Рискни, если сможешь

— Здравствуйте, — ну и лыба у этого актёришки, конечно. Обворожительная. Он смотрит на Антона, не мигая, с той же самой застывшей на лице приветливой улыбкой, и именно в этот момент Шастун замечает, что за стойкой информации остался один. Точнее, наедине с Арсением. Боковым зрением видно Серёжу: тот проводит недавно пришедшей даме плановый инструктаж по всем имеющимся тренажёрам и, Антон готов поспорить, он сам вызвался оказывать ей помощь, перекрывая Шастуну все возможные и невозможные пути для побега. Элегантный ход, ничего не скажешь. Он вовремя удерживается от того, чтобы шумно вздохнуть, но обижаться на Матвиенко сейчас всё равно нет ни желания, ни времени, ни сил. — Здравствуйте, — Антон добродушно улыбается и меж делом думает, что целый час с этим важным типом он не выдержит. Спасибо лишь Оксане, которая, низкий ей поклон, взяла на себя обязанности менеджера и разбирает с новыми посетителями все правила заведения и заполняемые ими документы. Теперь подобная волокита Шастуну не страшна и не преследует, преследует его сейчас только страх загнуться от сердечной недостаточности. Или от ишемической болезни сердца. Или от инфаркта. Или инсульта. Ну, и на крайняк, от всего сразу. Сейчас Антон способен только перебирать все возможные и невозможные варианты. Вот вам и «спорт во имя здоровья», вот держите «легкие непринужденные тренировочки для жизненного тонуса и поднятия настроения». — Арсений Сергеевич, верно? — Вернее некуда, — он кивает и всё ещё улыбается одними уголками губ, и Антон почему-то находит это до странного… непривычным, хоть и красивым. Чего вообще этот Арсений весёлый такой ходит? Алло, ты в России, чувак, здесь такое не принято и не положено, убирайся! — Отлично, — нехорошо, плохо, невообразимо ужасно. Шастун берет со стойки листы с планом тренировок и предполагаемым расписанием и переводит взгляд на них, будто старательно вчитываясь в текст, уже почти выученный наизусть, хотя так было всяко комфортнее, чем смотреть новому посетителю в глаза. Что-то в этих его глазах Антона малость смущало. — Павел Алексеевич предупредил о вас. У нас в планах индивидуальные тренировки по два-три часа в неделю и, если результат будет быстро улучшаться, можно будет увеличивать нагрузку, тут зависит от ситуации и желания. Расписание мы сформируем на ваше усмотрение — у меня график свободный. Сейчас, наверное, мы пройдёмся по упражнениям на ноги, руки и спину, а потом уже вместе посмотрим, над чем нужно будет поработать больше. Как могу к вам обращаться? — Антону самому тошно от того количества «мы» и «нас», что он успел произнести за свой небольшой монолог, но пока он даже не свалился в обморок, а это нужно отметить! — Как будет угодно и удобно. Арсений, Арс, — он пожимает плечами, и это весьма забавно, если учитывать тот факт, что для «как угодно» он предложил всего два варианта. И ещё забавнее с учётом вчерашних слов Серёжи, который установил строжайшее табу на такую вариацию имени, как Сеня. «Кто угодно, но не Сеня» теперь будто чуть прищуривается, приглядываясь к бейджу на груди Шастуна. — Ну что, Антон, можем приступать к тренировке? И совсем незаметно улыбается. Опять, сука, улыбается, делать ему больше нечего, а главное, делает это с такой филигранностью, что в его мастерстве игры на камеру сомневаться не приходилось. Парень уверен, такую улыбочку Арсений оттачивал и отшлифовывал у зеркала, не отлипая от него лет пять, иначе не поддавалось объяснению то, почему, зачем, как и при каких условиях он такой, к черту, идеальный приперся. Мог же для приличия хотя бы чёлку разлохматить, нет? Хотя бы футболку помятую надеть? Шнурки криво завязать? О господи, нет, даже шнурки его одинаково прекрасны… Шастуна это начинало не на шутку выбешивать, и тем больше, чем дольше он вглядывался в посетителя. Хотя, впервые за два месяца невероятное «Антон» на бейджике наконец пригодилось, — боже, неужели — и это не могло не радовать. Складывалось ощущение, что впервые его здесь назвали адекватно, по имени, и казалось, Шаст даже отвык от того, как оно на деле может звучать. Теперь вспомнил — послушал, понравилось. Не понравилось Антону только то, что в приступе необоснованной паники он забыл представиться самостоятельно. А представляться, насколько он помнил, нужно было если не первым делом, то хотя бы в начале беседы. Что-то вроде «Здравствуйте, меня зовут Антон Шастун, я фитнес-тренер и буду проводить для вас индивидуальные занятия». А теперь плакали все выученные ранее правила этикета и вежливости, и курсы по фитнесу плакали, и два диплома тоже, и Антон скоро плакать начнёт. — Ага, давайте приступим, — он наконец собирается и собирает волю в руки, себя в руки, все имеющиеся нервы в руки и яйца тоже. На всякий случай. Только на секунду призадумывается, зачем ему в руке директор его же тренажёрной. Озарение снисходит не сразу.

