Лилии на снегу

      Дни тянулись один похожий на другой, а как иначе еще могло быть, когда сидишь взаперти? Конечно, Лили догадывалась, что могло быть по-разному, и даже радовалась, что со времени того чуть не убившего ее допроса Волдеморт, казалось, потерял к ней интерес и больше не появлялся. Щелчок дверного замка был тем событием, которое прерывало монотонную тягучую тишину, внося разнообразие раздражающим лицом Снейпа. Он еще пару раз выводил ее прогуляться, один — в лабораторию под своим внимательным присмотром, и разок на улицу, подобрав момент, когда все обитатели особняка куда-то разъехались. Лили не хотела думать над тем, куда и по каким делам они могли направиться; она только стояла под пасмурным небом и втягивала в себя непривычно свежий и вкусный воздух, глядя на голые деревья, чьи изогнутые ветки сейчас казались много прекраснее любых природных красот, которые она раньше видела на открытках.       Но помимо прогулок ничто в обществе Снейпа ей не нравилось. Он почему-то считал своим долгом тормошить ее, стоило ей погрузиться в задумчивость, словно считал, что если она не станет вспоминать о произошедшем с ее ребенком и с ней самой, этого всего как будто бы и не было. Она же в ответ только огрызалась. Ничто для нее уже не будет как раньше. Сможет ли она когда-нибудь вернуться к нормальной жизни, когда такой кусок сердца словно вырвали с корнями, заменив все планы и надежды, дававшие топливо для души, на черную сосущую воронку апатии и одиночества. Теперь ей всегда казалось, что ничего иного в жизни уже не будет, и эта чернота, таящаяся в каждом углу, просачивающаяся из другого слоя реальности и захватывающая все своими липкими щупальцами — она навсегда.       Это было крайне странно, но в присутствии Снейпа она отвлекалась от этого черного тумана, а его лицо, вызывающее желание дать по нему как следует, одновременно пробуждало хоть какие-то эмоции. Лили поймала себя на том, что ей больше нравятся хлопки аппарации домовиков — они хотя бы приносили еду молча. Правда, она не теряла надежды их разговорить, но пока что маленькие создания только хлопали глазами на ее вопросы и отрицательно мотали головой. Видимо, общаться с пленниками им запрещалось, и Лили теперь думала над лазейками в приказах их хозяев, кем бы они ни были. Может, получится пообщаться с эльфами с помощью записок? Или даже уговорить передать записку Джеймсу? Предупредить, чтобы он был осторожен. Ведь он — единственный, кто остался у нее во всем мире. Мысль, что он в порядке, пускай и где-то далеко, пускай она его никогда больше не увидит — все равно согревала своим слабым огоньком.       И сейчас, услышав звук отпираемого засова, Лили подняла голову от потрепанного романа, которым она по щедрости своего бывшего друга скрашивала время, и приготовилась отвесить в его сторону пару колкостей. Но когда она разглядела своего посетителя, слова застыли на языке.       — Та-а-ак, слухи не соврали, у нас тут пташка в клетке, — протянул высокий черноволосый мужчина, по-хозяйски заходя в комнату. Лили он был незнаком, в отличие от более низкого и плотного, но столь же темноволосого, который вошел следом. Звук закрывшегося за ним замка напряг ее еще больше. — Как думаешь, Басти, и правда чтоль снейповская? Или все же лордовская?       — Для лордовской она слишком живая, — хохотнул второй. — Он обычно долго не церемонится. Ба-а-а, да это ж Эванс! Снейповская подружка.       — И тебе привет, Лестрейндж, — скривилась Лили, глядя на них снизу вверх с кровати, и отложила книгу. Рабастан учился в Хогвартсе на пару курсов старше, на Слизерине, разумеется. Очередное не самое приятное знакомство. — Не скажу, что рада тебя видеть.       — Вот как, — демонстративно обиженно протянул Рабастан. — А я тебя — рад. Давно хотел увидеть выскочку-грязнокровку на положенном ей месте, — он мерзко захихикал, а Лили почти физически ощутила на себе его липкий взгляд. Она безотчетно передернула плечами.       — Видимо, Снейп чем-то крайне угодил Темному Лорду, — заключил высокий и прошелся по комнате, оглядываясь. — Или же это девка его впечатлила. Раз выделил ей такие царские хоромы в моем доме.       — Так это ваш особняк? — спросила Лили. Не то чтобы ее это волновало, но информация никогда не будет лишней. Если она, конечно, выберется отсюда когда-то и сможет передать сведения Ордену.       — Лестрейндж-хаус, — гордо отозвался Рабастан, поскольку его спутник презрительно проигнорировал вопрос. — Принадлежит нам с братом. А, ты, наверно, еще не знакома с Родольфусом. Ну вот и познакомились.       Лили не нашлась, что ответить цензурного. «Приятно познакомиться» точно будет ложью, а пожеланиями «горите в аду» не стоило злить людей, у которых, в отличие от нее, были палочки. Так что она просто промолчала, глядя на посетителей исподлобья.       — Что-то ты неприветливая. Не знаешь, как положено по этикету относиться к хозяевам? Этот носатый слизняк не учил тебя манерам? Хотя какой с него спрос, — смерил ее надменным взглядом Родольфус.       — Да она всегда такая, — Рабастан поднял с тумбочки ее книжку и повертел в руках, разглядывая картинку на обложке, затем отложил обратно. В голове Лили мелькнула мысль, что он вряд ли интересуется чем-то в книгах, кроме картинок — складывать буквы в слова для него слишком сложно. — Помню, она стала префектом, и тут же начала гонять нарушителей за всякие мелкие шутки, вроде облапанной девичьей задницы или макнутого башкой в унитаз первачка. И как страстно отчитывала, ух! — довольно прищурился он.       — В приличном обществе такие «шутки» называют мерзостью, — не выдержала Лили.       — Знаешь, Руди… — задумчиво продолжил Рабастан, — а мне всегда было интересно, какова эта зазнайка в постели. И когда она ругала нарушителей, я думал только, так ли страстно она ебется. Если да, то это огонь.       Лили стиснула пальцами шелковое покрывало, на котором сидела. Ей совершенно не нравилось, куда повернул разговор. Теперь она вспомнила фразы Снейпа про полный дом Пожирателей, которым не придала значения.       — Басти… — Родольфус с сомнением поджал губы. — Не думаю, что это хорошая идея. Лорд сказал, что она принадлежит ему. А это значит, без разрешения не трогать.       — Так это еще интереснее, да? — Рабастан повернулся к брату. — Чем же она его так впечатлила, что еще живая и даже целая? Неужели неинтересно? Да ладно тебе, с него не убудет, все равно он в отъезде. А Эванс потом память сотрем, он ничего и не узнает. Просиживает тут девка без дела, пускай хоть отработает жратву.       — Ну, она выглядит посочнее, чем те, что сидят в подземельях, — Родольфус пошел вокруг кровати, пристально разглядывая Лили и раздумывая.       Она почувствовала, как спина коснулась спинки кровати. Она сама не поняла, как неосознанно отползла по постели назад. С другой стороны стоял Рабастан, она чувствовала на себе его клейкий взгляд. Горло сдавило, а ладони моментально взмокли, пока ее глаза бегали по запертой комнате, но не могли найти ни приличного пути отступления, ни какого-нибудь тяжелого предмета в качестве оружия. «Закрыться в ванной», — мелькнула паническая мысль и тут же оборвалась. На двери ванной не было замка, а у братьев Лестрейнджей имелись палочки. Да и она слишком хорошо помнила, чем кончилась предыдущая попытка спрятаться и закрыться. Теперь сдавило еще и грудь, когда перед глазами встала детская, неровный мигающий свет фонаря за окном и с грохотом распахивающаяся дверь.       — У твоей-то Беллы одна кожа да кости, — подзуживал Рабастан. — Аристократическая, мать ее, бледность. А тут — кровь с молоком! Хоть развлечешься, я знаю, что ты хочешь.       — Думаю… То, о чем Лорд не знает, ему не повредит, — заключил Родольфус, склонив голову набок.       — Вы совершаете ошибку, — непослушным голосом возразила Лили. В голову не шло каких-либо логичных аргументов, а мысли испуганно метались, перескакивая с одного на другое. Может ли она им как-то пригрозить в своем положении, без палочки или еще какого-то оружия, двум физически явно более сильным мужчинам? Если только расцарапать лица. Ее легко заломал даже Лорд в одиночку, попутно мимоходом чуть не убив. Она выпалила первое, что пришло ей в голову:       — Вы правда думаете, что Волдеморт ничего не узнает?! Да он от вас мокрого места не оставит, если вы меня тронете! Он накажет вас, если нарушите его планы!       — Не произноси его имя своим грязным ртом! — рыкнул Родольфус, подойдя уже вплотную к кровати, а его черные глаза раздраженно сверкнули. Похоже, угроза Лили его только разозлила. — Мы — его преданные сторонники, а ты лишь драная шлюха!       — У-у-у, как любопытно, угрожает нам, — мерзко хихикнул Рабастан. — А меня такие фразы еще больше распаляют. Давай, еще покричи. Мне нравится, когда кричат. А тебе, Руди?       — Я бы обошелся без этого. Но раз ты так хочешь, то Силенцио накладывать не буду, — серьезно ответил Родольфус. Пока Лили сверлила взбешенным взглядом Рабастана, который всегда казался ей ублюдком, и она только на деле в этом убеждалась, она внезапно почувствовала, как уверенная рука Родольфуса вцепилась в ее волосы сзади. Она вскрикнула и попыталась перехватить ее, дернувшись в сторону, но пальцы Рабастана сомкнулись на ее запястьях.       — Уступлю старшему братику быть первым, — хрюкнул он. — Брыкается, сучка. Какая страстная!       Лили дергалась, пытаясь вырваться из захвата, но Рабастан залез на кровать и обхватил ее со спины, прижимая ее запястья к ее же груди и не упустив шанса при этом полапать своими толстыми влажными пальцами. Его горячее тело прижалось к ее спине. Сердце заходилось, пока внутри поднималась горячая ярость, растворяя остатки страха. Так просто она не дастся!       Она зарычала и попробовала лягнуть Родольфуса, который забрался на кровать со стороны ее ног и теперь вел по ее маггловским джинсам своими длиннопалыми руками. Усмехнувшись, он только отклонился вбок от пинка, а потом резким умелым движением развел ее ноги, устраиваясь между ними, и быстро расстегнул пуговицу на ее джинсах. Она рванулась, навалившись спиной на Рабастана, и попробовала подтянуть колени к груди, чтобы потом оттолкнуть Родольфуса. Но младший брат был слишком тяжелым для подобного трюка и не сдвинулся ни на сантиметр.       Родольфус тем временем справился с молнией и рванул ее джинсы вместе с трусами вниз одним движением. Лили металась по кровати, пытаясь помешать ему, но одежда неумолимо двигалась вниз, а воздух холодил голую кожу. Справившись с ее джинсами, он начал расстегивать свои штаны. Лили чувствовала, что она уже задыхается от этой беспорядочной борьбы.       — Расскажешь потом, у кого член больше — у меня или у Темного Лорда, всегда хотелось знать… — нашептывал ей Рабастан, уткнувшись носом в волосы, пока она изо всех сил пыталась выкрутить свои запястья из его широких кулаков.       — Так, кто-то, кажется, не умеет слушать, — внезапно раздался высокий холодный голос от входа. Лили застыла на месте, резко обернувшись. Упавшие на лицо рыжие волосы мешали рассмотреть черный силуэт в дверях, которые только что были заперты магией, но удушающая тяжесть, распространяющаяся в пространстве, и этот ледяной голос не оставляли сомнений, кто только что присоединился к ним.       — Милорд, — в два голоса вскрикнули Лестрейнджи. Захват с рук Лили тут же пропал, а Рабастана сдуло с кровати, и он плюхнулся на ковер. Родольфус опустился на колени чуть более изящно, но жест несколько подпортило отсутствие нижней части одежды.       — Штаны подбери, — презрительно бросил ему Волдеморт. Он проследил, как Лили отползла к изголовью кровати и нервно натянула на себя сбившееся от борьбы покрывало. Затем едко продолжил: — И что в словах «девчонка моя» было непонятно?       — Мы… мы… просто восхитились вашим выбором и немного увлеклись, — ляпнул Рабастан. Глаза Волдеморта раздраженно блеснули.       — Хотели сделать ее посговорчивее для вас, милорд, — нашелся старший Лестрейндж. Он бросил на брата предупредительный взгляд.       — Если бы это был кто-то другой, а не ты, Родольфус, он бы уже собирал с пола свои гниющие кишки, — опасно-тихо произнес Волдеморт, делая шаг в комнату. — Но тебя, как гостеприимного хозяина и полезного слугу, я на первый раз прощаю.       