Миазмы Котара

Натаниэль ощущал чужое прикосновение к своей шеи ещё несколько минут, прежде чем Эндрю что-то пробормотал себе под нос и плашмя упал на пол, лишь теперь давая возможность осознать критичность ситуации. Это резко заставило забыть о Лилит и сосредоточить своё внимание на подсчёте пульса и сердечного ритма. В голове мысли, словно издеваясь, начали беспорядочно спутываться в разношёрстные клубки при выборе лучшего варианта, что не потянет за собой череду проблемных результатов. И думать приходилось быстро, пока пульс Эндрю всё ещё был не в пределах нормы, но лучше, чем можно было рассчитывать. На самом деле, главная проблема заключалась в чёртовой пуле в плече, из-за которой вовсе не хотелось вновь общаться с копами. Или с докторами. Натаниэль не представлял, что его ожидает, когда на горизонте ещё маячил суд по делу Дрейка. Минутой назад он только хотел внимательно осмотреть Эндрю и убедиться в том, что он действительно жив, но сейчас Натаниэль дрожащими руками открывает мобильник и вспоминает все заученные номера, которые могли сейчас пригодиться. На долю секунды он даже был согласен позвонить умелому проныре, что хорошо мог зачистить дом и избавиться от тела, и эти мысли одолевали его лишь потому что не хотелось звонить докторам, которые знали семью Веснински. Да, они поставят Эндрю на ноги в течении нескольких часов, заштопают и склеят так, что не будет видно какого-либо вмешательства, но это также могло быть очередной сигнальной лампой для других помощников Мясника. Через несколько дней его настигнет Ромеро, не имея возможности связаться с сестрой, а там недалеко и до Димаччио, что просто решит прихлопнуть ненужную муху. Ладно, у Натаниэля начиналась истерика. Он это понимал. Но лишние минуты никто ему не вернёт, поэтому он нажал на кнопку вызова, пока второй рукой всё ещё пытался уловить слабый пульс. Если кто-то вновь попытается начать отсчёт жизни Натаниэля, то это будет лишь его проблема. Больше он не обмолвится об этом Эндрю или кому-либо ещё. Больше он не допустит осечек. И пусть Веснински не доверял докторам, но ему нужен был живой Эндрю, а не разорванное на части полотно. Сам он мог лишь зашить рану так, как учила мать. Так, как он всегда повторял это, после очередной встречи в подвале. А в больницу Натаниэля заводила через раз Фортуна, которая надевала маски добродетели, но охраняла всю ту же дорогу в Ад. Свою. Собственную. Потому что на каждом перекрёстке в него попадают всего парочка недалёких, что продадутся за бутылку пива или экстази. Но дорожка крови присутствовала в его жизни, кажется, с самого рождения, так что долго искать не пришлось. Ад самолично вобрал в свои лапы дом Веснински и властвовал там столь релевантно, словно возвратил в своё царство законные территории. Никто не был против. Натаниэль помнил нервозность матери, что всегда с опаской косилась на здание, когда находилась на заднем дворе. Она, вероятно, представляла в те минуты свою жизнь без Натана и событий, что привели их к этой точке, и только в те минуты Натаниэль мог увидеть живую улыбку женщины. До пяти лет мальчик желал увидеть эту новую эмоцию, что будет обращена и в его сторону, но стоило догадаться раньше, что попытки тщетны. Он на секунду поднимает голову, когда в коридоре пробегают несколько медсестёр и сжимает телефон в кармане. Юноша никогда не сидел в артриуме больницы, ожидая новостей от людей в белых халатах. И сейчас не мог понять от чего должен сидеть на первом этаже вместе с кучкой других людей, которые раздражали