На острие ножа

Полли, руководствуясь своими внутренними мотивами и предчувствиями, отмахнулась от выбранной даты, четвертого февраля, и сама назначила другую ― шестое февраля. Когда Джон чуть иронично поинтересовался, почему она не выбрала другой день, тётя объяснила, что число шесть, в первую очередь, означает гармоничность, спокойствие, романтику, семейный очаг. Джон сомнительно хмыкнул, и, кинув на него неподдающийся расшифровке взгляд, Полли принялась перечислять ему абсолютно все значения, связанные с этим числом. Лука, Мартиша, Ангель и Томас, которые были там же, обсуждая другие детали свадьбы, попали под раздачу и выслушали всю лекцию вместе с Джоном. Но главное, что надо было вынести ― цифра «шесть» в нумерологии означала явную предрасположенность к длительным стабильным отношениям в рамках супружества. ― Возражения? ― спросила Полли, закончив,и первым делом бросив взгляд на итальянцев. Нумерология и вправду многое значила для цыган, так что Томасу и Мартише не пришло в голову спорить, а вот от братьев Чангретты Полли будто ожидала протеста. ― Боже упаси, ― пробормотал Ангель, но Лука отнёсся спокойнее. Для него это был не в первый раз ― им с Мартишей уже приходилось выслушивать про «язык цветов», когда они с Одри, Габриэллой и Маттео редактировали букеты цветов на свадьбу. Мартише отнюдь не понравилось категорическое отсутствие цветов лайма на свадьбе ― ей нравился их кисловатый, свежий запах, а вот значение «блуд, измена» Одри и Габриэлле совершенно не нравилось, поэтому пришлось обойтись без них. Лука, как и Мартиша, уже устал от подготовки к свадьбе. Хотелось уже просто пожениться. Томас шутил, что будь их воля, они бы давно расписались и укатили из страны подальше от родственников, чтобы обвенчаться в самой захудалой церкви далёкого забытого городка. Артур, которого порядком утомили примерки костюмов и всего прочего, попросил забрать его с собой. Но поскольку «укатить» не получилось, а до свадьбы оставались считанные дни, приходилось слушать и слушать, и слушать, и слушать… ― А ещё в недостатки числа «шесть» записывают в большинстве случаев её вышедшие из-под контроля достоинства, ― проговорил Томас, закуривая. ― Защищая своё, вы можете быть жестоки и безжалостны по отношению к врагу. ― Ну, это у братца уже образ жизни, ― заметил Ангель. ― Как и у моей сестры, ― понимающе проговорил Джон, будто специально не замечая, какими раздражёнными взглядами наградили их Лука и Мартиша. ― Если я их пристрелю, свадьба сильно сдвинется? ― задумчиво проговорил Лука, глядя на свою невесту. Мартиша пожала плечами. ― Тогда мы поженимся без торжества и окажемся в Нью-Йорке ещё до того, как их тела остынут. Ангель и Джон посмотрели на них с крайне оскорблённым видом, а Томас только покачал головой с лёгкой улыбкой. Луке всё ещё не рассказывали о платье невесты ― он только знал, что оно белое и очень красивое, но все уговоры Мартиши ни к чему не приводили. ― Надеюсь, оно не такое, как все твои прочие платья, ― ворчал итальянец во время ужина. ― Я их ненавижу. Они жили вместе. После всего случившегося, Лука физически не смогу находиться на большом расстоянии от Мартиши. Ему нужно было постоянно знать где она, что с ней. И телефонной связи для этого ему было совершенно недостаточно. Впрочем, Шелби и не была против такого поворота. Она видела желание Чангретты создать место семейного тепла, уютного маленького мирка только для них, и была рада ему в этом помочь. Мартиша едва не подавилась от такого заявления. ― Почему? ― Потому что они меня с ума сводят. Иногда мне кажется, что ты специально выбираешь что-то такое, чтобы уложить меня в больницу с разрывом сердца. Мартиша довольно рассмеялась. Она прекрасно помнила то время, когда её длинные юбки и штаны заменили элегантные платья, и лукаво подмигнула жениху. ― Прекрасно. Я как раз и начала их носить, чтобы ты забыл про свои чертовы прозвища, и обратил внимание на другие мои достоинства. Ей показалось, что, если бы Лука был воспитан менее правильно, он бы швырнул в неё кусочек яблока. Но манеры не позволили ему это сделать, зато Мартиша элегантно закинула ногу на ногу, позволяя