House of Dimitrescu

Ее зрение снова начало меркнуть. Быстро моргая, она почувствовала, что ее ноги дрожат от напряжения, которое просто удерживало ее, и она прижалась к углу, в который забилась, чтобы не упасть. Прикусив затылок куклы, которую держала в руках, она безмолвно извинилась перед лордом Беневьенто и заставила себя выпрямить ноги, чтобы не шуметь. Она не могла позволить себе шуметь. Тени окружали ее не так, как ей хотелось бы. Тусклые огни качались взад и вперед и проходили по ее потному телу, каждые несколько секунд заливая ее грязно-желтым светом, отчего она выглядела еще более хилой, чем была сейчас. Сглотнув желчь и кровь, которые поднялись у нее в горле, она услышала звук, который не хотела слышать в данный момент. Тум. Тум. Тум. Шнур, удерживающий мерцающие огни, подпрыгивал, когда чудище неуклюже передвигалось по большому открытому пространству между ней и свободой. Оглушительный, скрежещущий звук этого самодельного металлического куска, который служил чем-то вроде молотка, эхом отозвался в ее голове и заставил ее глаз дернуться. Единственная любезность, которая у нее была в этой ситуации, заключалась в том, что ей не нужно было дышать. Она никогда не забудет запах этого неуклюжего существа до конца своей бессмертной жизни. Разложение. Гниль. Труха. Это был запах давно умершего трупа, который отказался лечь в свое последнее пристанище. Это был запах смерти. Посмотрев вниз на куклу в своих руках, она уставилась в черные бездушные ямы, которые служили кукле глазами. Наблюдала ли за ней все еще лорд Беневьенто, ей было совершенно неизвестно; кукла была неодушевленной, и не было никаких указаний на то, когда лорд Беневьенто случайно использует эту куклу. Однако она, конечно, надеялась на это. Кукла и лорд Беневьенто были ее единственной компанией. — Я дура, — прошептала Мелисса в безухую куклу. Чернильно-черные глаза и натянутая улыбка не менялись, пока она говорила, звуки фабрики лорда Гейзенберга заглушали эхо ее голоса. Кукла не ответила. ----------------------------------------------- Это было густым. Внутренним. Оно горело в ее венах и застряло в горле, как желчь. Она просто не могла сосредоточиться, хотя неоднократно пыталась это сделать. Она расхаживала по замку, как мстительный призрак, бродя по залам в поисках чего-то — или кого-то — недостижимого для нее. Навсегда оставленная, чтобы беспокойно ходить всю вечность, ожидая и наблюдая с этой пылающей яростью, которая привязала ее к Земле до конца времен. К счастью для нее, она не была призраком. И все же…у нее не было выхода своей ярости. Она даже не была до конца уверена, почему ее так переполняла ярость- ----------------------------------------------- Оглядываясь назад, подумала она, ерзая в своем неудобном углу и яростно игнорируя стук своих коленей, все сводилось к угрюмой реакции Альсины. Она видела зеркало. Отражение себя в «молодые» годы, когда она бесконечно задавалась вопросом в неумолимой темноте этого богом забытого медицинского кабинета, почему ее родители бросили ее, почему она никогда не знала материнской любви? Или даже, как звучит голос ее собственной матери? Или цвет глаз ее матери? Она уже давно смирилась и отказалась от такого образа мыслей. Она была нежеланной, и все тут. Однако Мелисса даже не имела ни малейшего представления о том, как выглядела или даже звучала ее мать, так что отпустить эту фантазию было легко. Мимолетный полет фантазии. Но Альсина… У Альсины была Мать. Мать, которая была прямо там, перед ней. И все же так далеко. Это задело за живое. Струна, которая была похоронена глубоко в ее сердце и о существовании которой она даже не подозревала, была не просто задета, а оборвана. Срезанная силой переполнявшего ее гнева. Кроме того, было очень глупо действовать в соответствии с этим