На острие ножа

Мартиша отослала няню, и пришла, чтобы разбудить Чарли, сама. Племянник спал на спине, смешно оттопырив попу и обняв большую подушку. Маришка позволила себе полюбоваться на мальчика пару минут, а потом провела по его светлым волосам. Вчера она была самой лучшей и худшей тётей одновременно ― позволила перед сном Чарли съесть мороженое и до поздна читала ему сказки, так они ещё и хихикали над главными героями. Утром Томас дал им поспать едва ли не до обеда, Мартиша сама встала около двенадцати, а потом, собравшись, пошла будить Чарли. Мальчик с радостью встал, позволил тёте умыть его, причесать, но оделся сам, словно пытаясь продемонстрировать Маришке, как он сам умеет хорошо одеваться. И при этом постоянно посматривал на сидящую на его кровати Шелби, и приговаривал: ― Как я рад, что ты здесь, Маришка! Мартиша не могла не улыбаться. Когда они спустились вниз, Томас уже ждал их. ― Доброе утро, ― поприветствовал он сына и сестру, откладывая газету. ― Доброе, папа! ― Чарли отпустил руку Мартиши и подбежал к отцу, поцеловав в щеку. Томас обнял его. ― Доброе утро, Томми, ― кивнула сестра, после племянника целуя брата. Томас выглядел приятно удивлённым этим. Они приступила к раннему обеду, состоящему из свежего хлеба с розмарином, нежного масла, мягкого сыра, жареной свинины и молодого картофеля с чесноком, политого оливковым маслом. Томас пил виски, сестра попросила белого вина. ― Чем ты сегодня планируешь заниматься? ― спросил Томас. Он был невероятно рад, что сегодня сестра решила ночевать у него дома, который он справедливо считал и её тоже. Казалось, после смерти Грейс этот дом потерял половину своего тепла, и только Мартиша продолжала поддерживать в нём хоть что-то хорошее. Потеряв одно сердце, дом продолжал жить с другим, пока Томас не потерял и его тоже. Теперь же ему было куда спокойнее, хоть он и понимал, что Мартиша не останется здесь навсегда. Меньше чем через месяц её свадьба, потом они, скорее всего, уедут в Нью-Йорк. Представить жизнь без любимой сестры было сложно, но Томас хотел, чтобы она была счастлива. ― Лука пригласил к себе, ― Мартиша пожала плечами, словно говорила о чём-то естественном и уже привычном. Томас сдержал себя от кривой усмешки. ― Скорее всего, поеду к нему ближе к ужину. ― Сегодня обещают снегопад, ― напряжённо напомнил Шелби сестре, краем глаза замечая, как Чарли без всякого интереса режет кусок ― Вряд ли ты сможешь вернуться после ужина. Мартиша хитро усмехнулась и подмигнула брату. Она порезала для Чарли хлеб маленькими ломтиками и вымочила их в подливе, надеясь, что это придаст мальчику аппетит. Сын Томаса был той ещё привередой. ― Так в этом и вся задумка, ― Томас хмыкнул. Мартиша посмотрела на невесёлого Чарли. После смерти Грейс мальчик страдал проблемами с аппетитом, плохо спал, видел кошмары и часто истерил. Томас водил его к психологам, врачам и, в конце концов, Чарли стал спать лучше, хоть и достаточно часто залезал в постель отца. А вот с едой дела обстояли куда хуже. Это было очень похоже на то, что происходило с Мартишей, поэтому она улыбнулась Чарли. — Мальчик мой, съешь хотя бы кусочек свинины! — Мне жалко поросёнка, Маришка, — ответил Чарли, отодвигая от себя тарелку. Томас и Мартиша сделали одновременный напряженный глоток из своих бокалов. — Как скажешь, малыш, — вздохнула мисс Шелби. Пару минут они ещё ели молча, наконец Мартиша сказала: ― Хочу отдать ему копии писем. ― Копии писем? ― не понял Томас. Маришка кивнула. Отправляя письма, она постоянно снимала копии, чтобы в случае чего иметь тексты на руках. Кроме того, между приходом ответов проходило много времени, и Мартиша могла забыть, о чём писала Луке. ― Помнишь я плакалась, что он мне больше не пишет? ― спросила она, знаком прося подлить ей ещё вина. ― Помню, ― кивнул Томас, без удовольствия сцепив зубы, и добавил чуть тише, чтобы Чарли не услышал. ― Я очень хотел сломать ему его итальянский нос. Мартиша улыбнулась. Она всегда знала, что Томас будет за неё горой, что любой её обидчик будет наказан, каждый, кто причинял ей боль, становился покойником… Только Томми и подумать не мог, что когда-нибудь они с сестрой будут собачиться так, как делали это в последние недели. Но сейчас Мартиша видела ― он искренне радуется такому спокойному времяпрепровождению с семьёй. Даже Чарли, который больно не участвовал в разговоре, слушал их с интересом и казался счастливым. ― Так вот, оказывается, мои письма не доходили, ― сказала она, слабо улыбаясь. Почему-то ранее расстроившаяся её известие о том, что их с Лукой переписка прервалась по очень глупой случайности, сейчас радовало её. Получалось, никто ни от кого не отказывался. ― Ангель сказал, что Лука писал мне, но не получая ответов перестал это делать. Томас допил виски, Мартиша