подолу темно-фиолетового платья чуть приподняться, и дерзко усмехнулась итальянцу. В день свадьбы с утра шёл снег ― чистый, красивый, но погода была на удивление тёплой. За три дня до этого Бирмингем покрыло тонким слоем снега, который не таял. К этому времени, почти всё имущество Мартиши Шелби было упаковано и отправлено в Нью-Йорк. Габриэлла сама сделала ей причёску ― как и планировалось, каштановые волосы уложили мягкими локонами. Из части волос были заплетены небольшие косички, создающие обрамляющие линии. Полли торжественно опустила на голову племянницы цыганскую корону. ― Теперь ты готова, ― произнесла она, и Мартиша улыбнулась. ― Какая вы красивая! ― согласно воскликнула Федерика. Полли смотрела на неё с любовью и скрытой болью. Мать Шелби была её близкой подругой, и, наверняка, Полли было тоскливо видеть племянницу в её платье. Это было то самое платье, которое так долго скрывали, платье миссис Шелби, матери невесты. Оно было классического покроя. Платье облегало грудь и талию Мартиши, а потом расширялось и переходило в пышную юбку. На забранных наверх волосах серебряная тиара с бриллиантами держала короткую вуаль и длинную фату. Силуэт платья, лиф и подол украшали золотые нити. По традициям итальянцев на невесте ничего не должно было быть золотого, кроме кольца, но тут пришлось уступить. В конце концов, замуж выходила не итальянка ― цыганская королева. Когда она на несколько секунд глянула в зеркало, Мартише показалось, что она вот-вот расплачется ― из зеркала на неё смотрела мать. Габриэлла положила руку ей на плечо и чуть прижалась подбородком к её плечу. ― Материнское? ― Да, ― коротко ответила Мартиша, стараясь сдержать слезы. Габриэлла посмотрела в синие глаза Шелби в отражение зеркала и ободряюще улыбнулась. ― Грустить сегодня некстати, но на свадьбах всегда плачут. После того, как мы с Ангелем поженились, я неожиданно разрыдалась и рыдала добрых пять минут, пока он меня не успокоил. Я уверена, Лука поймет, если ты проронишь несколько слезинок… Или несколько тысяч. Мартиша хихикнула, как девчонка, прикрыв рот рукой и согласно кивнула. Ей нравилось, как она выглядела, на самом деле, нравилось. Согласно традиции, невеста должна носить что-то старое, что-то новое, что-то заимствованное, что-то голубое и что-то, что она получила в подарок. Старым было само платье, новым были её туфли, что-то заимствованное дала Эсми ― серьги с её собственной свадьбы, полученная в подарок тиара и что-то голубое ― её глаза. Туфли она сама выбрала вместе с Полли и Одри, они были декорированы 542 стразами и 132 жемчужинами, ещё два сердечка были нарисованы на каблуках, по сторонам от них написали инициалы влюблённых — «М» и «L». У её платья была длинная фата― на юге Италии принято, чтобы фата была такой же длины, как любовь молодых друг к другу, то есть чем длиннее, тем лучше. Она сама так и не смогла определиться с выбором подружки невесты ― не хотелось обидеть никого из невесток, да и Габриэлла удивительно быстро сошлась со своей будущей сестрой, поэтому всех девушек было решено просто поставить в первом ряду, собственно, как и многочисленных кузенов Луки. В общей сумме на свадьбе собралось гостей сто, что было весьма скромно по меркам обоих сторон, но и длительной подготовки как таковой не было. Планировалось ещё одно торжество на Сицилии, в Агридженто, и вот оно обещало быть куда торжественнее и роскошнее. Впрочем, сейчас было важно только это самое венчание и торжество. Они с Лукой хотели поклясться друг другу, стать неразрывными, единым целом ― так ли уж важно, сколько чужих людей это увидит. Когда женщины покинули её комнату, Мартиша ненадолго осталась одна. Она рассматривала своё отражение в зеркале. Синяки с верхней части тела сошли быстро, зато под платьем она почти вся до сих пор пестрела следами итальянских пыток. На талии синяки причудливо образовали нечто, похоже на пояс. Когда она более-менее пришла в себя и посмотрела в зеркало, она едва ли не разрыдалась. Мартиша считала себя красивой, но это… это красивым не было. Лука доказывал ей обратное. Часто и довольно яро. Клялся и божился, что для него это ничего