Миазмы Котара

Натаниэль выдерживает ровно два часа после тренировки, пока не начинает оглядываться на каждый малейший шорох, который заставляет встать на ноги и схватиться за несуществующее лезвие. В панике он опускается и до того, что начинает осматривать все захламлённые полки в ванной на наличие более острого варианта, но под руку попадается лишь кухонный нож, который не точили уже полгода или больше. Это ненароком подводит его мысли к знакомому женскому смеху и девушке, что рассматривала бы данное орудие с анекдотичной снисходительностью. Натаниэль знает, что это она, та самая Лилит, что мечтает его растерзать с первой встречи. Не было других вариантов, когда он несколько лет подряд ежедневно чувствовал холодное лезвие у сонной артерии вместо «доброе утро». Лишь Лола желала сиюминутного убийства Младшего, когда другие были не прочь долгой игры с жертвой за спиной Балтиморского Мясника. Лола не даёт ему времени для обороны и защиты, не ждёт ответного удара и бьёт под дых. Ей не нужны игры с жертвой, когда борьба идёт за результат. И бесконечно долгое запугивание касается кого угодно, но не мальчишку с таким же лицом как у её идеала. Лола готова выжечь существование данной аномалии щелчком пальцев, лишь бы не видеть недоразумение с идентичными глазами. Ведь Натаниэль это лишь отражение далёкого прошлого Мясника, но никак не свидетельство иной полноценной личности. И Лола знает, что уничтожение ненужного «я» вернёт её реальность в правильное русло. Как жаль, что Натаниэль до сих пор с этим согласен, но не может самолично способствовать данному исходу событий. И лишь по той же причине он прячет нож в левый ботинок и покидает общежитие. Паранойя заставляет поворачивать его голову из стороны в сторону с подозрительной скоростью, отвлекаясь лишь на боль от плотно сжатых кулаков. Но это разом уходит на второй план, когда за входной дверью уже можно заметить среди десятка машин знакомый силуэт со слабым огоньком от зажжённой сигареты. Отчего-то подобное зрелище заставляет его одновременно с облегчением выдохнуть и сжаться в страхе не найти удовлетворительный ответ для побега. Здесь и не может быть правильного ответа, если взглянуть на ситуацию чужими глазами, но Натаниэль достаточно настойчив, когда дело касается спора с Эндрю. Это можно было подтвердить легко воспламеняемой вспыльчивостью, которая в последний раз обернулась жестокими словами в отношении обещаний Миньярда. И Натаниэль знает, что в свой последний день скажет нечто намного более ужасное, чтобы вызвать настоящую ненависть. Он весьма жесток, чтобы вспомнить все откровенные разговоры в психушке как следствие опасной игры, но также весьма милосерден, потому что лишь ненависть станет щитом Эндрю в безуспешных попытках сохранить осколки обещаний и сделок. Эндрю переводит взгляд на Натаниэля лишь в тот миг, когда расстояние между ними составляет меньше пяти метров, словно желает показать, что заметил присутствие бедствия лишь в это мгновение. Он с неохотой делает последнюю затяжку, и Натаниэль вовремя говорит: — Продолжай. Эндрю не задаёт вопросов и с видимым наслаждением зажигает новую сигарету. Мысль о том, что лишняя затяжка может принести достаточное удовлетворение отчего-то успокаивает Натаниэля и позволяет расслабить мышцы. Удивительно, но сейчас он не думает о том, как сигаретный дым легко может напомнить о горящей плоти матери или атмосфере подвала. После всех этих недель, когда он видел Эндрю с сигаретой в руках, он вспоминает лишь то, как это приводило юношу в состояние удовлетворения и стабильности. Его слегка подрагивающие руки после тяжёлой игры успокаивались и расслабленно перехватывали пачку с зажигалкой в нескольких сантиметрах от земли. Всё это даёт Натаниэлю недостающую смелость, чтобы забрать чужую сигарету и сделать первую затяжку, а за ней сразу вторую. Он никогда не позволял себе курить, потому что ему хватало ежедневных событий, что не давали вздохнуть полной грудью. Возможно, это лишь наваждение сегодняшнего дня или минуты, но Натаниэль может с чистыми мыслями вдохнуть никотин полной грудью, ощущая в этом истоки свободы. — Надоело быть пассивным курильщиком? — спрашивает Эндрю. Он не скрывает насмешку в голосе, но за этим всё же чувствуется искра подлинного интереса. — Я куплю тебе пачку, — отмахивается Натаниэль, потому что все его чувства накалены до предела из-за сообщения Лолы, и он не уверен как тело отреагирует на никотин даже в следующий миг. — Ты послал Кевина, — продолжает Эндрю. И в ответ можно лишь безмолвно поблагодарить за быструю смену темы. — Ты делаешь это каждый день, — усмехается он. — Не я наркоман с клюшкой вместо здравого смысла. — И всё же ты выходишь на поле и закрываешь ворота, выкладываясь на все сто процентов. — Никто не любит умников, — фыркает Миньярд и возможное продолжение дальнейшего спора погибает где-то на уровне диафрагмы вместе с внезапной вибрацией от нового уведомления на телефоне. Натаниэль коротко вдыхает воздух и возвращается в состояние тотальной собранности и чёткому предупреждению расправы. — Отвези