гневом. Согнувшись пополам в своем сыром углу, она быстро переложила куклу в одну руку, безвольно держась за куклу одной рукой, когда у нее появилась смесь желчи, рвоты и густой крови. Часть из них выскользнула у нее из пальцев и закапала на пол, прежде чем ей удалось запрокинуть голову, проглотить оставшуюся часть и прислониться головой к бугристой, холодной стене. Дрожащими руками подняв куклу обратно к груди, она прижала ее к себе, не заботясь о том, что лорд Беневьенто наблюдает за ней, и попыталась сосредоточиться на ощущении прохладного камня и мягкой куклы, игнорируя звук тролля всего в нескольких метрах от нее. Она только надеялась, что существо не почувствовало запаха смеси, которую она изгнала из своего тела. Действительно, очень глупый план. -------------------------------------------------- — но так и было, и это все, что имело значение. Она не была уверена, когда вышла из замка. Но прохладный воздух помог ей немного успокоиться, по крайней мере, он помог охладить ее тело. Она не была уверена, как долго ходила… Хотя сбилась со счета, пройдя семьдесят шагов через двор и обратно к двери. Хотя ей не удалось успокоить свой разум так хорошо, как она думала, что ей это удалось. К счастью, остальные спали, так что она могла свободно передвигаться по замку при бледном лунном свете. Хотя она не была уверена, радоваться ли этому шансу насладиться своим гневом или оплакивать свое одиночество. Вдалеке она услышала, как хрустнула ветка. Возможно, она была не так одинока, как думала. Остановившись на полушаге, она бросила взгляд на черные ворота замка, медленно сканируя линию леса острыми глазами. Низко зарычав, она почувствовала, как гнев в ней переключает передачи — голос рациональности в ее голове утонул в волнах гнева — и сосредоточилась. Теперь у нее была отдушина. Крадучись продвигаясь вперед, она вглядывалась в темноту леса в поисках любого движения, которое нельзя было бы отнести к естественному шевелению листьев на пронизывающем зимнем ветру. Осторожно положив руку на железные ворота, она отодвинула лицо в нескольких дюймах от холодного металла, наблюдая, как движутся тени и дрожат листья. Она знала, без тени сомнения, что там что-то есть. Она чувствовала его запах. Буквально. Что бы это ни было, оно было землистым и скользким. Он застрял в ее носовых пазухах, как сироп, и отказывался выходить. Это было ужасно… но она была уверена, что чувствовала этот запах раньше. Но где…? Она не знала и отодвинула эту мысль на задний план. Она увидела то, за чем охотилась. Прямо там, в тени, виднелось темное пятно. Что-то, что не принадлежало лесу, и оно двигалось неестественно. Мокрый. А еще пахло сыростью. Она замерла всего на полсекунды. На полсекунды дольше, чем нужно. Фигура стремительно метнулась вперед; черный мех, когти, сверкающие в лунном свете, слюна, стекающая с острых клыков, когда мощные лапы напряглись — мышцы напряглись под густым полуночным мехом — и она взлетела в воздух, одним махом преодолев ворота и приземлившись на удивительно мягкие лапы сразу за ее. Ликан…это был гребаный ликан! Внезапное давление усилилось в ее венах, и она почувствовала, как они пытаются пробить ее верхний эпидермис. Ее кожа чувствовала себя так, словно пыталась содрать себя, а кровь подступила к горлу, и она была так потрясена, что не могла остановить ее, вытекающую между зубами и губами. Ее колени задрожали, и колени подогнулись под ней, когда она упала, ее взгляд скользнул от Ликана к темному небу. Она уже чувствовала это раньше. Она уже дважды чувствовала это раньше. Она едва почувствовала хватку Ликана, который обвился вокруг ее талии, ни хлыст ветра в ее волосах, когда она внезапно оказалась в воздухе, а затем с угрожающей скоростью направилась к лесу. Хотя она едва осознавала это сквозь пелену