На острие ножа

― Да, записку с фразой «Выходи за меня замуж и тогда я остановлю вендетту», ― Чангретта усмехнулся. ― Думаю, ты бы меня сама пристрелила. Мартиша рассмеялась. Она думала, будет ли наглостью попросить выпить еще раз ― когда джин почти рассеялся, ее сознание снова стало бунтовать против идей о свадьбе, и Мартиша прикидывала, какой вариант Лука бы предпочел: чтобы она снова немного выпила, но была спокойна, или чтобы сохранялся риск ее истерики. Обижать его не хотелось ― Чангретта ничего не сказал, однако было видно, что ситуация, где у его невесты из-за осмотра дома, где можно устроить свадебное торжество, едва ли не случается паническая атака, с которой можно справиться только с помощью двух глотков джина, была ему не по душе. Более того ― он был в ярости. Он прекрасно понимал, что Маришка не обязана радоваться, но и что она ведет себя подобным образом напрягало. Да, ситуация некрасивая, но ведь и он не первый встречный. Неужели, ничего не значит то, что было между ними раньше? В итоге, Мартиша постаралась взять себя в руки. Она облокотилась на итальянца, проводя ногтями по силуэтам татуировок на его руке. На левой у него было тату креста с тонкой цепью, которая вилась вверх по внешней стороне запястья. Она помнила ее еще с Нью-Йорка. ― Чаю, мисс? Здесь не было женщин, даже в персонале были молодые парни. Мартиша в своем красном платье и черном пальто ярко выделялась среди этой компании. Впрочем, она ожидала, что будет хуже. Она как-то не интересовалась, где делают тату в Нью-Йорке, но помнила, что ее брату Артуру это делали в максимально нелицеприятном месте ― «салон» располагался в гараже запущенного жилого дома на окраине не самого благополучного района. Она тогда еще мало что понимала в татуировках и не понимала, сколько гадости можно подхватить. Однако в Нью-Йорке все было совершенно иначе. В итальянском квартале располагался небольшой салон всего на два кабинета и администраторную стойку, чистый и даже приветливый. Там было яркое, приятное освещение и пахло лимоном с мятой. В кабинете были расположены диванчики, на которых можно было посидеть и подождать, посетителям предлагали чай, кофе. При желании приносили и виски, но это только ожидающим, от него Мартиша отказалась. Мартиша бегло улыбнулась мальчику-официанту. То, что она пришла сюда с Лукой Чангреттой, заставляло всех бегать перед ней на задних лапках. ― Черный и с двумя ложками сахара, пожалуйста. Когда ей принесли чай, на подносе была вазочка с конфетами, салфетка, маленький сливочник и еще вазочка с сахаром ― она почти пожалела, что попросила. Читая свою книгу, она могла скрыть нервозность, а вот когда взяла в руки чашечку с блюдцем, они затрещали на весь кабинет. Мастер не обратил внимание, полностью поглощенный в работу, а вот Лука повернулся. ― Говорил, надо было подождать в приемной, ― сказал он, но Мартиша упрямо качнула головой. ― Все нормально, я просто немного переживаю. Когда Лука сообщил ей, что хочет новую татуировку, Мартиша внимательно изучила этот вопрос, а потом жалела, что вообще влезла. То, насколько на самом деле это опасно, она предпочитала бы не знать ― существенная опасность заражения гепатитом далеко не единственное, что могло поджидать Луку под иглой мастера. Но, высказывая свои тревоги, Мартиша вовсе не отговаривала его ― наоборот, ей хотелось, чтобы он объяснил ей и успокоил. Кто-то из кузенов Луки уже был у этого мастера и все отзывались о нем как о профессионале своего дела. ― Да, ― он не смог сдержаться и усмехнулся. ― Да, ты считала, что работать со мной будут ржавой иглой, которая до этого сослужила службу инфицированному наркоману. ― Может, хотя бы это избавило тебя от такой говорливости, ― сварливо проговорила девушка и Лука подмигнул