Рискни, если сможешь

По приходе в фитнес центр на следующий день на Антона, и без того не выспавшегося и выглядевшего не лучше выпускника меда на грани десятого нервного срыва, сваливается ещё и Матвиенко. Вернее, его внезапное отсутствие. Серёжа взял отгул. Выходной, как он это называет. Шастун в недоверии цокает — отлёживаться на диване после вечерне-ночных празднований и пить таблетки от головных болей хорошим отдыхом назвать можно вряд ли и только с большой натяжкой. Другу он звонит всё равно, и болтают о всём благом и плохом они очень даже задушевно. Если, конечно, задушевностью можно назвать недовольный тон голоса Серёжи и хмурый вид Шастуна, не особо обрадованного новостью отсутствия единственной группы поддержки. — Серый, ты чё, не придёшь? — зажав мобильный между ухом и плечом, спрашивает Антон и меж тем переодевает джинсы на спортивные штаны, прыгая на одной ноге, дабы стащить одну штанину, и лишь надеясь, что никто больше не пожелает с утра пораньше явиться в мужскую раздевалку без стука и объявления войны. — Не, — ответ весьма немногословен и не особо информативен, а голос друга кажется хриплым. — А хули так? — брови Шастуна сами непроизвольно подлетают вверх. — Ой, Шаст, бля… — на фоне слышится возня и шуршание одеяла, а перед глазами почти возникает образ Серёжи, который картинно хлопает ладонью по лбу и, тягостно морщась, вздыхает. — Иди поспи, у меня голова раскалывается. — Я не могу спать, у меня работа, и у тебя то… — А я могу, спокойной ночи! — и монотонные гудки эффектно завершили данный акт чистой трагедии разногласий. — И тебе, родной, не хворать! — остальное Шастуну приходится озвучивать уже бесчувственному телефону, оповещавшему об окончании вызова и назойливо предлагавшему оценить качество звонка. Но Антон только в мыслях оценивает качество звонка как «хуже в моей жизни ещё никогда не было», в голосовом сообщении сердечно желает другу «хорошо отдохнуть, расслабиться и повеселиться на славу» и жалеет, что через обыкновенную запись голоса бедный Матвиенко не сможет лицезреть, как Антон игриво подмигнул ему напоследок. Появилось навязчивое желание позвонить другу по видеосвязи, заново нажелать всех ранее перечисленных благ и пустить воздушный поцелуй в финале действа, но Серый, кажется, был не в том состоянии. И не в том расположении духа. Антону Серёжу всё же жаль, и он сам с радостью принёс бы ему к кровати стакан воды, как почтенному старику, подал бы верные таблетки в нужном количестве и укрыл бы тёплым пледом, а лучше сам бы полежал с ним за компанию, да вот только у него сегодня Арсений, и Шастун готов поспорить, что в данной ситуации это не к добру. И отсутствие Серёжи, оставившего парня на съедение волкам, тоже не к добру. Одно пребывание здесь Антона в принципе не предвещает ничего хорошего. Но когда Арсений приходит, всё вокруг выглядит как обычно. За ним не горят разрушительные взрывы, не сверкают салюты, не выложена красная дорожка и не слышны характерные звуки щёлкающих фотоаппаратов, не гремит гром, как по классике жанра ужасов, никто не падает в обмороки и на коленях не бросается в ноги актёру. Шастун даже сначала не знает, что может пойти не так, а потом вспоминает — с большей вероятностью, именно он и грохнется в обморок первый. Первый и единственный. Потому что любовь — жуткая вещь. Страшная до оцепенения штука, которую Антон советует брать за основу всех самых ужасающих психологических триллеров. Как вечно повторяла учительница литературы на уроках русской поэзии о любви и верности, она преображает человека в чистого и благородного. Антон писклявый голос учительницы помнил до сих пор, да вот только он не готов умирать ни облагороженным, ни очищенным, ни преобразившимся, ни осветившим свою душу и так далее по списку. Он пока что вообще никаким не хочет умирать, признаться честно. Не хочет сопливых драм о своей жизни, не хочет скандальных заголовков газет а-ля «внезапная смерть молодого тренера прямо на рабочем месте, неужели спорт всё-таки не продлевает жизнь, а губит её?!», не хочет угасающим, едва срывающимся с губ голосом шептать сиплое: «Завещание в тумбочке с пурпурным узором. Передайте моей маме, что я любил её больше выигранных мною год назад двух тысяч в лотерее!..». Он не хочет ничего сверхъестественного, не хочет ещё сильнее влюбляться, не хочет прощаться с привычным, стабильным и прямым, как рельсы раскладом жизни. Но это странное чувство никуда не делось, только глубже засело, поселилось в груди Антона и уже распаковывало свои чемоданы, доставало из сумок всех дрянных бабочек для трепета в животе и уже выманивала тараканов, специализирующихся на возне в черепной коробке. У Шастуна в мыслях сущий цирк, долбаный зоопарк экзотических тварей, невообразимое представление. А чувство, называемое влюбленностью, выселяться обратно наружу пока совершенно не планировало.

