Вы:
Прости, уже ложусь спать) Всё в порядке, доброй ночи
Чтобы Серёжа не переживал и спал крепким сном, чтобы выспался и пришёл в школу в хорошем настроении с улыбкой на лице, а не названивал ему сейчас с просьбой рассказать подробности. Серёженька-Пироженка: Целую Прилетает незамедлительно в ответ и Дима снова позволяет себе слабую улыбку. Засыпает подросток не сразу — долгое время ворочается, смотрит в окно на серебристый полумесяц, потому что не закрыл жалюзи, думает о Серёже, вспоминая его слова, крепкие объятия, дарящее тепло и надежду на светлое будущее, свидание с ним и даже его маму, которая относится к нему, кажется, лучше, чем его собственная. Парень ставит телефон на зарядку и заводит будильник на пять утра, потому что хочет ускользнуть из дому раньше, чем кто-то из родителей проснётся и продолжит свои нравоучения — а то и физическую силу. В пять двадцать Дима уже выходит из квартиры на цыпочках, стараясь не шуметь и даже не дышать, и расслабляется только тогда, когда выходит на улицу, ещё безлюдную и пустующую, за исключением нескольких голубей, сидящих на проводах, и бродячей собаки, спящей неподалёку от подъезда. И в этом есть что-то атмосферное. Позов пока не знает, куда деть себя, ведь уроки начинаются только через три часа и Серёжа ещё спит. Вынув из бокового кармашка рюкзака наушники, он включает излюбленные песни и выдвигается туда, куда глаза глядят. А глядят они, к слову, хреново, потому что запасных очков не оказалось — те были последними, а из-за отца, бросившего их на пол, в правой линзе появилась кривая трещина, из-за которой теперь нельзя носить очки, потому что можно нанести лишь вред и дискомфорт глазам, по словам офтальмолога, у которого Дима был полгода назад. В итоге Поз обустраивается на деревянной скамейке, расположенной в нескольких шагах от школы, и всё оставшееся время проводит там, слушая Папиного Олимпоса, разглядывая голые ветви деревьев и опавшие с них жёлто-оранжевые листья, валяющиеся по всей тротуарной дорожке вместе с немногочисленным мусором, и мечтая поскорее увидеть Серёжу. Заходя в восемь утра в школу, подросток набрасывает на голову капюшон худи и завязывает на нём верёвочки бантиком, а затем плетётся к кабинету математики, который оказывается ещё закрыт. Он отправляет сообщение Матвиенко о том, что он в школе, и уточняет своё местоположение. Знакомая гулька показывается в толпе сонных школьников через десять минут, и Дима, сидевший на корточках возле двери, поднимается и с улыбкой встречает Серёжу, который, подбежав к нему, испуганно смотрит чуть ниже его глаз. — Привет, — неловко брякает юноша, не понимая, почему его ещё не обняли. Парень поднимает глаза на него с не на шутку испуганным, непонимающим и одновременно обеспокоенным взглядом. — Кто? — только и звучит вопрос от Серёжи. Голос такой же испуганный, непонимающий и обеспокоенный. — Дима, кто? — он берёт в руки Димино лицо и внимательно всматривается в свежий фиолетово-багровый синяк на его щеке. «Вот дурак, даже в зеркало не додумался глянуть», — корит себя мысленно Позов, теперь виновато глядя на одноклассника. — И это ты называешь «в порядке»? Серьёзно? Боже, ты... — Серёжа теряется, потому что не понимает — какого чёрта. — Отец, — не затягивая с ответом, тихим голосом отзывается юноша и Матвиенко не двигается несколько секунд, ощущая себя так, словно на него только что вылили ведро ледяной воды. Да быть не может. Что ж этот миролюбивый мальчишка натворил в прошлой жизни такого, что на нём теперь так отыгрываются в этой? Сначала он страдает от одноклассников, от которых, к счастью, удалось избавиться, а теперь и от руки собственных родителей также страдать будет? Серёжа не может этого допустить. — За что? — непонимающе хмурится он и в его карих глазах отражается вся боль и сочувствие. Дима молча оттягивает ворот толстовки, под которой виднеется голубая футболка, которую дал ему вчера Матвиенко и тот забыл вернуть её, уйдя в ней. Поз в ней и всю ночь спал, и сейчас вот тоже всё ещё в ней, потому что снимать никак не хочется. От неё приятно пахнет мятным шампунем и мужским одеколоном — Серёжей, который сейчас рассматривает собственное творение на Диминой шее и чувствует за это укол вины. — Чёрт, прости, я не подумал, не нужно было... — Нет, всё в порядке, — отрицательно мотает головой Позов. Не хватало ему, чтобы парень чувствовал себя виноватым из-за сложившейся ситуации. Он мягко обхватывает Серёжины запястья и аккуратно отстраняет