его каждым своим шёпотом. Вместо этого он мог бы встать возле кабинета, слушая все перешёптывания медработников, представляя как Лисы в следующую секунду ворвутся в здание, требуя все подробности… несчастного случая? Передряги? Да, Натаниэль отправил сообщение Ваймаку, но за потоком своих мыслей вовсе забыл придумать какую-то чушь для затравки. Возможно, это стоило назвать в голове по-другому, чтобы не отбросить задачу в мусорный бак как ненужную вещь. А возможно ему просто нужно немного времени, чтобы переварить все события сегодняшнего дня. Всего лишь немного времени и краткого осознания того, что ещё утром он был в стенах Истхейвена, а сейчас сидит в больнице после встречи с Лолой. И этот длинный день никак не найдёт свой финал. Возможно, Младший всё же был убит несколько часов назад, оставив свой астрал в этом дне, но стрелки продолжают идти вперёд, а желание забыться никуда не уходит. Плечо всё ещё отдаёт протяжной тупой болью, которая отрезвляет и не даёт уснуть, но Натаниэль отказался от какого-либо лечения, пока Эндрю в опасности. Медсёстры под строгим взглядом врача лишь перевязали его и дали белую футболку, чтобы не пугать других посетителей, но подобное развитие событий явно никому не понравилось. Натаниэль же не уверен в длинных языках других врачей, так что спускает всё на тормоза и ждёт каких-либо новостей. Конечно, главврач этой больницы, который знаком с Балтиморским Мясником обеспечит алиби и подкинет лишние деньги сотрудникам, дабы гарантировать молчание, но тревожность и недоверие твердят обратное. Глаза против воли закрываются после часа или полтора, и Натаниэля спасает лишь раненное плечо, на которое он время от времени давит, чтобы вновь почувствовать реальность и пол под ногами. Посетители между собой перешёптываются, подходят на ресепшн, разговаривают с медсёстрами и ходят то в аптеку, то в различные кабинеты. Веснински тошнит от запаха медикаментов, но подобная суета умножает панику на шестизначные числа и заставляет озираться на каждого, выискивая возможный хвост. Кто-то громко кричит его фамилию, и Натаниэль, наконец встаёт со скамьи, покончив с нервным ожиданием, которое съедало все разумные частицы, что заставляют находиться в этом здании. И, кажется, мир не успевает прогрузить новый вид от первого лица, но запоздало Натаниэль понимает, что оказывается на кафельном полу после сильной затрещины. Он тут же группируется и под сонмом вновь трепещущей паники поднимается, ожидая следующей атаки, и лишь тогда силуэты обретают точные абрисы и очертания. — Аарон, успокойся! — тотчас кричит Ники, но его голос едва слышен за белым шумом неправильно выбранной радиостанции, что закладывает уши, и заставляет прислушиваться к каждому звуку. — Он убийца! — также громко, сквозь толщу воды, пробивается голос Аарона. — Он убил Дрейка, Сэта, а сегодня целью был Эндрю! — Дрейк угрожал Эндрю, — на автомате говорит Натаниэль ещё давно заученные фразы для полицейских, которые так и не понадобились. После всего фарса с Истхейвеном и Морияма он и сам не успел поговорить об этом с Эндрю, но в своей палате часто вспоминал произошедшее. Он возвращался к семье Спир, Лютеру и выбору, который тогда предстал перед Эндрю. Натаниэль не без радости обнаружил потерянную переменную, которая отравляла любовь к Кэсс, но больше представлял другие обстоятельства при которых он бы не действовал столь скоро и импульсивно. Он представлял мужчину со связанными конечностями, беспомощного, умоляющего о пощаде, и следующий приход Пруста уже не