На острие ножа

Постепенно появился свет — утренний. Солнечные лучи рассеивались в дыму. От покрытой тонким слоем снега травы поднимался пар, по земле клубился туман. Мартишу разбудила боль в ногах. Она накатывала постепенно, и если сначала, проснувшись от неё, Мартиша могла дремать, держа боль на краю сознания, то вскоре это делать было уже невозможно. Шелби тихо застонала от боли, сцепив зубы, и вдруг ощутила странный привкус на языке ― словно закусила ароматизированную бумажку. Мартиша приоткрыла глаза ― и увидела бледное пятно. Недоумённо моргнула, но поняла, что уткнулась лицом в подушке, а привкус во рту из-за того, что она закусила её зубами. Девушка медленно оторвалась от своей «добычи» и перевернулась на спину, ощущая противное жжение в горле и мерзкий привкус мяты во рту. События минувшего дня медленно возвращались к ней. Она бегло окинула комнату взглядом. Большая просторная комната, роскошно обставлена в коричневых, бежевых и золотых тонах. Позади неё изголовье кровати в форме восходящего солнца. Сомнений быть не может, она в спальне Луки Чангретты. Мартиша не помнила дословно все разговоры и свои действия, но основные моменты выстроить смогла. Она пришла в бар, выпила там, потом пошла домой ― при этом совершенно не помнив о том, как именно она вышла из паба и как оказалась в том переулке ― потом увидела призрак дедушки, пошла за ним, а потом… потом был Лука. Его Мартиша помнила, хотя упорно не могла восстановить их диалог. Хотелось надеяться, на то, что она не сказала ничего такого. То, что Лука привез её к себе домой ещё ничего не доказывало. Ноги продолжали пульсировать неприятной тупой болью. Мартиша поморщилась. Немного болела голова, но намного меньше, чем в тот день, когда дома её нашел Томас. Сухость в горле была адской. Неприятно чесалась и тянула кожа на голени и груди, жгло лицо. Мартиша вспомнила, что она была в лесу, и там было холодно. Очевидно, она обморозила себе некоторые части тела. Но, в целом, она чувствовала себя совсем неплохо, прямо сказать, гораздо лучше, чем заслуживала. Из-за собственных мыслей она не сразу заметила, как итальянец оказался в комнате. ― Доброе утро, ― вдруг раздался тихий голос сбоку. Лука вышел из смежной комнаты и приблизился незаметно, бесшумно из-за ковров, отчего девушка дернулась. Резко повернула голову, отчего виски тут же пронизала боль, и шикнула. ― Доброе, ― прохрипела она, удивившись тому, как сел её собственный голос. Она вчера кричала? Или разговаривать на холоде было плохой идеей? Или она кричала на холоде? Боже, лишь бы она не накричала на Луку. Тогда пусть он прибьет её прямо здесь. Она же… о чём она вчера подумала? О чём-то важном, связанном с ним. Лука обошёл кровать и взял с тумбочки стакан воды и какие-то таблетки. Мартиша села, попутно замечая, что она одета в белую мужскую рубашку. Конечно, вряд ли у Луки была бы женская одежда. Невзирая на обычную подозрительность к незнакомым веществам, девушка приняла из рук итальянца таблетки и проглотила, жадно запив водой. Жжение в горле полыхнуло с новой силой, и Мартиша жадно облизала губы. ― Как себя чувствуешь? ― спокойно поинтересовался итальянец, забирая стакан и снова наполняя его. Мартиша была готова расцеловать его. Так он сделал трижды. Мартиша рассматривала его из-под прикрытых глаз. Волосы были зачёсаны назад, но несколько небрежно, не так официально, как обычно. Белая рубашка, не до конца застёгнутая, с закатанными рукавами, чёрные штаны. Никакой жилетки или пиджака. Чангретта выглядел по-домашнему. ― Не так плохо, как могло бы быть, ― наконец ответила цыганка. ― Кажется, я должна поблагодарит за это тебя. Мартиша кинула на себя быстрый взгляд и спустила одеяло с ног. Голени покраснели, противно чесались, но Мартиша, которая частенько сталкивалась с обморожением в детстве, понимала, что чесать поврежденную кожу будет ужасным вариантом. Ступни забинтованы, бинты туго зафиксированы. Она спустила рубашку с одного плеча, кинула быстрый взгляд на вырез, который из-за неподходящего размера был куда более откровенным, и поняла, что плечи и грудь тоже пострадали. ― Переодевала