ей. Мастер, не отрываясь от рисунка, проговорил: ― Мы, итальянцы, верим, что изображение креста на теле спасает от бед и несчастий. Простой крест на цепи можно потерять, его могут украсть. А это под кожей, мисс. «Как ты у меня», ― одними губами прошептал Лука, глядя на нее, и Маришка улыбнулась. Они провели там почти два часа. Маришка читала, готовясь к парам в своем университете ― несмотря на их отношения и собственную занятость, Лука не позволял ей забыть про учебу. Ее братья, даже если и знали, где и с кем живет сестра, ничего не говорили. С итальянцами, включая оставшихся в Бирмингеме отца, мать и брату Луки, у них был мир, а Лука не делал ничего опасного для их сестры. То есть, конечно, он пытался овладеть всеми азами правления незаконным бизнесом, однако для Мартиши это не представляло угрозы. И Чангретта хорошо влиял на ее успеваемость. Они вообще неплохо сжились вместе, Шелби даже удивлялась этому. Через два часа мастер закончил и сказал, что она может посмотреть. Мартиша несмело приблизилась. Рисунок ей понравился — простой и лаконичный. Вот только он был гораздо светлее, чем она себе представляла. И кожа Луки была болезненно-воспаленной. Девушка хотела прикоснуться, чтобы погладить болезненное место, но мастер предупреждающе окликнул ее. Подойдя, закрыл свежую татуировку специальной повязкой. ― Я думала, она будет гораздо ярче, ― призналась Луке Мартиша, помогая расправить рукава рубашки и надеть пальто, не беспокоя забинтованную руку. Здоровой рукой обняв ее за талию, Лука вместе с ней вышел из салона. ― Это только первый сеанс, amore mio, ― мужчина мягко улыбнулся цыганке, ласково коснулся ее руки. Кажется, ее пальцы до сих пор подрагивали. Совершенно точно — она напугалась гораздо больше, чем он сам. Не нужно было брать ее с собой. Вот только если уж она решила, что обязательно должна быть здесь, с ним — кто же ее остановит-то? Для того, чтобы полностью воплотить в жизнь его замысел, потребовалось два полноценных сеанса в тату салоне. Мартиша таскалась с ним каждый раз и даже немного подтянула свой уровень итальянского ― второй мальчишка, который обслуживал клиентов, совершенно не умел говорить на английском. К концу последнего сеанса Мартиша уже не боялась. ― Следующей моей татуировкой станет твое имя, ― пообещал Чангретта вечером, когда они вернулись домой после последнего сеанса. ― Напиши мое имя у себя на шее или щеке, чтобы все знали, чей ты. Лука рассмеялся. ― И там, и на груди у сердца, ― он обнял ее за талию и подтянул ближе к себе. ― Чтобы ты знала, где ты. ― Я тоже это часто вспоминаю, ― сказал Лука и Маришка вздрогнула. Она сама не заметила, что рассматривала татуировку последние три минуты, стискивая запястье Чангретты. На его замечание она высокомерно приподняла голову. ― Тогда, почему я до сих пор не вижу свое имя у тебя на шее? Или мне надо тебя раздеть? Лука громко рассмеялся. Он наклонил голову Мартиши к себе и поцеловал ее в лоб. ― Это замечательная идея, bellezza mia, красавица моя, и я бы очень рад согласиться, но только и там твоего имени нет. Мне все думалось, что идея нанести на себя только лишь имя любимой девушки является банальной и даже недостойной. Другое дело — сделать заветное имя частью общей и сложной композиции… Так что, как только я придумаю, где-то на теле сразу появится твое имя, Мартиша Шелби. Мартиша усмехнулась и задумчиво обвела татуировку кончиками ногтей еще раз. Когда они подъехали к четвертому дому, Мартиша была в приподнятом настроении и изо всех сил старалась не думать о джине и не паниковать. Во многом ей это удалось, и во многом благодаря тому, что она перед собой увидела. Они остановились у ворот особняка, построенного в стиле архитектуры Англии девятнадцатого века. Судя по всему, его