его руки от своего лица, продолжая с осторожность сжимать их. — Это не в порядке, Дима, — возмущённо фыркает Матвиенко, дёрнув руками, высвобождаясь из слабой хватки одноклассника. Его просто распирают эмоции от несправедливости этого грёбанного мира. Вот остался бы Позов у него, быть может, синяка удалось бы и избежать. Хотя не факт, что потом бы не произошло нечто похуже, по возвращению Димы домой. — Мне не привыкать, — бросает, не подумав, подросток, и тут же прикусывает себе язык. Серёжа медленно выдыхает с прикрытыми глазами, обняв парня за плечи, прижимая к себе с максимальной силой, чтобы уберечь это солнце от всего злого мира и таких же недобрых в нём людей. Поз утыкается лбом в плечо парню, положив руки ему на лопатки. Они стоят так до тех пор, пока не звенит звонок на урок и не приходит учительница. Парни заходят в кабинет вслед за математичкой и Дима чувствует на себе косые взгляды одноклассников. Обернувшись, он встречается с серыми глазами Кошкиной, которая непонимающе хмурится и дует губы, поглядывая то на Позова, то на Матвиенко. Юноша силой воли заставляет себя отвернуться и занять своё место у окна, снова набросив капюшон на голову, чтобы не привлекать внимание красным пятном на шее. — Что ты будешь делать? — спустя половину урока обращается Серёжа к однокласснику, стараясь говорить шёпотом. Дима оборачивается на парня и вопросительно поднимает брови, пока Матвиенко с сочувствием и виной смотрит на его синяк. — В каком плане? — уточняет Поз, не совсем понимая, что он имеет в виду. — Сегодня, например. Думаешь, он остановится на этом? — парень кивает на пострадавшую щеку Димы, внутри которого после этого вопроса поселился невольный страх. — Я думаю, он просто был на эмоциях, — не очень убедительно начинает подросток, — вряд ли такое повторится, тем более он сегодня до вечера на работе, как и мама. Закроюсь в комнате до их прихода, да и всё, — Позов говорит об этом так спокойно, что у Серёжи щемит сердце от этих слов. Почему Дима преподносит это так, будто это в порядке вещей... Это ни черта не нормально. — Ты не сможешь прятаться в своей комнате вечность, Дим, — шепчет Серёжа, положив руку ему на колено. Позов вздрагивает от внезапного прикосновения, но сразу расслабляется, почувствовав в этом касании поддержку. — Я что-нибудь придумаю, — обещает юноша, возвращаясь к нерешённой задаче с параллелограммом в тетради. — Придумаю... — задумчиво повторяет он. Серёже хочется верить, что это правда. — Если что, я всегда рядом, — напоминает он и убирает руку с колена одноклассника. А Дима это знает. Понимает, чувствует, ощущает всем телом Серёжину руку помощи и защиту. Матвиенко для него уже стал как талисман, приносящий ему счастье, дарящий любовь и окружающий его заботой, рядом с которым всегда безопасно и тепло. И Позов отдал бы всё на свете, чтобы остаться рядом с ним навсегда.***
Урока английского сегодня в расписании не было, так что прямого зрительного контакта с Арсением Сергеевичем удалось избежать. Мужчина лишь пару раз заглянул в класс в течение дня, чтобы узнать как дела и напомнить, что это последняя учебная неделя первой четверти, а дальше ребят ждут недельные каникулы. Дима идёт домой в наушниках и думает о том, как можно провести каникулы, чтобы не потратить время впустую. Однако его размышления прерываются сами собой, когда он, подойдя к своему подъезду, натыкается взглядом на машину отца. «Наверное, уехал на работу на автобусе» — предполагает парень и сам себя пытается убедить в этом, заходя в дом. Ключ в двери снова проворачивает медленно, как несколько часов назад, сам не понимая зачем. Предчувствие у него нехорошее, но живот жалобно урчит, намекая, что нужно поесть, ведь последний раз он кушал вчера вечером, и Дима заходит в квартиру, уже слыша, как в гостиной работает телевизор. Он максимально тихо проворачивает защёлку, но та отзывается громким лязгом, сдавая его с потрохами, и в это же время телевизор перестаёт работать. Сзади раздаются уверенные шаги, а затем и хриплый мужской баритон: — Ты со мной в прятки играть вздумал, — цедит отец, испепеляя спину сына неприязненным взглядом. Мысленно парень считает до десяти и, выдохнув, разворачивается к родителю. — Привет, пап, — стараясь не показывать своего страха, негромко произносит Дима, — а ты чего не на работе? — он пытается сохранить дружелюбный тон голоса и даже приподнять уголки губ, мол, всё же в порядке, ты чего злой такой. Только Темур явно так не