меня, конечно, не экономка, ― медленно проговорила Мартиша, подняв взгляд на Чангретту. ― Конечно, нет, ― усмехнулся мужчина. Он решил тактично умолчать о том, как её вчера дважды вырвало, что он ещё раз дал ей таблетку, чтобы почистить желудок, сам её вымыл, забинтовал ноги, обмазал всю её какой-то мазью против обморожения, напоил полусонную горячим чаем с лимоном и сахаром, заставил прожевать листочек мяты ― и всё это чтобы утром она чувствовала себя как человек, а не воскресший упырь. Хотя, посмотреть на смущающую Мартишу, было очень и очень заманчивой идеей. ― А ещё я, кажется, заблевала дорогой ковер, ― пробормотала Шелби, неловко подтягивая одеяло повыше. Лука проводил её ноги задумчивым взглядом. ― Нет, тебя чуть не стошнило в ванную, ― признался итальянец, и Мартиша покраснела. Это было настолько прекрасно, что Чангретта судорожно выдохнул, хотя прекрасно осознавал, что ничего сексуального в ситуации не было. Наверное, поэтому он с лёгкостью вспоминал то, что было этой ночью. Лука вдруг осознал, что заботиться о Мартише таким образом ему нравится ничуть не меньше, чем быть с ней как пара. Пока она лепетала что-то бессвязное про то дерево и надпись на нём, а он заботливо придерживал её волосы, он понимал, что забота о ней доставляет удовольствие. То, что она нуждалась в нём, даже сама того не осознавая. ― Кошмар. Хотя, на моё совершеннолетие было хуже. ― Да, точно, ― рассмеялся итальянец. ― Я помню. ― Так, Лука, всё забыл! ― вспыхнула Шелби и хлопнула Луку по руке. ― Скажи спасибо, что мой опыт в подобных делах больше твоего, ― покачал головой Чангретта, поднимаясь с кровати. Она посмотрела на его спокойное, умиротворённое лицо, поймала ответный взгляд и вдруг вспомнила. Она пообещала самой себе больше не причинять ему боли, будь то неоправданные истерики из-за свадьбы или её поведение. Она пришла к выводу, что Лука любил её, и что она любила его, и она не имела права творить что вздумается с этими чувствами. ― Спасибо, ― с лёгкой улыбкой проговорила цыганка, чувствуя непередаваемую нежность к этому мужчине. Чангретта добродушно улыбнулся. ― Вообще-то я пошутил. ― Я… я не за это благодарю, ― всё ещё смущённо проговорила девушка. Мартиша взяла его за руку и сжала, благодарно улыбаясь. ― Спасибо, что позаботился обо мне, ― серьезно произнесла она. Лука протянул руку и погладил её кончиками пальцев по лицу. Мартиша наклонила щеку, ближе прижимаясь щекой к его ладони. Он был так близко, что цыганка чувствовала его запах. Запах тела и дорогого одеколона ― коктейль, пьянящий гораздо сильней, чем алкогольные коктейли. Она знала, что Лука с маниакальным желанием стремится не только касаться её, но и получать касания в ответ. Он был счастлив, когда мог обнять её, поцеловать, взять за руку или каким-то иным способом прикоснуться к ней, но не менее ― а может даже и более счастливым ― он становился, когда она сама касалась его, или показывала, что эти прикосновения для неё не менее желанны. Приятно прикоснуться к её лицу. Ещё более приятно, когда она дает понять, что хочет этого, как сейчас. Мартиша знала, как и что любит Лука, знала, какие мелочи делают его счастливым. Иногда казалось, что эти знания были высечены под кожей. Мартиша собиралась использовать это, чтобы искупить свои ошибки прошедших дней. Лука с трудом отнял руку от её лица, медленно поднялся. ― Твоя одежда в ванной, ― он кивнул на вторую дверь, чуть менее приметную. Первая, из которой он появился, очевидно вела в его кабинет. ― Как будешь готова, спускайся к завтраку. И да, Маришка… ― он посмотрел на неё. На Мартишу Шелби в его кровати. Не совсем так, как он это представлял, но все же. Бессовестно любовался ее округлостями и представлял себе, как будет касаться этой нежной плоти… Когда Мартиша выйдет за него замуж, она всегда будет поблизости от него, и Лука сможет прикоснуться к ней когда захочет и как захочет. ― Когда я приглашал тебе к себе, я не думал, что ты окажешься в моей постели в такой ситуации. Мартиша рассмеялась, довольно откидываясь на подушки. ― Но спать мне было всё равно приятно, ― заявила она, подмигнув ему. Лука