и строили для того только, чтобы сдавать для проведения различных мероприятий, банкетов и свадеб. Они вышли из машины, стараясь осмотреть и здание, и прилегающую к нему территорию. С улицы можно было мало что разглядеть. Все пространство примыкающего парка было скрыто самим зданием и разросшейся живой изгородью. Но вид, что сейчас им открылся, был впечатляющий. Живая изгородь, фигурно остриженные кусты, увитый плющом фасад здания, высаженные у дверей кусты красных и белых роз, цветущие, несмотря на зиму. ― Выглядит хорошо, согласна? — Лука обнял невесту за плечи. Машинально Мартиша коснулась свисающей с ее плеча ладони, совсем как она делала еще в молодости, когда они гуляли по улицам Бирмингема. ― Я хочу увидеть парк, ― Мартиша изо всех сил старалась не влюбиться в это место, пока не увидит все. Кроме того, внутри свернулась тугая цепь пробуждающегося страха. Шелби постаралась взять себя в руки и подумать о чем-то своем. Например, о том, какой рисунок мог придумать Лука для того, чтобы вписать ее имя в свою кожу. Если, конечно, он говорил серьезно. Мартиша была удивлена, когда к ним из дома вышел щуплый старичок, судя по смуглой коже, с прямым и слегка покатым лбом, являющимся цыганом. Он поражал темным цветом лица, колеблющимся между цветом шоколада, слегка поджаренного кофе и старого пергамента. Однако, когда он заговорил с ними, Мартиша явно отличала итальянский акцент. Внутри их ждала та же красота, что и снаружи. Ухоженный парк, прекрасно подходящий для проведения свадебного торжества. Столовая, подходящая для того, чтобы устроить банкет, но при этом откуда будет открываться прекрасный вид на заснеженный сад. ― Вам нужно спланировать две схемы рассадки гостей. Для торжества в саду и в помещении, ― объяснял им дедушка. ― Здесь предусмотрены комнаты для гостей свадьбы, если будут проблемы с их размещением и комната для молодоженов, ― поднявшись на второй этаж, он толкнул одну из дверей, пропустил Луку и Мартишу первыми войти в комнату. ― Вы сможете подготовиться здесь к церемонии и остаться после нее. ― Здесь красиво, ― Мартиша улыбнулась, осматривая обставленную массивной «под старину» мебелью комнату, ― но меня больше всего интересует сад. ― Арку для церемонии обычно устанавливают у розария в конце дорожки. Получается очень красивый проход невесты от дверей и лестницы до жениха, ― дедушка вывел их в примыкающий сад. ― А если в феврале будет большой снегопад, то арка будет белоснежной. Вы можете выбрать любой уголок здесь, какой привлечет ваше внимание. Вы уже определились с форматом банкета? Ужин с обслуживанием? Фуршет? Возможно — буфет? ― Мы еще не начали планировать банкет, ― Мартиша ответила на вопрос рассеянно, все еще погруженная в изучение этого места. Сад казался ей изумительным, идеальным. Это совершенно точно было то место, где она была готова сказать Луке то самое заветное «Да!». ― В любом случае, столы можно расположить здесь, ― они вернулись в дом, и старик указал на левую сторону столовой. ― Рядом прекрасно разместится бар. А зону для музыкантов и танцевальную площадку можно перенести вверх. ― Что скажешь? Тебе нравится? — Мартиша взволнованно посмотрела на жениха. Конечно, она уже практически влюблена в это место, но это совсем не значит, что Лука в таком же восторге. ― Здесь прекрасно, ― мужчина ласково улыбнулся в ответ. ― Где ты хочешь устроить церемонию? У розария? ― Не хочется загораживать розы аркой и стульями, и всем остальным, особенно зимой. Как тебе это дерево? — она протянула руку в сторону изогнутого старого дерева, чьи низко склоненные ветви сами собой образовывали подобие свадебной арки. ― Можно украсить его лентами. Или фонариками. Или тем и другим. Думаю — будет очень красиво. ― Да, думаю, это будет интересно, ― Лука