колючей, жгучей боли в пояснице и крови, льющейся изо рта, ее зрение расплывалось по краям. Это было то же самое, что она чувствовала, когда лорд Гейзенберг сосредоточился на ней. Это извивалось в ее крови. С грохотом приземлившись на пол, она упала и покатилась, кашляя кровью, желчью и рвотой. Она попыталась, спотыкаясь, подняться на ноги, но ноги подкашивались под ней, так как часть ее тела отвергала саму идею следовать её четким командам. Держась на руках, она держала себя в руках, когда ее бедра дрожали, а листья быстро окрашивались в красный, белый и зеленый цвета. В лесу раздавались звуки, шелест листьев и треск веток эхом разносились по деревьям. Однако она не могла поднять голову, чтобы посмотреть. Планировать. Чтобы защитить себя. В первый раз, когда она чувствовала себя так… Что-то ударило ее в плечо, и она полетела, переворачиваясь снова и снова, пока не отскочила от дерева и не приземлилась кучей на пол. В первый раз… Баритоновый гогот прорвался сквозь глухой стук в лесу. …это был первый раз, когда она имела несчастное удовольствие встретиться с ликаном. Когда эта проклятая дворняга сбросила ее с куста на ступени замка, и она потеряла сознание в объятиях Альсины. Она думала, что это из-за того, что ее тело приспосабливается к регенерации, но какой же она была дурой. Она не человек. Ей не нужно было ни к чему приспосабливаться. Это был Ликан. Ликан заставил ее извергнуть кровь и потерять сознание. — Так, так, так. С трудом поднявшись на четвереньки, она заставила себя повернуть голову, хотя с нее все еще капала кровь, и встретила свое отражение в затемненных солнцезащитных очках, которые были соединены с неряшливым и неопрятным лицом лорда Гейзенберга. — Посмотрите, что у нас здесь. Она знала, что находится в опасности. Рвение ликанов в лесу вокруг нее, она могла видеть темные фигуры, мечущиеся между деревьями. И насмешливая улыбка на лице лорда Гейзенберга, а также большой самодельный молот через плечо. Но ее тело не двигалось! Слегка сместившись от лорда Гейзенберга, она попыталась отодвинуться. Твердый ботинок на ее ноге немедленно остановил эту мысль, и у нее не было выбора, кроме как смотреть на своего мучителя, не имея ничего, кроме как атаковать Лорда глазами. Грозный хмурый взгляд, который расколол бы бури и заморозил Ад. Лорд Гейзенберг проигнорировал это. — Ты знаешь, — протянул Лорд, пнув ее в живот, и она приподнялась, упав на спину, заставляя ее выкашлять еще больше крови, которая попала ей на грудь и лицо. От него пахло кислотой, а вкус на языке было еще хуже. — Ни один человек не смог бы пережить эту атаку. Тон был обманчиво небрежным, даже непринужденным. Но она услышала коварный подтекст… гнев, как она полагала, который смешивал слова со злобой, которая, как она знала, могла привести к ее безвременной смерти. Она была бессмертной, а не непобедимой. Ее голова откинулась назад, когда молот обрушился на нее, попав ей в лицо и отправив ее метаться по земле, на этот раз обернувшись вокруг дерева. Она почувствовала, как что-то подалось у нее в животе, она не была уверена, была ли это ее грудина или что-то более мягкое, но это было невероятно больно. Ее регенерация также была прискорбно медленной, но она чувствовала, что она работает. — Или эту. Откатившись от дерева, она сдержала следующую волну кровавой рвоты, которая скопилась у нее в горле. Тяжело сглотнув, она склонила голову набок и смотрела, как лорд Гейзенберг медленно идет к ней через поляну. Кудахчущий смех эхом отдавался в ее голове и ушах, перекрывая звон в ушах, и раздражал те немногие нервы, которые у нее оставались в распоряжении. — Я не знаю, осознаешь ты это или нет, — сказал он, наклоняясь и поднимая ее, задевая за плечо, но у нее не было сил кричать от боли. Ее зрение начало темнеть по краям, когда