казался таким обременяющим. — А другие? — шипит Аарон. — Скольких ты убил? Сколько понадобилось опыта, чтобы точно и за несколько секунд убить этого громилу? — Я никогда не стремился убить кого-то из Лисов, — признаётся Натаниэль и сглатывает. — Но сейчас Эндрю не в порядке из-за меня. И ты в праве бить меня столько, сколько пожелаешь. — Ты переносчик, — кривится Аарон. — И вокруг страдает кто угодно, но не ты. Ты всегда готов выступить с новыми объяснениями и отговорками. Такой «невинный», а несёшь за собой лишь смерть. Натаниэль вновь сглатывает и лишь в этот момент чувствует как часть лица начинает гореть после неслабого удара, когда чужой кулак вновь приближается на непозволительное расстояние. Но ничего не происходит. Чужая рука дрожит от бурлящего под кожей гнева, пока руки тренера и Мэтта удерживают все эти эмоции подальше от кровопролитного проживания. Натаниэль не уверен, что должен поблагодарить за это. Он действительно готов принять все удары и последствия, принимая вину за тяжёлое состояние Эндрю. На самом деле, он даже представлял как к этой инквизиции присоединится Ники или Рене. Их терпению тоже когда-то настанет конец. — Хватит спорить, — громче говорит Ваймак и переводит взгляд на Веснински. — Сейчас не время для разговоров, но дай нам хоть какое-то объяснение ситуации. — Это сложно, — загружено выдыхает он и тянется к раненому плечу, чтобы вновь почувствовать реальность. — Покушение? — предлагает он, вновь осмысливая всю ситуацию и исходные данные. — Это были Вороны? — уточняет Рене. За это время она не выказала ни одной эмоции отвращения и это сбивает с толку достаточно, чтобы больше не смотреть в её сторону. Но одно напоминание о чистом волнении без тёмной примеси добавляет несколько новых литров самоуничижения и бесполезности. Этого хватило бы, чтобы затопить комнату общежития и бросить единственную спичку, чтобы подорвать всю Башню. Или образовать достаточно глубокий бассейн, в котором лёгкие загорелись бы в первую секунду и забрали тело с собой на дно. В любом случае, Натаниэль сейчас обессилен своей тревогой и паникой, чтобы вновь почувствовать это всем телом, поэтому продолжает лишь слегка надавливать на рану, чтобы не упасть вновь на пол под шквалом вопросов. — Нет, нет, — в подтверждение он вертит головой, и кривит губы при новой попытке объясниться. — Личные счёты моего старого… знакомого. — Это ничего не объясняет, — хмурится Аарон. — Это не касается Лисов, — подчёркивает Натаниэль в раздражении. — Это была моя личная проблема, которая теперь решена и больше никого не побеспокоит. Всё в порядке. — Да кто тебе поверит, — полу шепчет Аарон, но его комментарий заглушает Кевин: — На сколько всё плохо? У нас через несколько дней матч. — Естественно, — шипит Натаниэль и отвечает: — Спроси у Эндрю, если так интересно. — Ты не понимаешь как это важно, — раздражение передаётся и Кевину, но кто-то за спиной напоминает, что больница существует не для обсуждения спортивных игр, хотя по недовольному выражению лица ясно, что этот разговор примет более гневные краски за пределами белых стен. Без разницы. Сейчас Натаниэль озабочен лишь тем, чтобы главврач не был осведомлён о том, что собственная семья тратит на него патроны и жаждет уничтожить в пользу Балтиморского Мясника. Будь тот на воле, Натаниэля даже не пустили бы на порог этого здания, поэтому надежда ещё теплится, пока за окнами не видно тёмных тонированных машин, а телефон не разрывается сообщениями от незнакомых номеров. Он, конечно, узнает каждый номер, если