согласно кивнул, попытавшись представить, о чем говорит его невеста. ― Я готов заключить договор. Ты согласна? ― Да, ― Мартиша кивнула, взяла его за руку. ― И это только первое «Да», которое я тебе здесь скажу. ― Я очень надеюсь, что это не последнее «Да», которое ты скажешь мне сегодня, ― усмехнулся мужчина, направляясь с невестой к дедушке для обсуждения важных деталей и заключения договора. Мартиша еще раз огляделась. Это было то самое место, где она постарается стать счастливой. Кроме того, неизвестно, что случится дальше. Вдруг к моменту свадьбы она не просто попытается стать счастливой, а будет такой? Подул холодный ветер и Мартиша сильнее запахнула на груди пальто. Она зашла во внутрь, где в столовой дедушка и Лука заключали договор. Положив жениху руку на плечо, Мартиша заглянула в документы и едва удержалась от удивленного ругательства. ― Не слишком ли дорого за аренду? ― шепотом спросила Шелби. Конечно, подобные цены ее не пугали ― на ее банковском счете было больше этой суммы, однако для простой аренды здания это казалось слишком много. Но Чангретта неожиданно рассмеялся. ― Amore mio, я не арендую дом. Я покупаю его. Мартиша распахнула глаза в удивление и посмотрела на Луку совершенно неожиданно. ― Что? ― прохрипела она. В голове не складывалась картинка ― у Луки был дом, у его брата и матери был дом, зачем им еще один? Лука поставил свою последнюю подпись, поблагодарил старика и, обняв Мартишу за талию, вывел ее на улицу. ― Считай, это часть выкупа невесты, ― усмехнулся Лука, поцеловал Мартишу в макушку. ― Этот дом будет твоим, как только я получу ключи. Мартиша улыбнулась и поцеловала его в подбородок, пробормотав что-то в благодарность. Лука помог ей сесть в машину и с чувством выполненного долга велел водителю возвращаться в город. На его лице играла довольная улыбка, он обнял Мартишу и поглаживал по плечу. Шелби обратила внимание на то, что дверь с ее стороны уже не заперта. Видимо, Лука решил, что у нее нет причин выпрыгивать на ходу из машины. Особенно теперь, когда они выбрали дом для проведения торжества. Мартиша нервно заломила пальцы. Лука, расслабленный больше, чем до их поездки, смотрел в окно, его рука не уходила с ее плеч. Мартиша вглядывалась в него боковым зрением, стараясь понять, почему так внезапно изменилось его настроение. Неужели, потому что сегодня Маришка стала еще более привязанной к нему? Девушка тряхнула головой. Все это пустые мысли, не имеющие ничего общего с реальностью. Лука, как ни странно, действительно хочет стать ее мужем, хочет быть с ней и просто рад сейчас, что все получилось так удачно. Но разум, который услужливо молчал, пока они рассматривали четвертый дом, взбунтовался с новой силой. Услужливо напомнил, как именно произошла эта странная помолвка, на каких условиях и что ей предшествовало. Столь же своевременно всплыли картины бледного Джона в предкоматозном состоянии, кричащей Эсме, которую Томас удерживал в руках, бьющегося в судорогах Майкла, от которого Артур с трудом оттащил Полли. Ее живот болезненно скрутился. Мартиша постаралась отвлечься, подумать о чем-то более приятном ― о Чарли, о Билли, о детях Джона, но механизм уже был запущен. Сердце Мартиши болезненно заколотилось в груди, когда она прикусила губу и попыталась проглотить страх, поднимающийся в ней подобно приливу. Она опустила подбородок и попыталась вздохнуть. Ей просто нужно было время, чтобы собраться с духом. Чтобы подготовиться к тому, с чем ей предстояло столкнуться — и к тому, что она собиралась сделать. Но никто не дал ей время. Ее швырнули в этот круговорот сразу, и никто ― никто! ― не хотел ей помочь. Никто даже не пытался. Эсме была занята Джоном, Полли была занята Майклом, Линда держала Артура на коротком