меня в Колумбию, — просит он, стараясь сдержать привычную нервозность и поспешность действий. Натаниэль не хочет даже знать, что скрыто за очередным сообщением. Он уверен лишь в том, что задержка в решении вопроса отразится на любом из Лисов, а Эндрю не позволит исчезнуть лишь только вернувшейся проблеме. Миньярд тотчас прячет пачку с зажигалкой в карман, пока силится сопоставить все существующие факты в попытке выявить причину новой истерики. — Зачем? — спрашивает он, и это всё же заставляет Натаниэля начать говорить быстрее. — Я отвечу на все твои вопросы по пути. Эндрю, по… — он запинается, осёкшись, и поспешно заканчивает: — Если ты не поможешь, я поеду один. Кажется, это не впечатляет Миньярда, что можно заметить по той же расслабленной позе или размеренному поглаживанию корпуса зажигалки в кармане, хотя это не мешает резко подбросить в воздух ключи от машины и бросить знакомое «садись». Натаниэль опрометью садится на пассажирское и после того, как Эндрю садится в своё кресло, тотчас блокирует все двери изнутри. Ему ничего не говорят на это своеволие, но даже обдумать какие-то оправдания не входило в планы юноши, когда каждый нерв выискивает присутствие Лолы в тени деревьев и других машин. Натаниэль сосредотачивает внимание на любом знамении, что подсказало бы непосредственное местонахождение посланницы Сатаны, но пока это не представляется возможным, он выбирает вариант устранить угрозу из поля зрения Лисов. — Никогда не думал, что поеду в Колумбию по своей воле, — выдыхает он, когда дома остаются позади, а на дороге не остаётся ни одной машины. — Обрадуй меня и скажи, что ты знаешь там местонахождение каких-нибудь заброшек или пустующих домов. — Ты продолжаешь ждать ответы, хотя задолжал уже некоторую правду, — отвечает Эндрю. — Зачем тебе эта информация? — Потому что я не хочу заманивать её в твой дом, — раздражённо говорит Натаниэль, продолжая наблюдать за дорогой позади. — Она идёт за мной. Идёт, чтобы убить. И я не могу позволить ей убить кого-то ещё. — Ты хочешь поджидать её в заброшке безоружным, надеясь на скорую смерть? Не изменяешь принципам, суицидник. — Это не так, — взрывается Веснински и, наконец, обращает свой взор на Эндрю. — Ты спрашивал о том, «когда суицидники начали думать о других». И был прав. До недавнего времени я даже не задумывался о белом шуме на фоне, но этот периферийный звук перестал относиться к разряду раздражающих факторов, — он вновь поворачивается к зеркалу заднего вида. — Теперь я вряд ли получу авторитет среди других суицидников. Мне просто нужно заманить её на незнакомую территорию и прикончить первым. — Тебе, конечно, это удастся без оружия в кармане и такой же неосведомлённостью. Нет, мы едем домой. — Это безрассудство. — Безрассудство — это принять бомжа на заброшке за твоего преследователя. Здесь у тебя возможность обдумать следующий шаг и пистолет за спиной. — У тебя есть пистолет? — удивляется Натаниэль, но тут же себя одёргивает. — Это не аргумент. И у меня есть оружие. — Этот кусок железа в своём ботинке даже нельзя назвать оружием. Оно сгодится только для нарезки хлеба. К тому же у тебя нет права голоса. — Ты не знаешь на что идёшь! — в конце концов выкрикивает Натаниэль. Эндрю хочет, нет, жаждет увидеться с Лолой и остаться в живых? Данное исключение из правил просто недопустимо, когда в арсенале Малкольмов не одно лезвие под рукой. Это не было возможно и тогда, когда казалось, что Натаниэль застал девушку врасплох, но в ответ получал лишь знакомое ножевое. Ситуация вопреки раззадорит её и заставит после смерти Младшего вдоволь наиграться с Эндрю. Он не мог допустить осечек, когда жизнями Лисов уже владела белая королева. — Она просто уничтожит нас. Я не смогу… — Ты боишься её так сильно, что не готов даже сказать имя вслух? — только и спрашивает Миньярд. — Это… не то, — Натаниэль сбивается с мысли и говорит первое, что придёт в голову: — Тебе не нужно знать таракана, чтобы раздавить его. И сегодня я хочу покончить с вредителем. Он мог представить себе отчего Лола заявилась лишь сейчас. Недавний разговор с Ичиро, после которого не было обнаружено бездыханного трупа Натаниэля, означал лишь то, что это станет спусковым крючком для убийства Балтиморского Мясника. И если тот всё ещё находился в тюрьме, то Морияме даже не нужно что-либо тщательно продумывать для воплощения задуманного. Ввиду полной хладнокровности, он также негласно поручил самому Натаниэлю разобраться с возникшими проблемами. В случае неудачи он лишь потеряет пешку, что взращивал месяцами, но с теми же деньгами в противном случае легче прибегнуть к помощи наёмников из Токио, нежели вновь организовывать эксперименты, которые едва ли дают положительные результаты. Натаниэлю было бессмысленно злиться на Морияму, когда тот с самого начала чётко и ясно объяснил их отношения слуги и господина. А проблемы слуги явно не касаются господина. И в сложившейся ситуации стоило бы и самому обрести забытую хладнокровность для обработки точного плана действий, который мог бы поставить Лолу в тупик и хоть на несколько секунд