это будет кто-то из людей отца, но юноша больше боится того, что Морияма всё же решит узнать всё о возникшей ситуации, чтобы сделать свои выводы. Он так долго ждал первого убийства Натаниэля в этом году, что возможно не прочь узнать и о втором. — Натаниэль Веснински, — эхом слышит он своё имя и поворачивается в сторону лифта, где недалеко стоит тот самый врач, что должен поставить Эндрю на ноги. Учитывая его мастерство, Натаниэль не удивится, если через несколько часов мудак сам сядет в машину, хорошенько выспавшись. Натаниэль краем глаза видит кивок Ваймака и после этого подходит к мужчине в халате и с бейджиком, на котором написано “ Мистер Браун». Он с сомнением думает о том, что в прошлый раз у того была другая фамилия, но не говорит об этом вслух, ожидая новостей. Браун же молчаливо вызывает лифт, словно желает ещё больше расшатать и без того погубленные нервы, и лишь оказавшись внутри начинает: — Новый маньяк в окрестностях? Мне стоит опасаться? — Нет, — удивлённо отвечает Натаниэль и с зачарованным вздохом добавляет: — Она мертва. К Натаниэлю медленно приходит осознание произошедшего коллапса, который вновь добавил угля смертоносной машине. Взгляд на несколько секунд лихорадочно бегает по окружающей обстановке, пока правда пытается устаканиться и образовать единое целое с заплатками предостережений и страхов. И он выдыхает, понимая, что в непосредственной близости могут погибнуть даже помощники Мясника, те самые люди, которые несколько лет избегали тени смерти, что ходила за Натаниэлем. Невзирая на сроки, проклятье настигло и сумасшедшую Малкольм, которая танцевала на могилах своих жертв и не боялась строгих взглядов FBI. Это возвращает его к мыслям о судьбе Лисов, и Веснински, горько усмехаясь, впервые радуется скорому прощанию и появлению новой развилки в их настоящем. Верно, смерть никогда не даёт обещаний и всегда маячит где-то за углом, ожидая своего хода. Сегодня Натаниэлю повезло сбить прицел, используя собственные ресурсы в корыстное русло. Больше такого подарка не произойдёт, он уверен. Так что мысль об удаляющейся Лисьей башне не кажется более такой отвратительной на вкус. Веснински просто желает отгородить этих людей от неминуемого. Так, как умеет. Так, как позволяет ситуация. — Хорошо, — кивает Браун и продолжает: — Я залатал его как мог. Ему повезло, что сердце не было задето. Настоящий везунчик. Гарантирую, что до завтра уже встанет и сможет вновь взять пистолет в руки. — Нет, — поспешно выдаёт Натаниэль и поражённо сглатывает. — Он не человек Мясника. Я ему должен. — Чтобы сам Натаниэль Веснински был кому-то должен… Возможно, не сегодня-завтра, но с такими данными он может стать помощником Мясника. — Боже, нет, — едва слышно выдыхает он и прикрывает своё беспокойство новым вопросом: — Здесь был кто-то ещё? — Ты первый за последние месяцы, — с усталостью отмечает Браун. — Я был удивлён подобным затишьем, но взамен получил две проблемы сегодня. Это меньшее, что можно было ожидать. — Спасибо, — говорит Натаниэль, не зная как точно должен поддержать диалог. Он едва ли был знаком с врачами Балтиморского Мясника. — Лучше покажи своё плечо, — скептически замечает Браун. — Ты мог довериться и моим медсёстрам, но я понимаю твои опасения. Всё-таки это не Нью-Мексико и полиция ждёт каждого вызова. — Нет, следующая явка в полицейском участке отправит меня в камеру к Натану. — Он всё ещё за решёткой? — удивляется мужчина. — На прошлой неделе мне сообщили о его побеге. Мир перед глазами Натаниэля мгновенно темнеет.