поводке подальше от всей этой ситуации насколько это было возможно, Томас, загадочным образом, успевал везде и сразу, но его времени не хватало на то, чтобы попытаться не просто убедить сестру в необходимости этого брака ― будто она сама этого не понимала! ― а просто поговорить как человек с человеком, как брат с сестрой. Финн не мог стать для нее поддержкой в силу юного возраста, Лиззи лишь смотрела сочувственно, но не знала, как подступить. Хотя, возможно, именно Лиззи могла бы что-то сказать, что-то, что помогло Мартише. Единственный, кто хоть как-то пытался поддержать ее, проявить понимание был Лука. От этого становилось еще паршивее. Лука был тем человеком, кто попросил ее и получил, невзирая на ее возможное несогласие. Помимо паники, внутри родилось чувство абсолютного одиночества. Внезапно оказалось, что никому не было до нее хоть малейшего дела. Мартиша никогда не просила пристального, дополнительного внимания к себе: в семье ее положение было чуть лучше лишь из-за того, что она была девочкой, и конечно старшие братья ее обожали. Даже Финн любил ее больше. Единственная девочка в семье, но Шелби никогда этим не пользовалась. Она хотела быть с братьями на равных, не подозревая, что это означало не получить поддержки в самый тяжелый момент. Ужас охватил ее изнутри. Она не знала, что делать, чтобы справиться с шоком. Ее горло сжалось, когда Мартиша сглотнула. Можно было уже себя не успокаивать ― все равно расплачется. Главное, сделать это не рядом с Лукой Чангреттой. Насколько она могла оценить, до дома осталось не так уж и много. Мартиша еще в детстве научилась глотать слезы ― близкие по времени беременности матери и Полли ставили ограничения, их нельзя было расстраивать, и когда они собирались вместе за ужином, Маришка умело скрывала какие-то плохие ситуации, чтобы ночью прореветься в подушку. Если она выдерживала по полчаса и больше, неужели сейчас не выдержит? Она сидела на месте, смотря в другую от Луки сторону, стараясь не двигаться. Желая, чтобы ее пальцы прекратили судорожно сжиматься. «Я притворяюсь деревом» ― слабо подумала она про себя. Или комнатным растением. Она зажмурилась и постаралась выровнять дыхание. Она нервно сглотнула. Ее попытки вздохнуть и успокоиться терпели неудачу. Ее грудь дрожала от крошечных и быстрых вдохов. Мартиша прикусила губу. Ее разум — она всегда могла доверять своему разуму, но тут она обнаружила, что паникует и задыхается, потому что не может пережить то, что с ней случилось. В самом начале, Мартише казалось, что ничего страшного по факту не происходит. А сейчас сама ситуация вызывала в ней переживания ― хотя, это было намного сильнее обычной тревоги. Это был ужас. Сегодня она выбрала место, где будет проходить ее свадьба. Полли пообещала сходить с ней посмотреть платья, Лука предложил сшить на заказ. Скорее всего, скоро ей подарят кольцо. Она выходит замуж. За Луку Чангретту. Чтобы остановить вендетту, которая убила бы всю ее семью. И никто не собирался помогать ей это пережить. Лука нежно погладил ее по плечу и это стало последней каплей. ― Останови машину, ― прохрипела она. Лука непонимающе посмотрел на нее. ― Что? Мартиша почувствовала, как лицо ее перекосилось, слезы потекли из глаз. ― Ferma quella dannata macchina! «Останови эту чертову машину»! ― завопила она и из ее глаз потоком хлынули слезы. Водитель испуганно дернул машину, но покорно остановился. Грубо дернув дверь со своей стороны, Шелби буквально вылетела из машины, быстро пересекла дорогу, стремясь в лес. Из-за слез, застилающих глаза она почти ничего не видела, только зеленую стену. Мартиша стремилась к ней из-за всех сил. Она слышала, как позади хлопнула дверь машины, как Лука бросился за ней. ― Мартиша! ― позвал он, но девушка замотала