор о доверии и экстренная помощь отравленному были прерваны появлением Феанаро.       Отец трех красавцев и их помощника зашел в гримерку Первого дома и закрыл за собой дверь. На узкий столик перед зеркалом он поставил большую деревянную шкатулку.       — Все готовы?       — Да, — ответил Кано, откусывая нитку, которой прихватывал замявшийся в дороге воротник рубашки Турко, — все готовы. Мы выиграем для тебя этот конкурс, отец.       — Я не сомневаюсь в вас. Вы — лучшие из сыновей эльдар. Но судьи, перед которыми вы сейчас предстанете… Они к эльдар непривычны. Они могут быть сбиты с толку незнакомыми костюмами, прическами и прочей мишурой. Вы понимаете?       — Пока не совсем, — осторожно ответил Нельо.       — Я принес вам то, что не оставит у них сомнений. То, что высветит вашу красоту, как ничто иное.       С этими словами Феанаро открыл свою шкатулку, показывая то, над чем трудился последнюю неделю. Невыразимо прекрасный свет озарил тесную комнатку, разом сделав тусклой яркую гримерскую подсветку. В ларце лежали три новых венца, медный, серебряный и золотой. В каждом из них сиял сильмарилл.       Сыновья пораженно молчали. Феанаро улыбался.       — Мне ничего не жалко для вас, дети.       Нельо хрипло, без всякой радости, произнес:       — Мы выиграем и так, отец! Без…       — Конечно, мы наденем эти венцы! — перебил его Курво. — Это огромная честь для нас, отец!       Кано поспешил вставить:       — Но не слишком ли это возвышенные и драгоценные творения, чтобы использовать их в таком шуточном конкурсе?..       — А кто сказал, что этот конкурс — шуточный? — недоуменно спросил Феанаро. Кано не нашелся с ответом.       Сыновья поднялись, и Феанаро надел венцы на их головы. Свет немедленно заиграл в медно-красных, бледно-золотых и блестящих черных волосах. Озаренные лица братьев преобразились: будто с них смыло все сиюминутное и вздорное, и высветилась без всяких помех их изначальная внутренняя красота.       — Теперь никто не усомнится в вас, — удовлетворенно сказал отец, поцеловал каждого из троих в лоб и вышел из гримерки.       Тяжелое молчание повисло после его ухода.       — Вот это мы попались, — проронил наконец Нельо.       — А что не так? — спросил Курво с вызовом. — Ограничения на украшения в правилах не оговорены! Делайте свои сильмариллы и украшайте ими своих сыновей сколько угодно!       — Турко, хоть ты ему объясни, — вздохнул Кано.       — Это как явиться на соревнования по бегу — конным. Потому что в правилах забыли написать, что верхом нельзя.       Курво зло повторил:       — Еще раз: это проблема тех, кто составлял правила.       — Да, — подтвердил Кано. — А наша проблема в том, что нам дальше со всеми этими эльдар жить. И желательно без взаимных травм. Хотя надежды на это уже мало.       — Чистоплюи, — фыркнул Курво.       Нельо мрачно подвел итог спору:       — Выбора у нас в любом случае нет. Если снимем их — обидим отца смертельно. Но Нолофинвэ со своими этого не забудут никогда.       — Нолофинвэ может…       Но гневную тираду Курво прервала резко открывшаяся дверь гримерки. На пороге стоял дед Финвэ.       Нет, король Финвэ.       Он строго и молча оглядел внуков, прошел к зеркалу и открыл оставленный Феанаро ларец.       — Прошу, — сухо сказал он.       Нельо первым снял свой венец и положил в шкатулку.       — Спасибо, — добавил он тихо.       Тьелко и Курво вернули свои венцы следом, Курво не удержался от вздоха.       Финвэ закрыл шкатулку с сильмариллами, и в гримерке сразу стало темно.       — Благодарю. Я сам отнесу это Феанаро, — сказал он и ушел, забрав с собой бесценные украшения.       После ухода короля настроение в гримерке стало еще хуже.       — Он очень сердит. Ох, плохо кончится этот конкурс, — с тоской протянул Турко. Нельо молча кивнул. Курво мрачно смотрелся в зеркало — с сильмариллом на челе он нравился себе больше.       Кано понял, что с подавленным настроением нужно срочно что-то делать. Он встал и хлопнул в ладоши.       — А ну, поднимайтесь, красавцы! Вы не куры на насесте, чтобы сидеть тут до ночи! Пошевеливайте окорочками, лентяи!       Братья нехотя встали.       — Что приуныли? Вы не в трагедии играть собрались! Это всего-навсего клятый конкурс красоты! По крайней мере, до тех пор, пока никто не умер. Так что носы вверх, плечи назад, лопатки вниз!       Братья наконец стали улыбаться.       — Уже лучше! А теперь давайте за мной: Аааа!.. Не слышу вас! Аааааа!..       Разномастная троица присоединилась к воплю, посмеиваясь.       — Еще раз! Вы же не девочки-ромашки, вы сыновья Феанаро! Это должно быть грозное «Аааа!» Итак: Аааа!..       Братья честно добавили басов. Это уже звучало гораздо лучше. И Кано выдал финальный аккорд:       — Ааааааащетинились!!!       — Ааааааащетинились!!! — завопили феанарионы во всю мощь, и четыре кулака встретились над полом гримерки.       Многострадальная дверь робко приоткрылась.       — Что у вас тут творится? — в щель с любопытством заглянул Артафиндэ.       — Все в порядке, — невозмутимо ответил Кано. — Я настраиваю братьев перед выступлением.       — А. Мы думали, бешеный медведь забрел. Ну, не буду мешать. Но Финдис просила передать, что уже пора собираться за кулисами. Она сама не решилась сюда подойти.       Канафинве скомандовал:       — Отлично. Первый дом, вперед!