закончила с вином, и они сделали синхронный и почти одинаковый жест, чтобы им налили ещё. ― Ты доверяешь Ангелю? ― поинтересовался Томас, разрезая свой кусок свинины. Потом он наложил Чарли ещё картофеля. ― В этом плане, да. Наши семьи похожи больше, чем вы думаете, ― Мартиша рассмеялась. ― Ради счастья своих мы готовы поступиться принципами. Ангелю было больно за брата, вряд ли он стал бы врать о таком. Я хочу отдать письма Луке. ― Хорошо, ― вздохнул Томас. ― Я скажу, чтобы тебе подготовили машину. ― Но ты же не уезжаешь прямо сейчас, да, Маришка? ― воскликнул Чарли, аж припрыгивая на месте. ― Ты уедешь вечером, да? А сейчас останься с нами, пожалуйста! Мартиша рассмеялась и кивнула. ― А почему ты скучаешь больше всего, Чарли? Чарли помолчал несколько секунд, а потом широко улыбнулся. ― Мне нравится, как Маришка рассказывает сказки. Я хочу послушать ещё про драконов, папа, ― глаза мальчика вспыхнули, он выпрямился и изобразил одного из огнедышащих монстров, о которых рассказывала в сказках тётя. Томас озорно улыбнулся. — Вот как? Что ж, может, нам стоит сыграть в драконов и рыцарей! Чарли спрыгнул со стула, попутно повалив его, и со всех ног бросился в дальний конец столовой. — Я страшный дракон! — крикнул Томас, вскакивая на ноги, и с диким рёвом погнался за сыном, который с визгом и хохотом пустился от него наутёк. Томас подхватил малыша на руки и осыпал его поцелуями. — Маришка, спаси! Меня схватил дракон! Мартиша засмеялась и украдкой покосилась на портрет Грейс, что висел в другом конце столовой. Та смотрела на неё, улыбаясь. Шелби восприняла это как одобрение, и это сделало её ещё счастливее. — Хочешь, я прикажу слугам принести десерт в малую гостиную? Будем сидеть у огня и рассказывать истории, — предложила Мартиша мысленно добавив: «Пока я не уеду». — О, да! — воскликнул Чарли. Малая гостиная была куда уютнее. Там лежала куча подушек, а у камина были расстелены тёплые ковры. Стены большей частью представляли собой окна от пола до потолка, а дверь гостиной вела в прелестный сад, где пышно цвели цветы всех оттенков розового, красного и фиолетового. Ночью там зажигали свечи и факелы. Это было любимое место Грейс в доме. Втроём они уютно устроились в малой гостиной и принялись уплетать клубнику со сливками. Поднялся ветер. Мартиша поняла, что, если она хочет попасть к Луке, ей надо поспешить. — Нет, Мартиша! Ещё одну историю, пожалуйста! — попросил Чарли. Будучи не в силах отказать своему племяннику хоть в чём-нибудь, Мартиша отставила сомнения и начала: — Давным-давно жила-была на свете красивая, но очень печальная и одинокая женщина, которая заколдовала юную принцессу и погрузила её в глубокий сон ради её же блага… — Почему она была печальна, Маришка? — перебил Чарли. Мартиша подумала секунду и ответила: — Наверное, потому что её никто не любил. — Но почему? — спросил мальчик. Томас тоже слушал сестру, облокотившись спиной на диван. Они втроем сидели на полу. — Возможно, потому что она сама себя не любила. Она боялась оказаться отвергнутой, ведь она была так не похожа на всех, кого знала. Этот страх был таким сильным, что она спряталась ото всех в глуши. Её единственными спутниками были волшебные черные дрозды, которые прилетали к её дому, садились на ветки и карнизы и рассказывали ей обо всём, что творилось в мире. Так она узнала и о рождении принцессы, и о крестинах. Никто не понимал, почему эта женщина так разозлилась, когда не получила приглашения на праздник. Но, видишь ли, мой дорогой, ей было известно кое-что, о чём ни король с королевой, ни феи-крёстные даже не подозревали… — Но я думал, ты расскажешь мне о драконах, Маришка! — вновь перебил её Чарли. Томас щелкнул его по пояснице. — Так и есть, дорогой. Ведь та женщина была непростой, она умела превращаться в дракона, становиться воистину свирепым и страшным монстром. — Правда? — О да, но не будем забегать вперед… Мартиша рассказывала историю, Томас смотрел то на сестру, то в огонь. Когда сказка подошла к концу, Томас взял сестру за руку и с нежностью посмотрел на неё. Отблески пламени метались по его лицу, делая его прекрасным, словно лик ангела. Чарли дулся, не желая её отпускать, собственно, не до конца понимая, куда она уезжает. ― Я еду к своему любимому человеку, ― объяснила Шелби на пороге дома, присев перед Чарли на корточки и посмотрев в его хмурое лицо. ― Я люблю его, и он любит меня. И он тоже хочет провести со мной время, ― улыбнулась цыганка, ущипнув племянника за щеку. ― Но я тоже тебя люблю! ― Чарли, ― спокойно произнес Томас. ― Маришка же не навсегда уезжает. Она ещё приедет к нам. А скоро будет большой праздник. Твоя тётя станет счастливой, ― при этих словах Томас поднял взгляд на сестру, и Мартиша кивнула с легкой улыбкой. Чарли всё ещё