головой, будто Лука мог что-то понять этим жестом. Когда за ними сомкнулась череда деревьев, Мартиша остановилась. Она подняла голову к небу. Она чувствовала какую-то одеревенелость, ее продолжало мутить, голова болела. Ее свобода закончилась. Ее жизнь поменяется раз и навсегда, больше ничего не будет, как прежде. Ее жизнь забрали, раскроили и собрали по новой, не спросив, хочет она того или нет. Все решили за нее. Мартиша завыла ― громко, отчаянно. Она начала падать, но Лука подхватил ее со спины, и она безвольно повисла в его руках, задыхаясь рыданиями и криками. Нервы сдали. Предохранители перегорели. ― Я не могу! Я не могу! ― кричала она, сотрясаясь в рыданиях. Лука крепко держал ее, не позволяя упасть на землю. Мартиша закричала ему в грудь. Она продолжала кричать, пока ее грудь сотрясалась в рыданиях. Она плакала, крепче вцепившись в ткань и опустив голову ему на грудь. Дрожа всем телом, она сильнее прижалась к его груди. Лука поднял руки и положил их на плечи девушки. Мартиша почувствовала, как жар от его ладоней начал проникать ей под кожу. Пальцы Чангретты слегка поглаживали ее плечи, пока она не перестала дрожать. Слезы делали лучше. Они словно потоки речи уносили нечистоты из нее, освобождая, очищая место для того, чтобы Мартиша потом заполнила его чем-то более светлым. В ее памяти всплыл древнегреческий миф, который она читала или кто-то ей рассказал еще в школе. Микенский царь Еврисфей поручил Гераклу вычистить Авгиевы конюшни от скопившегося за многие годы навоза за один день. Тот предложил Авгию убрать стойла за один день за плату, а получив согласие, прокопал канал от ближайших рек, и вода вымыла из конюшен всю грязь. Это было похоже на то, что слезы делали с ней. Только вот как там, был один момент — смущающий момент ― без должного ухода конюшни снова бы заполнились навозом ― так и Мартиша не могла обещать или хотя бы верить тому, что сама не заполнит чистое пространство вокруг новой болью и одиночеством. Но при этом она продолжала плакать. Наконец, она выдохлась. Руки безвольно повисли вдоль тела, и если бы Лука не держал ее, медленно укачивая, она бы упала. В траве наверняка было бы хорошо. Когда ей было плохо в детстве, она любила зайти поглубже в лес и лечь на траву, и просто лежать, смотря в небо. Так становилось спокойнее. Мартиша пожалела, что не могла сделать так теперь. Она почувствовала, как вся кровь отхлынула от ее лица. ― Я больше не могу делать вид, что эта ситуация меня не колышет, ― прохрипела она. ― Я не знаю, что хуже: что родной брат продал меня, как проститутку, или что человек, который был мне дорог, купил меня как проститутку. Или что никто не подумал о том, как я это должна пережить. Никто не думает о том, что я чувствую. Мартиша всхлипнула, но слезы закончились. Ее дыхание стало слабее и она сжала руки в кулаки, пока не почувствовала, как ногти впиваются в кожу. Лука продолжал молча гладить ее по голове и спине, не расслабляя хватку. Это взволновало что-то одинокое и болезненное внутри нее. Желание быть нужной. Кому-то с теплыми руками, ласкавшими ее. Это было страстное желание, пронизывающее ее насквозь. Мартише надо было за что-то зацепиться, о чем-то подумать, о чем-то близком, но другом. Мысль пришла почти сразу. ― Почему с этим предложением ты пошел к Томми, а не ко мне? ― хрипло спросила девушка. Не то чтобы ее волновал этот вопрос, но ей вдруг стало интереснее. Многое пошло бы по-другому, если бы Лука пришел с этим предложением к ней, а не к Томасу ― по крайней мере, многое было бы по-другому для самой Мартиши. Конечно, она понимала, что такие дела решаются между главами семей, Томас Шелби и Лука Чангретта, и как они скажут, так и будет. Но это же был Лука… Он же мог поступить по-другому. Он ведь