Рискни, если сможешь

— И часто такое? — Арсений ставит на стол перед Антоном какой-то маломальский ПП-бутерброд, который купил только что в буфете фитнес-центра, кладет туда же два шоколадных протеиновых батончика в придачу и уже наливает в чашку немного чая, чтобы успел остыть. Меню здесь особой роскошью для парня не отличалось: сплошные салаты, словно где-то тут располагается целое пастбище овец, а ещё много протеина и витаминов для настоящих качков. Антон не является настоящим качком и уже начинает сомневаться в том, настоящий ли он тренер, но батончики принимает с неземной благодарностью: жрать хотелось невъебенски. Шастун не понимает, хорошо ему или катастрофически плохо, а ещё сражается с настигающим его всё больше чувством дежавю. Опять порывается возместить цену, опять получает не принимающий возражений отказ и опять сидит топит своё лицо в кружке из-за атакующего его персону стыда, но чувствует, что ответить что-то надо, чтоб не прослыть последним дураком на районе. — Просто переутомился случайно, — но Антон всё равно ощущает себя полным идиотом, а ещё дважды (минимум!) должником, хотя говорит он правду, состояние здоровья у него сейчас правда замечательное. Блять, да он заново родился, восстал из пепла ака феникс, когда запихнул в рот сразу половину сэндвича! И парня не смущает, что похож он больше не на феникса, а на облезшего петуха. Чёлка растрепанная и стоящая чуть ли не ирокезом, футболка опять намокшая — и когда он успел вспотеть, даже толком не побегав?! — и даже массивные кольца с цепочками ситуацию не спасают от слова совершенно. Наверное, они делают её ещё комичнее. Для полного спокойствия Арсения, севшего напротив и медленно попивающего чай за компанию, Антон пальцами свободной руки показывает «окей», пока жует. Но это тоже в большей степени похоже далеко не на «окей». Это абсолютное очко, если вам вдруг интересно. Даже не облезший до последнего пёрышка петух. Потому что петуха этого не предупреждали при рождении, что он с таким дерьмом потом должен будет разбираться. Более того, должен будет уметь разбираться. А Антон не умеет. Ему вообще очень хорошо жилось без всех этих ваших Арсениев с персональными тренировками, и жить с ними он пока не научился совершенно. На секунду он жалеет, что онлайн-курсы для тренеров не предусмотрели такой довольно значительной детали. Не предусмотрели глупых влюблённостей, не менее глупых проблем с сердцем и глупенького бедолагу-Антона, который в этом дичайшем хаосе теперь еле как живет, и пройденные им на отлично с плюсом курсы фитнес-тренера пока ни разу не помогают. — Случайно в твоём доме сахар мимо чашки просыпается, а это — пренебрежение здоровьем, — не то напоминает недавнюю Антоновскую фразу, не то шутит, не то негодует Арсений, глядя, как быстро жуёт его тренер на минималках и кивая на второй батончик следом, мол, кушай-кушай, мой хороший, не бойся. По его эмоциям и выражению лица непонятно, о чем он думает, что на счёт чего считает, в каком ключе рассуждает и замешан ли где-то средь его мыслей некий Шастун. Совершенно неясно, хоть гляди пристально, хоть в душу залезай, хоть под лупой рассматривай, хоть под микроскопом вскрывай, хоть напрямую спрашивай, хотя последний пункт — дело десятое, если не сотое. Однако, говорить он продолжает тихо и без ноток гнева, поэтому Антон действительно осмеливается взять последний батончик и с шумом блестящей обертки его разворачивает. — Нужно было просто сказать мне. Антон не то, что на еду осмеливается покуситься, он даже пытается шутить, хотя голова до сих пор не подкидывает ничего лучше, чем «Ладно-ладно, будь по вашему, только казнить не велите!». — Хорошо, в следующий раз скажу сразу же. — Эй, никаких «следующих разов», — если бы Антон знал Арсения чуть дольше, то посмел бы предположить, что в голосе до сих пор слышит неопределённое волнение и смутную тревогу, хотя паниковать тут незачем и не о чем — они ж не на Титанике, в самом-то деле. Но Попов подтверждает все догадки и не оставляет Шастуну никаких призрачных шансов на другие идеи: да, правда, Арс действительно не может перестать волноваться. — Ты перепугал меня. — Это так страшно выглядело? — Шастун невольно прыскает, однако в душе у него сущий шторм, который парень не в состоянии усмирить даже скептическим: «да ладно тебе, брось, выкинь это из головы, каждый