хмурился, но, подумав над словами отца, медленно кивнул. ― Если Мартиша станет счастливой, я согласен, ― важно произнес Чарли, резко выдыхая, словно это было для него безумно сложным решением. Вероятно, что так оно и было. Мартиша была единственной, с кем Чарли ходил на могилу Грейс, там они провели многие часы. Томас не находил на это сил. Её усыпальница находилась в центре прелестного, пышно цветущего сада, заполненного розами, глицинией, жасмином, жимолостью и гарденией — любимыми цветами покойной жены Томаса Шелби. От насыщенного ароматами воздуха кружилась голова. Мартиша часами сидела с Чарли в саду, рассказывала ему то, что она знала о невестке, рассказывала забавные истории. В отсутствие Томаса она почти всё время проводила с Чарли. Вдвоём они отправлялись на пикник в лес, Мартиша учила его цыганскому языку, а по вечерам рассказывала ему истории о драконах у тёплого камина в своей комнате, где спал Чарли, пока Томаса не было. Не было ничего удивительного в том, что мальчик был так привязан к своей тёте. Она была той, кто окружила их с отцом любовью и заботой после смерти Грейс. Она была для него смыслом. Томас обнял сестру. ― Я знаю, что это ужасно эгоистичный вопрос, ― прошептал он ей в волосы. ― Но я хочу спросить, счастлива ли ты. ― Я правда счастлива, Том, ― тем же шёпотом ответила Мартиша. ― Ты не сломал мне жизнь. Я люблю его, люблю Луку. И знаю, что он любит меня. Томас кивнул. ― Я очень боялся сделать тебя несчастной, ― его хватка стала крепче. ― Каждую секунду каждого дня я боялся, что ты станешь несчастной. Я подумать не мог о том, что принёс тебя в жертву, как Авраам приносил в жертву своего любимого сына Исаака, ― Томас вздохнул. ― Но как Авраам не заколол своего сына, так и ты не убил меня на жертвеннике, ― сказала Мартиша и поцеловала брата в щёку. Томас отстранился и погладил её по лицу, проведя кончиками пальцев по красной полоске от царапины, что она получила в лесу. Когда Мартиша приехала к Луке, метель разыгралась не на шутку, но водитель уверил её, что сможет доехать обратно. Пока она от ворот добралась до дома, её щеки уже покраснели, а волосы превратились в нечто, напоминающее волосы снежной королевы. Экономка Ванда Бриджит уже ждала её. ― Ох, сеньора Шелби, вы совсем замёрзли, наверное! ― запричитала она, помогая Мартише снять утеплённое пальто. ― Снимайте сапоги, переобувайтесь, ― Бриджит кивнула на пару лодочек, не слишком официальную, но довольно изящную. Оставалось только догадываться, что ещё Лука придумал для неё в этом доме. Он явно собирался сделать её пребывание здесь максимально комфортным. ― Ужин будет подан через тридцать минут, ― продолжала отчитываться Ванда. ― Вы не желаете согреться? Чай, кофе, горячий шоколад? Возможно, вы хотите чего-то крепкого? ― Глинтвейн, если можно, ― сообщила она. Наверняка, в доме главы итальянской мафии было место для глинтвейна, особенно в такую погоду. ― Разумеется. Мистер Чангретта уже ждёт вас. Ванда не стала провожать её в этот раз, а сразу ушла, унеся с собой её пальто и сапоги. Мартиша чуть улыбнулась: забавная женщина, по-своему заботливая и строгая. Шелби поднялась по лестнице и направилась в сторону кабинета итальянца. Ванда сказала, что он её «уже ждёт». Девушка припомнила, сколько было времени на больших часах в прихожей. Вроде было, около шести. Как раз к ужину успела. И целых пять часов провела с братом и с племянником, что не могло не радовать. Ей не хватало вот такого простого времени с ним. Да и то, что между ней и Томасом окончательно всё пришло в норму не могло не радовать. Ещё на подходе к кабинету, она услышала музыку, но не смогла сразу угадать, что это. Громко постучавшись, девушка вошла, не дожидаясь разрешения. ― Привет, Лука, ― улыбнулась Шелби, закрывая дверь и направляясь к жениху, который, увидев её, быстро поднялся, улыбаясь. ― Здравствуй, Маришка, ― итальянец по привычке обнял её холодные щёки своими тёплыми ладонями и поцеловал. ― Ты вовремя, скоро ужин, ― более бодро проговорил Чангретта. ― Я ещё должен закончить работу, подожди немного, если не против. Кабинет заполняла сладчайшая, волшебная мелодия ― пели два женских голоса. Мартиша колебалась пару секунд, а потом спросила: ― Я могу посидеть с тобой? ― Конечно, ― Лука улыбнулся кончиками губ, видимо довольный, что она выбрала остаться с ним. ― Выбирай любую поверхность, на которую можешь сесть. Только не стол, пожалуйста. Или мне придется думать не о работе, а о том, чтобы уделить тебе время прямо сейчас, ― усмехнулся мужчина, потираясь кончиком носа о её и ласково поглаживая лицо пальцами. Шелби громко фыркнула. Лука вернулся за своё место, а Мартиша прошлась по кабинету, рассматривая статуэтки, названия книг и всё прочее. На несколько минут она пристроилась рядом с книжным