так любил ее, разве нет? Лука не сразу ответил ― то ли раздумывал над ответом, то ли не сразу понял, что это вопрос. ― Я думал, он передаст тебе просьбу, а не сразу согласится, ― наконец проговорил он. ― А что я должен был сделать потом ― взять свои слова назад? А если бы ты отказалась? Она так крепко сжала руки в кулаки, что заболели пальцы. ― Это был бы мой выбор! ― крикнула Мартиша. Она больше не плакала, но лицо ее покраснело от холода. Сил на то, чтобы вырваться, у нее не было. Она не была уверена, что смогла бы сделать шаг в сторону или хотя бы поднять голову. ― Его бы сделала я. И ты знал, что я не смогу отказаться! Ты сделал предложение, от которого не отказываются, Лука, но, в ином случае, я бы чувствовала себя менее преданной! ― Я больше не могу терять тебя, ― вдруг решительно и спокойно заявил Лука. Голова раскалывалась, но Мартиша нашла в себе силы наконец-то отстраниться и заглянуть в светло-зеленые глаза напротив. ― Я потерял тебя, когда ты уехала учиться в Нью-Йорк, потерял тебя, когда ушел на войну, когда не вернулся к тебе. Я не готов потерять тебя в третий раз, Маришка! ― он сорвался на крик. Оторвав от нее одну руку, но поддерживая второй, Чангретта провел по волосам, разрушая идеальную укладку. ― Думаешь, мне нравится осознавать, что ты со мной только потому, что в ином случае я убью всю твою семью? Нет! ― Лука рассмеялся, низко и насмешливо. Только вот это была насмешка не над Маришкой, а над самим собой. ― Но лучше я буду несчастным с тобой, чем счастливым без тебя. В другом случае и с другим человеком ― Мартиша вскипела бы, но сейчас она выдохлась. ― А обо мне ты подумал? О моем счастье?! ― она старалась не всхлипывать, но ее голос дрожал. ― Я могу сделать тебя счастливой! Маришка, ― вдруг прошептал Лука и взял ее лицо в свои большие, горячие ладони. Он беспорядочно поцеловал ее в щеки, губы, нос, глаза. ― я могу сделать тебя счастливой, подарить жизнь, о которой ты мечтала. Только позволь мне… Прошу, позволь мне. Мартиша положила руку на ладонь Луки, но не убрала ее, как думал Чангретта, а лишь сжала в своей. Она больше не походила на женщину, которой давно за двадцать. Словно девочка… У нее была такая тонкая талия, она казалась такой маленькой, такой хрупкой, словно птичка. ― Той девочки, которую ты дергал за косички, ее больше нет. ― Главное, что есть ты, Мартиша. Шелби посмотрела на него с недоверием. Она будто бы не верила, что она ― это все, что Лука хочет получить. Чангретта, поддерживая ее, молча отвел к машине, посадил и закрыл дверь. Шелби бросила безрадостный взгляд на дверь ― та была снова заблокирована. Девушка чувствовала себя так, словно умерла. Если бы, посмотрев в зеркало, она увидела вместо себя призрака, то вовсе бы не удивилась. Холод и пустота. Вот и все, что она чувствовала. Лука предложил ей еще джин и за пятнадцать минут поездки Мартиша выпила всю небольшую фляжку. Чангретта покосился на нее с опаской. Мартиша равнодушно рассматривала простирающийся за окном лесной пейзаж, медленно переходящий в знакомый город. Лука вышел, чтобы проводить ее. Было уже темно, зажигались первые фонари. Мартиша все еще оставалась бледной от страха, а ее руки била мелкая дрожь. ― Постарайся отдохнуть сегодня, ― произнес Лука. Мартиша поджала губы и тяжело сглотнула. Ее грудная клетка продолжала дрожать от сбивчивого дыхания. Она не знала, что ответить ему или что сказать. Мысли роились в голове, но Мартиша никак не могла ухватиться за одну из них. Итальянец положил руку ей на щеку и погладил, привлекая чуть ближе к себе. ― Ты такая красивая, ― он и вправду с восхищением провел по ее лицу. ― И такая несчастная. ― Говорят, все красавицы несчастные, ― глухо пробормотала она. Лука рассмеялся. ― Тогда ты — просто воплощение