остановить. Этого хватило бы, чтобы выбить нож из её рук и успеть приставить пистолет к виску. Нет, он будет выбит из рук быстрее, нежели Натаниэль успеет поднять оружие выше плеча. Каждая секунда будет на счету в борьбе за жизнь с проворливой девушкой, которая, в отличие от брата, могла обыграть жертву лишь за счёт своей скорости. Он давно не наблюдал за её играми, но лишь расплывчатых воспоминаний достаточно для того, чтобы судорожно выдохнуть и в мыслях ещё раз согласиться на план с пистолетом. От столь заманчивого преимущества нельзя отказаться, когда на кону поставлено нечто большее, чем его существование. — Мы разрушим твой дом, — безвольно говорит Натаниэль, смирившись с чистым безумием происходящего, что пропускало ток по всему телу. Он не был готов встретиться со своим детским кошмаром. — Ты пожалеешь об этом. — Я выставлю тебе счёт, — буднично отвечает Эндрю, отчего хочется зло закричать и заново осветить проблему, что появится без предупреждения во дворе колумбийской двухэтажки, но смысла в этом находится также мало, как и для любого другого действия, которое только бы отняло силы. В противовес он фантазирует о том, что плотно сжатые руки Эндрю на руле говорят о сосредоточенности и полном контроле. Возможно, ему стоит чаще фантазировать. И хоть в голове блуждают множество провальных планов и тактик, Натаниэль первым выходит из машины и быстрым шагом осматривает непримечательное здание со всех сторон. На подкорке остаются важные вводные вроде чёрного входа и наличия подвала, в который также можно попасть с заднего двора. Он поднимает взгляд вверх, рассматривая и возможное наличие пожарной лестницы на крышу, но нет. В прошлый раз Натаниэль мало что запомнил из планировки дома, о чём сейчас сокрушительно сожалел. Он терял свою бдительность с каждым днём, но стоило ли себя винить, когда в крови ещё нарастало действие успокоительных? Тогда его руки дрожали даже при малейшей попытке сжать кулак, что говорить о мнительном наблюдении за окружающей обстановкой. Тем не менее даже за такие ошибки Ромеро мог избить его за спиной Балтиморкого Мясника и не менее жестко спланировать последующее наказание. Натаниэль резко опустился на корточки от резкого осознания, что да, сегодня его планируют убить, чтобы оставить в живых Балтиморского Мясника. И что произойдёт, если удача вспомнит о младшем Веснински? Неужели серийный убийца и маньяк действительно будет убит? Зарезан или избит в тюрьме без намёка на воскрешение? Без подлой шутки жёлтой прессы или нанятых зевак, что будут на каждом квартале радостно оповещать всех о смерти головореза? Натаниэль не верит в столь сладкую ложь. Чтобы так просто избавиться от человека, что отравлял его жизнь на протяжении стольких лет? Нет, нет. Это явно выходит за границы дозволенного. Он делает шумный выдох и глубокий вдох, стараясь принять реальность, но та ускользает, словно гангренозная опухоль, что противоречит всем замшелым догмам. И холодный илистый пот покрывает его лицо, когда Натаниэль пытается представить жизнь без приличествующей фигуры отца, что чаще давил на рукоятку ножа, разрезая по частям собственного сына, нежели наставнически посвящал в скабрёзные тонкости потрошения. — Ты закончил свою паническую атаку? — резко проговаривают совсем рядом, и лишь сейчас Натаниэль замечает, что Эндрю сидит напротив него не первую минуту. Возможно, не первый час. Это заставляет утихомирить крещендо внутренних противоречий и рачительно вернуться к яремной лучине, что сейчас явно была важнее, нежели фантазии о мире без Балтиморского Мясника. — Проще всего взять пистолет и дождаться её в подвале. Она потеряет те самые секунды при открывании двери, которые позволят в неё выстрелить, — задумчиво и тихо говорит Натаниэль. Ему до сих пор проще всего планировать убийство в подвале, нежели в других частях дома. И хоть для Лолы это была также изученная территория, но он был хорошим учеником. — Ты предполагаешь, что она настолько тупа? — Я делаю ставку на то, что сегодня она либо уйдёт с моим трупом, как трофеем, либо будет биться до конца. — Она просто будет ждать, когда ты сам выйдешь из подвала, — ровно комментирует Эндрю, но в голосе явно слышны неодобрительные нотки, которые намекают на вовсе глупую эскападу, которая не стоит и выеденного яйца. — Я буду приманкой, — как само собой разумеющееся продолжает Натаниэль. — Заманю её в подвал. Она будет думать, что легко загоняет меня в угол, и тогда ничего не помешает прострелить ей башку. — И ты хочешь убедить меня, что при этом не будешь дрожать, истерика? — скептично уточняет Эндрю, и Натаниэль запоздало замечает подрагивающие пальцы, — сводит руки в кулаки, что едва помогает, — отчего лишь с вызовом смотрит в ответ. — Действуем по плану. Эндрю удивительно молчаливо поднимается, не собираясь оспаривать все несостыковки и кахектические пункты скорее истеричного бунта, нежели продуманного плана. Это сеет немалое зерно сомнения, но Натаниэль лишь также встаёт на ноги и старается меньше думать об отвлекающих тенётах, и всё пытается предугадать, на какой