шкафом, облокотившись на него, и прочитала пару страниц «Человек, который смеётся». Пока она читала, Ванда принесла ей глинтвейн, сказав, что ужин будет готов через пятнадцать минут. Чангретта сухо поблагодарил её, а Мартиша ответила лёгкой улыбкой, и экономка удалилась. Мартиша вернулась к чтению. У Луки всегда был разнообразный вкус в литературе. Он любил книги по психологии и военной тактике, но совершенно не переваривал большую часть художественной литературы. Изредка только Мартиша показывала ему свои любимые книги, и, если Лука заинтересовывался, он изучал некоторые другие работы автора. Иногда вкусы расходились ― Мартиша с трудом дочитала «Собор Парижской Богоматери», в то время как Луке очень понравилось произведение. А вот любимую комедию Мартиши «Укрощение строптивой» Лука находил глупой и бессмысленной. Поставив книгу на место, Мартиша подошла к столу и, взяв одну из фотографий, стала рассматривать. В рамке «Трио» было изображение отца, матери, а на третьем ― брата с женой и детьми. Мартиша улыбнулась, рассматривая их. Она не видела жену Ангеля, но сейчас видела, что это была симпатичная смуглая блондинка. Невысокая, с чуть полноватыми бёдрами, но стройной талией и доброй улыбкой. Ангель рядом с ней выглядел счастливым. Она взяла ещё одно фото, которое стояло на столе, заметив, как напряглась рука Луки, и взглянула, тут же удивлённо ахнув. На фото были они, в квартире Чангретты в Нью-Йорке лет восемь назад. Они сидели на заправленной белой постели, Мартиша пристроилась на колени Луки, будучи в чёрном платье и в шляпе итальянца. Чангретта обнимал её за талию, Мартиша одну руку положила ему на плечо, а второй накрыла его, которая была у неё на бедре. Фото и тогда, и сейчас казалось ей довольно интимным ― у нее были голые ноги, без чулок или колготок, она была без украшений, с распущенными волосами, Лука был без пиджака или жилетки, в одной рубашке, а чуть помятые простыни за их спинами наталкивали на мысли о том, чем цыганка и итальянец занимались до этого. На самом деле, все было куда приличнее. Один из многочисленных кузенов Чангретты пришел к ним в выходной на чай, они болтали, потом тот рассказал, что стал заниматься фотографиями, и, собственно, зашёл он к ним после того, как сделал фотографии семьи своего друга. Лука спросил, можно ли сделать их с Мартишей фотографию, и кузен согласился. Мартиша отказалась краситься, да и Лука не стал одеваться во что-то парадное, оставаясь в домашнем. Цыганка только стащила его шляпу из коридора и надела на себя. А кровать была смята из-за того, что они все искали хорошее место. Из-за этого фото получилось таким простым, тёплым и интимным. ― Ты все еще хранишь его, ― удивлённо проговорила Мартиша, не спеша ставить фотографию на место. ― Конечно, храню, ― усмехнулся Чангретта. ― У нас с тобой ужасно мало совместных фотографий. Мартиша улыбнулась. Поставила фото на место, и присела на краешек стола рядом с Лукой. Весь его взгляд говорил: «Ну я же просил». ― Мы это обязательно исправим, ― улыбнулась она. Погладила Луку по голове, зарываясь пальцами в волосы и слегка ероша их. ― Кажется, я всё-таки отвлекла тебя, ― хихикнула Шелби. ― Просто дай мне ещё пять минут, ― попросил Чангретта, окидывая взглядом девушку. Мартиша была в сером кашемировом платье, на талии перехваченным черным кожаным поясом. ― Конечно, ― Мартиша улыбнулась. Лука погладил её по бедру и вернулся к бумажкам. Мартиша скосила глаза. То, что Лука не пытался прятать документы о своей работе и позволял быть так близко, говорило о его доверии. Очевидно, он был уверен в том, что Мартиша не станет докладывать о информации своим братьям, да и особой нужды этого не было. Бизнес Шелби и Чангретта различались, да и будущий брак сулил особое слияние торговли. А Чангретты, насколько Мартише было известно, владели винокурней в Нью-Йорке. Шелби пробежалась глазами по тем листам, которые пытался заполнить Чангретта. Несмотря на то, что на неё он смотрел ласково и спокойно, эти листы, казалось, он хотел сжечь прямо сейчас. Шелби отчетливо слышала, как скрипели его зубы. Мартиша мало что понимала в бизнесе, если быть честной, смутно лишь знала, как происходит поставка алкоголя по незаконным каналам, а поскольку занималась счетами в Компании Шелби, представляла, сколько стоят взятки на то, чтобы власти «закрыли глаза» на это, и как легко можно прервать поток алкоголя. Поставки происходили преимущественно в одних и тех местах, и один раз кто-то из конкурентов Шелби захотел прервать поставку, чтобы Шелби потеряли некоторые суммы и выкрасть алкоголь. Лишь благодаря тому, что в тот вечер на поставку поехал поссорившийся с Эсме и скучающий Джон, кража так и не свершилась. Томас хотел, чтобы она научилась этому, но сама Мартиша была против. В случае