первый адекватный человек испугался бы и сразу попытался оказать любую возможную помощь, это самая частая реакция, ну тебе ли не знать, всё абсолютно стандартно, от него не веет отцовской заботой и любовью во взгляде, он лишь хочет помочь, но какого хрена-то, а?! Почему от меня веет любовью? Я на это не подписывался и очень хочу отписаться, мне данная услуга не нравится!». Сердце всё равно зачем-то бьется, — вернее, зачем-то бьется слишком уж ускоренно — а благозвучно связать два слова теперь не возможность людей с двух-трёх лет, а невиданная способность, которая Шастуну заблокирована и вряд ли станет доступна в течении ближайшего времени. Он пока может только запихивать в себя импровизированный завтрак, слушать Арсения и все свои приступы тупизма списывать на проблемы со здоровьем. Ацтаньте, у меня болит голова, там тараканы из моих нервов навязали свитеров на всю свою семью. У меня в сердечке колется и в груди жжется, там бабочки решили устроить пикник и нажарить шашлыков. И в мыслях из-за недомогания в бреду мерещится образ того самого Арсения в ночи под тусклым светом фонаря. Он смотрит тепло, выдыхает дым и спокойно, почти незаметно улыбается, и даже посреди морозной улицы с ним было так уютно, что Шастун всё сейчас отдал бы за повторение той краткой беседы. Даже если именно она и заставила Антона влюбиться в актера. Даже если в тот самый момент в глазах, светящихся светлой лазурью, Шастун заметил что-то родное ему. Что-то, что забросило к парню свои сети, обхватило вдоль и поперёк и совершенно не желает отпускать до сих пор. Или он сам не изъявляет желания отпускаться. И нет, конечно Антон не влюблён, ни в коем случае, у него только лишь проблемы со здоровьем! Или с мозгами. Или и с тем, и с другим одновременно. — Ну, ты вдруг сошёл с дорожки, сел на пол, закрыл лицо руками, не особо разборчиво отвечал на вопросы, и это я уже не говорю о нездоровом цвете лица, который больше напоминал мертвеца из фильма ужасов, чем среднестатистического фитнес-тренера. Не каждый день с подобным сталкиваюсь, — Арсений только и успевает перечислять смутившие его моменты, чуть ли не загибая пальцы на каждом из них, а Антон только и пытается сдерживаться и вновь не закрыть лицо ладонями, в этот раз уже от накрывающей его неловкости. Да, натворил он дел сегодня, безусловно. Самое время возглавить топ десять самых неловких ситуаций на рабочем месте. — Какой сты-ы-ыд! — всё-таки стонет он крайне недовольно, откидывая голову на спинку диванчика, а после дополняет уже спокойнее, едва держа себя в руках и всеми силами подавляя желание свернуться на этом же диванчике грустным депрессивным калачиком. Или крендельком. Мысли о еде теперь навещали Антона всё чаще, и он растягивал время поедания последнего батончика настолько сильно, насколько мог, дабы крендельки в сахаре перестали преследовать его грешную душу. — Прости. Звучит и правда жутковато. — И я об этом. Не знаешь, с чем это связано? Погода? Нагрузка? — ещё немного, кажется, и Попов заведёт целое дело, напишет исследовательскую научную работу, опубликует книгу «кто живет так, чтобы поплохело, и почему это несомненно Антон Шастун?». Иного объяснения излишнему интересу к своей персоне Антон найти не может или просто не хочет, потому что то самое другое объяснение — Арсений до сих пор волнуется и хочет помочь, а этого не надо, определенно точно нет. Правды до сих пор не особо хочется. Ведь после секундного пояснения будут ещё часовые лекции о том, откуда у него проблемы со здоровьем, что такое эта хуйня под названием врождённая болезнь сердца, с чем её едят и нужно ли это есть вообще. А там глядишь, и недалеко до книги арсеньевской будет. Антон действительно живет так, чтоб поплохело, и пояснение уже крутится на языке похуже назойливого сигаретного запаха, въевшегося в одежду. — Да я просто дымлю, как паровоз, — и разъяснение это получается, как обычно, шуточное. И, как всегда, совсем не к месту, но Шастуну почему-то смешно всё равно. Арсений, судя по всему, неоправданного улыбчивого настроя не разделяет, а поэтому Антон продолжает уже серьёзнее. Хотя, серьёзный вариант ответа всё ещё нравится ему куда меньше предыдущего. — Обычные скачки давления, не бери в голову. Мы правда можем вернуться к тренировке. Как говорится, жизнь калечит — хавчик лечит! И опять коротко хихикает. Серьезность — явно не его конёк и не его образ жизни, потому что он, проглотив последний кусок батончика, уже опять швыряется шутками налево и направо когда надо и не надо, а ровно через секунду жалеет об этом. Ох, Антон, камеди на ТНТ плачет по тебе горькими слезами, а все российские стендаперы уже устали сердито курить в углу в приступе чёрной зависти и окончательно загнулись, не выдержав конкуренции и такого великолепного уровня юмора, посланного Шастуну не иначе, чем господом богом. — Ну нет. Отдохни, у Пашк… пардон, Павла Алексеевича отгул попроси. — Хорошо ладишь с моим начальником? — Антон осторожно улыбается на случайную оговорку актера, и последний эту светлую улыбку зеркалит в ответ, легонько кивая. — Лады, от тренировки осталось ещё… — он мельком смотрит на часы. — Тридцать пять минут. Я распишу тебе все упражнения на ближайшее время, держать ручку между пальцами и елозить ею по бумаге я точно в силах. Сам позанимаешься? — Ещё спрашиваешь. — Хорошо. Я вычту стоимость сегодняшней тренировки из общей суммы оплаты, — на автомате говорит Антон, уже достав записную книжку с ручкой, сняв колпачок от неё зубами и в итоге между зубами его и оставив, чтобы не отрываться лишний раз от конспектирования основных упражнений. Сказать, что такая детская непосредственность и шастуновские неловкие привычки Арсения умиляют — не сказать ничего. Не стоит и говорить о том, что Антон, почему-то, записывает всё, касающееся фитнеса, в отдельный блокнот, а не в заметки телефона. И уж точно не нужно затрагивать тему того, почему пишет он не обычным карандашом, найденным хер знает где и передаваемым из поколения в поколение сотни лет, а забавной ручкой с изображением котиков на ней. Не исключено, конечно, что и эта ручка могла быть найдена или одолжена «на вечное пользование» у Иры, у которой с собой в сумочке всегда было всё, вплоть до машины массового уничтожения, но сам факт использования этой ручки Шастуном почему-то крайне забавлял. — Четверть стоимости максимум, — поправляет Попов с непринуждённым видом и глядит на часы, а Антон теперь этим несчастным колпачком чуть не давится. — Ровно половину занятия ты уже потратил на меня, и ещё около десяти минут собираешься потратить на план занятия, соответственно, тоже для меня. — Ты будешь платить за тренировку, где твой хиленький тренер сидел на диване и пил чай? — Антон даже отрывается от расписывания плана ближайшего занятия и поднимает глаза. — Это же бред. — Но он ведь логичный, верно? «Мой хиленький тренер» расходовал на меня своё время, а значит, всё правильно. Поверь, чаёвничать с тобой мне нравится, а ещё очень бы хотелось, чтобы у тебя были деньги на следующий завтрак. — Арсений, я не голодаю! — первый батончик, съеденный ранее за секунду, данный факт опровергал по полной программе, но этот день в принципе изначально не был на стороне Шастуна. Ему только что сказали, что «чаёвничать с ним — круто», и не просто круто, а нравится, и не просто кто-то там сказал, а Арсений, сука, Попов! Плюсом ко всему неописуемому ужасу, произнесенное им до этого «мой тренер» вообще воздух из груди напрочь выбивало. Даже если тренер этот хиленький. Сей день не просто был ярым ненавистником Антона, он уже медленно, но верно сводил парня в могилу. — Ага, а я не подкармливаю тебя в буфете фитнес-центра. — А вдруг у меня просто диета строгая? — выёживается Антон, блеснув заводным и немного наглым огоньком в глазах. — Пф, если ты модель для магазинов нижнего белья и вынужден есть по одному салатному листу на день, чтобы сохранить 70 сантиметров в талии, тогда я — бомж в жёлтой панамке, ненавидящий в этой жизни всего две вещи: мышей, ворующих хлеб из мусорки, и фотографии. Хотя, я люблю жёлтый, и панамки тоже, и… — Фотографии, да уж, — усмехается Антон с явным пониманием сути. Один-один, ничего не скажешь. Арсений поднимает на парня взгляд, пока последний осознаёт — облажался. Ложкой Шастун безмолвно ворошит чаинки на дне кружки, сравнивает себя с ними и чувствует, что он самая затопленная и хилая из них. Потому что откуда, сука, он может знать, что Попов на самом деле любит фотографироваться? Он же не перерыл все его аккаунты и интервью в интернете, нет-нет, это сделал кто-то другой, но точно не он! Он абсолютно ни в чем не повинен и ни в кого не влюблён, он просто до жути любопытный, и это оправдание делает объяснение