***

— Извините, а можно автограф? Антон поворачивается на источник звука с нескрываемым удивлением и думает, не послышалось ли ему, но стоящая поблизости девушка была самой что не на есть настоящей и развеивала все сомнения. Просто смотрела она не на него. Смотрела она на того, кто только что под пристальным наблюдением и шквалом индивидуальных советов от его величества лучшего-тренера-Шастуна закончил работу с тренажером на развитие мышц спины. Нет, Антон ошибся. Сильно ошибся. Здесь мы можем лицезреть и взрывы, и салюты, и вот, пожалуйста, почти красная дорожка. Ещё немного, и в тренажёрный зал ввалятся интервьюеры с фотографами, нарушая всю ту трепетную идиллию, которую целую тренировку так старательно выстраивал Шастун между ним с Арсом. Попов звезда, актёр больших и малых театров и лучшего в мире российского кино — теперь парень в этом не сомневается. Потому что Арсений как ни в чём не бывало разворачивается к девушке и улыбается в привычной, натренированной манере. — Конечно! Ух-х, какой отвратно-сладостный тон! Такой дружелюбный, приятный и сахарный, в комплект к обворожительной улыбке, что самому Шастуну от этой искусной вежливости становится нехорошо. То есть, слишком хорошо. Ну или очень уж плохо. Вернее, он, кажется, ещё сильнее прежнего влюбляется, и это хорошей новостью назвать было сложно, если не невозможно. Это — сбой в программе, неполадки в работе системы, которая теперь выдаёт ошибку, незапланированный и Антону совершенно ненужный сюжетный поворот, очередная яма с колючками и сухими ветками, в которую он, бедняга, падает. Арсений расписывается на своей протянутой ему фотографии, да так размашисто, что Антон не уверен, возможно ли будет вообще эти каракули потом разобрать, а позже соглашается и на селфи, мило улыбается в камеру, и Шастун, в который раз замечая в уголках его глаз очаровательные, едва заметные морщинки, спешит отвернуться, вообще отойти подальше и не мешаться. Все пять минут мучений и неловкости парень рассматривает донельзя красивый и внезапно заинтересовавший его пол фитнес-зала и проверяет поверхность покрытия на скольжение носком своего кроссовка. Проще говоря, развлекается как может. Развлекается, едва сдерживает в груди тягостный вздох и думает, как он до жизни такой докатился-то, а? — Извини, фанаты, сам понимаешь, — мельком поджимает губы в скомканной улыбке Попов, когда потревожившая покой парней особа всё-таки соизволила их оставить и уйти к своему тренажеру, до сих пор мельком поглядывая на актёра. Удивленным, в отличии от Шастуна, он не выглядел. Обескураженным тем более. И, вероятно, не собирался по приезде домой чувственно вздыхать и, поверчивая перо в руке, с трепетом писать: «Дорогой дневник! Меня сегодня узнали в спортзале — вот это да, вот это рифма-хуифма. Я неимоверно счастлив, рад и благодарю господа бога за сию милость, что даровал он мне этим чудесным днём четырнадцатого ноября…». Нет, Попов просто отлучился набрать прохладной воды в бутылку и попросил продолжить занятие. Позже он ещё, не сумев откосить от жесточайшей кары небесной, выполнял три самых нежеланных подхода упражнений на ягодицы и с фитнес центра возвращался весьма измученным, но об этом вам Шастун больше ничего не расскажет. Да, Арсению привычно и даже почти всё равно, он ведь главная роль лучших фильмов и сериалов, которые гоняют днём и ночью по «России1» и «НТВ» для очарованных неземной красотой бабушек, он же у нас номинант на премию Оскар… Ладно, последнее Шастун уже от себя, да, перегнул палку, но ведь сильно и не поспоришь — Попов действительно является самой настоящей публичной личностью.