вышел ― не хотелось испытывать себя больше, чем он уже испытал. Мартише хватало полчаса на всё. Лука смотрел, как она зашла в столовую и приблизилась к своему месту. Волосы ее были ещё немного влажными, и были чем-то похожи на облако. Она была без макияжа, и выглядела немного моложе своих тридцати. Её одежда была чистой, выглаженной ― свободная черная юбка и синяя блузка без рукавов. Кажется, там был ещё и пиджак, но Мартиша не стала его надевать. Прежде чем сесть, она подошла к нему и поцеловала в губы. От неё пахло его одеколоном. Луке было сложно признаваться в этом самому себе, но правда была в том, что Мартиша Шелби всегда ему нравилась, и нравилось ему в ней абсолютно всё. То, как она размышляет, как она что-то делает, принимает какое-то решение; её глаза, волосы, лицо. Абсолютно всё. Бывало, что по юношеству ему просто нравилось сидеть и наблюдать за ней. Например, как было во время её учебы в Нью-Йорке. Пока Мартиша училась, сидя в своем любимом плетёном кресле, Лука делал вид, что читает, хотя сам не сводил с неё глаз. Он просто получал настоящее удовольствие, глядя на неё, девушку, которую любил. Принесли завтрак. Под упорным взглядом Луки Мартиша отодвинула тарелку. ― Ешь, ― потребовал он и подтолкнул тарелку обратно к ней. ― Ты такая худая, как будто вырезана из картона. Когда я вчера тебя поднял на руки, ты была легонькая, как ребенок. Мартиша вздохнула. Может, попросить принести тазик? Чтобы её сейчас не стошнило на дорогой ковер? Нет, что-то надо съесть может… салат, например. И, если постараться, она сможет удержать его в себе. Но вот от одного вида мяса становится плохо. ― Что-то не так? ― спросил Чангретта. ― Не нравится? Попросить что-то другое? ― Я нервничаю из-за свадьбы, ― повторила Шелби то, что уже говорила Джону и Майклу вчера. ― Из-за этого стала чуть хуже есть, и теперь… Ну, вроде как желудок сократился и отвык от нормальной пищи. Ты меня знаешь, у нас цыган такое бывает. В детстве Шелби часто оказывались в условиях, когда еды было катастрофически мало. Например, когда из-за отца приходилось снова кочевать, хотя они всегда возвращались. Тогда происходил резкий перепад с сытой жизни на жизнь, где приходилось питаться кроликами, поджаренными на углях, и порции были соответственно меньше. Для ребенка это был стресс, поэтому не было ничего удивительного в том, что при стрессе организм готовился к резким гастрономическим лишениям, и не понимал, почему его продолжают кормить. Поступившую еду в состояние стресса он считал угрозой и старался вытолкнуть. Правда, раньше его не подкрепляли алкоголем. Его глаза впились в неё, и атмосфера мучительно медленно изменилась. Напряжение накапливалось до такой степени, что Мартиша ощущала их связь, электрический заряд между ними. Лука смотрел на неё какое-то время, потом всё-таки отвёл взгляд. ― Съешь хоть что-то, ― сказал он, грубым движением отрезая кусок от мяса. ― Ты не выйдешь из-за стола абсолютно голодной, Маришка. Она в тарелке рассортировала салат по ингредиентам, потом снова смешала, заставляя себя есть медленно. Организм восприняла эту еду благосклонно, и девушка потянулась за куском черного хлеба. Его тоже получилось сжевать. Прислушавшись к своему организму, девушка положила себе еще салата. Желудок не стал бунтовать, хотя на мясо поглядывал с подозрением. Лука следил за ней краем глаза какое-то время. ― Почему ты нервничаешь из-за свадьбы? ― спросил он совершенно будничным голосом. Он поднял на неё тёмный, оценивающий взгляд. Мартиша вглядывалась в кусок чизкейка. Нет, это её цыганский организм в полной боевой готовности точно не перенесет. Самое сладкое, что можно было попробовать ― кубик сахара. ― Не знаю. Просто так происходит, ― честно призналась она. Причины страха до сих пор не были ею поняты. Она-то и свадьбы толком не боится, но подготовка к ней доводит её до ужаса. Можно ли это отнести к классической предсвадебной лихорадке, когда невеста боится таких изменений в своей жизни. А изменения в жизни Мартиши были непередаваемо остры и резки. ― Иногда мне становится очень страшно… Мне кажется, что если наша свадьба