Dark day or light night

Дул прохладный ветер. Осень сменилась с тёплой и солнечной на холодную и грустную, даже меланхоличную пору, что радовала глаз лишь любителя мрачной и дождливой атмосферы. В такую погоду следует одеваться потеплее, ибо можно легко подхватить простуду и слечь, в хорошем случае, всего на пару дней. Как и было сказано, мужчина заехал за сыном в назначенное время. Выйдя на улицу, Дазай открыл дверь довольно дорогой машины, садясь внутрь. — Дазай! — слегка вскрикнул радостным тоном ребёнок, которого все звали Кью. Он ждал встречи с братом, чего не скажешь про Осаму, — А мы едем в парк аттракционов! Вместе с папой и… и тобой! Мы будем кататься на горках и кушать сладкую вату! Осаму, ты рад? Конечно рад! Но... Почему ты такой хмурый? Дазай не отвечал. Он не хотел отвечать ему, как и его отец. Они молча направлялись в пункт назначения и лишь мальчишка иногда заговаривал к обоим взрослым, желая получить хотя бы немного внимания. Бедный ребёнок, желающий быть любимым и счастливым, не понимающий почему к нему относятся словно к чужому. Дазай считал Кью лишь проблемой своего отца, не более. Он не испытывал к нему каких либо ненавистных или тёплых чувств. Ничего. Прибыв в парк ребёнок испытывал нечто превосходное, тёплое и родное. Ему казалось, что он наконец то получает теплоту от взрослых. Гуляя по парку развлечений обычный человек получил бы море эмоций, но не Дазай. Он видел лишь минусы этого места, находил мрак и тоску там, где никто бы её не нашёл. После катания на аттракционах, на которые мальчик потянул кареглазого, Огай, наконец-то, отошёл за едой оставив сыновей на единк друг с другом. — Дазай, — прервал уже довольно длинную между ними с шатеном паузу малыш, — Почему ты меня ненавидишь? — С чего ты взял? — удивлённо спросил у него Дазай. Он никогда не ненавидел брата, но и сказать что он ему дорог не мог. Он был равнодушен к нему но вопрос, этот ужасный вопрос звучавший из уст такого маленького ребёнка удивлял, даже слегка шокировал парня. — Ты не любишь меня. Никто не любит… Ведь правда? — мальчик задумался, — Кроме Анны. Анна меня любит. Она играет со мной, покупает мне сладости и игрушки. Она хорошая. — Анна? Твоя няня? — Это моя мама! — вскрикнул ребёнок, — Она обо мне заботиться, любит меня! Лишь она, больше никто… Никто! — Но она же не твоя мама… Ты же знаешь что... — Нет, не правда! Ты врун, врун! — перебил его Кью. На его глазах выступили бусинки слёз. Дазай видел насколько ему обидно. Парень наконец-то понял, что его брат и правда лишь ребёнок, ребёнок лишонный детства и любви из-за того, как поступили отец и мать его. — Я… Прости меня, Кью. Иди сюда… — парень обнял его, пытаясь дать ему хоть немного тепла, которого не давал никогда, — Прости меня, малыш...

***

— Кого я вижу! Федя, Федечка, Федюша, милый ты мой! Ты так и не вырос, мой хороший. Ух какой ты худенький! Мама тут напекла пирожков, держи, держи мой дорогой друг! Какой будешь: с вишней, картошкой, капустой или творогом... А впрочем бери все! Всё бери, для тебя не жаль, слышишь дорогой мой Федя? Нисколечки не жаль! Ты мне как брат, Федька! А помнишь как мы гуляли во дворе? Помнишь? Да конечно помнишь ты, не нужно мне тут врать, а как иначе! Разве мог такой как ты и вдруг забыть? Я то знаю какой ты хитрый, а Федя? * Не прошло и 10 минут от приезда Николая Гоголя, как тут же он начал по обычаю своему говорить разные, приличные и не очень, вещи. Фёдор хорошо его знал, и к речам Коли, столь быстрым и бессвязным он привык ещё в подростковом возрасте, когда они и начали плотно общаться. — Федь, а Федь… Я тут заселился в комнатку одну, по такому то адресу. Не мог бы ты меня туда проводить?* — Хорошо*, — по обыкновению своему ответил черноволосый. Всю дорогу Николай болтали обо всём на свете, а Фёдор, по сущности своей, как всегда был отличным слушателем слов его. Комната в которой поселился блондин была небольшой, со столом, кроватью, небольшим шкафом и окном на виды города. Там и просидели они весь вечер, болтали о чем угодно и употребляя пирожки с чаем. Как в детстве. Фёдор заранее договорился об отпуске до следующей субботы, так что они целую неделю могли находиться друг с дружкой. Прямо как в детстве, когда Николаю ещё не доводилось ухаживать за больной матерью, а Фёдору не нужно было учиться паралельно с работой.