***

Арсений оказывается… неплох. То есть, слишком уж неплох для человека, который первый раз пришёл в фитнес-клуб. Он довольно силён и явно не собирался начинать с минимального веса гирь, как и с минимальных скоростей. Земля под ним дрожала, — и это Антон не только о беговой дорожке — одно существование Арсения уже придавливало своим авторитетом всё окружение в радиусе пяти километров. Но это Шастуну так только казалось — Серёжа часто говорил, что он слишком сильно накручивает и грозился когда-нибудь подарить самую убогую корону королевы драмы. Сам же Антон рядом с новым посетителем находился будто лишь для проформы. Только чтобы сказать «Что ж, давайте мы попробуем этот тренажёр на квадрицепс. Отлично, сейчас можем перейти к базовым упражнениям на бицепс и трицепс. Замечательно, ножки отдохнули? Теперь выполним вот это на икроножные. Хо-ро-шо, жду вас в пятницу!». Антон превратился в одно сплошное «здорово, великолепно!», а в конце занятия и подавно разошёлся и готов был промурлыкать это в манере небезызвестной песни. Демонстрировать примеры упражнений почти не приходилось, а если это и требовалось, то сугубо в краткой форме, но Шастуна это устраивало, как ничто другое. Чувствовать на себе внимательный взгляд, пока сам показываешь технологию выполнения, за полтора месяца стало уже довольно привычным и даже почти не смущающим, но… Антон всё ещё чуточку дрыщ, даже при таком раскладе дел. И у него всё ещё чуточку предрасположенность к болезням сердца и противопоказания к сильным перегрузкам. Комплексов насчет малость костлявого тела у него не было и в помине и зарождаться не планировало, но наблюдать за тем, как после тебя, самого лучшего тренера в мире, посетитель-новичок переставляет мощность тренажёра с двоечки на пятёрку, немного неловко.