случится, произойдёт что-то ужасное. ― Почему? ― судя по озадаченному, внимательному взгляду, Луке и вправду было интересно, что не так с его невестой. ― Я не знаю, Лука, правда, ― отчаянно произнесла она. ― Иногда я чувствую безотчётный ужас, иногда просто начинаю плакать из-за какой-то мелочи, ― она растеряно погладила свое запястье. Браслет всё ещё был на ней. ― Будто бы мой разум меня предает. Не знаю, может, это связано с тем, что всё произошло так внезапно. Или что до вчерашнего дня у меня в голове не укладывалась мысль о том, что ты действительно меня любишь. Лука смотрел на неё с минуты, а потом рассмеялся. Мартиша скосила на него глаза. Чангретта нечасто смеялся так открыто, его надо было хорошо позабавить для такого эффекта. Но в последние недели ей удавалось поднять ему настроение с завидной частотой. ― До тебя дошло это только в пьяном угаре? Мартиша чуть повернулась к нему. ― Давай так, я вдруг осознала, что возможно Томас не продал меня, ― аккуратно произнесла она. Лука насторожился. Мартиша уже поняла, что ему не нравились разговоры о том, как именно начался их брак, и Шелби сама старалась лишний раз не вспоминать об этом. Однако факты были таковы, и с этим придётся мириться. Хотя, возможно, они даже когда-нибудь будут смеяться над этой историей. ― А просто ускорил то, что и так бы произошло. И то, что на самом деле я не смогла похоронить свои чувства к тебе, я тоже поняла, ― она нервно провела по волосам, а потом посмотрела на внимательно наблюдающего за ней итальянца. ― Я хотела… хотела спросить, ― цыганка дождалась кивка со стороны Луки, и спросила то, что её мучило с самого Рождества. ― Возможно, это только мои эгоистичные надежды, но… Ты всегда знал, что придёшь за мной? Лука усмехнулся. Грустно, как показалось Шелби. ― Всё, что я делал, было в итоге средством для того, чтобы прийти к тебе, ― вздохнул он, и потер лоб. ― Маришка, я уже говорил. Я никого не любил так, как тебя. И никого так не хотел за всю свою жизнь. Тебя никто не в силах заменить. Я бы пришёл за тобой, даже будь у тебя муж и пара детей, ― с горькой ухмылкой произнес итальянец, глядя прямо в синие глаза Шелби, пытаясь понять, как именно она восприняла эту новость. Мартиша протянула руку и коснулась ладони Чангретты своими пальцами. ― Я сказала не правду в день ужина у твоей семьи, ― решительно заявила она, понимая, что говорит правду. ― Я не играла роль счастливой невесты. Я действительно рада, что стану твоей женой. Мартиша не успела понять, как Лука сумел так быстро встать, приблизиться к ней, выдернуть из кресла и взять за бедра. Она вдруг нашла себя сидящей на столе, на том месте, где секунду назад ещё была её тарелка, отодвинутая в сторону сильной мужской рукой. Лука набросился на неё и прижал к себе. Прежде чем Мартиша успела опомниться, он словно тисками сжимал рукой её талию, при этом бёдрами прижимаясь к ней. Другой рукой он потянул её вниз за волосы так, чтобы лицо обратилось к нему. Его губы коснулись её. Цыганке стало почти больно. Мартиша испустила стон в его раскрытый рот; воспользовавшись этим, Лука проник языком в образовавшееся отверстие и начал уверенно изучать её рот. Уже никто не целовал Мартишу так. Её редкие кавалеры были куда менее решительны. То, что Лука осмеливался с ней делать, делал с ней только Лука. Мартиша обвила его шею и плечи руками, потянувшись языком ему навстречу, и они оказались втянуты в медленный эротический танец прикосновений и ласк, чувственности и страсти. Теперь Лука крепко держал её за подбородок. Её руки вцепились в его спину и шею, голова запрокинута, его бёдра не дают пошевелиться. Мартиша почувствовала животом его эрекцию. О господи… Он хочет её! Прямо здесь, на столе. ― Я так долго ждал, belleza mia. Когда я тебя, наконец, получу, то продержу в постели не меньше месяца, – хрипло пообещал Лука. Мартиша распахнула в удивлении глаза, но Чангретта снова подался к ней. Они не успели принять хоть более-менее приличную позу, как дверь в столовую вдруг распахнулась. ― Лука! ― громко позвали итальянца, и Мартиша, оторвавшись от него с громким вскриком, прижалась ближе. Её блузка