***

Эндрю выкуривает по меньшей мере три сигареты, прежде чем вновь открыть пачку и с раздражением отметить последние три штуки, которые издевательски теснились меж выкуренных бычков. Тем не менее, он бросает очередной взгляд на больничную койку и зажигает новую сигарету в попытках заглушить медикаментозный запах, который кажется въелся в его кожу. Это мысленно возвращает его в те дни, когда он наведывался в аптеку почти каждые выходные с заученным рецептом психотимиков, словно раз за разом самостоятельно подписывал себе смертный приговор. От подобного его рука слегка дрожит при новой затяжке, но Эндрю лишь хмурится на это и уже думает о том, чтобы затушить сигарету, не дожидаясь привычного привкуса фильтра. Его ожидаемо останавливают, когда знакомые шаги прерывают недолгую тишину. Натаниэль едва слышно подходит к юноше и также располагает кисти рук на подоконнике, ожидая новой затяжки. Его часовая дрёма закончилась всего несколько минут назад и первое, что он узнаёт, открыв глаза, — Миньярд проснулся и вполне здоров, чтобы послать медсестёр и закурить в своей же палате. Натаниэль действительно этому не удивлён. Он сам сейчас выглядит помято со взъерошенными прядями волос, но думать о внешнем виде казалось кощунством, когда ему наконец предложили зайти в палату и самолично убедиться в том, что Эндрю жив. Жив. Жив. Жив. Натаниэль почти улыбается, когда вновь и вновь осознаёт эту истину и ощущения с едва различимым пульсом рассеивается вместе с неровными вдохами и дрожащими руками. — Продолжай, — говорит он, лишь слегка чувствуя знакомый запах, который хочется вдохнуть полной грудью. — Зачем? — только и спрашивает Эндрю, сбрасывая пепел. — Мне нравится запах. — Никотина? — Жжённой плоти, — говорит он на выдохе, расслабляя мышцы плеч. В ответ тело Эндрю мигом напрягается и замирает на несколько долгих секунд, после чего острый взгляд пронизывает естество Натаниэля, сканируя каждую часть. И ответное спокойствие достаточно раздражает, отчего юноша удобнее перехватывает сигарету и тушит её чужой ладонью. — Это запах жжёной плоти, — холодно отвечает Эндрю и сильнее вдавливает бычок, после чего выкидывает его в окно, — но ты это уже знаешь. Именно поэтому тебе понадобилась сигарета в тот раз. — Ты не знаешь о чём говоришь, — хмурится Натаниэль и стряхивает с ладони оставшийся пепел. Он даже не чувствует злость в ответ на эскападу Миньярда пока организм ещё достаточно расслаблен после недолгой отключки, но колкие разговоры привычно что-то переворачивают внутри и заставляют гореть органы. Он несколько раз моргает и лишь теперь осознаёт сказанные слова, но не стремится себя исправить: запах сигарет всегда был едва уловимо схож с последствиями паяльника или газового резака, но уже несколько недель скорее напоминает о том же Миньярде на крыше, нежели о гордом лице матери. — Это твой триггер, — констатирует Эндрю и вновь поворачивается к окну. — Этого достаточно. Натаниэль тяжело вздыхает и вместо дальнейших споров кладёт на подоконник пачку сигарет, которую обещал вчера. Удивительно, но даже в больничных автоматах можно заплатить за табак. За ненадобностью она лежит там несколько минут прежде чем Эндрю говорит: — Твоё лицо не было разукрашено вчера. — Твой брат достаточно ревностно отнёсся к тому, что я хотел тебя убить. В ответ Эндрю издаёт непонятный глухой звук, который можно сравнить со смешком, отчего Натаниэль также слегка улыбается. Пачка сигарет уплывает в чужой карман вместе с зажигалкой, пока Эндрю ломает и просто уничтожает бычки, словно только это занятие приносит интерес текущему разговору. — Теперь я могу узнать её имя? — также глухо говорит он. — Я говорил тебе не вмешиваться, — тотчас хмурится Веснински и тщетно пытается установить зрительный контакт. От этого вопроса спокойствие, что урчало в желудке резко взрывается и оставляет после себя пепел