считает, схватив подростка за рукав худи и дёрнув на себя. Отец выше его на преимущественных десять сантиметров, из-за чего Позу приходится смотреть на него снизу вверх. И Дима отчётливо видит ненависть и презрение в его чёрных зрачках. Он уже представляет, что его ждёт, поэтому дёргает рукой, чтобы освободиться из хватки мужчины, но попытка не увенчалась успехом. — Это он тебе в голову вдолбил, да? — звучит явно риторический вопрос. — Я же тебя нормальным растил, в футбол играл, а сейчас... — Я нормальный, — перечит Дима. Пусть его хоть прибьют здесь, только не позволит он про Серёжу вот так говорить. Хватка на запястье становится жёстче. — Ни черта ты не нормальный, — рыкает Темур, оскалившись, едва не брызгая слюной от злости, — я из тебя сейчас всю эту нормальность быстро выбью, — Дима зажмуривает глаза и уже через секунду сгибается напополам, хватаясь двумя руками за живот, на который пришёлся первый удар отца. Желудок снова издаёт урчание, но сейчас явно не до еды. Жёсткая хватка на шее, вздёргивающая его вверх, и тяжёлый кулак врезается в левый глаз — фингал обеспечен. Парень пытается шагнуть назад, к двери, но родитель не позволяет этого сделать, толкнув сына в стену. Дима несильно ударяется плечом о твёрдую поверхность — терпимо, но его снова прижимают к стене и сдавливают шею. Из горла вылетает невнятный сиплый звук. Кулак отца целится в нос, из которого начинает капать кровь на худи парня. — Отпусти, — просит Дима, открыв глаза. Дышать носом стало трудно и он открывает рот, чтобы не задохнуться от прилива крови. Живот неприятно саднит, а щека нуждается в срочной обработке, но Темур не думает останавливаться — он только вошёл во вкус. — Мерзавец, — выплёвывает он в лицо родному сыну и в очередной раз бьёт его по лицу. Очевидно, это его любимая зона. — Какая же ты тряпка, — мужчина толкает подростка в сторону и тот, не удержав равновесия из-за головокружения и заплывшего левого глаза, который почти ничего не видит, падает на пол, успевая выставить ладони. Сознание помнит, как он точно также упал в классе биологии в сентябре и напоролся на занозы. Сейчас заноз нет, потому что в коридоре постелен линолеум, но легче от этого не становится. Всё тело отзывается жгучей болью, но Дима не может найти в себе силы, чтобы подняться. Он одной рукой держится за ноющий живот, а второй закрывает лицо от ударов отца, которые приходятся на руки. — Сопляк, — и ещё десятки оскорблений яростным голосом звучат в адрес искалеченного парня, и ещё нескончаемое количество ударов обрушиваются на беспомощного подростка — Дима давно сбился со счёта и потерялся во времени. — Видеть тебя не хочу, педик сраный, — парирует отец и, поднявшись с пола с тяжёлой отдышкой, разворачивается обратно в комнату и хлопает дверью. Снова слышится звук телевизора. Дима чувствует себя мёртвым, пустым. Никаким. Он лежит на прохладном полу, свернувшись калачиком и обняв себя за ноги, с его носа до сих пор капает кровь, левый глаз заплыл, каждая клеточка пострадавшего тела невыносимо болит. Позов приподнимается на локтях и едва не заваливается обратно, но в этот раз удерживает равновесие и сплёвывает кровь изо рта. Отсутствующий взгляд растерянно смотрит на количество тёмно-красной жидкости на полу и её же капли на светлых обоях в полоску. Кое-как поднявшись с «поля боя», Дима оказывается в своей комнате, тут же запираясь на замок, как в прошлый раз. Он пытается выровнять сбившееся неровное дыхание, но из-за накатившего стресса и паники это не удаётся. Подросток достаёт из-под кровати аптечку и жалобно скулит, как побитая собственным хозяином собака. У него нет ни слёз, ни каких-либо сил: моральных, физических... Позов достаёт пачку влажных салфеток и пытается оттереть кое-где уже засохшую кровь, а затем встаёт и снимает с себя всю испачканную в ней одежду, бросая её в угол комнаты. На нём остаётся лишь голубая футболка Серёжи и светло-серые боксеры. Он забирается на кровать и жмурится от каждого неаккуратного движения, отзывающегося новой порцией боли. «В самом деле тряпка» — смеётся несуществующий демон на левом плече, заставляя Поза сжать пальцами волосы на голове и оттянуть короткие пряди. — Да сука, — бросает он вслух и достаёт из аптечки то, что вовсе не помогает заживлять раны. Наоборот. Дима никогда бы не подумал, что сделает это, что он на такое способен и у него хватит смелости. До этого момента. Юноша чуть трясущимися руками крутит в руках небольшую картонную упаковку