чего, Артур возглавил бы семью Шелби, её цель будет совершенно другой ― сделать так, чтобы семья осталась наплаву именно как семья. Поэтому она не была уверенна, что сможет помочь, но поддержать Луку хотелось. Она слезла со стола и присела на подлокотник кресла итальянца, обняв его за плечи и уместив подбородок у него на плече. Лука тяжело вздохнул, откидываясь на спинку кресла, и обводя её руки своими пальцами. ― Сорвались поставки? ― бегло изучив официальные документы и какие-то заметки, спросила Мартиша, потираясь щекой о висок мужчины. Чангретта уложил руки на её, сцепленные у него под горлом. ― Три штуки. Кажется, у меня завелась крыса. ― И кому поставляет? ― Альфонсе Капоне, ― спокойно, не сомневаясь ответил Лука. Видимо, этот человек уже давно был проблемой для бизнеса Луки в Нью-Йорке. Имя ничего не сказало Мартише, и Лука пояснил. ― Это бизнесмен из Чикаго. Он ждёт, когда сможет приехать в Нью-Йорк, мой отец в своё время обанкротил его и выдворил. Итальянец двинулся в сторону, и Мартиша, потеряв опору в виде его плеча, соскользнула в кресло. Впрочем, тут же спокойно уселась на мужских коленях. Лука сместил руку на её бедро, чуть поглаживая и сжимая. ― А вернуться он сможет, только если вы не будете представлять для него угрозу? ― Главное, сложно вычислить крысу, ― Лука потёр глаза свободной рукой, потом сцепил пальцы обеих рук в замок, заставляя Мартишу прижаться ближе, и будто бы заключая её в свои сети. ― Кузены, которых я оставил там за главных, пытаются, но все следы оборваны. Он не ждал от неё советов или каких-то предложений, просто хотелось поделиться. Ему вообще нравилось с ней говорить, что-то рассказывать. Из-за разницы в возрасте, Лука все боялся, что у них могут не сойтись какие-то мелкие интересы, которые все разрушат. Он волновался об этом еще в Нью-Йорке, когда она училась. Мартиша была под впечатлением и, забираясь в его машину после занятий уже в пять часов вечера, начинала рассказывать о событиях, что произошли с ней за день. Лука обычно не любил такой пустой треп, но слушать Шелби было интересно, и это вселяло какое-то чувство спокойствия. Обычно он был очень усталый в такие моменты, потому что сам был с работы, которой его наградил отец, и обычно склонял голову на женское плечо и дремал под размеренный рассказ Мартиши. Она никогда за это не обижалась на него, а потом, уже в квартире, расспрашивала, как у него дела на работе. Могла понимать через слово, но вскоре Лука наловчился использовать более общие и понятные слова, не профессиональные. И запоминать часть информации, которая ему поступала в машине даже сквозь легкую дремоту ― тоже. Но и общие темы для разговоров у них были. Они читали одни и те же книги, потому что у обоих была привычка оставлять книги на столе на кухне, и когда Мартиша готовила или ела, она цепляла книгу Луки, чтобы скрасить ужин. Или Лука, уходя с утра на работу, почитывал то, что оставила Шелби за чашкой кофе. В выходные всегда были вместе ― ходили в театры, на выставки, и даже если срочно вызывали по работе, Лука брал с собой цыганку, все рабочие уже привыкли ее видеть вместе с Чангреттой. Или если в университете Мартиши было задание, Лука помогал его делать. Все это настолько въелось Луке под кожу, что последние девять лет без неё Чангретте было безумно сложно. Ангель как-то справедливо заметил, что брат и жить то толком перестал. Родные списывали на то, что дело в войне и тюремном заключении после неё спустя всего год. Но правда была в том, что, впустив Мартишу так близко, так глубоко, Лука уже не мог жить без неё. По-настоящему жить. Он ― как и его отец, как и брат ― был редким видом мужчин: однолюбом. Когда он полюбил Мартишу Шелби, он потерял возможность любить или хотя бы желать других женщин. Для него была только одна женщина, на всю его жизнь. И Лука был готов на что угодно, чтобы вернуть её. ― Могу предложить примитивный план, ты о нём наверняка думал, ― пожала плечами Шелби, прикасаясь к мужской щеке прохладными губами. ― Какой же? ― поинтересовался Лука устало. Думать обо всем этом было уже сложно, он занимался этим весь прошлый день и весь сегодняшний, пока Ванда не сообщила, что звонил Томас Шелби, предупредивший, что Мартиша уехала. Очевидно, это было сделано с целью обезопасить сестру ― с учетом поднимающейся метели, путь от Томаса до Луки составил бы примерно час-полтора. Если бы Мартиша не добралась за это время, можно было начинать искать её. Услышав об этом, Маттео посидел еще полчаса, а потом засобирался домой. Лука предложил ему остаться, всё-таки погода была ужасная, но итальянец жил в отеле недалеко отсюда, поэтому решил не задерживаться. ― У вас же есть подозреваемые? Несколько основных, ― Лука кивнул. Кузены отправили ему несколько наиболее подозрительных