***

Нет, это не неловко. Антон забирает все свои слова назад. Оставит, пожалуй, только слова про то, что Арсений идеален — тот даже после ебаной тренировки выглядел как от иголочки. Да, его волосы всё-таки слегка растрепались, но едва ли это придавало ему неопрятности! Скорее, только большей привлекательности. Это, пожалуй, тоже немного неловко, потому что Антона с его несчастной повидавшей виды футболкой спустя час тренировки обычно можно было выжимать. Однако, самое неловкое началось, когда после занятия некий черт дёрнул сказать «может, удобнее будет сейчас и обсудить план тренировок, если вы не торопитесь?». Сука, Шастун, язык — твой главный враг. И ты вечно пускаешь его общаться с людьми раньше головы. В прошлом это казалось лишь неважной чертой характера, не более, но сейчас это некоторая проблема. Проблема, потому что Арсений, действительно, абсолютно не торопится. То есть, совершенно никуда. Отвечает Антону довольным «Без проблем», предлагает обсудить всё за чашечкой чая в буфете фитнес-центра, потому что безбожно устал, и в итоге за несчастный чайничек платит сам. И ничего не говорит. Просто прикладывает чёртову карточку к терминалу и присаживается напротив Антона, открывающего план занятий и бросающего быстрые взгляды непонимания на этого донельзя странного человека. — Сколько вам должен? — предпринимает попытку. — Брось, нисколько, — две чашки и тёплый чайник появляются на столике, а попытка проваливается крахом. Вот и поговорили. Далее о данной теме Антон решает галантно молчать — если кормят и поят, значит, надо кушать и пить. Особенно, когда ты невыносимо мучаешься от жажды, а на тебя с неба вдруг летит чёрный чай с чабрецом. Ну, почти с неба. С рук Арсения Сергеевича, если быть честным. Шастуну всё ещё некомфортно, потому что: первое, его напоили, второе, за него заплатили, третье, это сделал человек, с которым Антон знаком полтора часа, четвёртое, этот человек отныне его постоянный клиент, пятое, этот гребаный клиент теперь приходит по средам, пятницам и субботам. Однако Антон не акцентирует на этом своё внимание, топит в черном чае ненужные мысли об излишней, как ему кажется, дружелюбности Арсения, выкидывает куда подальше страннейшие идеи содержания а-ля «а вдруг он маньяк-насильник-педофил?», со спокойной душой завершает их встречу благим «хорошего дня!» и облегченно выдыхает. Ура, блять. И всё же теперь, незаметно отсиживаясь у стены и борясь с почти опустевшим кулером за капельку прохладной воды, искоса наблюдая, как Арсений уже у выхода перекидывается со случайно встретившимся Серёжей, действительно, парой чисто дружеских фраз на прощание, он готов сказать, что этот Попов не такой уж и страшный. Может быть, даже прикольный. Но только может быть, чисто теоретически. Чисто теоретически, они способны даже поладить как приятели. В теории, вообще, много чего может быть, но на практике опробовать всё это Шастун никогда не осмелится — решительность, вернее, её крайнее отсутствие, приветливо махало ручкой, напоминая о себе и своём постоянном в жизни Антона присутствии. Словленный секундой назад дзен и размышления о принятии своих страхов мгновенно разрушает подошедший Матвиенко. Он вслед за другом старается выпытать у кулера воды хоть на глоточек, но быстро понимает, что дело гиблое и отпивает из бутылки Шастуна. Что ж, ничего нового. И необычного тоже. — Ну? — вопрос Серёжи звучит максимально неинформативно, а у Антона, кажется, голова до сих пор забита тренировками и ничего кроме них любимых не воспринимает. — Что? — Как всё прошло? Могу поздравить с дебютом? — допытывается Матвиенко, на что Шастун безучастно пожимает плечами. — Честно? Хер знает, — он прислоняется затылком к прохладной стене и упирается несфокусированным взглядом в какой-то тренажёр напротив, только сейчас возвращаясь к адекватному функционированию мозга. — Так и спроси у него, если знает, — Серёжа явно прикалывается, но Антон на лёгкую шутку лишь закатывает глаза. Делает он это обычно сугубо для вида — вряд ли в данный момент парень вообще таит хоть какую-то обиду. У него в голове наверняка ведь только «ура! я смог! аллилуйя! я жив! меня не съели! ура!». — Нет, я даже не помню, что ему говорил. Всё вылетает из головы, когда волнуюсь. — Так а нахрена ты волновался? А Шастун сам не знает. Теперь вся боязнь кажется ему довольно глупой и абсолютно необоснованной, но ответить на вопрос хочется, поэтому, недолго поразмыслив, Антон выдаёт: — Да потому что Арс твой в моей голове выглядит, как долбанный Шварценеггер! Хватит ржать, — последняя просьба на Матвиенко никак не действует: он уже вовсю трясётся от смеха, до последнего стараясь сдерживаться. Даже неясно, что именно его так рассмешило. Он, наверное, представил Арсения в образе горячего бодибилдера в не менее горячих розовых трусах. Или это только Антон подобные странные вещи мельком представлять может? — Я не шучу, к нему посреди тренировки подошёл некий фрик с просьбой помочь разобраться с каким-то там механизмом. И он на серьезных щах сказал мне «извини, я на секундочку» и пошёл ему помогать! — И что? — у Серёжи на лице написано явное непонимание всей проблемы и ее лежащей на поверхности сути. Ну ничего страшного, сейчас Шастун всё объяснит и в подробностях разложит по полочкам, времени у него предостаточно. — И то, что это я здесь и швец, и жнец, и на дуде игрец, и вообще мастер на все руки! У меня бейджик с надписью «Антон, квалифицированный тренер, иногда долбоёб, но вполне смышлёный, не кусается и не ругается, обращайтесь на здоровье сколько вам влезет» болтается! И тут этот… — Но он ведь никакой не бешеный? — Серёжа внезапно обрывает трагичную тираду о несправедливости мира сего, но Антона это не впечатляет. Он пару раз непонятливо моргает, но совсем скоро выясняет, что ума данное действие не прибавило. К сожалению. — Кто? — Антон сегодня чемпион по тупым вопросам. И по тупым действиям тоже. Впору награждать золотой медалью, не иначе. Слова о том, что курить, посылая нахер здоровье, тоже глупо, и Шастун наверняка награждён за это уже сотни раз, можем оставить при себе. Он подобные заявления точно не оценит. — Да Шварценеггер твой. — А, да нет, обычный мужик. — Прекрасно. Он бил за неисправную работу? Унижал, швырялся гантелями и проклинал на латыни? — Антон усердно мотает головой и хмурится, но по правде очень желает невзначай поинтересоваться, может ли Арсений на деле швырнуть в него десятикилограммовую гантель и знает ли он проклятья на латыни. Если да, Шастун уже готов записаться на курсы. Или лишний раз сходить в церковь и помолиться от греха подальше. — Знаешь почему? Потому что Арсений — добрейшей души человек, точно не имевший цели отбирать у Антона-квалифицированного-тренера-иногда-долбоеба-Шастуна его непонятливых клиентов. А ещё… — Матвиенко хитро прищуривается и медлит, будто не желая говорить и раздумывая, заставляя Шастуна мучаться от любопытства, а потом всё-таки произносит на тон тише: — Арс просил не передавать, но он правда похвалил тебя. Сказал, ему всё понравилось. Странную шутку «что, я тоже понравился?» Антон оставляет при себе и обещает похоронить ее с собой в могиле, в вечной темноте и мёртвом молчании, но на обдумывание всех подробностей времени не хватает: Серёжа смотрит на наручные часы и сразу расторопно уходит, напоследок похлопав по плечу, и пока он не скрылся из вида окончательно, Шастун со всем возможным показным недовольством выкрикивает ему в след: — Я больше никогда не буду доверять тебе свои секреты! На что слышит ответное и не менее громкое: — Да-да, ври больше. С дебютом тебя, Антошка! Шастун, всё ещё просиживая пол, прикрывает глаза на секунду, а на лице после фразы Серёжи почему-то проявляется мимолётная глупая улыбка. И как Павел Алексеевич их ещё не уволил?..