стадии бешенства Малкольм ворвётся в дом и оставит от него лишь название. Она не возьмёт с собой брата или другого напарника. Лишние люди всегда отвлекали её во время важных заданий, но это никогда не означало напропалые вылазки и буреломы неудач. Лола не забывала об аналитическом складе своего ума, даже когда её глаза окрашивались алым в порыве зашоренной, неконтролируемой злости. Этого и боялся Натаниэль больше всего. На пороге жизни и смерти он мог думать лишь о страхе, что сковывал тело, и лишь угроза невинному человеку заставляла с прорехами двигаться вперёд. Он прошёл за Эндрю в дом. Казалось, что ничто более не сможет удивить его в этот миг, пока Эндрю спокойно не вытащил пистолет из-под одной из подушек на диване. Господи, этот человек хранит оружие в такой доступности, которое кому-то может с лёгкостью прострелить задницу, и он же указывал на глубокие рытвины в плане несколько секунд назад. Натаниэль шумно выдохнул, осознавая, что рядом находился всё тот же Эндрю, что мог с лёгкостью сломать ему нос или руку, а в потом беззаботно предложить игру в правду. В голове привычно проносится «мы все умрём этой ночью», и он не отгоняет подобные мысли, надеясь лишь на то, что его стенания будут услышаны, и хотя бы Эндрю останется жив. Ему нужна лишь эта правда и непреложная истина. Что Эндрю поставит свою жизнь выше другой и оставит шах и мат при себе, когда весь план канет в лету. Конечно, добиться такого обещания было также ответным обещанием не жалеть собственную жизнь, что явно встретило бы не рачительный пиетет. Взамен всем своим думам о предвиденных провалах, Натаниэль подходит ближе, когда Эндрю загодя перехватывает пистолет покрепче, словно предвидя последующие действия не благоразумного мученика. — Сколько? — уточняет Веснински. — Три попытки. Натаниэль внутренне предвидит, что этого катастрофически мало против продуманной Малкольм, но в очередной раз делал ставку на высокую степень злости девушки и желания закончить всё этой ночью. Вряд ли утром из этого дома выйдут хотя бы два человека. Он знает, что Эндрю не позволит прикоснуться к пистолету, поэтому вместо нервной проверки патронов каждые пять секунд, решается осмотреть дом изнутри. На самом деле, он вообще мало что знал о пистолетах, кроме правильной перезарядки. В своё время Натаниэль видел несколько пистолетов то у Димаччио, то у Ромеро, но оружие скорее служило им дополнительным предметом интерьера, нежели необходимой вещью для решения вопросов жизни и смерти. Никто в доме Балтиморского Мясника не нажимал на курок и не думал о покупке других огнестрельных оружий. Холод стали амортизировал любые вопросы выбора. В ином случае Натаниэль мог видеть в руках газовый резак, как конгломерат всех способов испытать на жертве апогей возможностей. Но в сравнении дом Эндрю не содержал гроссбухов с перечнем всех типов оружий или настов абстинентных следствий. В углу комнаты не спрячется пятно крови, а в подвале ещё едва живой труп. В кабинете не будет лежать стопка бумаг будущих жертв, как и в шкафу не окажется арсенал юного охотника за головами. И Натаниэль мог бы испытать фрустрацию, представляя спокойные дни в колумбийской двухэтажки, но он невыносимо мало думал о своих потребностях, чтобы сейчас действительно обратить на это внимание. Вместо этого он замечает то, как Эндрю за его спиной тренирует прицел, и медленно выдыхает, надеясь на то, что мудак не планирует первым напасть на Лолу. — Сейчас, — кивает Натаниэль и в последний раз проверяет роковое сообщение с единственной цифрой. Ему дали достаточно форы. Больше не стоит ждать задержки. Он следит за тем, чтобы Эндрю первым вошёл в подвал, и надеется, что его собственная фигура удержит Миньярда от необдуманных действий. Натаниэль встаёт возле слегка приоткрытой двери и обращается в слух, пытаясь уловить знакомые шаги девушки, которая всегда сообщала о своём прибытии размашистыми шагами тяжёлых гриндерсов. К сожалению, за окном ещё несколько минут назад поднялся сильный ветер, поэтому точно определить приход персоны нон грата невозможно по едва заметному пиано двери, остаётся лишь сосредоточиться на скрипе половиц. Вдох, выдох, тихо. Вдох, выдох, Эндрю поднимает пистолет и снимает предохранитель. Вдох, выдох, тихо. Вдох. Шум листвы за окном. Выдох. Вдох. Выдох. Выстрел. Натаниэль инстинктивно толкает Эндрю вглубь подвала и закрывает дверь с обратной стороны. Нет, нет, нет. Лола не могла притащить с собой пистолет. Она не могла променять долгое удовольствие игр с Младшим на быстрое убийство. Ему послышалось? Эндрю выстрелил, и Натаниэль зря запаниковал? Вдох, выдох, выстрел. Он опрометью поднимается на первый этаж и останавливается на первой ступеньке, пытаясь что-то увидеть в чёрной гостиной, где ещё секундой назад горел свет. Она выстрелила в лампочку? Это, несомненно, почерк Лолы, но Натаниэль всё ещё отказывается принимать то, что его план полетел в тартарары уже на начальном этапе. Господи, она действительно в бешенстве. Настолько, что готова покончить с Младшим одним выстрелом. Насколько же важна в жизни Лолы