не значит, что это пустая мелочь, и единственное, что по-настоящему важно ― не причиняет ли это ей боли. Он любил её. И синяки на теле, как бы ни было жестоко, было доказательством того, что в их любовь верили даже враги. Это успокаивало. Конечно, более приятным от этого обнажённое цыганское тело не становилось, но по-женски Мартише всё равно было приятно. Она разглядывала себя, стараясь забыть об отметинах, когда в дверь постучались. Шелби разрешила войти. Томас заглянул в дверь и улыбнулся ей. ― Отлично, Артур, невеста на месте, ― сказал он, и братья вошли в комнату. Мартиша развернулась к ним и широко улыбнулась. Два её старших брата выглядели прекрасно ― выбритые, причёсанные, в чёрных костюмах и с золотыми кольцами. ― Да, самая красивая невеста, ― смущённо пробормотал Артур, неловко обнимая сестру и почти тут же отстраняясь. ― Прости, не хочу испортить потрясающий вид. ― Лука просил передать, ― сказал Томас и протянул ей небольшой букет белых и розовых роз. По итальянской традиции, жених лично собирал букет для невесты, и другие женщины должны были быть без цветов. Он внимательно взглянул на сестру, и его ледяные глаза растаяли. ― Как ты похожа на нашу мать, ― произнёс он, прикасаясь кончиками пальцев к напудренной щеке. ― Только ещё красивее, ― сказал Артур, и Мартиша сморгнула слезы. ― Спасибо, ― пробормотала она едва слышно. ― Знаешь, теперь я готов признать, что итальянец тебя любит, ― поспешно произнёс Артур, стараясь скрыть неловкий трогательный момент. Невеста могла плакать, но, если кто-то из итальянцев увидит, что и братья Шелби способны плакать, свадьбу Мартишу придётся омрачить убийством. Теперь уже братоубийством ― ведь меньше, чем через полчаса, Чангретты станут их братьями. ― Мы провели с ним почти всё утро. Я думал, он убьёт своего кузена, если тот ещё раз пошутит про то, что невеста могла передумать. Лука Чангретта брат Шелби, подумать только. ― Неужели? ― фыркнула невеста, позволяя увести разговор в сторону от печалей давно прошедших дней. ― Спасибо за информацию, а то я уже начала сомневаться. ― Смотри, Луке так не скажи, ― сказал Томас, чуть поправляя диадему невесты. ― А то у него точно сердечный приступ случится. ― Отлично, я ему скажу, ― заявил Артур. Собственно, его взаимоотношения с итальянцами сделали заметный шаг вперёд. По крайней мере, когда Артур решил обсудить с сестрой произошедшее, между строк у него скользили слова о том, что Лука будто постарел на несколько лет, и Артур его таким ещё не видел. Так что, кажется, на этой почве они вполне сойдутся. Мартиша насупилась. ― Артур! Знаешь самую плохую свадебную примету? Когда жених умирает сразу после венчания. Они рассмеялись. Мартише хотелось, чтобы рядом сейчас были ещё и Джон с Финном, но традиции предписывали им расстаться в невестином доме и теперь увидеться только тогда, когда их Мартиша уже будет миссис Чангреттой. Два старших брата должны были отвести её к алтарю. ― Готова? ― наконец спросил Томас, и Мартиша улыбнулась. ― Как никогда раньше. «И ни к чему я так не была готова» ― подумала она, и это тоже было правдой. На удивление, сама она ни капли не волновалась. Было грустно оставлять позади фамилию Шелби, но, как сказал ей Артур вчера, когда они все вместе ночевали в их доме в Бирмингеме, откуда всё и началось: «Шелби — это не фамилия. Шелби — это кровь. А её тебе итальянцы точно не перельют». Она взяла Артура под руку. Братья глянули на неё. Мартиша прикрыла глаза, глубоко вдохнула, досчитала до десяти и решительно кивнула. ― Вперёд. Артур и Томас улыбнулись. Томас опустил плотную вуаль Мартише на лицо так, что сестра теперь видела почти только белый винтажный узор и немного очертания пространства. На ступеньках была постелена красная дорожка – очевидно, постарался кто-то из штата Чангретты. Великолепные цветы украшали чуть ли не каждый дюйм церкви ― Мартиша их не видела, но чувствовала запах. Вообще, это была задумка Одри и Полли ― чтобы невеста увидела украшение только у алтаря. Луке идея понравилось ― для него было что-то сакральное в том, чтобы снять вуаль с её лица. Или он просто хотел отомстить за неведение относительно