с пятью лезвиями, рассматривая её вот уже десять минут, и наконец-то решается. Он достаёт одно лезвие, аккуратно придерживая его за края, чтобы не пораниться раньше времени, и смотрит на него, как на единственное, что может ему помочь. Единственный выход и утешение, потому что Серёжи рядом нет и никто его не остановит. Подросток немного закатывает боксеры, чтобы было больше места. Кожа нежная, даже бархатная, бледноватого оттенка, а ещё очень чувствительная. Позов медленно выдыхает, собираясь с мыслями, прислоняет лезвие к правому бедру, несильно надавливая, и проводит тонкую полоску, длиной не более трёх сантиметров, сразу же отстраняя лезвие от кожи, начинающей неприятно щипать. Но чтобы не терять времени и храбрости, он снова прислоняет острый край к коже, в этот раз нажимая на лезвие уже сильнее, и резко проводит им по бедру. На свежих порезах начинают проступать капли крови. — Мало, — вполголоса произносит он, сжимая губы в тонкую полоску. Прохладный металл и нежная кожа вновь соприкасаются друг с другом. Третья полоска выходит длиннее и глубже предыдущих, но параллельно им. Крови, по мнению подростка, всё ещё недостаточно, да и перед глазами мельтешит силуэт отца. — Да блять, — уже громче ругается Дима и психует, нанося несколько хаотичных порезов, разной длины и глубины, по всему бедру. Через мгновение он отбрасывает лезвие, испачканное алой кровью, на край кровати, а сам смотрит на полученный результат. Поз сглатывает ком в горле и часто-часто дышит, созидая порезы и проступившую кровь. Касается кожи кончиками пальцев и тихо шипит, тут же убирая руку. Бедро — с десятью красными полосами — покраснело, а кожа уже нестерпимо жгла. Дима поправляет на себе боксеры и снова обнимает себя за колени, бессильно плюхнувшись на бок. Все здравые и не очень мысли поглощает пустота, которая отражается и во взгляде парня. «Я и вправду тряпка» — соглашается Позов со словами отца перед тем, как закрыть глаза и провалиться в беспокойный сон. Ночью Дима просыпается в холодном поту из-за очередного кошмара, который заставляет его приподняться на руках на кровати и испуганно оглянуться по сторонам. Комната давно погрузилась во тьму, лишь тонкая полоска лунного света сочится через окно на пол. Слышится протяжный гул ветра. Подросток опускает ноги на пол и чуть не вскрикивает от боли, но вовремя прикусывает губу, заглушив не вырвавшийся наружу вскрик. Родители наверняка уже спят, ни в коем случае нельзя их разбудить. Игнорируя необходимость обработать все полученные увечья, Дима поднимается с кровати и маленькими шажочками плетётся к двери. В горле ужасная засуха, а желудок издаёт негромкое урчание, негодуя, что в него уже сутки не поступает пища. Свет включить юноша не решается, поэтому передвигается тихо — насколько это возможно — и вроде бы не чувствует, что вляпался в собственную лужицу крови. Значит, кто-то убрал. Интересно, мама в курсе? Отец ей рассказал? Впрочем, Позова волнует сейчас не это, а совершенно пустой холодильник, в котором стоит лишь коробка скисшего молока, пустая сковородка, явно из-под чего-то жаренного, суп трёхдневной давности и половинка старого огурца. Приятного аппетита, называется. Парень тихо закрывает дверцу холодильника обратно и наливает себе в кружку воды, жадно выпивая её за несколько глотков. Время на микроволновке гласит час ночи. Дима подходит к окну, поднимая жалюзи, и рассматривает улочки, тротуары и арки. Пустота. Ни единой души. И тут в голове что-то щёлкает. Раньше эта квартира была островком безопасности Димы, перевязочным пунктом, где он оказывал себе помощь и чувствовал себя защищённым, хоть уже и пострадавшим. Достать из морозилки лёд, чтобы приложить к синяку, застирать на руках кровавую футболку, наклеить пластырь на рану, выпить обезболивающую таблетку — это были ежедневные обыденные вещи для Позова. И казалось, что в этих вещах больше нет необходимости, что Дима больше к ним никогда не вернётся, но отец преподнёс ему сюрприз. Теперь его дом, его былая крепость — это зона опасности. Попадёшься на глаза врагу — и ты труп. Или полутруп, каким парень чувствует себя сейчас. «Здесь больше нельзя находиться» — приходит он быстро к выводу и в его голове словно срабатывает экстренная кнопка эвакуации. Он срывается быстрым шагом в свою комнату и начинает одеваться. Достаёт из шкафа чистые джинсы, едва достающие до щиколоток, хватает кофту на молнии, чуть не зажав ею кожу на шее, телефон, ключи и наушники. Оглядывает