фигура Балтиморского Мясника, что она без раздумий возьмётся за огнестрельное? Неужели Натаниэль настолько слеп, что до сих пор не обращал внимание на реминисценции их встреч? Было ли среди этих прорех возможное упоминание подтекста их отношений? Или он лишь хотел найти объяснение безумному характеру девушки? Натаниэль мысленно выбрасывает посторонние мысли прочь и, наконец, задерживает внимание на звуке тяжёлых шагов, что раздаются невпопад сердечному ритму. Шаг, бам, бам, бам, шаг. Бам, бам, бам, шаг, бам, бам, шаг. Количество килогерцев, что наматывает его сердце, увеличивается с каждой секундой, но шаги Лолы спокойны и размеренны. Не игривы, как это бывает обычно. Ещё одно подтверждение пограничного состояния девушки и нежелание манежить свою цель. — Выходи, Младший, — тихо и с едва уловимой усмешкой произносит Лола. — Ты же не хочешь, чтобы он пострадал? Натаниэль слегка дёргает плечом при упоминании Эндрю. Она заведомо нацелилась на другого человека, чтобы упростить поиск настоящей жертвы? Продолжить вереницу мыслей мешает побочный шорох, который раздаётся в другой части гостиной, где находится диван. Он не мог понять, что происходит, пока его глаза ещё не привыкли к кромешной тьме. Словно кого-то тащили по полу или переставляли мебель. В чём заключался план Малкольм? — Не хотелось бы испортить это милое личико. Он почти такой же смуглый, как и ты. Не удивительно, что его легко приняли за твоего родственника. Натаниэль лишь слегка приоткрывает рот от поражающей догадки, когда его толкают к стене, и Эндрю стремительно взбегает по лестнице прямиком в лапы убийцы. Но он не успевает за нарастающим ритмом происходящего и обретает ясность ума лишь в тот миг, когда слух улавливает два оглушительных выстрела и задушенный хрип. Это всё же заставляет двигаться и в полубреду вытащить столовый нож из ботинка. — Эндрю! — в страхе кричит он и, наконец, может очертить все неаккуратные абрисы фигуры девушки, что сейчас с остервенением сжимает шею Миньярда, явно не жалея сил. На периферии Натаниэль также задерживает внимание на пистолете, что сейчас упал под стол или то, что в действительности кроме них троих в гостиной больше никого не было. Лола лишь уверенно и верно играла свою роль, выманивая жертву, зная куда надавить и пронзить ножом. Пистолет Эндрю лежит в нескольких сантиметрах от его головы, но Малкольм не даёт вспомнить о его существовании, сдавливая шею всё сильнее. И Натаниэль с заиндевевшей злостью замечает, как слегка закрываются глаза юноши в неудачных попытках вернуть кислород в лёгкие. Он не ждёт посмертного обморока и первым делает шаг в сторону девушки, желая разрезать её тело на кусочки за каждый синяк, что может появиться на теле любого из Лисов. Их не может тронуть какой-то второсортный шизофреник, когда их головы и так ждут тлетворного свиста гильотины от рук японского якудзы. Натаниэль не посмеет кому бы то ни было нанести им непоправимый вред, если в его силах избавиться от проблемы. Два быстрых шага в сторону Малкольм, и она молниеносно переводит своё внимание на виновника сегодняшнего торжества. Натаниэль успевает загнать тупой нож в правое плечо, прежде чем голень простреливает жгучая боль, и его сбивают с ног. Не рассчитав силы, Лола бросается сверху и цепляется за плечи, после чего они кубарем меняют позиции несколько раз, прежде чем оказаться на середине комнаты. Но Натаниэль всё же оказывается снизу, прижатый приличным весом девушки, которая мёртвой хваткой припечатывает его запястья к полу. Что на самом деле мало волнует, когда юноша больше смотрит в сторону Эндрю, отмечая всё ещё живые хрипы и кахектические спазмы. Лишь мельком понимает, что девушка использовала не пистолет, а точным и быстрым движением разрезала нужную вену Веснински, чтобы вывести из строя ногу, предвещая все попытки побега. — Не отвлекайся, Младший, — весело и с крайней степенью безумства говорит Лола. — Твоя жизнь оборвётся в любой миг. — Ты обещаешь мне это с восьми лет, — нервно усмехается Натаниэль, в последний раз отвлекаясь на хрипы Эндрю. Он переводит свой взгляд на девушку и почти давится от той злости и огненного пламени, что сжигает его одним лишь своим видом. Его внутренние демоны мгновенно возвращают его на несколько лет назад, когда он боялся сделать лишний шаг в доме, опасаясь напороться на Лолу за углом. И эта правда заставляет стереть несмелую улыбку с губ, возвращая в руки приевшуюся дрожь, что отдаёт тянущей болью из-за скованных запястий, которые стремительно обескровливают. — О, ты не заслуживаешь пыток, — с раздражением отвечает девушка. — Лишь быстрой расправы, как дворовая шавка, которая окончательно взбесила всех жителей улицы своим присутствием. Натаниэль не говорит что-либо в ответ. По новым звукам он может определить, что Эндрю пытается взять оружие в руки, но его собственная нарастающая паника с быстро вздымающейся грудью из-за нахлынувших воспоминаний не дают придумать хоть что-то, чтобы отвлечь Лолу. Он может лишь сосредоточиться на дыхании и пытаться безуспешно высвободить руки. Выстрел. Натаниэль с