Рабастан облегченно вздохнул, взглянув на старшего брата.       — Я разговаривал с Родольфусом. Круцио!       Лили не заметила, как палочка появилась в руке Волдеморта, только полыхнуло красным, и тут же дикий вопль прорезал замершую тишину. Рабастан рухнул на ковер, извиваясь, а его сведенные судорогой пальцы дергались у лица, как скрюченные птичьи лапы. На его перекошенных губах появились розовые пузыри от крови из прокушенного языка. Лили с мстительным удовольствием наблюдала за искаженным в мучении лицом. О человеколюбии она подумает позже. И не в отношении этих типов.       Когда пытка спустя долгий десяток секунд закончилась, в ушах все еще звенел крик.       — Валите с глаз моих, пока я добрый, — небрежно бросил Волдеморт. Родольфус тут же воспользовался предложением, подхватив полубессознательного брата чарами левитации, и шустро ретировался. Лили замерла на кровати, натянув покрывало еще выше, когда они остались одни. Сердце все еще колотилось как ненормальное, больно ударяя по ребрам. Слова застыли на языке.       Если бы это был кто-то другой — кто угодно, кроме него — она бы поблагодарила. Но в его сторону слов признательности она произносить не собиралась. Да и с ним наедине она даже не могла толком испытать облегчения. Запоздалые мурашки страха пробежали по позвоночнику, когда в голову пришла мысль, что еще неизвестно, кто лучше — Лестрейнджи или… он.       — Оденься, — коротко приказал Волдеморт и, бросив на нее быстрый взгляд, отошел к столу. Она завернулась в покрывало целиком и встала с кровати на дрожащих ногах. Он, даже не глядя на ее манипуляции, презрительно фыркнул. — Поверь, меня твой голый зад совершенно не прельщает, можешь так не трястись.       — Как вы… вы вроде были в отъезде… — неуверенно пробормотала она, подбирая джинсы, но с покрывалом все-таки не расставаясь. Натянуть их на себя с занятыми трясущимися руками было уже гораздо сложнее. Убедившись, что он не смотрит, она рискнула отпустить свое ненадежное прикрытие и быстро влезть в брюки.       — Я только вернулся. Ты меня позвала, так что зашел высказать пару ласковых, что мешаешь отдыхать, — равнодушно ответил он. — А тут мои бестолковые слуги грубо нарушают мои приказы. Это… Раздражающе. Не терплю подобного.       — Я не звала… — она начала фразу и резко поперхнулась, когда до нее дошло.       — Да, глупая грязнокровка, — его губы растянулись в почти демонической усмешке. — Ты даже не догадываешься об истинной силе магии. Я чувствую, когда произносят мое имя. И чем ближе это происходит, тем сильнее. Это такой зуд под кожей. Поэтому более умные, чем ты, люди и не называют его вслух. Не хотят ощутить на себе мой гнев. А ты хочешь?       Она замерла напротив него, поджав губы. Определенно, теперь она будет осторожнее в выражениях. Но кто бы мог подумать! В Ордене никто и не догадывался, хотя мало кто решался говорить имя вслух. Наверняка это чрезвычайно мощная темная магия…       — Но раз уж я зашел… — его цепкий взгляд пробежался по ней сверху вниз. — Я знаю, что женщины склонны все драматизировать. У тебя руки не дрожат?       — Что? — непонимающе переспросила она на такой неожиданный вопрос.       — Руки, — нетерпеливо повторил он. — Покажи их.       Она заторможенно подняла кисти перед собой. Пальцы подрагивали уже лишь слегка. И откуда он узнал? И этот его безразличный тон… Она, конечно, не ждала от него сочувствия или утешений, но то, что во всем произошедшем какие-то эмоции в нем вызвало только непослушание его прихвостней, вызывало лишь усиливающееся омерзение к этому человеку.       — Сносно. Писать сможешь, — сделал вывод Волдеморт. По его легкому жесту палочкой в комнату влетел пергамент и чернильница с пером и приземлились на столик. — Сядь.       Стул отодвинулся, повинуясь взмаху его руки. Лили не понимала, чего Волдеморт от нее хочет, но опустилась на стул, нервно оглядываясь на него. Кажется, в прошлый раз все началось так же, с вежливого приглашения присесть, а спустя минуту она уже медленно задыхалась в его руках.       — Я хочу, чтобы ты написала письмо своему дражайшему супругу. Мне без разницы, какую сопливую чушь ты размажешь по пергаменту — порадуй, что жива и цела, можешь даже пожаловаться на этот мелкий эпизод — но никаких имен или скрытых посланий, я буду читать внимательно, а ты будешь переписывать, пока я не буду удовлетворен.       — Я не буду помогать вам заманивать Джеймса сюда! — Лили решительно отодвинула пергамент. В ту же секунду холодные пальцы, небрежно откинув в сторону волосы, легли ей на шею сзади. Не причиняя боли, лишь намекая своим присутствием. Невольная дрожь пробежала по телу.       — Не раздражай меня сверх меры, девчонка, — прошипел он. — Я бы с удовольствием посмотрел, как ты станешь орать под моим Круциатусом, но тогда, боюсь, писать ты сегодня уже не сможешь. Так что давай договоримся по-хорошему, — он медленно провел указательным пальцем сбоку по ее шее, сверху вниз. Лили от этого движения передернуло — оно ощущалось столь же остро, как если бы он вел ножом. — Ты же хочешь написать своему любимому, разве нет? Я вижу это в твоих глазах, вижу в твоем сознании. Я думал, ты воспользуешься шансом, — шептал он где-то сверху.       Лили гипнотизировала взглядом пергамент. Она и правда очень хотела написать Джеймсу. Он, наверно, с ума сходит, не зная все эти долгие пару недель, жива ли она и что с ней. Может, если она пошлет весточку, то помешает ему натворить глупостей от нервов? Предостережет?       — Давай. Я могу и сам написать, но это не будет так… достоверно глупо. Он сможет определить фальшивку. Лучше пусть письмо будет настоящим, чтобы он убедился, что ты жива.       Пожалуй, ради этого стоило пойти на поводу у безумного психа. Круцио ее не пугало, но она не была уверена, что это будет правильным выходом. Хотя она вообще не была уверена, что же будет правильным выходом из этой ситуации. Мысли путались в голове, а на груди все еще ощущались мерзкие прикосновения — даже присутствие Волдеморта не мешало разуму прокручивать только что произошедшее по кругу. И он, словно понимая это, пользовался моментом и давил. На глаза навернулись запоздалые слезы от нервного потрясения. Она притянула к себе пергамент и обмакнула перо в чернильницу.       — Правильно, поплачь, — прошептал Волдеморт, наблюдающий за ней сверху вниз. — Твои физиологические жидкости на пергаменте увеличат достоверность. Чудесно, слезы мне нравятся.       Его тонкий палец прошелся по ее щеке, размазывая горячую влагу. Лили вздрогнула и попыталась отшатнуться от прикосновения в противоположную сторону, но ткнулась плечом в его бедро. Она замерла, осознав, что попала в ловушку. Рука с щеки пропала. Она медленно подняла на него глаза, затаив дыхание и не зная, чего ожидать. И с ужасом увидела, как он кладет мокрый палец себе в рот, глядя при этом ей в глаза и усмехаясь. Ее передернуло от отвращения. Больной ублюдок. Его рука вновь опустилась ей на шею сзади и с намеком сжала.       — Пиши. Я не собираюсь стоять тут всю ночь.       О боже. Теперь еще и его облизанный палец касался прямо ее голой шеи. Она могла поклясться, что его слюна ядовита, ведь это прикосновение буквально жгло кожу. Щеки моментально вспыхнули, пока отвращение, смешанное с нелепым стыдом от этой странной сцены, распространялось по венам. Почему делает он, а стыдно ей? Плотно сжав губы, она вернулась к пергаменту.             Джеймс! Со мной все в порядке, я жива. Не переживай, мне здесь не причиняют вреда. Будь осторожен и не совершай необдуманных поступков, пожалуйста! Я люблю тебя.

      Твоя навеки, Лили.

      Волдеморт выхватил пергамент из-под ее пальцев, стоило ей поставить точку. Он еще раз внимательно перечитал, потом кивнул:       — Сойдет. Пускай убедится, что ты жива. Пока что. Молодец, можешь же быть послушной, когда захочешь.       Она сидела за столом, напряженно выпрямив спину, пока не услышала звук хлопнувшей двери. Только после этого поднялась и пошла на негнущихся ногах в сторону ванной. Придется очень долго стоять под горячей водой, чтобы смыть с себя мерзкие прикосновения этих двух ублюдков. Трех ублюдков.