Лилии на снегу

      В эту ночь она почти не спала. Стоило сомкнуть веки, как нервная дрожь поднималась в груди. Пару раз Лили чуть не задремала, но резкое чувство падения, потери опоры заставляло судорожно вздыхать и распахивать глаза в попытках увидеть хоть что-то, кроме поглотившей темноты. Вцепиться пальцами в простыню, лишь бы нащупать якорь. И хуже этого мрака, этой бездонной пустоты было только одно чувство, одна мысль. Что пустота вовсе не пуста.       Пестрые пятна, плавающие перед плотно зажмуренными глазами, потеряли все цвета, кроме одного. Красного. Алый взор смотрел прямо в душу, полыхающий багряным огонь не давал отвести взгляд. Ночнушка липла к спине, пропитавшись холодным потом, а простыни сбились от беспорядочных метаний. Но сколько бы она ни пыталась отвернуться, горящие адским пламенем глаза никуда не исчезали, оставались по центру. Словно были с ней неразрывны, став неотъемлемой частью ее кошмаров. Просочились под кожу, въелись змеиным ядом и парализовали мышцы своей жертвы нейротоксином. Не давая уйти, не давая вдохнуть полной грудью.       Она приветствовала рассвет, разогнавший смутный мрак, и первый луч солнца, просочившийся над полупрозрачными хлопковыми занавесками. Он полз по потолку бодрым желтым пятном, а Лили следила за ним, устало, но со смутно просыпающейся внутри надеждой. При золотисто-розовом свете зимнего утра все ночные тревоги казались тусклыми и эфемерными, мороком, навеянным расшатанными нервами. Только песок в глазах да вяло текущие беспокойные мысли напоминали, что мозг не получил причитающегося расслабления и перезагрузки.       Она поднялась с кровати, мельком взглянув на спящего Джеймса. Как часто за эту длинную ночь ей чудилось, что его дыхание остановилось? Как долго она всматривалась в его грудь, пытаясь заметить движения на вдохах? Сколько раз могильный холод полз по рукам, пока ей казалось, что она лежит рядом с трупом? Хуже было только представлять, как сейчас на горле сомкнутся пальцы мертвеца. Не ожившего, а оживленного. Но самым пугающим было не это. Иногда она видела рядом совсем другой профиль, колеблющийся в этой неясной предрассветной полутьме.       Отбросив навязчивые мысли, которые при свете дня казались несусветной глупостью, Лили пошла в ванную. Открыла краны и наполнила ванну, наблюдая за рябью на прозрачной воде. Перед сбившимся от усталости фокусом зрения та казалась излишне четкой, резкими концентрическими кругами расходилась в стороны от струи. Пар поднимался, заволакивал помещение. Лили опустилась в горячую воду, которая сначала впилась в кожу раскаленными добела иглами, но затем принесла напряженным мышцам долгожданное расслабление.       Это было то, чего не хватало всю эту длинную ночь. Лили откинула голову назад, на гладкий чугунный бортик, и уставилась в потолок. И почему она не догадалась принять ванну вчера вечером? Эта нега затапливала тело своим парным молоком, ласковая и дарующая уют. Грела не только кожу, но и просачивалась, казалось, в самую душу, принося успокоение и комфорт.       Потолок медленно вращался, а лампы слепили пересохшие глаза, смягчить которые не помогал даже густой водяной пар. Мыслей в голове не было, лишь вязкий поток образов лениво плыл мимо, не затрагивая ничего внутри. Она так устала, что сил не осталось даже испытывать какие-то эмоции. Все затягивала равномерная серость.       Кто-то стоял за спиной. Кто-то близкий или же незнакомый? Это было так неважно. Она лишь чувствовала чужое присутствие, слышала дыхание. Что не трогало ни капли, в этом не было ничего необычного или странного — она находилась в доме не одна, кажется, не одна. А может, то были ее собственные размеренные вдохи?       Холодные пальцы прошлись по шее, а от контраста обжигающей воды и этого льда по коже побежали мурашки странного удовольствия, болезненного, но в чем-то притягательного. Она повернула голову набок, неосознанно подставляясь под ласку, растворившись в своих ощущениях. Грудь томительно сдавило, а вдохнуть стало чрезвычайно тяжело. Мысли полностью растворились, оставив лишь блаженную пустоту. Казалось, можно лежать так вечность, ведь эти ощущения соединяли что-то в душе, расплавляя и вновь сливая в причудливую химеру.       