секундной задержкой давится воздухом от нового взрыва в левом плече и болезненно стонет от последующих ядерных грибов, что распространяются по всей руке. Смех Лолы над ухом лишь усиливает патовость всей ситуации, и ему впервые кажется — после всех возможных переломов и растяжений, — сегодня его рука действительно выведена из строя до конца жизни. Он едва ли может собрать мысли воедино, чтобы осознать, как Малкольм успела за долю секунды повалить их на бок и точно подставить чужое плечо под шальную пулю, словно мгновенно отплатила Натаниэлю за собственное. Лишь вновь сосредотачивает своё внимание на дыхании, стараясь унять неожиданные импульсы боли, что продолжают отнимать все его силы. — Или это сделает твой друг, — продолжает смеяться Лола. — Хорошее попадание, малыш, но сегодня я убью этого мальчишку. Натаниэль не слышит голос Эндрю и тотчас посылает взгляд в его сторону, словно происходящее вновь может поменяться за долю секунды, и вес девушки на нём исчезнет быстрее, чем пуля найдёт свою цель. Он не может себе позволить безвольно лежать на полу, если Лола решит избавиться от побочных зрителей убийства. Нет, Натаниэль лишь несколько секунд старается вслушаться или рассмотреть лицо Эндрю, но когда осознаёт, что это едва ли в его силах, возвращает взгляд на нож, что всё ещё находится в плече девушки, как лишняя атрофированная конечность. Лола после удачного выстрела вернула их в изначальное положение, но ослабленная хватка сейчас может позволить ему высвободить руку и воспользоваться хотя бы этим оружием. Он думает над удачным исходом лишь три секунды, потому что длинная пауза может повлечь за собой новые переменные, которые встанут на пути этой идеи. А сегодня уже достаточно вещей шло по пизде, чтобы в очередной раз страшиться возможных последствий. Поэтому Натаниэль использует всю свою силу, чтобы высвободить правую руку и вогнать нож как можно глубже, а после резко вытащить. Он не обращает внимание на то, как его тотчас начинают душить, и взамен подносит лезвие к яремной вене Лолы, словно кухонный нож действительно является достаточным предупреждением. Натаниэлю самому хочется истерически рассмеяться от этой самонадеянности, но даже эта выходка даёт одну десятую процента для возможности Эндрю выжить. Неужели он просит так много? Ему нужно лишь дать толчок, который позволит взглянуть девушке на ситуацию под другим спектром: справа от неё находится человек с пистолетом, а снизу отчаянный мученик, готовый перерезать чужую глотку, несмотря на то, что это будет стоить собственной жизни. И даже такой искусный убийца перво-наперво продумает путь для лучшего отступления, но, возможно, Натаниэль действительно возлагает излишние надежды на бесполезный кусок металла, который будет отброшен прочь одним верным движением. И верно. Лола дьявольски улыбается, но не избавляется от ножа — отнимает его и заносит над лицом Младшего. Натаниэль мысленно готовится ощутить, как грубо, напропалую лезвие уничтожит его глаз или разрежет рот, отчего зажмуривается. И не проходит и секунды, как он рефлекторно дёргается от резкого шума, но Лола лишь пронзает одну из половиц рядом с его ухом. Улыбается пуще прежнего от той реакции, что может получить от своей жертвы, и вновь берёт нож в руки. Как-то неправильно и совсем легко. Это заставляет Натаниэля вновь дёрнуться и попытаться отнять оружие, но девушка бросает лезвие в сторону Эндрю в попытке выбить у того пистолет. «Промах», — облегчённо замечает Веснински, когда понимает что его рачительные потуги помогли изменить траекторию полёта. Эндрю вновь целится, кажется, в район бёдер Лолы, и Натаниэль делает несколько попыток перекатиться в противоположную сторону, чтобы избежать повторной участи живого щита. Когда он почти оказывается у прохода, что ведёт в кухню, то в голове живо проносится вариант взять оттуда несколько действительно заточенных ножей. Он без труда находит на столешнице подставку с ними, но забывает об этом, когда слышит очередной выстрел. Он не успеет вернуться из кухни с уверенностью в том, что Лола не разрежет по частям Эндрю к этому моменту. Натаниэль поворачивается и вместо этого находит глазами второй пистолет, что до сих пор лежит под столом. Это похоже на более практичный вариант, пока Эндрю блефует и держит девушку на расстоянии предупреждением нового выстрела. На деле это была последняя пуля. Натаниэль перекатывается назад и в нескольких метрах от стола разворачивается так, чтобы задеть Малкольм ногами и тотчас прицелиться, предполагая дезориентированность. Звучит красиво, и он почти верит в успешность своего плана, когда поднимает пистолет и замирает. — Давай, Младший, — усмехается Лола. — Целься сюда, — продолжает она и указывает на сердце Эндрю, которого перехватывает так просто, словно в ответ и вовсе не оказывают сопротивления. Но девушка не дура и для убедительности подтягивает лезвие из-под рукава, прижимая его к шее столь сильно, что сам Натаниэль удивляется, как оно ещё не пронзило тонкую кожу. — Остановись, — хрипло просит он, не желая вновь видеть кровавые паутины