она врезалась в землю, уткнувшись лицом в холодную грязь, и ее нос разбился о холодную почву. — Но твоя кровь, ого, твоя кровь такая интересная. Молоток приземлился ей на грудь, и она дернулась вверх, но не издала ни звука. — Твоя кровь положительно заряжена электрическим зарядом, так много электронов сосредоточено в каждом дюйме тела, в каждом кусочке ткани, в каждой мышце. Черт возьми, в твоих собственных клетках! — Лорд Гейзенберг хихикнул и поднял руку. Внимательно осматривая, как будто с рукой было что-то не так. Она начала чувствовать напряжение в области сердца, и ее глаз задергался. — Ты знаешь… Она дернулась под ударом молотка, пальцы скрючились, когда кровь прилила к венам, костям и коже. — …что электричество и другая сила природы очень тесно связаны, некоторые могут даже сказать, переплетены… Ее глаза распахнулись, когда в ее поле зрения появились пятна, красные пятна. Кровь вырывалась из ее лопнувших вен, которые заживали, разрывались, заживали и разрывались. — …ты знаешь, что это такое? Она почувствовала, как ее нервы дернулись и натянулись до костей, а тело взорвалось болью. — Это магнетизм, — лорд Гейзенберг закрыл ладонь с дьявольской и злобной ухмылкой. Ее рот открылся, и ее вопль агонии застрял в густой жидкости в их горле, которая поднялась из лужи в океан. Ее голос прозвучал как бульканье, которое было жалким даже для ее собственных ушей, когда изо рта вырвался гейзер крови, рвоты и желчи. Капли стекали по ее рту, и она не была уверена, была ли эта жидкость кровью или слезами. Кроме того, что она корчилась от боли, она не могла пошевелиться. Магнетизм. Чертов магнетизм. Проклинай все это к черту и обратно. Конечно, один из двух Лордов, которые пожелали бы ей зла, смог бы превратить ее в разбитое и окровавленное месиво одним движением своего проклятого запястья. Ее тело не подводило ее, оно было вынуждено сгибаться и сгибаться против ее воли. Ее зрение начало меркнуть по краям, когда сознание начало ускользать сквозь пальцы, и последнее, что она увидела перед тем, как темнота поглотила ее, было болезненно ухмыляющееся лицо лорда Гейзенберга. -------------------------------------------------------- Боль. Это было все, что она смогла почувствовать. Медленно, очень медленно она начала чувствовать все остальное вокруг себя, по мере того как мучительная боль покидала ее тело. Или, возможно, она просто привыкла к этому. Ее глаза горели, когда тусклый желтый свет затопил ее зрение, и ей пришлось отвернуть голову с напряженными мышцами, что было чрезвычайно медленно, и она зашипела, когда боль пробежала вверх по ее шее, в плечо и вниз по боку. Ее щека коснулась чего-то холодного, твердого и бугристого. Бетон. Она лежала на бетоне. Сделав по привычке глубокий вдох, она сумела поджать под себя локти и, запинаясь, приподнялась, чтобы оценить свое положение. Вокруг нее раздавались скрежещущие звуки, звуки металла о металл, хруст и треск, а также шипение пара. Осторожно сморгнув красные и черные пятна с глаз, она прищурилась на темную и бугристую стену перед собой. То же самое было справа от нее и через плечо. Хотя слева от нее ржавые и толстые железные прутья преграждали путь к отступлению, не то чтобы она знала, куда идти. Как бы то ни было, ее нынешнее состояние делало взлом этих железных прутьев непреодолимой задачей. Закрыв глаза, она мысленным взором сосредоточилась на своей разбитой и сломанной груди. В какой-то момент во время ее пыток в лесу замок, хранивший ее глубокую боль — не более чем отдаленное воспоминание, был разорван на куски. Тщательно восстановив его, кусочки поднялись из темноты в ее сознании и преобразовались, снова соединившись с грудью. Клубящиеся, грозовые и черные тучи бились и боролись, пока она загоняла визуализацию своей боли обратно в глубокий сундук