Чужие губы коснулись уха, а жар дыхания опалил кожу, которую только что обжигал лед. Слуха достигло лишь одно слово, произнесенное знакомым тембром с шипящими нотками.       — Проснись.       Лили вздохнула от неожиданности. А затем вода полилась в открытый рот, встала комом поперек горла. Она дернулась, всплеснув руками, вцепилась в чугунные бортики — единственное, что смогла нащупать. Паника ударила красной волной. Не получалось вдохнуть, вода была везде — и вокруг, и над головой, казалось, ей не было конца и края, а жизненно необходимый воздух исчез.       Тело сработало быстрей, чем мозг осознал происходящее, и вот она уже вынырнула из-под воды, выдернула себя, схватившись за бортики. Кашляла и отплевывалась, сидя в ванной, цепляясь дрожащими руками за грудь, царапая горло. Между сводящими ребра приступами она наконец смогла дышать, короткими спасительными глотками втягивая воздух.       Горло дико драло от кашля, а тело сотрясала крупная дрожь. Немного опомнившись, Лили осознала, что вода, в которой она сидит, обняв себя и нервно вцепившись в собственные плечи, совершенно холодная. Сколько же времени прошло, что та так остыла? Она просто уснула в ванной. Уснула, ей снился странный сон, и она чуть не утонула.       Просто отлично, это была бы самая глупая смерть в истории. Пережить все, что пережила она, сбежать из рук самого могущественного темного мага столетия, а потом утонуть в собственной ванне. Лили истерично хихикнула, затем выдернула пробку и поднялась на все еще дрожащих от шока ногах.       Душ немного взбодрил, ударив жесткими струями по натянутым, словно канаты, нервам. Но хотя бы прогнал тупую слабость, унес вместе с мутным мыльным потоком в водосток. Она остановила себя, когда поняла, что трет кожу слишком сильно, оставляя мочалкой красные следы. Размышляя о том, что, а точней кто, ей снился. Был ли это и правда Волдеморт, хотел ее утопить? Но как, в скрытом Фиделиусом доме? Невозможно. Нет, это лишь очередная игра ее утомленного подсознания, чрезвычайно странная игра. Почему она видела его, почему так? Его прикосновения все еще жгли, казалось, что на кожу налипло что-то мерзкое, однако грязь была вовсе не снаружи, и гель для душа тут вряд ли поможет.       Когда она спустилась вниз, Джеймс на кухне жарил панкейки, переворачивал лопаточкой золотистые кружочки теста. Лили оценила это с некоторым удивлением — муж проявлял склонность к готовке исключительно в редкие моменты, можно сказать, по праздникам. Но это и к лучшему, что он был здесь и не слышал, как она совершенно позорно отплевывалась от воды наверху.       — Тебе получше? — поинтересовался, обернувшись через плечо. — Пришла в себя? Ну, после вчерашнего…       — Что? А, да, — Лили коротко кивнула.       Рассказывать ему о кошмарах и нагружать сверх меры своими тревогами вовсе не хотелось. Джеймсу и так приходилось непросто. Осознавать, что все в курсе его вынужденного предательства, вновь налаживать пошатнувшиеся отношения с товарищами, смотреть им в глаза и пытаться искупить свою вину, которая была вовсе не его. А она еще будет отвлекать от по-настоящему важных дел своим нытьем. Поэтому Лили села за стол и ответила:       — Я уже в порядке, не волнуйся.       — Отлично! — он облегченно улыбнулся, переложил поджаристые блинчики на тарелку. — Видишь, стоило только отоспаться и отдохнуть… Дома и стены помогают.       — Ты прав, — откинувшись на спинку стула, Лили улыбнулась. Уголок рта нервно дернулся, и получилось криво. Но муж не заметил, только громко втянул в себя аппетитный запах.       — У меня вряд ли вышло так хорошо, как обычно у тебя…       — Ты старался, и это главное. Спасибо, ты просто потрясающий.       — Когда дома пахнет оладьями, я понимаю, что все на своих местах.       Он поставил на стол две тарелки и сел напротив. Лили не стала произносить вслух, что ничто не на своих местах. Ведь на кухне было странно пусто без детского стульчика. Она прекрасно понимала, что и Джеймс тоже это знает. Но старательно молчит об этом. Она тоже молчала, вяло тыкая вилкой в панкейки на тарелке.       — Ты не хочешь налить туда своего любимого кленового сиропа? — поинтересовался он. Лили подняла глаза, только сейчас заметив, что муж на самом деле внимательно наблюдает за ней.       — И правда, забыла, — призвала бутылку из холодильника взмахом палочки. Она теперь не выпустит ту из рук никогда, даже на собственной кухне.       — Точно все в порядке? — Джеймс хмурился, рассматривая ее.       — Да, все хорошо, — она неосознанно погладила свой указательный палец большим в смутно-знакомом жесте. Прикосновение придало странной уверенности. Пускай не все, но что-то точно было в порядке, словно недостающая ранее часть мозаики стояла на своем месте. Самая важная часть.       — Я хотела сходить в Мунго, проведать Марлин, — она перевела тему, почувствовав себя устойчивей.       — Уверена, что стоит так быстро? Не самые приятные воспоминания… К тому же в последний раз, как я ее видел, она была сильно не в себе.       — Тем более стоит ее навестить! — возмутилась Лили. — Кто ей поможет, как не ее друзья? Родственников у нее не осталось… Я просто чувствую, что должна сделать хоть что-то, обязана позаботиться о ней! Возможно, мне удастся достучаться до ее разума…       — Ее разум донельзя изломан Сама-Знаешь-Кем, — вздохнул Джеймс, гоняя последний кусочек панкейка по тарелке. — Я боюсь, что свет там погас навсегда.       — Нужно верить в хорошее, — отрезала Лили. — Я не сдамся просто так, а сделаю все, что в моих силах!       — Это я в тебе и люблю, — Джеймс сжал ее лежащую на столе ладонь своей. — Но я волнуюсь за твою безопасность…       — Я перемещусь в больницу камином, — отмахнулась Лили. — А там, при таком количестве народа, легко затеряться. Вряд ли Сам-Знаешь-Кто будет караулить меня, прячась между койками да утками.       Джеймс только с сомнением покачал головой.       — Возьми с собой Сириуса. У него сегодня выходной.       — Я возьму Ремуса, — кивнула Лили.       Она вспомнила, как Джеймс говорил что-то про его поврежденную при последней трансформации ногу, и надо бы воспользоваться поводом затащить друга в больницу — по собственной воле к докторам он точно не пойдет.       Джеймс облегченно улыбнулся и закинул в рот последний кусок блинчика.

***

      — Да все в порядке, уже почти не болит! Не переживай за меня, подумаешь, как на собаке заживет…       — Нет, Ремус, тебе надо показаться целителю! А вот мы и пришли. Кто последний?       Лили остановилась перед нужной дверью и окинула взглядом нескольких человек, сидящих на стульчиках в коридоре. Старичок, такой древний, что было удивительно, как он пришел сюда сам, указал подозрительно распухшим пальцем на ведьму напротив. Ее фиолетовый цвет лица намекал на некую ненатуральность своего происхождения. Ремус глянул на Лили с наивной мольбой, но она лишь уперла руки в боки и посмотрела на него с критическим прищуром. Вздохнув, он опустился на последний свободный стул и с опаской покосился на волшебника рядом, что раскачивался взад-вперед и бормотал под нос: «Я — это я? Или он? Или я?»       — Я мигом вернусь, тут рядом, — уверенно сказала Лили и быстро ретировалась по коридору в сторону лестницы.       Поднявшись на один этаж, оказалась в амбулаторном отделении, специализирующемся на проклятиях. Уточнила у дежурной медиковедьмы номер палаты, прошла вдоль коридора, глядя на таблички на дверях. Когда оказалась перед нужной, сердце непроизвольно ускорилось в груди. Она сглотнула слюну, которая мигом стала вязкой. Что она увидит внутри? Готова ли встретиться со своей бывшей подругой, узреть, что произошло с ее разумом после столкновения с чудовищем? Которое она называла теперь «любимый».       Медленно, словно во сне, подняла руку. Не дав себе больше времени сомневаться, толкнула дверь. Та не поддалась. Лили нервно осмотрелась и теперь заметила, как к ней по коридору спешит пухлый волшебник в аврорской форме, на ходу вытирая пальцы салфеткой.       — Нет-нет, мадам, туда не положено! — возмутился он.       — Профессор Дамблдор должен был внести меня в список, — пробормотала удрученно. Сконцентрировавшись на том, что ждет ее внутри, она совершенно забыла, что Марлин должны охранять.       — А, да… — аврор зашуршал бумажками, явно смущенный, что Лили застала его во время перекуса. — Вижу, миссис Поттер. Когда понадобится выйти, стукните два раза. Я вас закрою, извините, таков протокол…       — Понимаю, — Лили нервно кивнула. Глубоко вздохнула, собираясь с силами перед дверью.       — Ничего не передавать, дотрагиваться нежелательно, — инструктировал он тем временем. — На стене у входа красный круг, коснитесь, если что-то пойдет не так.       Коротко заглянув внутрь через небольшое смотровое окошко, аврор взмахом палочки открыл замок. Лили шагнула вперед, в дверной проем. Хрупкую фигурку, что сидела на кровати, забравшись туда с ногами, она заметила сразу, что было неудивительно — в комнате находилось не так много предметов, все серые. Марлин привалилась к стене и гипнотизировала взглядом забранное решеткой окно, спутанные волосы падали ей на лицо. Услышав звук открывающейся двери, она встрепенулась и развернулась рывком. Но стоило ей заметить на пороге Лили, как загоревшийся было взгляд потух.       — А, это ты… — заключила она. Потеряв всякий интерес, вновь обернулась к окну.       Нерешительно потоптавшись на месте, Лили шагнула вперед. Подошла к столу. Машинально провела пальцами по скругленным углам столешницы.       — Сириус сказал, ты просила сигареты. Я принесла.       — Положи на стол. Только не знаю, как их тут прикуривать, — равнодушно ответила Марлин. — Может, удастся очаровать охранника…       Лили оглянулась на дверь и, убедившись, что смотровое окошко закрыто, вытащила из сумки пачку. Положила подальше, вроде бы не слишком заметно со стороны.       — Что, кого-то другого ждала? — спросила негромко. Марлин не повернула головы. Лили пришлось напрячься, чтобы расслышать ее тихий шепот.       — Он заберет меня, — больше самой себе, чем собеседнице.       — Тебе не надо никого ждать, чтобы выйти отсюда, — возразила Лили. — Просто позволь колдомедикам помочь тебе.       — Как они мне помогут? Если я в порядке? — фыркнула Марлин.       — Ты не в порядке, — Лили подошла ближе. — Но ты полностью адекватна, тут не поспоришь.       — Они считают, что я под чарами, что мой мозг поврежден Империусом, внушением. Ищут, но не могут найти. Но он никогда не накладывал на меня чары, я знаю это!       Кажется, разговор о единственном субъекте ее интереса пробудил девушку, вызвал эмоции, которые словно замерли в этой сонной тишине. Теперь же они не томились внутри, а выходили звоном в голосе, яростью в глазах.       — Не накладывал, — согласилась Лили. Села рядом на кровать. — Он и без заклятий прекрасно умеет подчинять себе людей. Ломать рассудок.       — О чем ты говоришь?! — возмутилась Марлин. — Если я и подчинилась, то по своей воле! Перед таким мужчиной не зазорно встать на колени. В нем ощущается реальная сила. И я видела его ответные чувства. То, что между нами, — оно настоящее!       — Он просто играл тобой! — тут же возразила Лили. Подобная слепота, неспособность увидеть очевидное раздражала, побуждала донести свою мысль, открыть Марлин глаза. — Морочил голову, чтобы ты делала так, как он скажет. Ему плевать на тебя! Сколько ты здесь уже, неделю? Я что-то не вижу, чтобы он спешил тебя вытащить.       — Он скучает по мне так же, как и я по нему, я знаю! — горячо запротестовала та, словно не слыша, что говорит Лили. — Как только будет возможность, он тут же придет. Но здесь охрана, много людей, это сложно…       — Охрана? — хохотнула Лили. — Не смеши, что ему один аврор у двери? Не собирается он тебя вызволять, в твоих же интересах забыть о нем, выкинуть из головы его сладкое вранье. Все, что он сказал про тебя, когда ты попалась, — «зря я дал ей свободу действий». Он ни капли не сожалеет о том, что с тобой происходит! Ты ему больше не нужна.       — Это неправда! Ты так говоришь из зависти!       — Из зависти?! — взвилась Лили. Вся усталость, вся тяжесть последних двух бессонных ночей сорвала заслоны. Ярость поднималась внутри, смешавшись с горечью обиды. Какое-то детское «почему я?» свербило в голове. — Я бы хотела никогда в жизни не видеть эту тварь, не думать о нем, не чувствовать его прикосновений! Он уничтожил самое дорогое мне, отравил душу, всадил нож в сердце! Очнись, он разрушает все вокруг, он убил твою семью и многих-многих других. Как ты можешь говорить про какую-то любовь с ним, с тем, на чьих руках кровь десятков человек?!       — Это неважно… — Марлин лишь покачала головой. — Ничто, кроме настоящего, не важно. А сейчас остались только он и я…       Как бы это ни было удивительно, но, казалось, взрыв Лили ее успокоил, она вновь вернулась к тихому голосу. А вот той наоборот стало тошно. От осознания мерзости совершенного Волдемортом с разумом доверившейся ему девушки начало мутить, а собственное бессилие, неспособность как-то донести очевидные вещи болезненно сжимали сердце. Вложив всю энергию в этот разговор, Лили теперь чувствовала себя опустошенной.       — Я, пожалуй, пойду, — пробормотала она. На то, чтобы подняться на ноги, ушли последние силы. — Я вовсе не хотела с тобой спорить, выводить тебя из равновесия…       В этой маленькой запертой серой комнатке с мебелью округлых линий на нее вдруг накатила духота, а решетка на окне давила, казалось, прямо на грудь, сжимая ребра стальными оковами. Путь к выходу стал невозможно долгим, а кулак, которым Лили постучала в дверь — слабым, ватным.       Она не запомнила, как очутилась в коридоре. Длинные стены казались бесконечными, уходили в перспективу и сливались в одну точку. Не светом в конце тоннеля, но чернотой. Пустотой. Лампы мигали на потолке, били по сетчатке яркими вспышками. Но в этом свете все равно было ничего не разглядеть — перед глазами плавали черные пятна. Силясь вдохнуть, Лили потянула воротник свитера вбок, но это ни капли не помогло. Заметив впереди дверь аварийного выхода, она без раздумий рванула ручку. Вывалилась на маленький железный балкончик, сквозь который проходила пожарная лестница. Наконец жадно втянула в себя уличный воздух.       Сразу стало легче — фонари вечернего города из расплывчатого гало собрались в четкие светлячки, кончили двоиться. Кожа покрылась мурашками от холода, но зато тот помог мозгу сконцентрироваться, перестать растекаться липкой массой, словно шоколад на жаре. Она с наслаждением прикрыла уставшие воспаленные глаза, когда влажный лондонский воздух смягчил болезненную резь. Она купалась в этой прохладе, что успокаивала пожар в груди. Оперлась руками на холодное ограждение балкона. И тут поверх ее ладони легла чужая. Широкая, но изящная и, определенно, мужская.       Лили с секунду тупо смотрела на тонкие белые, почти светящиеся в ночной темноте пальцы, на массивное золотое кольцо на указательном. Она забыла, что надо дышать. В голове не осталось ни одной мысли, только паника поднималась бурлящими ледяными волнами, на которых пенящимися шапками проступал ужас.       Она чувствовала присутствие позади, давящую близость высокой фигуры. Теперь, единожды осознанное, это ощущение не уходило, прочно захватив все тело. И как она могла не замечать очевидного до этого? Он стоял прямо за спиной, в каких-то жалких сантиметрах. Казалось, еще чуть-чуть, и коснется ее лопаток — почти никакого зазора между их телами не осталось, она могла почувствовать полы его мантии, развевающиеся на ветру, скользящие по ее ногам, словно змеи.       Она резко дернулась прочь, сама не осознавая куда, но в живот больно вжались металлические прутья — она невольно перегнулась через тонкие перила балкона. Судорожно вцепилась пальцами в хлипкую ограду, которая была столь эфемерной, что непонятно, как удержала от бесконтрольного падения, ведь по другую сторону — лишь пустота и холодный воздух. Глаза расширились, когда она увидела, как далеко внизу земля. Люди, спешащие по своим делам, казались такими маленькими, как миниатюрные фигурки, а проезжающие машины — игрушечными, блестящими в свете фонарей пластиковыми боками. Брусчатка мостовой слилась белым шумом, почти неразличимая. Голова мигом закружилась от такой высоты, а тошнота подскочила к горлу. Перила защищали от падения лишь номинально, и на какую-то секунду Лили показалось, что она потеряла равновесие и уже летит вниз. Внутри все оборвалось, она глухо вскрикнула в панике.       