Трое в Ангбанде, не считая собаки

      Утро это было полно суеты, какая обычно предшествует отходу отряда — заседлать лошадей, проверить тюки, все ли собрали, в последний момент выкинуть половину и обнаружить, что забыли огниво, послать за ним и понять, что и теплый плащ тоже остался в кладовой… Финрод медленно, стараясь не мешать, шагал по обочине улицы. Собственная котомка оттягивала плечи. Он не спал всю ночь, мучаясь выбором. Он должен был поехать, должен был выполнить обещание — но на кого оставить город? Ородрет? Хватит ли ему сил удержать нолдор, взволнованных и встревоженных вчерашними словами? Лазутчики Моринготто подходят все ближе. Долг короля и долг клятвы разрывали Финрода на части, но к утру он принял решение. И более всего странно было, что с ним не согласились.       — Оставайся, мой король, — Берен качнул головой, — если мы все, Эру упаси, сгинем, кто расскажет об этом? А если… Когда вернёмся, мне твоя помощь будет ой как полезна. Да хоть пригласить куда-нибудь в тихий угол к вам. Не всё ж правда пробираться в чужой дом, как гадюка в баню.       — Он прав, — неохотно признал Келегорм, оторвавшийся от перепаковки сумок, — если…       — Когда.       — Когда мы вернёмся, — продолжил Келегорм, неприязненно на смертного покосившись, — это будет только начало. Если…       — Когда.       — Когда мы добудем Камень, хотя бы один, это будет только начало. Враг придёт в ярость. Будет война и нам понадобятся все силы, которые мы сможем собрать. Люди. Эльдар. Наугрим. И эльдар Нарготронда тоже…       — Ты опять пугать собрался? — оборвал его Берен. Если смертный и знал, кто такие сыновья Феанора и Первый Дом, то почтения к ним питал не больше, чем к привратникам. Хотя с привратниками он был хотя бы вежлив, — Будь что будет, когда вернёмся.       Финрод только кашлянул и мельком посочувствовал всем прочим. Это будет не самое простое путешествие.       — Позвольте тогда проводить вас до края моих владений, — предложил он, — и убедиться, что никто не задержит.       — Договорились, — согласился быстро Келегорм. Берен просто кивнул и забрал у подошедшего стражника те самые плащи, которые едва не забыли, с короткой благодарностью. Тот, совсем молодой синда, смутился:       — Я… Прости, Берен, что я тебя обвинил, был груб и вел себя как с лазутчиком. Я не знал о… Обо всем.       — Забыто, — смертный только рукой махнул, — служба такая, все верно сделал. Синда улыбнулся и поспешил прочь, к лошадям. Берен проводил его взглядом и без веселья проговорил:       — И здесь мира нет, если совсем шкет в страже ходит.       А на другом конце площади Куруфин прощался с сыном. Келебримбор давно не был, как сказал бы Берен, шкетом, и давно жил своим умом и своим домом, но сейчас опять чувствовал себя юнцом, едва перешагнувшим столетний рубеж. Ныло, предрекая беду, сердце, и хотелось схватить отца за руку и попросить остаться. И без того эта злая земля успела многих отобрать.       — Зачем ты уходишь? — заговорил наконец Келебримбор, глядя куда-то отцу за плечо, — Это действительно так нужно?       — Я поклялся. Дважды, — Куруфин сжал кулак, — я поклялся своему отцу, что верну Камни. Я обещал этому смертному, что помогу ему. Я не могу бросить слова на ветер. Это долг — долг нашей семьи бороться за то, что у нас украли, отомстить за отца, за короля Финве! А много ли хорошего ты от той Клятвы       видел, подумал Келебримбор. Клятва разлучила нас с матерью, клятва убила деда. Клятва теперь хочет забрать и тебя. Но вслух сказал:       — Я понимаю, отец. Но мне страшно. Аэгнор и Ангрод уже мертвы, Феанор даже посмотреть не успел, как здесь солнце встает, мы едва выжили — помнишь, ты сам из меня стрелу доставал? А теперь, ещё могилы не заросли, снова уходишь.       На словах о стреле Куруфин вздрогнул — и он тоже не забыл явно Браголлах, ставший кошмаром наяву, и раны сына, и смерти пусть и полукровной, но все равно родни. И все же стоял на своем:       — Я понимаю твой страх, я знаю, как это опасно, и поэтому не зову тебя — я не могу снова за тебя бояться, я еще тот страх не пережил. Но иначе — нельзя.       — Тогда я об одном прошу, — Келебримбор шагнул к отцу, обнял крепко, со всей молодой силы, — не дай Клятве быть твоим государем. Помни — кроме нее, ещё много всего есть. И… Постарайся вернуться?