её платья. Они шли втроём, не спеша. Мартиша почти ничего не видела из-за вуали, но и не особо хотела это делать. Она сможет разглядеть всё после, сейчас она просто наслаждалась крепкой, надёжной хваткой братьев, ароматом цветом, мягкостью платья и чуть восхищённым шёпотом. Видимо, она действительно выглядела потрясающе. Подумать только ― красная дорога к алтарю, где её ждал Лука Чангретта, тянулась уже долгие двадцать три года, с того самого момента, как в первом классе семилетняя цыганская принцесса спросила у брата, кто это стоит напротив них. ― Кто это? Артур поднял взгляд и посмотрел на высокого, худого черноволосого мальчишку, стоящего напротив них с сестрой на школьной линейке. ― Лука Чангретта. Он итальянец, ― сказал Артур, чуть скривившись. Будто услышав это, Лука Чангретта поднял взгляд и его зеленые глаза столкнулись с решительным взглядом синих цыганских глаз. Справедливости ради, Лука подошёл к ней познакомиться первым, уже наслышанный о ней. ― Ты кто такая? ― спросил он чуть по-хозяйски, но Мартиша лишь взмахнула своими длинными косами и гордо усмехнулась. ― Меня зовут Мартиша Шелби. ― Так это ты цыганская принцесса. Лука был невыносим ― с четвертого класса Мартиша почти не могла избавиться от его навязчивого внимания. ― Эй, цыганская принцесса. ― Дернешь меня за волосы ещё раз, и я сломаю тебе руку с ногой. Чтобы не мог ходить за мной и чтобы не мог трогать мои волосы, чёртов итальянец. ― У меня будет ещё одна нога, и ещё одна рука. Этого хватит, чтобы ходить за тобой. А прозвища в её сторону порой лились из итальянского мальчишки как из Рога Изобилия ― Ты ловкая. Как обезьянка. Буду тебя так называть, Обезьянка. ― Ты идиот, Чангретта. ― Эй, Булочка. Но если к его заносчивости Мартиша довольно быстро привыкла, то его своеобразная забота частенько выбивала её из колеи, заставляя шипеть злее в попытках понять, что происходит. ― У меня есть вода с собой. Пойдем, протрём руки, Маришка… Хорошо, давай тогда я отведу тебя куда-нибудь в тихое место, оставлю тебе воду и уйду, хорошо? ― Почему? ― Я просто хочу тебе помочь. Мы же друзья! ― Мы не друзья! ― Они тебя обижают? ― Какая разница? ― Большая. Никто не смеет обижать мою цыганскую принцессу. ― Я не твоя принцесса, Чангретта. Справедливости ради, она тоже была невыносимой девчонкой. Если Лука предпочитал дергать её за косы и придумывать прозвища, то цыганская принцесса давила его итальянское эго своими отказами и высокомерным поведением. ― Давай я провожу тебя? ― Не в этой жизни, Чангретта. ― Ты очень медленный, Чангретта. Твой солдатик. Мы, цыгане, не воры. ― Маришка, а… А почему я тебе не нравлюсь? — Это я тебе не нравлюсь. Правильно, я же простая цыганка, а не аристократка вроде… ― Когда ты вырастешь, я женюсь на тебя. ― Ты слишком самоуверенный, Чангретта. Мы даже не друзья. ― Тогда, предлагаю подружится. Чтобы потом пожениться. ― А если я не согласна? ― Я завоюю твоё сердце. Я обещаю тебе, Маришка. Всё стало лучше, когда они закончили школу ― сначала он, а спустя четыре года и она. Мартиша стала молодой девушкой и всячески подчёркивала это своими короткими платьями и юбками. Теперь она куда более явственно замечала взгляды Луки, направленные на неё, и верила в то, что говорила Полли. Лука не пытался обидеть её, все его движения в её сторону были лишь попытками обратить на себя внимание гордой, цыганской принцессы. ― Эй, Маришка. Поздравляю с окончанием школы. Теперь я могу тебя проводить. ― Пожалуй можешь. Лука. ― Мы друзья? ― А что? ― Я хочу поцеловать тебя. ― Друзей не целуют, Лука. Точно не так, как ты хочешь поцеловать меня. ― Тогда ты мне не друг. ― И что это значит? ― Лука и Маришка, вместе навсегда. ― Мы не слишком взрослые для того ребячества? ― Нет. ― Я приглашаю тебя на наше первое официальное свидание. ― Маришка. ― М? ― Ночь с тобой была лучшей в моей жизни. Я сделаю всё, чтобы она была не последняя. Мартише понадобилось время, чтобы принять то, что больше не было «он» и «она», были только «они», и, даже когда она была близка к этому, она заставила себя дать их отношениям ещё одно испытание и согласиться на учебу в Нью-Йорк. ― Лука. ― Да? ― Меня