уже была наполовину расстёгнута, а потому Чангретта прижал её ближе, чтобы не позволить незваному гостю рассмотреть что-то, что для его глаз не предназначалось. ― Бога ради, извините. Я… я ничего не видел, ― зачастил мужчина, и вылетел из столовой так же стремительно, как появился. Шелби даже не успела его рассмотреть. У Луки затвердели скулы. ― Ублюдок, ― прошипел Чангретта, мысленно обматерив кузена за то, что он обломал такой невероятно волнующий интимный момент. ― Да, ладно тебе, ― уткнувшись ему в шею, Мартиша рассмеялась. Она обняла Чангретту за пояс, и потёрлась щекой о его грудь. Она знала, что теперь Чангретта при всём своём явном желании не сможет заняться с ней сексом. Лука любил уединения, и если за дверями был кто-то, значимее обычной прислуги, педантичность не позволит ему исполнить задуманное. В момент их близости Лука хотел, чтобы они были только вдвоем. Лука невесело хмыкнул и поцеловал её в плечо, с которого съехала блузка, а потом принялся застегивать её одежду. ― Моя дорогая, когда ты в последний раз занималась сексом? ― Если честно, то вспоминается с трудом, ― честно призналась Мартиша. Она не переживала по этому поводу. Она пару раз вступала в контакт с мужчинами, но после Луки они все казались не такими, поэтому она вскоре поняла, что найти замену итальянцу в постели будет очень сложно, если не невозможно, и оставила эту идею. ― А что? ― спросила она, пожав плечами. Она ожидала, что на лице Луки появится знакомое собственническое выражение, но Чангретта продолжал смотреть на неё молча, и в голову Мартиши пришла слишком невозможная по своему содержанию мысль. ― Подожди… Ты же не хочешь сказать, что… Ты же не хочешь сказать! ― она прикрыла рот рукой и проговорила шепотом. ― Ты что, ни с кем не занимался сексом кроме меня? ― После тюрьмы у меня было пару… связей, ― при этих словах лицо Луки исказилось стойким отвращением. Видимо, об этих связях он не хотел вспоминать, испытывая стойкое презрение. Мартиша открыла рот от удивления. ― Но я не мог получить удовольствие ― ни физически, ни морально. Я погрузился в работу полностью, ― Мартиша открыла рот от удивления. На смуглом лице цыганки появилось выражение изумления и недоверия. ― Не надо так смотреть, ― Лука усмехнулся, увидев её выражение лица. ― Не беспокойся. Совсем без разрядок я не оставался, ― и он сильно сжал её бедро, показательно потирая его длинными пальцами. Мартиша закрыла рот. Потом опять открыла, но не смогла ничего сказать. ― Лука Чангретта все эти года не мог заниматься сексом, а только трахал свою руку, думая обо мне, ― пробормотала она совершенно ошарашенная. ― Охренеть, ― и её губы снова расплылись в дикой улыбке. Беспокойный взгляд Мартиши блуждал по поджарому, сильному телу Чангретты. Она не могла в это поверить. Неужели, его привязанность к ней была настолько сильной, настолько он был зависим от своей цыганки, что заниматься сексом мог только с ней, только с ней получать удовольствие. Лука поднял руку и очень осторожно заправил ей за ухо выбившуюся каштановую прядь. Потом, не сводя с неё блестящих глаз, медленно склонил красивую голову. Мартиша поддалась ближе, почувствовав беспокойное тепло в бедрах. Чангретта медленно провёл губами по её губам. – Я очень тебя хочу, belleza mia, прелесть моя, ― он пальцем приподнял её подбородок, положил руку ей на бедро. ― Если у нас сегодня день откровенней, ― проговорила она с улыбкой, крепко сжимая его плечи. ― То я тоже хочу признаться. Я не могла получить удовольствие ни с одним мужчиной, с которыми была, и вскоре перестала искать себе грелку в постель. Мартише показалось, что внутри Чангретты что-то взорвалось, таким счастливым в одно мгновение стало его лицо. Его пальцы нежно прошлись через спутанные каштановые волосы, и он прижался губами к её. Мартиша обняла его крепче. На душе было спокойно и как-то тепло. Итальянец ждал их в гостиной, ютясь в кресле. На столике перед ним стоял поднос с чаем и свежими булочками. Когда Лука вошёл, крепко держа Мартишу за талию, мужчина сразу же подскочил на месте. Он был невысок, темноволос, с пышными усами и чем-то напоминал