своё «убежище» тоскливым взглядом и, заметив лезвие, валяющееся на полу, быстренько поднимает его и выбрасывает в мусорку на столе. Больше ему здесь делать нечего. Дима выходит из комнаты, ищет в темноте свои найки и обувается. Осталось тихо уйти. Лязг металлического замка, разрезающий тишину, щелчок дверной ручки и глухой хлопок двери. Провернув ключом в замочной скважине один раз, подросток убирает его в карман и бросается к лифту, который не приходится даже ждать, потому что он сразу же раздвигает дверцы в стороны и освещает тусклым жёлтым светом кабину. Пока Поз спускается на первый этаж, то только убеждается в том, что правильно сделал. Вырисовывается лишь вопрос: куда теперь идти? Ночевать на улице? А как идти утром в школу, если парень даже рюкзак с собой не захватил? Что говорить Серёже? Серёжа. От одного имени в груди теплеет и сердце пускается в пляс. Дима прикрывает глаза и вдыхает влажный свежий воздух. Видимо, пока он спал, в Старом Осколе прошёлся осенний проливной дождь, благодаря которому на асфальте теперь виднеются лужицы, поблёскивающие в свете луны. Набросив на голову капюшон кофты, чтобы пронизывающий ветер не холодил ушки, в которые вставлены наушники, юноша выдвигается куда глаза глядят, прямо как утром. Пустынная улица в полвторого ночи ощущается совсем иначе, чем днём. Сейчас от неё веет какой-то мрачной, обнадёживающей атмосферой, пахнет сыростью и влажной землёй. Дима никогда не смотрел ужастики, но сейчас чувствует себя главным героем триллера, который вынужден скрываться от страшных монстров, или единственным человеком, выжившим после апокалипсиса. В любом случае чувствует он себя сейчас крайне паршиво. Хочется магическим образом очутиться в объятиях Серёжи, прижаться к нему замёрзшим телом с кровоподтёками и синяками, слушать его успокаивающий голос и размеренное биение сердца. Но свист порывистого ветра возвращает его в реальность, вырывает из мечтаний. Приметив деревянную, немного косую лавочку в одном из дворов, куда Дима случайно забрёл, увлёкшись музыкой в наушниках, он присаживается и принимается разглядывать ночное небо с блёклыми звёздами. Некоторые из них будто подмигивают подростку, дают надежды на что-то хорошее, но парень на сто процентов уверен, что они ложные. Из кармана он достаёт телефон и, не выключая играющую песню, смотрит погоду — минус восемь градусов, северо-западный ветер. Теперь становится ясно, почему его начинает знобить. Позов заходит в смс-сообщения. Серёженька-Пироженка: +5 — Чёрт, — ругается Дима, позабыв проверить наличие новых сообщений в течение дня. Хотя... когда бы он их проверял? Когда его избивал отец? Когда он резал себя лезвием? Когда проснулся из-за кошмара?.. Забежал к маме в больницу, тебе привет от неё Ты один дома? Отца нет? Надеюсь, ты не берёшь трубку просто потому, что спишь Дим, всё в порядке? Ответь, как сможешь, я тут волнуюсь Спокойной ночи, надеюсь у тебя всё хорошо. Перезвони мне Дима блокирует телефон, ощущая себя полным мудаком. И какой из него хороший бойфренд, если он на смс вовремя ответить не может? «Ты не заслужил его, — подначивает сознание, — бежишь к нему, когда у тебя проблемы появляются». Поз сжимает руки в кулаки, впиваясь короткими ногтями во внутреннюю сторону ладони, оставляя там следы. Он заставляет Серёжу переживать, нервничать, беспокоиться, а сам ни черта для него не делает. Как Матвиенко его ещё терпит, остаётся загадкой. Сообщения остаются проигнорированными, потому что Дима считает, что отвечать уже поздно — Серёжа может проснуться из-за звука входящего уведомления, а то и позвонить и легко вычислить, что юноша шастает на улице посреди ночи по непонятным причинам. Наверняка позовёт к себе, но Поз откажется, потому что не хочет теснить парня, надоедать ему вместе со своими проблемами, жаловаться на родителей, чтобы его пожалели. Парень открывает галерею на телефоне и смотрит на их совместные фотографии с Матвиенко, а где-то армянин и в одиночестве, и обветренные губы расплываются в слабой улыбке, а бабочки щекочут своими невидимыми крылышками лёгкие. Двумя пальцами Дима увеличивает фотографию Серёжи на экране, рассматривая черты его лица, убеждаясь в том, что он великолепен. Позов явно не дотягивает до его уровня как минимум внешне. Где он и где Матвиенко? Ему на себя даже смотреть сейчас противно, поэтому камеру на телефоне не открывает, боясь, что испугается самого себя. «Тряпка» — звучит презрительный голос отца в голове, и Дима