приняли в университет. Я отправляюсь в Нью-Йорк учиться. Но даже тогда Лука приехал к ней, не сумев отпустить. ― Я так не могу. Ты ― всё, что мне нужно. Я хочу быть с тобой. Я люблю тебя. Я больше не позволю тебе исчезнуть. Неясное будущее, на которое они возлагали смутные надежды. ― Я хочу ребёнка. Нашего ребёнка, понимаешь, Маришка? Расставание, обещающее быть недолгим, но продлившееся девять лет. ― Маришка. Я отправляюсь на фронт. Но я клянусь тебе ― я сделаю всё, чтобы ты вернулась домой в безопасности. ― Не забывай меня. ― Никогда. Что же, по крайней мере, это обещание они точно выполнили. Никогда не забывали друг друга. Артур и Томас замедлили шаг, и Мартиша тоже стала ступать аккуратнее. Братья помогли ей подняться по ступеням, потом детские легкие руки вынули у неё из рук букеты. Мартиша прикрыла глаза. Этот путь до Луки Чангретты был на самом деле дальше, чем одна церковь. Они шли к друг другу многие годы, шли рядом, в разном направление, сталкиваясь ― чтобы в итоге прийти сюда, сегодня, шестого февраля покляться перед Богом в вечной любви. Все дороги ведут в Рим — вот и в одну церковь привели сотни запутанных дорог. Братья отпустили её, и на несколько секунд Мартише, лишённой привычного зрения, стало неуютно. Артур и Томас поочередно поцеловали её в лоб сквозь вуаль. ― Te binecuvântez, «Благословляю», ― сказал Артур, отступив сестре за спину. Поцелуй Томаса показался Мартише горьким. ― Te binecuvântez, «Благословляю», ― повторил он. В этот момент собственная вуаль показалась Мартише почти мистической. Когда её снимут с её лица, она уже не будет Шелби, но ещё и не станет Чангреттой. И это были последние поцелуи, которые братья посвятили своей незамужней сестре. В следующий раз они поцелуют жену Луки Чангретты. Когда Томас отошел от неё, Мартиша снова испытала панику, ощущая себя открытой и беззащитной, но тут почти сразу по её лицу сквозь вуаль скользнули тёплые пальцы, и Лука поднял вуаль. Мартиша встретилась с ним взглядом. Итальянец резко выдохнул сквозь плотно сжатые зубы, и его пальцы прикоснулись к её локтю, сжимая. Он словно до сих пор не верил, что это всерьез, зато Мартиша ни на секунду не усомнилась в реальности происходящего. Всё так, как и должно было быть. Лука был прекрасен в своём тёмно-синем костюме-тройке, в белоснежной рубашке, приталенном костюмном пиджаке. Узкий галстук был серым, с чёрным узором. Его чёрные волосы были уложены, зачёсаны назад. Мартише тут же захотелось взъерошить их, как в детстве. Луке захотелось дернуть её за локон волос. Лука взглянул в её синие глаза, чуть улыбнувшись, а потом они оба повернулись к священнику. ― Возлюбленные дети, ― начал священник, повинуясь какому-то безмолвному сигналу; а может и не было никакого сигнала, только многолетняя практика. ― Мы собрались здесь сегодня, чтобы засвидетельствовать союз Луки Чангретты и Мартиши Шелби. Боже, Ты — сама жизнь и любовь. Вселенная исполнена следов Твоей благости и любви, человеку же Ты даровал волю и сердце, способное любить всё доброе и прекрасное… Одна из дочерей Джона держала в руках букет невесты. Рядом с ней ― совершенно очаровательная в своём красном платье ― стояла Фредерика - образ невинности, чистой духовности. Линда, Эсме и Лиззи стояли чуть вперёд всех, в одинаковых голубых платьях свидетельниц. Ангель, Маттео и ещё один кузен Луки, кажется, его звали Поло, стояли чуть в стороне от них, в таких же черных костюмах, как и братья Шелби. ― …соделай, дабы мы возрастали в благодати, в Твоей любви и исполнении заповедей Твоих, ― закончил священник и чуть кивнул. Мартиша краем глаза заметила, как Линда и Ангель взяли венцы ― золотые, украшенные драгоценными камнями короны. Со стороны Луки было куда проще выбрать свидетеля. Мартиша долго думала, но в итоге выбрала Линду ― всё-таки, из всего окружения именно жена Артура считалась самой праведной миссис Шелби. Когда подняли венцы ― их было решено держать только во время клятв, чтобы свидетелям было не очень тяжело, ведь короны весили почти три килограмма ― губы Мартиши быстро шевельнулись, проговаривая заранее приготовленную фразу. «А болезни с нами