***
Но кажется, жизнь наконец начинала идти своим чередом, и судьба больше сюрпризов Шастуну преподносить не собиралась. Кажется, его это абсолютно устраивало. Кажется, слякотный октябрь наконец начал уступать место морозному ноябрю и даже немного навевал сладостные мысли о предстоящих праздниках. Кажется. — Блять!? Арсений тоже будет? Настоящая «Санта Барбара» в жизни Шастуна начинается тогда, когда Серёжа приглашает его на свой день рождения в начале ноября, незадолго до праздника. Антон находчивый — а ещё весёлый, ведь недаром школьный КВН был его личным наркотиком в серые будни и единственной визитной карточкой, которой можно было похвастаться, — поэтому с октября начал искать подарок, остановившись на… На неплохой и вполне достойной сумме денег. На большее фантазии и найденных в запасе сбережений, как и находчивости, у него не хватило. И всё бы ничего — одно крошечное и жутко раздражающее «но» как обычно вставало поперёк пути. Сначала Антон в крайнем удивлении узнаёт о своём приглашении на праздник — давненько уж никто его не звал. Потом, мимоходом, и о списке гостей. А затем панически пытается вычеркнуть себя любимого из этого списка гостей. Потому что один гость не особо его осчастливливает. Даже капельку волнует. — Удивительно, но да, я пригласил своего лучшего друга, — Антон деловито закатывает глаза. Ну конечно же он знал. Глупо было надеяться, что присутствия Попова придётся избежать. Странно вообще было думать, что такой тусовщик, как Серёжа, сможет отметить день рождения без огроменной кучи гостей, поэтому через секунду обида угасает — Шастун придвигается к Матвиенко, сидящему на диване у входа в фитнес зал, и бесцеремонно заглядывает в его телефон, наблюдая за тем, как друг продолжает рассылать приглашения и уже открывает профиль Арсения, чтоб закинуть весточку и ему. — А он тебя бесит, что ли? — Не то, чтобы бесит. Просто напрягает. Слишком крутой он для меня, модник, блин, — из вежливости и внезапно вспомнившихся правил этикета, вбитых в голову, Антон переводит взгляд с мелькнувшей на экране фотографии Арсения на свои руки и, небрежно перебирая кольца, в некой мечтательностью рассуждает, склонив голову набок: — Надеюсь, он не съест меня, если я напьюсь. Вернее, когда я напьюсь. Я планирую напиться, если ты вдруг не осведомлён. — Шаст, чего ты к нему прицепился? — Серёжа как всегда недооценивает масштаба катастрофы. Шастун, как обычно излишне драматизируя, превращает бытовую ситуацию в очередную трагедию Шекспира, но поделать с этим ничего не может. Неведомая аура строгости и важности, исходящая от Арсения, заставляла Антона чувствовать себя тем самым школьником перед требовательной химичкой. Школьником, который знает материал на красивенькую двоечку. С минусом. Учителем Попов не слыл, да и Шастун из возраста школьника уже вырос, но чувство не отпускало. Некомфортно с ним, вот и всё. Они разные, тут и весь секрет. — Ты повторял это уже сотню раз, но никто никого до сих пор не съел, не убил и не проклял. — Это дело времени, Серый. Вот увидишь, я нахлебаюсь в первые десять минут и тогда-а-а… — Ну давай, удиви меня. Что будет, когда ты выпьешь парочку некрепких алкогольных коктейлей размером с напёрсток или бокальчик детского шампанского? — Матвиенко, сука, знает ведь, что Антону алкоголь очень сильно нежелателен. Можно даже сказать, противопоказан. Шастун сдерживает рвущееся изнутри недовольство и отвечает честно: — Я заставлю вас играть в бутылочку, — тон голоса Антона звучит почти драматично, будто он делится самой сокровенной и страшной тайной своей жизни, но Матвиенко данного настроения придерживаться явно не собирается и только присвистывает. — Звучит впечатляюще. С чего ты взял? — Было уже такое. Плавали — знаем. — Ну было и прошло, — он продолжает отсылать друзьям приглашения и отрывается от дела только затем, чтобы безынтересно пожать плечами. — Нет, Серёж, не прошло. Я гей с тех пор! — Запомни, геями не становятся, ими… — Но суть-то одна! — Антон обрывает на полуслове и выглядит почти обречённым, но Матвиенко успокаивающе хлопает по плечу. Повторение историй юного и неопытного десятого класса для Антона перспектива несколько отталкивающая, но Сережин взгляд, обращённый к Шастуну в эту секунду, определённо обещал, что всё у него под контролем, и парень в это свято верит. — И это так плохо? Антон малость хмурится, но в подробности объяснений углубляться не хочет. Правда не хочет. Серёжа и не просит — Шастун ему за это сердечно благодарен. — Не особо, но пообещай, что если я правда начну дурить, ты меня остановишь. У меня некоторые проблемы с празднованиями различного рода. — Да без б, Тох.***