с этим заявлением не спорит. Парень поднимает ноги на лавочку и обхватывает их руками, уткнувшись лбом в колени, чтобы стало потеплее. Ветер с каждой минутой усиливается, пробирая до костей. Кожа покрывается мурашками, зубы скоро начнут стукаться друг о дружку, а всё тело дрожит от холода, но Дима не будет беспокоить Серёжу. Он с гордостью выдержит устрашающий ветер и просидит на этой лавочке до утра, не двигаясь с места, понадеявшись, что не умрёт на ней от холода за несколько часов. Песня в наушниках продолжает играть, веки смыкаются из-за недосыпа, а желудок продолжает громко урчать. Но гордости Димы хватает всего на пару часов, потому что он чувствует себя замёрзшей ледышкой, нуждающейся в тепле. Экран смартфона подсказывает время — четыре часа утра. Или это считается ещё ночью? Позова это уже не волнует, он поднимается с лавочки и, шмыгнув носом, направляется в сторону дома одноклассника на едва гнущихся ногах. Он помнит, что сам себе обещал не обращаться к нему за помощью, но сейчас юноша понимает: либо он идёт к Матвиенко, переборов свои жалкие комплексы, либо он скончается из-за обморожения конечностей на этой проклятой лавочке. Первый вариант кажется куда привлекательнее, поэтому Дима запихивает свои никчёмные мысли куда подальше и молча шагает туда, где ему точно помогут. Через несколько минут перед глазами юноши появляется преграда в виде домофона. Номер квартиры он, конечно, помнит, но звонить не собирается, иначе Серёжа томительное время будет гадать что же случилось, пока Поз поднимается на лифте. На удачу он пробует набрать код домофона, который иногда вводит, когда забывает ключи или их просто лень доставать. Работает: дверь отворяется, отзываясь пиликаньем, и Дима заходит в подъезд, сразу вызывая кнопку лифта. Здесь уже теплее, чем на улице, поэтому, пока едет, он скидывает с головы капюшон. А вот постучать в дверь не решается. А если Елена Викторовна дома? Он сгорит со стыда в эту же чёртову секунду. «А может уйти?» — подкидывает мозг идею, которую Позов быстро отбрасывает, и жмёт указательным пальцем на звонок, не давая себе времени на раздумья и сомнения. В квартире слышится пронзительная трель звонка и подросток обнимает себя за плечи, всем телом дрожа от октябрьского холода. Скоро явно должен уже выпасть снег. Раздаются торопливые шаги, щёлкает замок, дверь приоткрывается и показывает сонную мордашку Серёжи. Армянин моргает несколько раз, словно думает, что это такой реалистичный сон, и не верит своим глазам. — Дима? — сонно спрашивает он и протирает пальцами глаза, чтобы убедиться в реальности происходящего. Перед ним действительно стоит его Дима. Он едва заметно дрожит, на лице добавилось фингалов и засохшая под носом кровь. — Твою мать, — парень шире открывает дверь и затаскивает юношу к себе, закрываясь на замок. В коридоре включен торшер, свет которого освещает лицо Позова. — Что... Так, господи. Быстро в ванную, — командует он, пытаясь справиться с внезапным приливом шока. Дима чувствует себя самым жалким существом на всей чёртовой планете, пока моет озябшие и покрасневшие руки. Он поднимает боязливый взгляд в зеркало и шарахается от самого себя. — У тебя все кроссовки насквозь промокшие, я сушиться поставил, — осведомляет Матвиенко, залетая в ванную. Парень щёлкает по крану, выключая воду, и переводит обеспокоенный взгляд на Диму, замершего на какое-то время, рассматривая своё отвратительное отражение в зеркале. — Посмотри на меня, — тихо просит армянин, подойдя к подростку. Позов послушно поворачивает голову к нему и выглядит он так, словно вот-вот расплачется. — Ты обрабатывал? — спрашивает он и получает отрицательный ответ. — Господи, разве можно... Так, ладно, — Серёжа пытается взять себя в руки, честно, — сейчас я всё сделаю, а ты потом мне всё расскажешь, хорошо? — кивок. Парень берёт Диму за ледяные руки, чуть не одёрнув их из-за контраста температур, и помогает сесть ему на вежливо подставленную табуретку. Берётся за молнию кофты, расстёгивает её и снимает, лицезрев собственную футболку с Риком и Морти. Аккуратно складывает её и откладывает в сторону. Снова включает воду, настраивая тёплую, достаёт из навесного белого шкафчика пачку ватных дисков и вынимает сразу несколько, смочив их водой. С осторожностью обхватив Димин подбородок, приподняв его голову вверх, Матвиенко принимается оттирать засохшую кровь под носом. Взгляд сам приковывается к покрасневшим белкам глаз, свежим фингалам и разбитой