рабочих. ― Дайте им разную информацию, про поставки в новых местах. Какая сорвётся ― там и крыса, ― Лука хмыкнул, глядя на Шелби. Мартиша фыркнула, и ущипнула его за ладонь. ― Не смотри так, говорю ― примитивно. Но я больно не знаю все эти ваши схемы и хитросплетения. Зато считаю неплохо. ― Возьму тебя в бухгалтеры в свою винокурню, ― пообещал Лука, потянувшись к ней, чтобы поцеловать в щёку ― целовать в шею не стоило при всем желании. Чангретта обещал ей ужин, а потом хотел немного порадовать её спокойным времяпровождением как в Нью-Йорке. Да и… всё равно сегодня никуда она от него не денется. Метель обещала быть долгой и суровой. ― Отлично, всегда в тепле и алкоголь рядом. Лука усмехнулся, и, будто что-то сместив, стал перебирать листы на своем столе. ― Раз ты всё равно не слезешь с меня… ― начал он, но Мартиша вдруг требовательно дернулась, почувствовав свободу. Машинально Лука сжал руку крепче на её бедре, удерживая девушку на месте. ― Слезу, если уберешь руку, ― высокомерно отозвалась цыганка, расцепив руки и сложив их на груди. ― Ага, разбежалась, ― усмехнулся итальянец, и когда нашёл, что искал, сам вернул руку Мартиши на свои плечи. Цыганка не стала пренебрегать повторным приглашением и снова обняла мужчину. Лука протянул ей какие-то листы. ― На, посмотри. Маттео ездил в тот дом, прикинул цветы, набросал варианты, как можно всё украсить. И дом уже стали убирать, чтобы успеть к свадьбе. Слово «свадьба» ударила по расслабленным нервам, но Мартиша справилась, сглотнув тугой ком в горле. Она принялась рассматривать наброски, пока Лука заканчивал решать свои проблемы. Девушка свободной рукой поглаживала его по плечу, Лука периодически оборачивался и целовал её в щеку. Такой спокойный темп работы прервался, когда Ванда ― не заходя в кабинет, только громко постучавшись и приоткрыв дверь ― сообщила, что ужин готов и уже накрыт. Мартиша соскочила с колен Луки, он тоже встал, и они вместе потянулись. Спина итальянца оглушительно хрустнула. ― Стареешь? ― усмехнулась Мартиша, обходя стол. Лука направился за ней. ― Мне всего тридцать четыре, цыганская принцесса, ― напомнил мужчина, усмехнувшись. ― До старости мне ещё рано. Отказываюсь стареть, пока у нас не будет по крайней мере пять детей. Шелби громко рассмеялась. ― Кстати, про это, ― она лукаво усмехнулась. ― Полли сказала, что я не бесплодна. И что даже рожу тебе близнецов. ― Точно, она же у вас гадалка, ― Лука обнял Мартишу за талию и прижал к ближайшей стене. ― Может, к черту ужин, и начнём прямо сейчас? ― итальянец рассмеялся в приоткрытые девичьи губы и поцеловал раньше, чем Мартиша успела бы что-то ответить. ― Лука, ― чуть оттолкнув его от себя, смущенно проговорила девушка. ― Ты обещал мне ужин, ― напомнила она, ощущая горячие поцелуи на своей шее. Беглый взгляд оглядел небольшой коридор. Мартише очень не хотелось, чтобы их в такой позе застукал кто-то из прислуги. Конечно, никто и слово не посмеет сказать ― ни ей, ни Чангретте, но всё равно хотелось избежать неловких столкновений. Лука прогнал в своей памяти план, который выстроил, и ему пришлось оторваться от любимой невесты, напоследок поцеловав её в нос. ― Я сегодня видела окончательный вариант платья, ― вдруг вспомнила Мартиша, когда Лука помог ей сесть за стол. Платье привезли к Томасу, чтобы оно хранилось там. Оно было прекрасным, Мартиша его уже любила. ― То, которое я увижу только у алтаря? ― с усмешкой уточнил итальянец, и Мартиша гордо приподняла подбородок. ― Да. ― Оно тебе понравилось? ― Да, оно замечательное. Очень красивое. Я в нем действительно та королева, которой меня все считают, ― Мартиша прикрыла глаза, довольно улыбаясь. ― Дедушка был бы в восторге. Прислуга незаметно закрыла дверь, и они оказались вдвоём. Мартиша посмотрела на тарелку, примеряясь, как лучше начать трапезу ― для них двоих повара, конечно, расстарались. Запечённые тальятелле с яйцом и орегано с томатами, сыром моцарелла, шампиньонами и куриным филе, ризотто с креветками, сырное плато с трюфельным медом, красной смородиной и клубникой. К ужину подали белое сухое вино, Чангретта сам разлил его по их бокалам. ― А с моим костюмом дядя ещё борется, ― признался Лука. Мартиша взглянула с интересом. ― Вроде бы всё обговорили, выбрали фасон, но Финачи всё время что-то да не нравится. Я показывал ему твои фото, и теперь он считает, что я должен выглядеть идеально, чтобы соответствовать своей прекрасной невесте. ― Твой дядя считает меня прекрасной? ― усмехнулась Мартиша, аккуратно распределяя по тарелке свою порцию тальятелле. Прислушалась к своему организму. Запах еды чуть нервировал, но тошноты Мартиша так и не почувствовала. Возможно, выпитый глинтвейн успокоил. Мартиша сделала глоток белого вина и приступила к ужину. Заметила, как Лука довольно