красоты. Мартиша криво усмехнулась. Лука всегда подпитывал ее и не важно, чем это было ― злостью, желанием вступить в бой или любовью. Он просто всегда угадывал, что именно нужно сказать или сделать, чтобы она сбросила оцепенение, вытерла слезы и бросилась в атаку. ― Прости меня, ― столько же глухо пробормотала она. Кажется, после истерики в лесу у нее сел голос. ― Мне нужно время, к тебе душа не равнодушна. И… поверь мне, милый, только счастья я тебе желаю, но что происходит, между нами, до сих пор не понимаю. Мне очень хочется с тобою рядом находиться, но… Но из-за всей этой свадьбы у меня нет времени, чтобы снова в тебя влюбиться. Я подавила свои чувства, когда мы расстались в Нью-Йорке и считала, что поступила правильно. Она помнила, как тяжело это было сделать. Они с Лукой были вместе долгое время, Мартиша знала его пятнадцать лет, и как минимум одиннадцать лет из них — она его любила. И он любил ее тоже, она знала об этом. А после войны, когда он остался в Нью-Йорке, пока его семья была здесь, а потом попал в тюрьму и вскоре перестал отвечать на ее письма, она решила, что все кончено. Полли сказала, что Шелби довольно быстро избавилась от лишних чувств, но правда была в том, что Мартиша страдала по нему еще долго. Она просто… научилась жить, зная, что любит Луку Чангретту, что никогда не полюбит никого так, как его, но также зная, что вряд ли их пути еще когда-нибудь пересекутся. Теперь у ее рассудка появился закономерный вопрос: что происходит? Лука раздраженно или обреченно, Мартиша не могла разобрать оттенок чувств, застонал. Он положил руки ей на плечи и придвинул ближе к себе. ― Ты подавила эти чувства, но ты не могла от них избавится. Мы были вместе очень долго, Маришка. Ты просишь подождать, а для меня так трудно это, ― он наклонился к ней близко-близко, соприкасаясь с ней лбами. Выражение его лица дрогнуло, и он снова дотронулся до ее плеча, проведя ладонями по ее рукам. ― Неужели в твоем сердце нет места для меня? ― жажда получить ответ горела в зеленых радужках Луки подобно свету: ярко и повсеместно. Мартиша сглотнула горький ответ, и сказала то, что всегда было правдой. ― Там всегда есть место для тебя, Лука. Возможно, Чангретта поспешил ― и он сам, и она это понимали. Но когда Лука склонился и поцеловал ее, Шелби не стала возражать. Если она собралась идти вперед, ей придется идти. Если она собралась идти вперед с ним, ей надо вспомнить, как она любила его и полюбить снова. Мартиша надеялась, что это будет просто. Лука поймал ответ с голодным поцелуем. Его язык проник в девичий рот, оглаживая нёбо. Поцелуй бередил истерзанное нервным напряжением нутро своей властностью. Требовательный, строгий, но безмерно нежный. Близость Чангретты, его губы, объятья, запах тела, дурманом окутывающий разум, заставлял Мартишу забыть обо всем. Шелби отвечала на поцелуй, подаваясь вперед, приникнув к итальянцу всем телом. У Мартиши не было даже малейшей передышки на вдох. Лука лишь хотел, чтобы она дышала им, и собирался заменить ей собой воздух, по крайней мере, на этот момент. Шелби закрыла глаза и крепко обняла его за шею, почувствовав его восторг. Она почувствовала, как он вздохнул, как его рука погладила ее волосы. Лука провел большим пальцем по ее щеке, другой рукой поддерживая ее тело. Его руки были теплыми. От него все еще пахло так же, как раньше, и ей захотелось заплакать. Мартиша вспомнила, что в доме всегда были алкогольные заначки ― вино, виски, коньяк, ром, джин. Надо было только найти их. Она закрыла глаза и постаралась не думать о том, какой несчастной чувствует себя и что, возможно, останется такой еще до февраля. Ее голова болела слишком сильно, чтобы даже думать. Она не позволит своему разуму предать себя. Она скорее сломает его.