губе. — Отец? — прерывает тишину Серёжа, на миг задержав руку с диском, но сразу продолжать оттирать кровь дальше. Позов слабо кивает, чувствуя себя никчёмным болваном и жалким трусом, неспособным за себя постоять. — А по-моему, изверг какой-то, папаша хренов, — парень поджимает губы, заставляя себя сдержать вырывающиеся наружу эмоции и пару ласковых в адрес Темура Анатольевича. Только ради Димы, которому сейчас необходима помощь и поддержка, а не пассивно-агрессивные высказывания про его родителя. Спустя некоторое время, прошедшее в молчании, следы крови на лице Поза наконец-то исчезают, оставляя лишь багровые кровоподтёки. Подросток выглядит таким разбитым, замкнутым и потерянным, что у Матвиенко сердце разбивается на мелкие осколки. Он сжимает своими руками Димины обветренные ладони, дует на них, обдавая теплом, и растирает в попытках согреть. — Сейчас наберу тебе ванну, погреешься, — Серёжа уже делает шаг в сторону ванны, но Позов не отпускает его руки, крепко сжав их и взглянув на него снизу вверх. В его испуганном взгляде читается немая просьба побыть рядом. Матвиенко присаживается перед ним на корточки, и Димины покрасневшие глаза начинают слезиться. — Я всегда тебя выслушаю, слышишь? — тихо напоминает парень. — И ты можешь прийти ко мне в любое время дня и ночи, здесь тебе всегда рады, — он поочерёдно целует прохладные костяшки юноши. Первая слеза стекает по щеке Позова, падая на джинсы. — Пойдём со мной, — мягко зовёт Серёжа, поднявшись с корточек, и помогает однокласснику встать со стула и проводить в собственную комнату. Дима садится на край кровати, сверля взглядом свои промокшие из-за луж носки — на правом ещё и маленькая дырка. Матвиенко сам стаскивает с него носки, отнеся их к батарее, и тянется к ширинке джинсов, но Поз перехватывает его руку, испугавшись. — Я дам тебе тёплые вещи, — поясняет Серёжа свои намерения, снова потянувшись к молнии, но подросток отодвигается назад. — Не нужно, — отнекивается Дима и получает в ответ непонимающе-вопросительный взгляд, поэтому решает добавить: — Я сам. И теперь парень выглядит виновато, резко убрав руку. Он прочищает горло и разворачивается к шкафу, а Позов в это время стаскивает с себя джинсы, тихо пискнув, когда грубая ткань проехалась по порезам, которые он спешит прикрыть футболкой, к счастью, что она длинная. Ему стыдно перед Серёжей, но он не может позволить ему увидеть многочисленные свежие полосы на бедре. — Держи, — Матвиенко кладёт рядом с ним стопку вещей, — одевайся, я сейчас, — и выходит из комнаты быстрыми шагами, начиная чем-то шуметь на кухне. Дима разворачивает сложенные парнем серые спортивки, быстренько напяливая их на себя до его прихода, заправляет футболку и сверху натягивает тёплое красное худи с Дэдпулом. А ещё надевает длинные носки с авокадо. Морально ему точно становится лучше, такая уж атмосфера в этой квартире — комфортная, умиротворённая, домашняя. Подросток чувствует себя как дома, и эта мысль окутывает его в невидимый кокон уюта. Серёжа возвращается с кружкой чего-то горячего в руках и с пледом под мышкой, и для Димы он сейчас точно как свет в конце тоннеля. Позов чуть улыбается, когда Матвиенко заботливо оборачивает его в плед и вручает в руки кружку с какао, от которого исходит пар. — Осторожно: горячо, — предупреждает он, присаживаясь рядом с юношей, делающим первый глоток сладкого напитка. — Не пересластил? — интересуется Серёжа, чтобы разбавить обстановку. — В самый раз, — улыбается Дима в кружку и вдруг чувствует, как его сгребают в крепкую охапку объятий. Парень так крепко его обнимает, что Поз чуть не проливает на плед какао. — Ты меня напугал, — признаётся одноклассник, щекоча шею Позова тёплым дыханием. — Днём не отвечал на эсэмэски, не брал трубку, а потом заявляешься вот такой посреди ночи и заставляешь меня схватить инфаркт. — Извини, — выдавливает юноша, — я не собирался к тебе заявляться в четыре утра, но на улице так холодно, что я не выдержал, — он отхлёбывает какао и чувствует, как Серёжа медленно отстраняется. Поз переводит взгляд на шокированного парня. — Ты... Нет, ты же... Сколько ты пробыл на улице? — с изумлением спрашивает он, метнув быстрый взгляд на часы. — Я сбежал из дома где-то в час, — тушуется Дима, вспоминая не самые приятные события в его жизни. — И ты был там, — Матвиенко указывает на окно позади себя, — три часа? Дима, ты... — Мудак, — заканчивает за него Позов. — Знаю, — он отворачивается, переключая внимание на какао. — Да