Ледяные пальцы сомкнулись поверх ее, сильнее вжимая плоть ладони в жесткий металл, до боли. Ноги все еще чувствовали под собой пол, а вскоре и разум осознал, что падение с высоты пока откладывается. Надолго ли? Лили судорожно втянула в себя воздух. Ведь она прекрасно знала, кто стоит позади. Машинально выхватила палочку из кармана и тут же подумала, что та совсем не поможет. Как мертвому припарка. В том, что жить осталось считаные секунды, она не сомневалась. Сейчас он насладится ее эмоциями, вызванным им ужасом, а потом проверит, умеет ли она летать.       Тихий смешок раздался сверху. Волдеморт, казалось, забавлялся ее реакцией. Она осмелилась немного повернуть голову и оглянуться на него через плечо. Он бросил короткий взгляд на палочку в ее руке, но не сделал никакого движения, чтобы отобрать, только осматривал Лили с циничной усмешкой на тонких губах. Его ладонь все еще лежала поверх ее, пригвоздив к перилам, не давая сдвинуться или уйти. Хотя и уходить было некуда — он словно занимал все маленькое пространство балкончика, отрезал все пути, зажав ее между собой и тонкой решеткой, единственным, что отгораживало от пугающей пустоты.       — Я смотрю, ты чрезмерно рада меня видеть, — протянул он. Откинул свободной рукой рыжие волосы с ее плеча, скользнул взглядом по беззащитной шее.       — Чтоб ты сдох, — ответила Лили одним выдохом. Помирать, так с музыкой — все равно он ее сейчас убьет за то, что она сделала. Выпустит кишки и развесит по этому балкону в качестве инсталляции — это вполне вписывалось в его представления о прекрасном.       Волдеморт, однако, лишь тихо рассмеялся, будто внезапно услышал смешную шутку.       — О, дорогая моя, это чудеснейший оксюморон, который ты не способна понять своим ограниченным разумом. Ведь я, в отличие от тебя, не могу умереть, а доказательство находится прямо перед тобой.       Его слова озадачили Лили — когда она наконец смогла вслушаться в речь, а не только в его голос, то решила, что они не имели абсолютно никакого смысла. Может, она слишком сильно приложила его Ступефаем, и он двинулся головой еще больше обычного? Почему он еще разговаривает с ней, почему не убил?       — Твоя смерть никак не вписывается в мои планы, — поморщился Волдеморт, словно прочитал ее мысли. Хотя почему «словно»? Наверняка прочитал.       — Почему? — только и смогла произнести непослушными губами.       — Если ты умрешь, то, что ты украла у меня, попадет прямиком к аврорам. Или же к Дамблдору, что еще хуже — он не так туп. Мне этого не нужно. Я предпочту, чтобы ты сама отдала мне мое.       Лили медленно подняла зажатую в руке палочку перед собой, гипнотизируя ее глазами. Потом вскинула взгляд на Волдеморта. Тот тоже смотрел на свою палочку через ее плечо, поджав губы, а на лице теперь было написано откровенное раздражение. Лили не понимала происходящего — он мог прямо сейчас протянуть руку и забрать то, что принадлежит ему, а потом беспрепятственно убить ее, однако не сделал ни малейшего движения. Безумная догадка пришла в голову. Она осторожно выпрямилась, почти дотронувшись спиной до его груди. Ощутила на секунду прикосновение к лопаткам, которое тут же ушло. С усилием вытянув руку из-под его ладони, медленно развернулась в этом дьявольском захвате. Волдеморт отступил назад, не притрагиваясь к ней больше, лишь красные глаза впились в нее, глядя сверху вниз.       — Тебя здесь нет, — озвучила она свой вывод. — Это иллюзия.       Он поднял бровь в удивлении.       — Быстро же догадалась. Я тебя недооценил.       — Значит, сегодня утром, в… в ванной, это тоже был ты? Я думала, ты мне или приснился, или пытался избавиться от меня и утопить. Но сейчас поняла, что, наоборот, разбудил. Ты спас меня поэтому? Чтобы мой хладный труп не попал к Дамблдору? Ну так могу обрадовать — я уже показывала ему твою палочку, она его не заинтересовала.       