на теле Миньярда. Уродливые, неправильные, что отвлекают внимание от сломанных пальцев и синяков. Натаниэль держит прицел на голове Малкольм, но не может выстрелить даже в ногу или руку, если девушка вновь быстрым движением воспользуется живым щитом. Нарастающая дрожь из-за возможного промаха и без того грозит смазать прицел. — Разряди пистолет, Младший, — более грозно указывает Лола. — Живо. Веснински не осознаёт её слова, когда в припадке хватается левой рукой за рукоятку и сдавленно шипит от нового яремного импульса боли, который волнами отдаётся во всём теле, напоминая о пуле в плече. Блять. Сейчас он даже не в силах сказать, что хуже: выведенная из строя правая нога или рука, что не сможет удержать и ножа. Важно лишь то, что он ещё способен дать мало-мальски отпор и продолжать удерживать внимание Малкольм на себе. Натаниэль бросает пистолет на пол и пытается вытащить магазин одной рукой, не отводя взгляда от ножа Лолы, что всё ещё чист. Девушка в ответ внимательно наблюдает за его действиями. Эндрю же, в отличие от мученика, не собирается стоять на месте, подпитывая девушку своими стенаниями, поэтому делает несколько попыток ударить её локтём и уводит свою шею подальше от лезвия. Веснински с секунду думает о том, чтобы в этот момент задвинуть магазин обратно, но первая кровь заставляет его бросить затею и вместо этого бросить пистолет в Лолу. — Не отвлекайся, — передразнивает он. — Ты пришла за мной. Лоле, кажется, окончательно надоедает перебежка от одной жертвы к другой, поэтому под внимательным взглядом Младшего она вводит нож глубже в грудь Эндрю, поворачивая его то в одну сторону, то в другую. — Остановись! — вновь молит Натаниэль. — Вчера посредник сообщил, что Балтиморского Мясника решено убить, — с ленцой говорит девушка, словно вовсе не испытывает злости и сладострастной жажды крови. Она медленно вновь поворачивает нож на сто восемьдесят градусов и слегка морщится, когда Эндрю хватает её за запястье, чтобы оттолкнуть от себя. — И в ответ на все вопросы получаю непрозрачный намёк на то, что Морияма назначат нового Мясника. Кого же? Одного из своих ниндзя или телохранителей? Кого-то, кто не первый год служит семье? — Лола резко вытаскивает лезвие и пронзает им бедро, после чего переходит на крик: — Нет! Этот мальчишка Ичиро решил использовать сучье отродье! — она неожиданно начинает смеяться так, словно услышала лучший анекдот в своей жизни. — Думаешь, что способен заменить своего отца? Балтиморского Мясника? Да на что ты вообще способен! Такой же нытик, как и эта шлюха, а набиваешься в друзья наследника мафии! Ничтожество. — И это говорит подстилка? — усмехается Натаниэль. — Удобная шлюха Натана, что всегда под рукой? — Повтори, — угрожающе шепчет Лола и поворачивается в его сторону, выгибая бровь, словно действительно не услышала дерзкого заявления. — Нравится стонать под своим идолом? — продолжает Веснински, обнажая зубы в отвратительной отцовской улыбке. — Выкрикивать его имя, а потом приходить в комнату Младшего? Предаваться фантазиям и доводить себя фроттажем? Лола не дослушивает последнюю фразу и тотчас поднимается на ноги, громко рыкнув. Не удосуживается даже вытащить лезвие и вместо этого бросает другое перед Натаниэлем. — Поднимайся, — говорит она сквозь стиснутые зубы. — Ты помнишь правила. — Очередной экзамен? — сомнительно щурится Натаниэль, но под колким взором вовсе не отказывается от оружия, тогда когда уже второй пистолет был выведен из строя. — Выпускной, — насмешливо возражает Лола. — Планируешь стать цепным псом мальчишки? Тогда покажи на что способен. Малкольм плевать на то, как Натаниэль стремиться установить связи с мафией. Лишь слащавая обёртка, которая в действительности скрывает сущность, что одним касанием разорвёт глотку на части. Бой до первой смерти. Бой, что решит, какому Веснински повезёт выжить. Бой, который Лола порывисто предлагает лишь из-за своей невероятной преданности и нежелания принимать весть об убийстве Натана. И даже понимая то, что Ичиро не оставит в живых ненужную пешку, она будет убеждать себя в обратном каждым своим действием и словом. У Натаниэля нет желания продолжать разговор и что-то доказывать. Лола никогда не замечала его, чтобы сейчас обратить внимание на режущую глаза аномалию. Пусть будет так. Он хватается правой рукой за стол и, кажется, поднимается вечность или две, прежде чем встать и с удивлением заметить, что обе его ноги в порядке. Веснински с недоверием осматривает голень и понимает, что лишь его всепоглощающий страх заставил поверить в перерезанное сухожилие. Хочется верить, что и продырявленное плечо окажется плодом больной фантазии, но пульсация, что продолжает разносить болевые ощущения по всему телу, вряд ли согласится с этим. — Хорошо, — тихо произносит Натаниэль и поднимает лезвие на уровень груди. За своей нарочитой уверенностью и возрастающей злостью он лишь благодаря периферийному зрению вспоминает о глубокой ране Эндрю. Секунда, и юноша понимает, что тот ещё даже не успел вытащить нож из бедра, который девушка загнала по самую