злости и беспокойства. — Я должен был её убить. Она должна была мучиться. Я думал, что так и было… — он сглатывает внезапно возникший ком в горле и продолжает: — Но помощница Балтиморского Мясника, мучитель многих жертв, которых она истязала часами, Лола Малкольм, погибла из-за выстрела в голову. — Лола, — повторяет Эндрю, выкидывая бычки один за одним в окно. — Не переводи тему, — грозно замечает Натаниэль. — Не делай вид, что уже второй раз не по моей вине ты смертельно ранен. Он в порыве беспомощной злости взмахивает рукой, вспоминая кровавые паутины, что опоясывали всю небольшую комнату на втором этаже дома Лютера и Марии. На самом деле, на постельном белье можно было заметить лишь несколько красных пятен, но сломанные пальцы и оголённые бёдра юноши довольно быстро привели его к отчаянной защите и попытке избавиться от нарастающего женского смеха. — Просто ушибы, — с заминкой отвечает Эндрю, сморщившись. — Но ты был смертельно напуган! — настаивает Натаниэль, постепенно повышая тон голоса. Он вновь и вновь пытается обратить внимание на нависающую проблему, бросая камни в бетонную стену, но вновь и вновь получает лишь то же безразличие, что никогда не скрывали. Хотя ещё утром Веснински мог точно сказать, что изваяние из смеси цемента и песка с щебнем давно было разрушено, но пустота внутри на пару с сожалением отчаянно не давали видеть этого, подкидывая иллюзии о многослойном стекле или алюминии. — Я ничего не боюсь, — резко обрывает он и наконец смотрит в чужие глаза с вызовом. И этот напористый взгляд достаточно зажигает Натаниэля, чтобы подойти ближе и набатно прошептать: — Так же, как и высоты? Он знает, что это грязный ход, но если не разрывом сделки, Веснински не представляет каким образом избавиться от внимания Эндрю, чтобы уберечь его от последующего предупреждения Мориямы. Такими темпами мудак понесётся за ним вслед, когда очередное сообщение придёт на телефон, и что тогда? Выстрелит в голову наследнику мафии, ожидая лучшего исхода? Смешно. Натаниэлю проще высказать несколько неласковых, ощущая нарастающий пожар в желудке, нежели услышать последний вздох человека, что продолжает, несмотря на все красные флажки, идти по извилистой дороге, следуя своим обещаниям и принципам. От следующего взрыва сверхновой Натаниэля останавливают лишь тяжелые шаги в коридоре, которые предупреждают о другом посетителе. И прежде чем взглянуть на пришедшего Ваймака, он успевает заметить во взгляде Эндрю те самые искры, которые должны были блокироваться бетонной стеной и прочными цепями, что не позволили бы проскользнуть и малейшему ветерку за пределы неприкосновенной обитель. Но ограничения давно сняты и цепь образовала наручники, игнорируя оставшиеся осколки и металлический серпантин, что были лишь фальшивыми рубежами последних протестов. Натаниэль загружено выдыхает и бормочет напоследок «ろくでなし», после чего направляется к выходу. Его губы кривятся в новом потоке выученной беспомощности и переоценки воздействий, когда ноги резко останавливаются после новой фразы. — ハリケーン, — жёстко произносит Миньярд, вкладывая в это слово всё, что можно было позволить в присутствии постороннего. И Натаниэль понимает. Он надрывно усмехается в ответ на это признание, игнорируя сдавливающую боль в груди и подступающие слёзы. Ведь, в конце концов, что значат все его агрессия, непринятие и предвзятость подтверждения, если Эндрю выстрелит в чью-то голову, не колеблясь, чтобы похоронить труды врачей в попытках слепить «идеального» Мясника, который лишь после одного-единственного слова поднимет свой тесак и исполнит приказ. Что значит его былое стремление убить Малкольм любым способом, если Эндрю продолжит настойчиво называть его «Нил», а грубое прикосновение к затылку заставит забыть о навязчивом «Младший». Лишь болезненное напоминание о невозможном убежище и безопасном безвременьи.