Любопытство, загоревшееся было в глазах Волдеморта, потухло. Он протянул разочарованно:       — Только я решил, что ты сообразительней, чем кажешься… Но нет. Так или иначе, я хочу сделать щедрое предложение, которое не буду повторять дважды. У тебя есть только один шанс. Приди ко мне, приди по своей воле, и тогда я, возможно, даже не убью тебя. Не уничтожу то, что тебе дорого. Не убью всех людей, которых ты считаешь друзьями. Не сровняю с землей всю деревню, где ты прячешься под Фиделиусом — о да, я знаю все ваши маленькие светлые трюки.       — Какая необычайная щедрость, — Лили сложила руки на груди и уставилась на Волдеморта упрямо. Когда она поняла, что его на самом деле нет рядом, сразу стало много легче. — Если ты можешь сделать все это, почему же еще не сделал?       Пока он молчал, склонив голову набок, она разглядывала этого могущественного темного мага, что стоял сейчас перед ней на крошечном балконе. Иллюзия была неполной, и как она сразу не заметила? Хотя он даже мог касаться ее, ощущаться физически, но несколько промахов все же допустил. Кольцо было на его пальце, когда теперь, она смутно вспомнила, его там быть не должно, ведь она забрала его. И внешность слегка отличалась от привычного Волдеморта.       По его реальному облику никогда нельзя было точно назвать возраст, слишком сильно магия повлияла на его лицо, увела в сторону от сформированных людьми представлений об обыденном, исказила черты кривым зеркалом. Ему могло быть как тридцать пять, так и пятьдесят — без седины, без морщин на лице, с идеальной белой кожей и отсутствием пигментных пятен, лишь глаза выдавали немалый жизненный опыт и нездоровый цинизм.       Сейчас же он казался намного, по-человечески моложе. Черты не были поплывшими, обожженными, а симметрия украшала лицо, приближая его к божественным пропорциям да Винчи, не меньше. Определенно, эта иллюзия выдавала, что он слишком высоко оценивает себя и свою привлекательность. Самомнение Темного Лорда явно было грандиозным, вплоть до потери связи с ужасающей реальностью.       — Нравится то, что видишь? — хмыкнул Волдеморт, по-своему расценив ее внимательный взгляд.       — Ни капли. За этой фальшивой маской я вижу монстра с клыкастой пастью. Меня ты не обманешь, — ответила она хрипло.       — Как жаль, — притворно вздохнул Волдеморт и сделал шаг ближе. — А то мы могли бы договориться, к обоюдной выгоде.       Медленно поднял руку, обвел пальцами овал ее лица, почти не касаясь. Лили бы отступила, если бы под спиной уже не была металлическая ограда.       — Прекрати. Я тебе не Марлин, чтобы купиться на красивые глазки и лживый сахарный сироп.       Она отклонила голову вбок, подальше от его руки. Что, впрочем, почти не имело смысла, когда он стоял вплотную, лишь едва не касаясь ее грудью. Со стороны их можно сейчас принять за влюбленную парочку, пронеслась мысль в голове. Если бы кто-то, кроме нее, был способен увидеть эту иллюзию, ведь наверняка в глазах окружающих она сейчас стоит на балконе одна и разговаривает сама с собой, испуганно прижавшись к решетке.       Волдеморт склонился ближе. Если его здесь не было, то как могла его магия ощущаться, словно он действительно стоял рядом, захлестывать темными волнами? Насколько же он силен, если она не только видит его перед собой, когда он находится за много километров, но и ощущает каждой клеточкой своего тела могущественную силу, пронизывающую все существо? Проникающую в грудь острыми шипами, опутывающую своей паучьей сетью. Он был одновременно ничем и в тот же момент всем.       Она судорожно сжала пальцы на холодных перилах, когда его губы коснулись ее уха, а мурашки побежали по спине, будто муравьи, готовые в любой момент укусить. Дыхание полоснуло горячим воздухом по чувствительной коже.       — Посмотрим, на сколько тебя хватит.       — Вот ты где! — дверь распахнулась, и Лили увидела перед собой Ремуса, на лице которого было написано немалое облегчение. — Ты меня напугала, думал, потерял тебя!       Она растерянно огляделась. Она стояла на балконе, цепляясь за холодную решетку. Одна.