***

— Вот это ты конечно Америку открыл, Тох! Что из моих слов «Арсений — актёр» тебе было непонятно с самого начала? — идти вместе с Серёжей после рабочей смены следующего дня до остановки было уже чём-то донельзя родным и тёплым, даже в разгар осени, под конец решившей показать миру свою самую мерзопакостную погоду в виде ночного гололеда, в добавок политого сверху вечерним дождичком для пущего скольжения. Шастун рад и почти прыгает, а позже поскальзывается и чуть не падает на выше упомянутом злополучном льду — с возвращением Матвиенко опять резко появляется и боевой настрой, и человек, которому можно вживую выложить всё о горестях жизни. Это вам не Димка, сдающий вечные экзамены и сессии, достучаться до которого приравнивается к подвигу мировой важности и несусветной сложности. Да вот только Серёжу, кажется, не всегда устраивало выслушивать из раза в раз беспричинные претензии его непутевого дружка и лучшего во всей вселенной тренера. То у него посетители не такие, то тренажёр скрипучий, то футболка вечно задирается, то к нему на йоге опять Ира приставала, то мускулатура всё никак не появляется, то в сердечке колется и в глазах темнеет, то, видите ли, актёр вдруг настоящим актером оказался, вот это да! — То, наверное, что к нему будут вваливаться за автографом посреди тренировки, — безынтересно пожимает плечами Антон. — И вполне заслуженно, между прочим, вваливаются. Просто потрать секунду и глянь его фильмографию, — советует Серёжа, боковым зрением уже замечая подъехавший не так далеко от них нужный ему автобус и протягивая руку для прощания. — Пф-ф, да больно мне это надо! — весело хмыкает Шастун, отвечает на рукопожатие и остаётся ждать своего автобуса, ловя момент для выкуренной в ожидании транспорта сигареты. «Больно мне всё это надо», — мысленно повторяет он, уже зайдя в автобус и останавливаясь близ обшарпанного поручня. «Больно надо», — упрямо думает Шастун, размашисто шагая от остановки, на которой его выбросила жизнь, до своего дома, крыша которого уже виднелась не так далеко. «Да кому это вообще может быть интересно?», — с негодованием размышляет он и, уже открыв ноутбук, шустро, пока не передумал, печатает в поисковой строке знакомое имя. Арсений Сергеевич Попов, что б вас!.. Сайтов вылезло много. Фотографий — ещё больше. И все они лавиной набросились на ничего не ожидавшего и не подозревавшего Антона, когда тот по велению идиотского случая перешёл на страничку Арсеньевского инстаграмма. Всё, это подстава. Фиаско тысячелетия. Конец всем. Самый настоящий капут. Вот и чёрт пришёл по наши души грешные. Потому что Шастун не назвал бы Арсения только лишь актером, как это сделал прежде Серёжа. По крайней мере, модельных задатков и фотогеничности ему при рождении вывалили воз и десять тележек следом, так что все журналы моды наверняка плачут по Арсению горькими слезами. Не сказать, что Антона это до смерти удивляет — все актеры или хотя бы их подавляющее большинство имеют богатый на разные красоты профиль, но... Но ещё Попов проводит эфиры. Регулярные просветительские трансляции о том, как можно быстро, смело, с творческим настроем и без лишних проблем спиться вместе с очаровательным красавцем по ту сторону экрана. Это заставляет Антона так удивиться, что ноутбук чуть было не терпит эффектное падение на пол. И это Антон, честное пионерское, узнаёт не нарочно! Нарочно он лишь находит все записи эфиров и нажимает на запись одного из самых первых. «Лучше бы ты так внимательно репетитора в своё время слушал, лучше бы так усердно пытался указания врачебные понять, лучше б ты на экономический, сука, пошёл и галстук к рубашке научился завязывать! Антон, пойди и убей уже кого-нибудь, это будет всяко лучше того, чем ты сейчас занимаешься!». Но нет, Шастун все ещё лежит в кровати и слушает о том, как можно наготовить алкогольного пунша на целую, блять, родословную. И об этом на огромную аудиторию разглагольствует его личный клиент. Теперь понятно, почему Воля на аристократическое распитие алкоголя позвал именно Арсения. Теперь ясно, почему на дне рождения у Серёги Арсений был в центре внимания. Теперь Антон на любую попойку будет приглашать только Арсения! А плюсом ко всему обязательно попросит обучающие курсы не только по латинским проклятиям, но ещё и по барному делу. Да, именно этим Шастун и займётся с ним на завтрашней тренировке.