***

Голова Натаниэля неестественно пуста, когда он покидает белые стены больницы. Кажется, Эндрю всё ещё беседует с Ваймаком, но после краткого диалога с Брауном, он не желает больше с кем-либо разговаривать, поэтому в быстром темпе минует парковку в неожиданном стремлении добраться до Лисьей Норы самостоятельно. Руки также сами переводят телефон на беззвучный режим, и Натаниэль почти не чувствует тревоги после этого, представляя пропущенные звонки и сообщения. Ноги бездумно ведут его, а мысли кружатся где-то в таком же иллюзорном пузыре как и мнимая преграда, которая давно была разрушена. Они птицами ожидают столкновения со стенками, но этого отчего-то не происходит, и впервые их крылья свободно раскрываются и рассекают попутный ветер, внимая каждый миг ясным умом и трезвостью. Это, к сожалению, не помогает залатать чёрные дыры, поэтому Натаниэль вбивает код и открывает дверь на стадион, планируя изморить своё тело до чёрных точек перед глазами. Мозг не успевает обработать машинальные движения вроде смены одежды или поиска клюшки, но взамен посылает электрический импульс по всему телу, когда замечает постороннего на поле. Усмиряющие оковы забытья тотчас растворяются, когда глаза распознают «двойку» со знакомым тату на лице и видом тренировок. Натаниэлю остаётся только принять это и присоединиться. Так он и делает. Он подходит достаточно громко, чтобы его присутствие заметили, после чего указывает подбородком на ворота. Вызов принят. Без лишних слов и прелюдий Кевин перехватывает клюшку поудобней и бросает мяч в воздух. И Веснински сосредотачивает всё своё внимание на тренировке, сужая мир вокруг Лисьей Норы, исключая подсобные помещения. И юноша благодарен тому, что Кевина не приходится уговаривать играть в полную силу, или не избегать ударов в левое плечо. Ему нужны эти грубые столкновения, бег на пределе возможностей, горящие красные лампочки и монотонные мысли как перехватить мяч. И Натаниэль теряется в этом. Ему подчас кажется, что идёт двадцатая минута, а возможно сто двадцатая. Возможно, его руки дрожат от бурлящего предвкушения, или же переизбытка напряжения. Может быть, он взмок от постоянного бега, а может быть из-за пульсирующей боли, что продолжает возвращать его на несколько часов назад. Поэтому он вновь перехватывает клюшку и бежит, бежит, бежит. Уже не столь важен блеск красных лампочек, как мнимая надежда спрятаться от пожирающих мыслей, что продолжают кувалдой дробить череп со знакомой лоботомией. Бежать, бежать, бежать. Потеря равновесия. Падение. Крепкая хватка на клюшке. И новый рывок. Рука на плече. Стоп. — Достаточно, — коротко поясняет Кевин. — Мы только начали, — несмело протестует Натаниэль, так как плечо продолжает ныть и прибивать к полу. — Сохрани свой пыл до пятницы. Он понадобится на матче, — строго заключает он, после чего начинает собирать конусы. Когда Кевин поворачивается к нему спиной, Натаниэль ощущает в себе неожиданный прилив смелости, отчего почти бессознательно говорит: — Ты был прав, — он на секунду закрывает глаза, но «двойка» вновь восстанавливает зрительный контакт, отчего сложно сформулировать слова. Поэтому разглядывание паркета приобретает немыслимую важность, когда юноша дополняет: — Морияма не отказываются от своей собственности. Кевин не заставляет его поднять взгляд, но изменившийся тон голоса говорит достаточно о растерянности и жалости, что вновь переносит его на несколько месяцев вперёд, когда Южная Каролина останется за спиной. — Я не думал, что это произойдёт так скоро, — произносит Кевин с непривычной робостью, которая заставляет перехватить клюшку поудобнее, чтобы не уронить её. Он молчит ещё несколько мгновений, прежде чем дополнить: — Мы не выиграем этот сезон. Теперь это бесполезно. — И ты готов проиграть Техасцам? — надрывно усмехается Натаниэль, и прячет своё беспокойство за напускным весельем. — Нашей жалкой копии? На самом деле, он не представляет как будет обходить своих соперников, которые обладают такими же цветами команды и скрывают свои головы за шлемами. На поле не будет видно «двойки» на щеке Кевина, яркой футболки Ники или длины волос Рене. Остаётся только отбросить опасения и просто посмотреть на результат, потому что решения проблемы не предвидится, как