самого Луку. Возможно, они были родственниками. Он неловко теребил в руках свою шляпу. ― Я ещё раз извиняюсь, ― поспешно произнес он, а потом посмотрел на Луку и его невесту. ― Здравствуйте. ― Мартиша, это Маттео, мой кузен, племянник отца, ― представил Лука. Вся его напряженность испарилась. ― Маттео, моя невеста ― Мартиша Шелби. Кажется, Маттео немало удивило то, что Лука не шипел и не злился на него. И правда, мысли о том, что Шелби была ему по-своему преданна, так же, как и он ей, приятно успокаивали сознание Чангретты. Даже прерванный несостоявшийся секс уже не имел такое значение. Он знал, что Мартиша принадлежала и принадлежит ему, а потому мог немного подождать. ― Molto lieto. «Очень приятно», ― проговорил Маттео, снимая перчатки и протягивая ей руку, чтобы пожать. Мартиша засунула одну руку в задний карман штанов Луки, а вторую протянула итальянцу. ― Anche a me «Мне тоже», ― улыбнулась девушка, пожимая теплую мужскую руку. Лука приглашающе кивнул Маттео на кресло, а сам усадил невесту на диван и сел рядом. Он по-хозяйски забросил руку ей на плечо, притянув ближе к себе так, что они соприкасались плечами. Сгрёб в охапку, словно боялся, что она сбежит от него. Мартиша положила руку ему на колено, и скрестила свою ногу с его лодыжками так, чтобы Маттео это не заметил. ― Лука, я приехал обсудить свадебный букет и цветы на свадьбу, ― сказал Маттео, и Мартиша почувствовала, как раздражённо выдохнул Лука. ― До свадьбы ещё почти три недели, ― едко напомнил он, но Шелби вдруг стало интересно. Она видела, как вскипел Лука. Бросив на него укоризненный взгляд, Шелби легонько хлопнула его по плечу. Он посмотрел на свою невесту и, тяжело вздохнув, сдался. ― А я с радостью посмотрю на букеты, ― сказала она, улыбаясь. ― И цветы. Цыгане очень ценят живые цветы на свадьбах. Маттео кивнул, достал кипу бумаг и протянул их Мартише. Лука тоже посмотрел, но без особого интереса. ― Насколько я понял, твое платье будет белым, а костюм Луки классическим черным, ― сказал Маттео. ― Я определил несколько основных цветов для букета. Это розы, фиалки и орхидеи, возможно, лотосы. У меня есть несколько идей, как можно их стасовать. В интерьер я предлагаю добавить амаранты, они красиво подойдут к украшениям сверху, например балкона для оркестра и лестницы. ― Мне нравится идея с амарантами, ― призналась Мартиша. ― Если я не ошибаюсь, после смерти Веспасиано Колонна, графа Фонди и герцога Траетто, его жена Джулия Гонзага выбрала своим гербом цветок амаранта. ― Да, наряду с девизом Non moritura — «Не собираюсь умирать», ― добавил Лука, зажимая зубами спичку. ― Не слишком ли мрачно для свадьбы? И кроме того, изначально амарант возделывали как крупяную и кормовую культуру. ― Зелёные смотрятся отвратительно, ― согласился Маттео. ― Но пурпурные просто прекрасны. Кроме того, амарант на языке цветов означает неумирающую любовь. ― Вы флорист? ― удивленно спросила Мартиша, подняв взгляд на кузена жениха. Маттео с лёгкой улыбкой покачал головой. ― Моя младшая сестра держит небольшой цветочный магазин, а я ей помогаю иногда, ― объяснил итальянец, и снова кивнул на рисунки. ― На столы предлагаю композицию японской камелии, маргариток и хризантем. Небольшие яркие букетики хорошо впишутся в тот интерьер, что вы задумали, кроме того, от них не идёт сильный запах, и они довольно красивые. Японские камелии ― скромное превосходство, красные хризантема ― я люблю, маргаритки ― верность, преданная любовь. ― Меня смущают хризантемы, ― проговорила Мартиша, рассматривая рисунок цветка пышного цветения. ― Я помню астры по своим путешествиями. В живую они куда менее пышные, скорее даже бедные. Губы Маттео под усами дрогнули в легкой улыбке. ― Вживую, да. Однако декоративные куда более яркие и насыщенные. Стоят не долго, но их хватит на двадцать часов. Потом можно заменить на столы ― там есть ещё один вариант этих ваз, ― Шелби кивнула. Лука посмотрел в рисунки, наклоняя голову и упираясь в её плечо своим носом. ― Для украшения интерьера, например дверей, хорошо подойдёт жимолость. ― Узы любви, верность любимому, ― припомнила Мартиша, поднимая глаза