тебе бы по заднице надавать за то, что сразу ко мне не пошёл, блин, — с лёгкой обидой и каплей злости за такую безалаберность журит Серёжа, разглядывая парня, кутающегося в клетчатый плед. Щёки Димы после этой фразы вспыхивают розовым и это точно не от холода. Он дует на горячий напиток, стараясь так себя отвлечь, пока в мыслях предстаёт картина, где он животом лежит на коленях парня, а тот ладонью придерживает его за поясницу, а второй поглаживает ягодицы сквозь джинсы... — Эй, — одноклассник щёлкает пальцами у него перед носом и он очухивается, помотав головой в стороны, чтоб из мыслей вышла непристойная картинка, — ты чего завис? — спрашивает он. — Задумался, — бросает Позов, надеясь, что Серёжа не будет уточнять о чём же именно. И тот просто кивает, переводя взгляд на окно, а румянец на щеках подростка никак не сходит, потому что картинка не испарилась, а только развивала свои дальнейшие события. — У меня учебники дома, — переводит он тему, — и тетради, и... Я не знаю, как пойду в школу, — выдыхает Дима. — Какая тебе к чёрту завтра школа? — ругается парень. — Будешь высыпаться и греться в этой постели, Арсения Сергеевича я предупрежу, — серьёзно заявляет он. Позов поднимает на него глаза, полные благодарности и слёз. Он отставляет кружку с какао на стол, чувствуя, как тяжелеет в груди, и лицом падает на колени парня. Вновь нахлынувшие слёзы стекают по щекам подростка, сбегая на Серёжины шорты. Матвиенко сокрушённо выдыхает и одной рукой перебирает его волосы. Тишина нарушается тихим шмыганьем носа Димы и его же приглушёнными всхлипами. Свободную руку парень кладёт ему между лопаток и медленно гладит через тёплый плед. Он не планирует пока что-то говорить, собирается с мыслями, поддерживая и успокаивая одноклассника своими действиями, намекая ему, что он рядом и никуда не уйдёт. Обнимет, вытрет солёные слёзы со щёк и поцелует в раскрасневшийся кончик носа, а сейчас пусть Дима выплеснет все скопленные внутри себя эмоции, даст им волю, чтобы физически стало хотя бы на чуточку легче, чем сейчас. И Серёжа никуда не денется, ни за что на свете не бросит этого очаровательного парнишку, не позволит кому-то обидеть его, защитит, согреет своим теплом, заботой и сделает новую порцию какао или, если Дима пожелает, чая с лесными ягодами. — Я просто жалкая тряпка, — приглушённо отзывается юноша, поуспокоившись, поднимаясь обратно. На серых пижамных шортах Матвиенко виднеется мокрое пятно и на Позова накатывает новая волна стыда и позора. — Прости, я... — Нет, всё в порядке, — прерывает его извинения Серёжа, снова взяв его за руки. Тёплые. Он переплетает с ним пальцы и целует тыльную сторону ладони, и Дима плавится от этого нежного жеста, как горячий шоколад. — Я догадываюсь, кто тебе внушил ту чепуху, которую ты сказал сначала, — он недовольно поджимает губы, желая прямо сейчас сделать куклу вуду для Темура Анатольевича, чтобы он почувствовал всю боль, которую причинил своему сыну. — Но, Дима, — они смотрят глаза в глаза друг другу. Карие и карие. Невероятно красиво. — Ты заслуживаешь целый мир, а не то, с чем тебе приходится сталкиваться сейчас. И ты не представляешь, каким уродом я себя сейчас чувствую, позволив допустить это, — кивок на его фингалы под глазами. — Но будь я проклят, если у тебя появятся новые шрамы и ты снова пострадаешь, — Дима сглатывает из-за понимания, что рано или поздно Серёжа увидит его порезы. — Обещаю тебя беречь лучше, — и целует юношу в губы, словно это один из этапов его клятвы, а затем прислоняется своим лбом к его, разглядывая их переплетённые пальцы. — Давай спать, — предлагает он, — расскажешь мне всё завтра? — Да, — выдыхает Дима и тянется за новым поцелуем. Серёжа приносит вторую подушку, взбивая её, чтобы она стала мягкой и удобной, бросает рядом со своей и гостеприимно откидывает в сторону одеяло. Плед остаётся на стуле вместе с толстовкой, а Позов ложится в спортивках и такой полюбившейся футболке, ссылаясь на то, что он мёрзнет ночами. Выключив свет, Матвиенко притягивает к себе одноклассника и тот утыкается носом ему в шею. Парень снова гладит Диму вдоль лопаток, чтобы он поскорее заснул, а когда он сам начинает проваливаться в сон, то слышит: — Я люблю тебя, — совсем тихое, интимное, искреннее признание. Сердце Серёжи делает кульбит. Мозг превращается в сахарную вату. Губы растягиваются в потрясённой улыбке до ушей. А сам парень чувствует себя самым счастливым на свете, целуя Диму в лоб и крепче обнимая.