Шум разговоров уже бьет по ушам, но в углу Шастун отсиживаться не будет. Ну уж нет, не в эту смену. Он едва отпросился у матери на ночную тусовку в ресторане на закрытой крыше Москвы — молчать и грустно пилить взглядом стол было бы весьма опрометчиво с его стороны, даже с учётом прошедших лет. Он, совсем расслабившись на диванчике, рассматривает переливы ещё не выпитого шампанского — благо, не детского — в бокале. Антон не напился. Совершенно нет. Сделал только пару глотков и унёсся в недры своих вязких мыслей. Воспоминания почти трёхлетней давности с прошлого его присутствия на празднике у приятеля — к счастью, оставшегося в прошлом — немного нервировали, но отпустить всё сейчас и общаться с некоторыми новыми знакомыми это, как ни странно, почти не мешало. Если, конечно, исключить то, что он всё ещё немного боится людей. Одного человека точно — тот сейчас довольный сидит напротив Шастуна. Сидит, лыбится и треплется с Оксаной о чём-то характерно ему аристократическом. Непонятном. Абсолютно для Антона инородным. Сложным. Сложным и странным, как сам Арсений. У Антона вот всё намного проще: — Кто в бутылочку? — Я! — Серёжа, выпивший явно больше, первый тянет руку, аки самая прилежная и невинная отличница, но Антон внезапно цокает и, ставя бокал на стол, скрещивает руки на груди, слыша всеобщий смех от забавной выходки Матвиенко. Проверку последний точно не прошёл. — Ну Серый, ну блять, ну ты же обещал. Я теперь смертельно обижен, если тебе вдруг интересно, — он говорит это нарочито-серьезно, но явная улыбка всё же предательски прослеживается во взгляде. — Напомни мне это, когда я буду трезв. Сейчас во мне ни капли эмпатии. — Ага. Ни капли эмпатии, с тысячу капель алкогольных шотов и море желания пофилософствовать, — Антон хмыкает, а позже быстро протискивается меж гостей и, стянув с вешалки куртку, быстро бросает через плечо: — Я подышать, ща вернусь. Кажется, Матвиенко не расслышал. Или он вообще не слушал, абсолютно не пытался. Шастун видел, как тот уже активно общался с Поповым, которого, почему-то, по неясным Антону причинам, с самого начала полюбила вся компания, и перекидывался глупыми шутками с Волей. Пашу увидеть на празднике было, хоть и неожиданно, но куда приятнее, чем Арсения. Что-то в этом Арсении Антона постоянно напрягало. Воля никого «есть, убивать и проклинать» не собирался, при встрече с Шастуном они даже мило поболтали… тоже об Арсение. Интересно, а можно без этого? Вот прямо чтобы совсем без него? Если это пожизненная подписка, то можно, пожалуйста, как-то отказаться? Можно просто не надо? Нельзя?.. Очевидно, нельзя. — Ну как тренировки у вас проходят? — допытывался Паша при встрече от нечего делать, расхаживая меж стульями и подливая каждому в бокал. — Да потихоньку-помаленьку занимаемся, — Антон, которого данный вопрос слегка ввёл в заблуждение, немного мнется, но Воля, как оказалось, может сам сказать всё за него. — Ну, он иногда бывает немного странным, конечно. — Бывает, — Шастун честно признаётся. — Он же у нас личность творческая, экстраординарная. — Экстраординарная, — легонько улыбается. — Но вы поладите! — Поладим, — и неловко кивает. Ту невозможно информативную дискуссию прервала внезапно явившаяся в тот момент на праздник «личность творческая и экстраординарная», радостно всех приветствовавшая и опять всем улыбнувшаяся. Но потом были торжественно вручены все подарки, под громкие аплодисменты сказаны все тосты, и за праздничным звоном бокалов сложно было сильно концентрироваться на мыслях об этой улыбке. О том, что Шастун этой ухмылке не верит. Или о том, например, что глаза у этого Попова выглядят малость уставшими. Ну или о том, что у него на воротнике парадной яркой рубашки была непривычная взгляду складочка. Не подумайте вы ничего, Шастун не рассматривал случайно севшего напротив Арсения весь вечер. По крайней мере, он мог делать это совершенно не специально! А он делал. Совсем не специально, но делал. Он так сильно не хотел увидеться с Арсением, что действительно рассматривал его, и это страшное осознание приходит к Шастуну, когда у входа в ресторан он уже на автомате закуривает сигарету. — Ну пиздец, — вылетает само, когда Антон выдыхает дым в морозный воздух. — Часто материшься? Ну пиздец. И это уже не учебная тревога. А настоящий «код красный, sos, спасите!». Самый, блять, настоящий пиздец.