не венчаются». Лука и Мартиша старались не смотреть друг на друга. Полли и Одри описала им всевозможные традиции, и среди них было важным, что, если жених и невеста не смотрят друг на друга во время венчания, значит в браке измен не будет. Хотя ни один из них особого внимания на это не обратил: Шелби и Чангретта были стойко уверенны, что главное условие счастливого брака – жизнь с любимым человеком и работа над своим счастьем лично, а уже с этим они справятся. ― Возлюбленные, вы слушали слово Божие, напомнившее вам о значении человеческой любви и супружества. Теперь от имени святой Церкви я желаю испытать ваши намерения. Дети, имеете ли вы добровольное и искреннее желание соединиться друг с другом узами супружества? ― Да, ― произнесли они почти в унисон. Мартиша тяжело сглотнула. ― Имеете ли вы намерение хранить верность друг другу в здравии и болезни, в счастии и в несчастии, до конца своей жизни? Имеете ли вы намерение с любовью принимать детей, которых пошлёт вам Бог, и воспитывать их в христианской вере? ― Да. Все собравшиеся запели гимн к Святому Духу, прося Духа Правды и Освятителя о дарах и благодати в браке. Когда гимн закончился, Лука и Мартиша протянули друг другу правую руку и священник накрыл их столой. ― Я, Лука Чангретта, беру тебя, Мартиша Шелби, в жёны и обещаю тебе хранить верность в счастии и в несчастии, в здравии и болезни, а также любить и уважать тебя во все дни жизни моей. ― Я, Мартиша Шелби, беру тебя, Лука Чангретта, в мужья и обещаю тебе хранить верность в счастии и в несчастии, в здравии и болезни, а также любить и уважать тебя во все дни жизни моей. Священник снял столу с рук молодожёнов. Линда и Ангель неспеша опустили венцы. ― Есть ли в этой церкви кто-то, кто против союза этих людей? Пусть выскажется сейчас, или замолкнет навеки. Тишина была почти оглушительной. Священник чуть улыбнулся. ― Тогда поклянитесь друг другу перед лицом Господа и всех присутствующих в любви и верности. Мартиша понадеялась, что её голос не сорвется. Лука, согласно обычаю, начал первым. ― Маришка, ― произнес он едва ли не шепотом. ― В этот день и до конца моей жизни, я клянусь любить тебя, заботиться о тебе и быть тебе верным. Я клянусь быть тебе во всём поддержкой, трепетно беречь наши чувства и любить тебя, говорить, когда ты хочешь слышать меня, и молчать, когда слов не нужно. Я согласен жить там, где спокойно твоему сердцу, и считать это место своим домом. И если нас ждут какие-то неожиданности, то это ничего – я всегда буду любить тебя! Ты – та, с которой я хочу прожить свою жизнь. Ты и есть, и всегда будешь моей любовью, с этого дня и до последнего. Кто-то всхлипнул. Мартиша не обратила на это совершенно никакого внимания. Она смотрела в те же зеленые глаза, с которыми впервые столкнулась много лет назад в школе, в свой первый день, и которые не отпускали её многие года. ― Лука, ― она улыбнулась. ― В этот день и до конца моей жизни, я клянусь любить тебя, заботиться о тебе и быть тебе верной. С этого дня и до конца мы будем вместе, невзирая на то, насколько мы разные. Никто из нас не собирался влюбляться в другого, но уже при нашей встрече мы оба поняли, что не в силах контролировать свои чувства. Мы полюбили несмотря на то, что очень разные. Как только это случилось, появилось что-то красивое и редкое. Я клянусь тебе, что сохраню и пронесу это в сердце до скончания времён. Ты и есть и всегда будешь моей любовью, с этого дня и до последнего. Полли и Одри вытерли слезы, что скопились в уголке глаз, Лиззи тоже сморгнула одну непрошенную слезу. ― Что Бог сочетал, того человек да не разлучает. И заключённый вами супружеский союз я подтверждаю и благословляю властью Вселенской Церкви во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Дарио и Чарли поднесли на подушечках обручальные кольца. Помолвочное кольцо Мартиши заняло почетное место на среднем пальце. Обручальные кольца были золотыми, с тонким рядом мелких брильянтов, обхватывающим кольцо по всей дуге. Кольца были совсем новыми, Мартиша их ещё сама толком не видела. Священник освятил кольца. Лука взял одно из них. ― Маришка, прими это кольцо как знак