улыбнулся. ― Там было много прилагательных, ― усмехнулся Лука. ― Buon appetito. ― Grazie. Они ели молча, изредка что-то спрашивая друг у друга, потом обсуждали музыку на свадьбу. Мартиша вспомнила, о чём думала прошлым утром в этом же доме, и теперь думала, как лучше будет сделать то, что она задумала. Её задумчивый вид отчетливо нервировал итальянца, но он не решался что-то спрашивать. Мартиша была такой, что если хотела что-то сказать ― обязательно скажет, а если не была готова, то даже раскалёнными щипцами не вытянешь. Когда им принесли десерт ― яблочный штрудель в паре с мороженым и небольшие булочки ― Мартиша заметно оживилась. ― Что это за булочки такие? ― спросила она, тут же подцепив одну с круглого блюда. Она оказалась мягкой, почти как желе, наверху было что-то белое, напоминающее творог. От десерта пахло молоком и сливками. ― Итальянские ватрушки? Лука усмехнулся, видимо с трудом удержавшись от открытого смеха. ― У тебя есть один шанс, чтобы исправиться, ― произнёс он, попытавшись добавить голосу как можно больше суровости. Мартиша непонимающе посмотрела на него, потом на десерт, потом снова на него и уставилась на булочки. Чуть повертела отломленный ложкой кусочек, рассматривая его со всех сторон. ― Панакота? ― предложила она несмело, таким тоном, будто если ошибется, то их свадьба не состоится. ― Именно, la mia cheesecake zingara, «моя цыганская ватрушка», ― рассмеялся Лука. Мартиша довольно улыбнулась и перетянула к себе на тарелку ещё несколько штук. После нескольких бокалов вина, есть оказалось легче. Оставалось надеяться, что после её не вырвет. Когда с десертом было почти покончено, Мартиша решила, что можно начать разговор. Хотя, лучше было дождаться момента, когда они останутся вдвоем, однако Мартише показалось, что еще минута промедления, и она уже больше не решится. ― Я поняла, как неправильно обходилась с тобой всё это время, ― тихо, но решительно выдала она, глядя в свою тарелку. ― Что? ― непонимающе переспросил Чангретта, посмотрев прямо на неё. До этого он наблюдал за ней из-под приоткрытых глаз. ― Ты же… ― Мартиша вздохнула, а потом отложила ложку и решительно посмотрела итальянцу в глаза. Признаваться в собственных недостатках всегда было сложно, но Мартиша чувствовала, что сделать это надо было. Лука не должен думать, что свадьба с ним как-то расстраивает её. ― Если рассматривать только ситуацию с нашей свадьбой, то я только и делала, что плакала, была чем-то недовольна, хотя ты делал всё, чтобы мне было хорошо. Мне… мне не нравится то, как именно началось это всё, но в итоге-то… ― она нервно заломила свои пальцы, отметив, что руки снова начались трястись. ― В итоге я всё равно хочу за тебя замуж. Я просто подумала, что у тебя могло сложиться неправильное впечатление обо всём этом, ― она посмотрела на него и улыбнулась. ― Лука, ты мне не противен, и я не против нашего союза. Я против того, как он начался, но этого уже не изменить и… я очень постараюсь быть лучше. И обещаю стать хорошей женой. Лука мягко улыбнулся ей. ― Мне не нужна хорошая жена. Мне нужна моя девочка с косичками, моя Маришка, которая может в случае чего сломать мне нос, ― усмехнулся Чангретта, и, потянувшись, дернул ее за локон волос. ― Мне нравится твой нос, ― Шелби закатила глаза. ― Я помню, как ты его сломал. За меня часто дрались братья, но ты был первым мальчишкой из посторонних. Ты и Ангель, ―она прикрыла глаза и покачала головой. ― Мне важно… мне важно, чтобы ты знал, что я к тебе чувствую. ― Ты мне тоже дорога. Безумно, ― Лука смотрел на нее с каким-то слепым обожанием и сжигающим его изнутри чувства собственничества. ― И я рад, что наш брак для тебя не приговор. Мартиша продолжала молча вглядываться в его глаза, стараясь понять, что там ещё за светло-зелёной радужкой. Лука хотел обладать ею, хотел её себе целиком и бесповоротно, и при этом стремился сделать её счастливой, чтобы несмотря на всё, она была с ним счастлива. В Чангретте как-то уживались безграничное чувство собственничества и при этом всепоглощающая любовь к ней. Мартиша прекрасно знала, что Лука Чангретта был однолюбом, и она видела все его достоинства и недостатки, связанные с этим. Ему были присущи твёрдые принципы, которые он строго соблюдал, он никогда не унизит её, не отпустит сальную шуточку, всегда спокоен, рассудителен, в какие-то моменты даже флегматичен. Он не будет кричать о своей верности, это чувствуется в его отношении к ней. Он никогда не даст повода для подозрений, поступки будут чисты, он не скрытен. Лука окружил Мартишу заботой, нежностью и любовью. Иногда даже чрезмерной. Он ухаживал красиво и деликатно, и в прямом смысле слова завоевывал её, своё право быть рядом с ней. Чангретта никогда не рассыпится на красочные рассказы о том, какой он молодец