простым и с виду непринуждённым. — Я случайно нашел твою инсту, извиняй. Она вылезла мне в рекомендациях из-за Серёги. Это правда всего лишь отчасти, вернее, это почти абсолютная ложь, но он всё равно уже побил все рекорды по количеству вранья за день. Кажется, он за час истратил весь свой годовой лимит, и теперь деваться некуда, теперь Арс точно знает, что Антон на него подписан. «А, ясно. Вот кому приспичило завалить меня уведомлениями. Ночью. В половину второго.», — жутко тянет сказать Арсения, но он с трудом сдерживается, на секунду прикусывает язык и произносит только: — Приятно познакомиться, @batonshest. — Я честно надеялся, что ты не заметишь, — тушуется Антон, на что актёр лишь пожимает плечами. Надеялся, что не заметишь. Не заметишь моей подписки среди ночи, общих знакомых между нашими аккаунтами и пары — пары десятков — лайков от меня на первые вылезшие фото чисто из вежливости и приличия. Или совсем не от приличия. По большей части, от полного неприличия, но Антону тема инстаграмма всяко приятнее, чем обсуждение его здоровья. Они говорят ещё что-то о фотографиях и фотосессиях, о том, что Арсений действительно абсолютно случайно обнаружил своего тренера-хилячка среди десятков тысяч подписчиков, именно в ту ночь страдая от бессонницы и прожигая время именно в том месте именно в это время. Заходит речь и о постах Антона, и тему эту он старательно обходит, тушуясь — аккаунт закрыт, подписчиков почти нет, а значит и смотреть там не на что. А когда Попов наконец заканчивает активный опроса Шастуна, оставляет парня в относительном спокойствии доживать этот день самому и — неужели — уходит, напоследок опять переспросив о самочувствии и состоянии здоровья, Антону начинает казаться, что его профиль в инстаграмме — самое настоящее палево. Потому что ни один нормальный человек, желающий остаться анонимным, не будет ставить аватарку, на которой половину фотографии занимает его рука, сплошь покрытая кольцами и браслетами, в которых Антон ходит ежедневно с восьми до десяти и без выходных. Да, Антону было слишком лень искать хорошую фотографию, да и селфи с собственным лицом за что-то хорошее он не счёл бы точно — это он скорее сочтёт за полный антоним к слову «красиво». А ещё, кажется, в момент регистрации он лежал в больнице, и единственными подходящими объектами для фото были или стена сероватого оттенка, или старый сосед по палате, или такой же старый засыхающий в крохотном горшке цветок орхидеи на окне, или… пальцы с серебряными кольцами. Конечно, идея шикарная, надёжнее швейцарских часов: профиль у Антона закрыт также прочно, как решетки в тюрьмах, из подписчиков лишь пара школьных друзей, Дима, Серега, Окси, Ира, каким-то волшебным образом нашедший его Воля, мама и ещё кто-то не шибко важный, а из выложенных публикаций всего две — фотография ужина в Макдональдсе при всём параде и тот самый умирающий цветок, как олицетворение всей жизни Антона и первая — и слава богу последняя — серия влога из больницы. Да вот только кольца и браслеты с аватарки Арсений видит три раза на неделе минимум, и, видимо, именно здесь Шастун и просчитался. Безусловно, Антону до сих пор неясно, как Арсений-агент-007-Попов смог найти его среди той горы подписчиков, вечно прибывающих и уже переваливших за несколько десятков тысяч, но, наверное, так быстро отыскался Шастун тоже именно через Серёжу. Или через Пашу. Или это из-за Оксаны — оказалось, на неё актёр подписан тоже. Он подписан даже на Иру, Боже, ну что за любвеобильный человек? В любом случае, Шастун срать хотел на все рекомендации и предложку инстаграмма, и ни на кого он через Серегу подписываться теперь точно не будет — хорошим данное смелое решение не закончится. Это он ясно понимает тогда, когда телефон вибрирует внезапным оповещением: «@arseniyspopov хочет подписаться на ваши обновления». Отклонить. Можно отклонить, пожалуйста? Выбросить телефон в окно, сменить номер с симкартой и за секунду завести адекватный профиль? Ну, который с нормальными фотографиями. Или для этого обязательно нужно нормальное лицо? Может тогда сказать, что это не он на самом деле, и что у Антона вообще инстаграмма нет, можно, а? Нельзя — отвечает совесть и принимает заявку. Твою мать — думает Антон и, опомнившись, бежит удалять фотки цветка орхидеи и аппетитного чизбургера вместе с хэппи милом заодно.