моей верности и любви. Кольцо сверкнуло в ярком свете. Мартиша почти до боли закусила нижнюю губу, и Лука обеспокоенно заглянул ей в глаза, словно ожидая отказа. Девушка заставила свою руку не дрожать, когда потянулась за кольцом Луки. ― Лука, прими это кольцо как знак моей верности и любви. Священник по-доброму усмехнулся им. ― Мистер Чангретта, может поцеловать свою жену. Чангретта мягко улыбнулся и коснулся кончиками пальцев её щеки. Так бережно, будто перед ним самая величайшая драгоценность не только в его жизни, но и во всей истории человечества. Мартиша смотрела только ему в глаза. И уже не думала ни о чём другом, кроме того, что, наконец, стала его женой. Теперь они не только чувствуют себя единым целым, но и являются таковым по сути. Они семья. Выдержав пару секунд паузы, Лука стремительно наклонил голову, целуя её. Мартиша успела только выдохнуть. Итальянец обнял её за талию и, уже не сдерживая своей радости, подхватил, отрывая от пола и прокрутился на месте, чудом не запутавшись в длинной фате своей новоиспечённой жены. Приглашённые гости громко зааплодировали, поддерживая новую семейную пару. Отстранившись, Лука усмехнулся. Он весь мгновенно расслабился, будто с его плеч сняли тяжелый груз. ― Рад познакомиться, миссис Чангретта. Мартиша рассмеялась, почувствовав, как из глаз всё-таки скатилось несколько слезинок. Она теперь не подруга, не невеста ― жена. Лука стёр их костяшками пальцев. ― Я тоже, мистер Чангретта. Лука наклонился, чтобы поцеловать её ещё раз. В доме, который они выбрали для проведения торжества, было по-настоящему шумно. Звучала музыка, смеялись дети. Мартиша с Лукой, сидя во главе стола, разговаривали с Томасом и Ангелем. Итальянец закинул руку на спинку стула своей невесте и поглаживал её по плечу, поминутно наклоняясь, чтобы поцеловать её в висок или в щёку. Мартиша расслабленно водила пальцами по руке итальянца, покоящейся на её бедре. Линда и Эсме негромко переговаривались о чём-то с Габриэллой, а Одри, Полли и Финачи вели свои разговоры в стороне. «Не могу поверить, что это происходит на самом деле», ― отстранённо подумала Мартиша, скользя взглядом по цыганам и итальянцам, которые непередаваемым образом оказались на свадьбе, что объединила их в одну семью. За этот день она дважды поклялась Луке в любви ― в церкви и около той самой арки, но это было сделано только для них двоих. Как только приехали последние гости, поднялась сильная пурга, и цыгане весело смеялись ― брак обещал быть крепким. Смутные печальные образы Грейс и Винсента Чангретты возник в её голове, и женщина задалась вопросом: были бы они сейчас здесь, если бы не смерть эти двух не чужих им людей? Её невестка и отец Луки. Мысли прокатились мурашками по её спине, и она сжала пальцы Луки. Чангретта кинул на неё быстрый взгляд, отвлекаясь от брата, и перевернул ладонь, беря её в свою. Несмотря на небольшое количество гостей, застолье получилось более, чем внушительное ― ни одна из сторон не позволила бы себе меньшее. И цыгане, и итальянцы были большими фанатами еды, поэтому свадебный банкет включал почти десять перемен блюд. ― Знаешь, а итальянцы и цыгане неплохо спелись, ― полушёпотом заметил Лука, когда гости принялись занимать свои места. ― Подожди, сейчас кузены моей невестки напьются, и кто-нибудь обязательно подерётся, ― усмехнулась миссис Чангретта, чуть покрутив кольцо. Лука взял её руку и поцеловал. ― Ну, какая свадьба без семейных разборок. Мартиша усмехнулась. Когда все заняли свои места, итальянцы подняли свои бокалы и громко крикнули «Auguri», что означало «с наилучшими пожеланиями». Едва эхо от их выкрика смолкло, цыгане громко подхватили «Fericire», желая счастья. После этого гости громко соприкоснулись бокалами, и на несколько минут зал заполнили ровный ритм стука столовых приборов и негромких разговоров. Когда блюдо сменилось, Артур встал, чтобы сказать первый тост. Томас глянул на него с недоверием, помня, в какую степь понесло брата на его собственной свадьбе, но Мартиша недовольно посмотрела на Томми и тот кивнул. Артур глянул на сидящую сестру с высоты своего роста и улыбнулся. ― Много лет назад