или как он поступит. Он просто возьмет и сделает, молча. Для Луки она всегда будет самой красивой и желанной, самой важной. Но Мартиша знала, что на этом не всё. При всех положительных чертах, у Луки были свои изъяны, связанные с их отношениями. Он жуткий собственник, и если уж она попала в его руки, Мартише придется смириться с тем, что он будет контролировать её, интересоваться, как она провела день, где была, с кем общалась. К этому она привыкла ещё в Нью-Йорке ― за ней ненавязчиво наблюдали шестерки Чангретты, если сам итальянец не мог быть с ней прямо сейчас. Он с трудом одобрял её одиночные походы в бар или на какие-то мероприятия, и Мартиша не сомневалась, что за ней следили в эти моменты особенно тщательно. А смотреть на то, как Лука слушает её рассказы чуть более внимательно, чем обычно, было даже забавно. И самое сложное, что было между ними ― обоюдное упрямство. Мартиша не смогла бы дать Луке отставку, просто так она не от него не отделалась бы. Она помнила, что ещё в юности, когда они только начали встречаться, они с Лукой сильно поссорились. Шелби тогда думала, что их дороги разошлись навсегда, но уже следующим утром Чангретта перехватил её на улице, и они ещё раз поговорили. Лука выглядел взволнованным, объясняя ей что-то и слушая её. Тогда девушка и поняла, что для Чангретты, влюбившегося в неё, более не будет сильнейшего страха, чем потерять её. После каждой крупной ссоры Лука всеми мыслимыми и немыслимыми способами пытался доказать, что только он ей подходит, только с ним она будет счастлива. Их отношения были по-своему крепкими и нежными, и по-своему сложными. Было очевидно, что разойтись друг от друга они не смогут, особенно после скорой свадьбы. Но Шелби это больше не пугало. С ссорами или нет, Лука был тем человеком, с которым она была готова и хотела провести всю свою жизнь, создать семью. Она знала, что все обещания, данные ей ― про дом, ребёнка, безопасность, счастье ― он исполнит, даже если ему придется из кожи вылезти. Просто, потому что для Луки не было большего счастья, чем она счастливая рядом с ним. ― Скорее для тебя приговор, ― усмехнулась девушка. ― Ты еще поразишься, каково это ― жить со мной. Лука улыбнулся. Он вытер рот салфеткой и внимательно посмотрел на неё. ― Я тоже хотел бы извиниться, ― с явным трудом произнёс он, и Мартиша вопросительно изогнула бровь. Она прекрасно знала, что признавать ошибки итальянцу было так же сложно, как и цыганке, если не более. ― За те мои слова в кабинете. «Будет либо большая свадьба, либо большие похороны». Я бы при всём желании не смог бы убить кого-то из твоей семьи. Потому что это причинило бы тебе боль, а я этого не хочу. ― Да, я уже поняла, ― улыбнулась Мартиша. ― Ведь Джон и Майкл не умерли, так что у меня были подозрения. Твоя мать и Ангель их потвердели. Лука хмыкнул. Позже они переместились в спальню итальянца, разместившись на ковре около низкого столика, где их ждали вино и сырные закуски. Точнее, сначала они сидели на диване, но Мартиша после очередного бокала сползла на ковёр, и Лука присоединился к ней. В итоге они оба сидели на полу, облокотившись на диван. Они что-то говорили про свадьбу, обсуждая те мелочи, что им осталось сделать. Мартиша рассказала ему про свою причёску, которую они с Полли и Одри выбрали. Лука сказал, что на свадьбу приедет Габриэлла, жена Ангеля, но другим родственникам было сообщено, что свадьба пройдёт ещё и в Нью-Йорке. В общей сложности, гостей едва набралось пятьдесят человек, включая самых близких, но Чангретта хотел устроить официальный приём. ― Думаю, у твоей родни волосы дыбом встали, когда они узнали, что ты женишься на цыганке, ― рассмеялась Мартиша, прикрывая глаза ладонью. Окно было приоткрыто, но она раскраснелась ― от вина и почти не прекращающегося смеха. Пока Лука ходил отдать какой-то приказ прислуге, девушка сняла утеплённые колготки, и теперь ковер приятно щекотал обнажённую кожу ног. В тёплом освящении комнаты её смуглая кожа выглядела почти золотистой, а волосы отдавали рыжиной. Лука смотрел на неё с восхищением. На её замечание Чангретта усмехнулся и пожал плечами. ― По-другому и быть не могло. Можно подумать, я кого-то когда-то любил как тебя. Сказав это, Лука ожидал какой-то реакции ― возмущённое фырканье, напыщенные и самодовольные возгласы, а может просто нежную улыбку. Мартиша всегда по-разному реагировала на его признания в любви, всё зависело от ситуации, в которой они были сказаны, и её настроения. Сейчас Лука ожидал какой-нибудь добродушной реакции, или может даже ответного признания, но прошли секунды, а Шелби так ничего и не ответила. Чангретта посмотрел на девушку. Мартиша вглядывалась в его глаза, а потом, вздохнув, вдруг серьёзно спросила: ― Лука, когда ты… Когда ты понял, что любишь меня?