на итальянца. ― У вас все цветы столь говорящие? ― Я знаю, как трепетно цыгане относятся к живым цветам и их языку, ― сказал итальянец. ― Кроме того, Лука очень хотел, чтобы свадьба вам понравилась, мисс Шелби. ― Забавно, ― кинула Мартиша, даже не глянув на Луку. ― А я хочу, чтобы свадьба нравилась ему. ― Мне нравится эта свадьба, потому что она наша, Маришка, ― сказал Лука, коснувшись её плеча. Маттео понимающе уткнулся в свою чашку с чаем. ― Но ты ― невеста, и этот день больше твой, чем мой. Так исторически сложилось, ведь это женщины уходят в чужие семьи. Это должен быть твой праздник, Маришка. Шелби постаралась откинуть мысли про уход из семьи, почувствовав раздражение, что Лука вообще заговорил об этом, и кивнула Маттео, предлагая продолжить. ― К жимолости можно добавить гибискус, ― продолжил кузен Чангретты, будто этого обмена реплик между помолвленными итальянцем и цыганкой не было. ― Это означает редкую, изящную красоту. А вот в напольные вазы можно поставить магнолию и красные тюльпаны. Закончив, Маттео в ожидании посмотрел на будущих молодожёнов. ― Половину из перечисленного достать будет сложно, если не сказать «невозможно», ― наконец заметила Мартиша. Она легко представила то, что описывал Маттео, и ей хотелось поверить в эту сказочную картинку. ― Искусственно выращенные, ― пожал плечами Лука. ― Не знаю, что делать со свадебным букетом, ― проговорила Мартиша, вспоминая, что и Артур, и Томас хотели быть теми, кто отведет её к алтарю. ― Скорее всего, Артур и Томас вместе отведут меня к алтарю. В таком случае руки у меня будут заняты. ― Мы можем поставить букет в вазу около алтаря, ― предложил Маттео. ― Потом Лука просто церемониально передаст его тебе. Или кому-то из женщин ― Полли Грей или Одри Чангретте. Лука незаметно дернул её за локон волос. ― Хорошая идея. Итальянцы любят цветы, они имеют для нас большое значение. Если я, мой брат или моя мать подадут тебе букет, это значит, что они принимают тебя полноправным членом нашей семьи. «В глазах общественности, по крайней мере», ― подумала Шелби. Ей было известно мнение Одри на счёт их с Лукой брата, однако то, как относился к этому Ангель всё ещё было непонятно. Безусловно, он поддерживал брата во всех начинаниях, все действия Луки он принимал на веру, как непогрешимые… Но Винсент был и его отцом. Как он отнёсся к тому, что вместо мести семье Шелби, Лука женится на одной из них. ― Если это так важно, то пусть будет, ― кивнула Мартиша. Маттео кивнул, давая понять, что понял все пожелания молодой цыганки, и его карандаш быстро-быстро заскользил по бумаге, внося изменения. Он что-то бормотал, вслух прикидывая ещё какие-то варианты. В какой-то момент он посмотрел на Луку, словно собираясь что-то сказать ему, но не знал, можно ли говорить это при невесте. Мартиша уже собиралась вежливо откланяться, как вдруг в гостиную скользнула миссис Ванда Бриджит. Она сделала элегантный реверанс. ― Простите, мистер Чангретта. Мисс Шелби просят к телефону. ― Кто? ― в унисон спросили Мартиша и Лука. Цыганка бросила на него быстрый взгляд. ― Её брат мистер Томас Шелби. Лука посмотрел на невесту, но та и сама, кажется, была удивлена звонком Томаса. ― Иду, ― кивнула она и встала. Лука и Маттео поднялись вслед за ней. Мартиша обернулась к кузену жениха. ― Была рада познакомится, Маттео. И благодарю за работу. Цветы прекрасны. ― Я тоже, мисс Шелби, ― вежливо улыбнулся он. ― Рад угодить будущему члену семьи. Мартиша улыбнулась ещё раз и вышла. Томас звонил в кабинет Луки, и Ванда замерла за дверьми, не позволив девушке остаться в кабинете Чангретты одной. Вряд ли у неё был особой приказ на этот счет, но видимо подобная схема действовала раньше с другими людьми ― в кабинете главы сицилийской мафии никто не мог находиться без него самого. Мартиша чуть улыбнулась этой мысли: когда они станут мужем и женой, она заставит сделать для себя исключение. Томас спросил, в порядке ли она. Он приехал к ней домой с утра, но не нашёл сестру и заволновался ― по донесениям тех, кто следил за ней по приказу Козырьков, она была в нетрезвом виде, а потом Лука увёз ее. Мартиша