я, на правах старшего брата, привел свою младшую сестру в школу, ― неожиданно начал он в установившейся тишине. Мартиша улыбнулась ему в этот. ― И там, на линейке, она спросила меня: «Кто это стоит напротив нас?». Я сказал ей, что это Лука Чангретта, итальянец. Мог ли я подозревать, что спустя больше двадцати лет буду выдавать свою сестру замуж за того мальчика из параллельного класса? Нет. Но я могу сказать о том, что с того самого момента, ваши пути были пересечены и связаны так крепко, что ни людям, но самому Богу не дано их развязать. Все, что вы делали было лишь ещё одним способом прийти к друг другу. И сегодня я счастлив быть здесь, быть свидетелем вашей любви. Любви, в которой не сомневаются ни друзья, ни враги, ― Лука усмехнулся и согласно кивнул. ― Друзья, я предлагаю поднять тост за молодожёнов! Итальянцы и цыгане взорвались оглушительным криком поддержали его. Артур наклонился, чтобы поцеловать сестру, потом протянул руку новоявленному зятю. Лука чуть дёрнул губы в улыбке и встал, чтобы пожать ладонь Артуру. ― Поднять тост, ― повторил Джон, приподнимаясь на своём месте. ― И отправить их в первый танец в качестве супругов. ― Да, в этот раз право братьев тут не действует, ― усмехнулся Томас, вспоминая те времена, когда Мартиша на школьных вечеринках сначала танцевала с братьями, а уж потом с итальянцем. ― Наконец-то, ― усмехнулся Лука, поднимаясь. ― Двадцать лет ждал такой возможности. Ангель, братья Шелби, Полли и Одри рассмеялись, чуть качнув головой. Лука протянул Мартише руку, и девушка приняла её, поднимаясь. Лука вывел её в середину зала, и гости взяли их в круг. Супруги чуть поклонились друг другу — это считалось хорошей традицией, сулящей уважение в браке ― и почти синхронно подошли почти вплотную. Итальянец обнял жену за талию одной рукой, второй взяв её ладонь. Мартиша положила руку ему на плечо. Зазвучали отчётливые, осторожные и увлекательно-мерные звуки вальса, сначала выводимые одиноким скрипачом, а потом подхваченные другими музыкантами. Лука слегка склонил голову к своей невесте, смотря только на неё. Кружась вместе с Лукой в танце, Мартиша чувствовала себя героиней волшебной сказки, которая наконец обрела своё «долго и счастливо». Подумав об этом, она рассмеялась. ― Что такое? ― муж посмотрел на неё с мягкой, счастливой улыбкой. ― Я просто очень счастлива, ― улыбнулась девушка. ― Чувствую себя настоящей королевой. ― Так и должно быть, Маришка, ― Лука не мог перестать улыбаться, глядя на любимую женщину, ставшую наконец его женой. ― Так и должно быть. Долго целоваться на глазах достопочтенных старших родственников было не принято, но Лука посчитал, что в такой день некоторые правила приличия можно было и опустить. Поэтому он не стал сдерживать внезапный, но обычный для него порыва, склонился к своей жене и начал целовать её лицо. Мужские губы касались девичьих щёк, глаз, лба. А музыка, окутывающая их своим мягким покровом, всё лилась и лилась, продлевая этот волшебный для двоих момент. Когда композиция закончилась, они ещё какое-то время простояли в центре зала, для них будто не существовало никого другого, пока не объявили, что другие пары тоже могут присоединиться к танцам. Финачи протянул руку Полли Грей, Томас пригласил Лиззи, Артур Линду, даже Джон с Эсме влились в общий поток, а Маттео пригласил станцевать Одри. Мимо молодожёнов скользнули в изящном пируэте Ангель с Габриэллой, но Лука и Мартиша, казалось, не заметили не то, что их ― вообще никого из присутствующих. Лука бережно погладил её плечи. Он склонился к жене и коснулся её губ нежным, трепетным поцелуем, вкладывая в него все свои чувства, все обещания, которые мог бы дать словами. Всегда быть рядом, всегда любить, всегда защищать. И всегда ценить её к себе чувства. Но для двух любящих сердец слова вовсе не обязательны. ― Знаешь что, любимый? ― вдруг едко произнесла Мартиша, и её синие глаза блеснули озорным, дерзким и диким, знакомым с детства блеском. ― Мы с тобой довольно удачно станцевали на острие этого ножа. Лука рассмеялся и прикрыл глаза, упираясь лбом в лоб своей невесты. ― Да, любимая, ― согласился он. ― Довольно удачно.