и захлопывала крышку. Шум эхом отдавался в ее теперь уже безмолвном сознании; яростный шторм наконец вернулся туда, где ему было место. Теперь, когда боль была скрыта, она медленно поднялась в сидячее положение и как следует оглядела комнату. Пусто. Это было совершенно эм- Мягкая на вид кукла, казалось, материализовалась посреди пола. Это было просто на вид. Простое черное платье подчеркивало ее фигуру. Толстые, сшитые ноги удерживали её — шатко — в вертикальном положении, а короткие руки безвольно свисали по бокам. Пара бездонных черных глаз впилась в нее, и черная как смоль улыбка изогнулась от нижнего края правого глаза к левому. Несколько секунд она молча смотрела на куклу, затем медленно склонила голову в поклоне. — Лорд Беневьенто Она не узнала свой голос. Как будто кто-то другой говорил за нее. Хриплый и колючий, почти сломанный. Тяжело сглотнув, она почувствовала, как какая-то густая жидкость — будь то кровь или что-то еще — скользнула по ее горлу. Однако она понимала, что в горле у нее пересохло настолько, что глотание ничего не изменит. Голова куклы склонилась набок, когда она потянулась за спину и достала ключ, который висел у нее на запястье. Взглянув на дверь, она была почти удивлена, увидев, что там были ворота, которые выглядели так, как будто их сломали и втиснули между толстыми железными прутьями. С трудом поднявшись на ноги, она схватилась за стену, пока мир не перестал вращаться вокруг вокруг своей оси, а ее ноги не перестали казаться бескостными. С остановками и толчками она добралась до куклы, протянула руку неточными пальцами и нащупала ключ, прежде чем крепко ухватилась за предложенный предмет и вытащила его из куклы. Посмотрев вниз на куклу, прежде чем на ключ, она осторожно наклонилась и взяла куклу на сгиб другой руки. Подойдя как можно ближе к решетке, она оглядела сырой и заплесневелый коридор, прежде чем вставить его в замок и с лязгом повернуть ключ, хотя шум был заглушен окружающим шумом в коридоре. Прихрамывая, она вошла в дверь, бросила ключ и тяжело оперлась о стену, направляясь к тому, что, как она надеялась, было ее свободой. -------------------------------------------------------- Ее колени, наконец, подогнулись. И она рухнула на пол с глухим стуком и звоном камней. Скрежещущий звук молотка по полу внезапно прекратился. Где-то в глубине ее груди застонала толстая металлическая дверь, покрытая густым слоем пыли. Вопреки собственному желанию, она вскочила на ноги, заставив еще больше камней вырваться из укрытия темного угла и вылететь на свет, в то время как она изо всех сил пыталась спрятаться обратно в ограниченную тень угла. Стон превратился в треск, когда старые винты и болты вылетели из своих креплений. Запах гнили и смерти доносился до нее, прилипая к коже, и она сопротивлялась желанию почесать кожу, чтобы остановить невидимых насекомых, ползающих по телу. Металл треснул; сквозь многочисленные трещины начал просачиваться густой туман. Удушающий. Клаустрофобный. Удары, скрежет и запах становились все ближе и ближе с каждой мучительной секундой. Она застряла. Плюшевая кукла, бунтующее тело и успокаивающееся угасающее сознание. Это была вся защита, которая у нее была между собой и разлагающимся чудовищем. Двери разлетелись вдребезги. Окутав ее тело вызывающим клаустрофобию одеялом смога, он окружил ее сердце. Пронесся по ее венам. Затуманил ее разум. Она собиралась умереть. Крепче сжимая куклу, ее тело напряглось, и она почувствовала, как ее собственные зрачки расширились, когда она вздрагивала при каждом шаге чудовища в ее сторону. Впервые за долгое время… Тум. Тум. Тум. Впервые- Костлявая, сгнившая рука ухватилась за край стены, из зияющей дыры в ладони вытекла густая черная субстанция, которая, возможно, когда-то была кровью. — она была напугана.