убедила брата, что всё хорошо, и она в полном порядке. Томми пригласил её приехать вечером к нему домой и пообедать с ним и Чарли, если она будет свободна. Чуть подумав, Мартиша пообещала сделать это. Когда она спустилась вниз, Маттео и Лука рассматривали какие-то документы. Она вежливо кашлянула, привлекая внимание, и попросила Луку подойти к ней на минутку. Оказавшись с итальянцем в коридоре, Мартиша сообщила о своих планах. ― Я поеду домой, ― сказала она, беря итальянца за руки. ― Томми пригласил меня на ужин с ним и Чарли, ― она тепло улыбнулась, думая о племяннике. Она так скучала по мальчику и была рада лишний раз побыть с ним. ― Наверное, я переночую там, ― аккуратно произнесла она, посматривая на реакцию Чангретты. Лука слушал её, не перебивая, но ни злости, ни чего-то подобного Мартиша не увидела. Возможно, дела, которые они с Маттео обсуждали, действительно было важными. ― Перед свадьбой я хочу снова пожить у Томми, чтобы окончательно исправить все оплошности, ― призналась она неожиданно. Она подумывала об этом ― с момента объявления о свадьбе, она сначала даже не приближалась к дому Томаса, потом приезжала к Чарли, когда брата не было. Совместные ужины обещали стать большим шагом вперед, а сегодня она могла вполне остаться там на ночь. ― Я распоряжусь, чтобы подогнали машину, ―кивнул Лука. Он убрал из-за рта спичку, засунув её в карман. ― Ты не обиделся? ― настороженно поинтересовался Мартиша, и Чангретта посмотрел на неё как-то удивленно. ― Разумеется, нет, ― наконец-то Лука добродушно усмехнулся. ― Кое-что произошло в Нью-Йорке, ― озадаченно сообщил итальянец, потирая шею. ― Одна гнида пытается подсидеть меня, так что надо быстро придумать, как вырезать это заразу из моих дел. Мартиша улыбнулась. Она обняла Луку за торс и прижалась ближе. ― Кажется, сегодня умрет много людей, ― рассмеялась она. Итальянец наклонился, чтобы поцеловать её. ― Приезжай завтра, ― предложил он. ― К ужину. Даже если не разберусь с делами, то оставлю их, чтобы побыть с тобой. Мартиша цокнула языком. ― Кажется, я плохо влияю на главу сицилийской мафии. Попроси свою кухарку приготовить мне панакоту. ― Ты знаешь, что такое панакота? ― Понятия не имею, но это вроде десерт? Лука рассмеялся и наклонился, чтобы поцеловать её долгим, чувственным поцелуем. Цыганка приоткрыла рот, впуская влажный, жаждущий язык мужчины и отвечая со всей страстью и пылкостью, на которую она была только способна. Лука прервал поцелуй, касаясь губами шеи цыганки. Несомненно, после этого поцелуя останется след. Мартиша тихо усмехнулась. ― Теперь я могу идти? Лука кивнул. Она погладила мужчину по груди и направилась уже было вверх, когда итальянец снова окликнул её. ― Эй, Маришка. ― Да? Лука улыбнулся ей. Даже без макияжа, в строгой одежде и со спутанными волосами она была прекрасной. Словно сказочный сон, посетивший его в длинную зимнюю ночь. Мужчина едва поборол острое желание пресечь невыносимое расстояние, разделяющее их, привлечь девушку к себе. Чангретта хотел пропустить сквозь свои пальцы её мягкие длинные локоны, заглянуть Мартише в глаза, поцеловать, и... больше никогда и никуда не отпускать. ― Я люблю тебя больше всего в жизни. Ты – центр моей вселенной, cara mia, милая моя. Без тебя моя жизнь не имела бы смысла, ― тихо проговорил он, удивляясь своему открытию. Это была не просто страсть. Это чувство было более глубоким, более искренним, более нежным. Он желал не только обладать ею. Он желал отдавать и получать взамен. И Мартиша, его маленькая цыганка, несомненно, разделяла это желание. Мартиша улыбнулась. Её улыбка была нежной, спокойной, Лука уже давно не видел такой улыбки у Шелби. Она словно возвращала их в дни беспечной молодости, когда они вместе гуляли по улицам Бирмингема днями и ночами, и принадлежали только друг другу. ― Я тоже люблю тебя, Лука, ― шепнула она, глядя в зелёные глаза итальянца. Улыбка Луки изменилась, стала спокойнее, нежнее. Как же ему не хватало этого. Не хватало Мартиши ― такой близкой, понимающей, нежной, такой родной. Как же ему не хватало её голоса, её взгляда, улыбки. Как же ему не хватало его цыганки.