и смена Техасцев цветовой гаммы. И это от чего-то лишь забавляет Натаниэля, отчего он не замечает лёгкой улыбки и продолжает: — Мы обязаны победить. Кевин с подозрением смотрит в ответ на это заявление, но в конце концов разозлённо отвечает: — Ты бросишь Лисов, отнимешь возможность продолжать двигаться в следующих матчах и дашь Воронам закрепиться в турнирной таблице. Идиот. — Что ты предлагаешь мне сделать? — усмехается он и смотрит в глаза напротив с явной угрозой: — Это ты готовил меня к матчам, корректировал мою работу в команде, и делал всё это дерьмо, зная, что за мной придут Морияма. Не Рико с его комплексом бога, а будущий глава якудза. И что я должен тебе ответить? — Я не знал, — тотчас сконфуженно отвечает Кевин и на секунду прикрывает глаза от бессилия и пронзительного взгляда. — Я не знал, что это произойдёт так скоро. Только недавно Балтиморский Мясник потерял права на тебя, и я думал что у нас есть время. Что Кенго ни к чему думать о сыне Мясника, а преемник будет ждать своей очереди ещё несколько лет. — Кто ещё здесь идиот. Натаниэль не ждёт следующих слов и бросает клюшку, ускоряя шаг в новой попытке забыться. Он покидает Лисью Нору за несколько секунд, продолжая бежать, бежать, бежать вплоть до лёгкой боли в ногах, и останавливается лишь в тот момент, когда солнце начинает заходить за горизонт и больше нет возможности оттягивать следующий момент. Конечно, сложно признаться себе, что сейчас он боится войти в Башню и увидеть презрительные лица команды, которые до этого всегда предлагали свою помощь и поддержку. К сожалению, иного выбора нет. И Натаниэль без ошибки найдёт всю команду в их с Мэттом блоке, потому что, конечно, они будут ждать ответов. Он акцентирует внимание на недоеденной пицце, второсортном боевике на телевизоре, пытается отделить взгляд одного от другого, и уже чувствует приближающуюся панику. Что ж, он заставляет себя глубоко вдохнуть и сесть на ковре недалеко от Элисон. — Боже, Нил! Ты что действительно был на тренировке с Кевином? — ужасается Ники. — Что?! — удивляется Дэн. — С раненым плечом! У нас игра в пятницу! — Кевин давно в общежитии, — добавляет Рене. — Я… бегал, — с подозрением говорит Натаниэль, ожидая услышать обвинения в свой адрес. — Детка, ты просто ужасно выглядишь, — заключает Элисон, — а ведь я так старалась подчеркнуть твою красоту. — Спасибо? Девушка на это смеётся и машет рукой — мол, это не имеет значения, — но старается быстро себя успокоить и сказать: — Лучше расскажи как прошла ночь. По-видимому, она была жаркой, — напоследок она подмигивает, но это остаётся без внимания. — Это было не запланировано, — отвечает Натаниэль, думая с чего лучше стоит начать. — Я не слишком нравлюсь некоторым людям. И вчера меня хотели… проучить? — Это было бы легко решаемо, если бы полиция действовала как надо, — сокрушается Дэн под общее недовольство. — Нет, серьёзно! Я бы написала заявление, если бы всё работало так легко. — Подожди, — встревает Ники, — скажи, что тебя просто планировали избить и успокой меня. Натаниэль разводит руки и почти анекдотично говорит: — Прости. — Господи, Нил, тебя хотели убить! — кричит он. — Да, мы это уже поняли, — скептично говорит Мэтт. — Иначе бы у Ната не было прострелено плечо. — Как там оказался Эндрю? — продолжает любопытствовать Дэн. От её вопроса Элисон сладко улыбается и потирает большой и указательный пальцы, отчего все присутствующие тут же отводят от неё взгляд. — Я попросил его подвезти меня, — неуверенно говорит Натаниэль, наблюдая за гляделками. — Я не хотел, чтобы всё это как-то касалось Лисов и университета. Никому не нужны проблемы. — Ты мог сказать нам! — обиженно возражает Мэтт. — И возможно тогда у тебя не было прострелено плечо. — Эндрю тоже немало досталось, — добавляет Рене. — Он же потерял сознание? — Я удивлён, что он вообще встал так скоро, — кивает он. — Стоп, а что с нападавшими? — пищит Хэммик, мысленно ожидая не самые приятные новости. — Мертвы, — с улыбкой говорит Натаниэль, не думая исправлять других в количестве или других характеристиках. Он просто неосознанно тянет уголки губ, когда вслух подтверждает, что Лола действительно мертва. Мертва. Мертва. Мертва. Он может себе позволить небольшую радость по этому поводу.