рукоять. Это резко наполняет тело Натаниэля адреналином, и он тихо произносит «ハリケーン». Веснински не знал наверняка, подействует ли это слово, потому как давно не практиковал японский, но устрашающая дрожь мгновенно разносит релевантную кровожадность, и её контаминация с поглощающей неоновой строчкой «убить, убить, убить…» заставляет уверенно ухмыльнутся и сделать шаг вперёд. Лола, видимо, успевает заметить лёгкую задержку в движениях Натаниэля, когда тот обращает взор на Эндрю, поэтому с улыбкой делает первый выпад, стремясь поразить грудную мышцу, чтобы вывести из строя и вторую руку Младшего. К сожалению, сейчас Натаниэль может прочитать каждое её движение, поэтому легко уклоняется и играючи оставляет несколько порезов на плече. Девушка от этой наглости словно просыпается ото сна и перекидывает нож в другую руку, продолжая целиться в грудь. Ярость бурлит в жилах Веснински как возрождение тёмного «я», как апогей запревшей тьмы, что утопала в страхе и неуверенности. Теперь она беснуется и жаждет долгих и безумных пыток, что поставят жертву на ноги и заставят молить о пощаде, мечтает увидеть страх в чужих глазах, и стремиться избавиться от последних тенёт, что сдерживают это желание. Однако сохранять целостность цепи невозможно, когда замок давно отброшен в сторону, поэтому Натаниэль может лишь наблюдать за кряжистой бездной, что съедает всё сущее. Он продолжает уклоняться и оставлять мелкие порезы на правом плече. И уже через минуту Лола делает шаг назад и словно теряется в движениях своей жертвы, но Младший знает, что это лишь игра, что за этим последует размашистое движение рукой и быстрый выпад ногами в попытке уложить оппонента на лопатки простой подножкой. Натаниэль без труда избегает этого и делает последний штрих, после чего сам таранит девушку и валит на пол. Он тяжело дышит и смотрит точно в растерянные глаза, что выражают одновременно недоумение, азарт и желание. И, возможно, проходит год или два, прежде чем девушка преодолевает тысячи световых лет между ними и мягко улыбается: — Натан. Младший осознаёт сказанное лишь после громкого хлопка, что вновь распространяет по жилам нарастающую ярость и рвение разорвать человека на кусочки. И цель задеть болевые точки резко пропадает, когда он начинает беспорядочно вгонять лезвие то в грудь, то в живот. Несколько раз промахивается, задевая плечи, но это подсказывает с ещё большим нажимом вогнать нож в тело девушки. Сущность радостно урчит в ответ на каждое действие и вновь и вновь нашёптывает что-то едва уловимое, что всегда валялось где-то на периферии сознания, но ни одно слово не остаётся незамеченным, когда Младший открывает рот, чтобы вогнать лезвие в глотку, когда уродует отвратительные глаза или когда вдоль перерезает горло, словно видит перед собой кусок отбивной, которую нужно нашинковать на мелкие куски. Он делает заминку лишь из-за резко закончившегося воздуха, что огибает его тело, но не поступает в лёгкие. И Младший открывает рот, как рыба, которой остаётся прожить считанные минуты на суше. Или секунды. Руки слегка подрагивают от количества адреналина, но он вновь крепче перехватывает нож, чтобы не дать Лоле вновь победно злорадствовать. Младший ясно видит перед собой картинку последующего потрошения, но когда кто-то резко кладёт ладонь на затылок, он меняет траекторию следующего удара. Несколько миллиметров. Ему остаётся всего несколько миллиметров, чтобы изуродовать лицо невежды, но Натаниэль резко одёргивает себя и выпускает нож из рук. — Она мертва, — коротко поясняет Эндрю, на что он как сумасшедший вертит головой и отвечает: — Нет, нет, нет. Она не кричала. Нет. — Нил, — громче говорит Эндрю и поворачивает его лицо в сторону Лолы. Натаниэль резко давится желанным воздухом и, кажется, готов в эту же секунду выбежать из дома, желая быстрее забыть сегодняшнюю ночь, знакомых, город, Лисов. Он быстро сползает с жалкого подобия наглой девушки и спешит закрыть рот рукой, заглушая животные крики и стенания, которые поочередно извлекают из тела каждый неизрасходованный адреналин, преобразуя его в знакомые сожаление и страх. Рука, что вновь появляется на затылке, не помогает остановить поток самоуничижения, что выходит из него вместе со слезами, но тотчас возвращает в реальность. — Господи, Эндрю, твоя рана. Надо позвонить в больницу. Телефон. Он был в кармане, — Натаниэль начинает судорожно искать мобильник, но его резко прерывают и больно тянут за волосы. — Шакалы. — У тебя, блять, продырявлена грудь, Эндрю! — он продолжает резко и рвано бродить руками по полу, словно только что выронил нужную вещь, а не забыл о её существовании. — Шакалы. — Песочно-чёрные, — раздражённо шипит Натаниэль и его руки замирают, когда сталкиваются с телом Лолы, что всё также неподвижно лежит, словно не она пыталась несколько минут назад сжечь здесь всё дотла. Он тяжело сглатывает. — Черепахи. — Зелёные, — выдыхает юноша и сжимает руки в кулаки. — Лисы? — Оранжево-белые. — Вороны. — Красно-чёрные. Этой ночью Малкольм мгновенно умерла от выстрела в голову, беззаботно улыбаясь своему идолу.