Лилии на снегу

      Пламя уютно потрескивало, лизало чугунные бока котла. Тихая соловьиная трель разнеслась в воздухе, когда последняя песчинка в часах упала в нижнюю колбу, и Северус не глядя коснулся зачарованного таймера рукой, отключил его, затем погасил огонь. Хотя Волдеморт и оказался вполне удовлетворен последним образцом, решив, что расстройство желудка — довольно малая плата за избавление от драконьей оспы, но Северус не терял надежды купировать и этот неприятный побочный эффект. Правда, как он уже понял после своего неосмотрительного вопроса, ни о каких патентах или, упаси Мерлин, публикациях в научных журналах речи не шло — «исключительно для внутреннего пользования», спасибо, что Круциатус не схлопотал. На секунду он усмехнулся, представив подобную статью в журнале «Современный зельевар», за именем авторов «л. Волдеморт» и «С. Т. Снейп». Понятное дело, Лорд пойдет на первом месте — по алфавиту.       Хотя Северус и бодрился, пытаясь найти какой-то юмор в ситуации совместных исследований с Темный Лордом, в которой он так внезапно очутился, но на самом деле он пытался за этим мрачным сарказмом закрыть, задвинуть в дальний угол сознания нарастающую тревогу. С момента их небольшого, но такого яркого путешествия в пещеру на берегу сурового моря эта тревога захватила все существо. Когда он узнал о настоящей судьбе Регулуса, внутри словно что-то оборвалось.       На смену звенящей тишине, что накрыла его в последующие часы, пришли размышления. Как это произошло? Почему Регулус, который был одним из самых преданных, из самых восторженных последователей, так искренне влюбленный в Темного Лорда, вдруг решил пойти против него? Что могло случиться, что отвернуло его, хотя, казалось бы, Волдеморт никогда не притворялся лучше, чем он является, а о его грехах было широко известно всем? Что такого он прятал в этой пещере, как туда пробрался Регулус и почему пытался украсть это? И куда он это дел?       Зато вопросов, почему он не выбрался, у Северуса не возникало — после всего, чему он стал свидетелем за те часы, он удивлялся только тому, как выжил сам. Зависшие над водой инферни, словно отвратительные манекены в витрине магазина смерти, лоснящиеся влажным блеском полуразложившейся плоти в неровном голубоватом свете, до сих пор стояли перед глазами. Как и яркое пламя, пожирающее то, что осталось от Регулуса Блэка.       Но больше того его поразила реакция Лорда. Этот безумный жар и сметающая все на своем пути разрушительная ярость. Смерть Регулуса, казалось, доставила ему немалое удовольствие, такое, что он даже не прочь был символически повторить ее. Северус сам до конца не осознавал, чего он ждал от Волдеморта? Каких-то попыток понимания и сочувствия? Лорд был совершенно не таким, и он знал это с самого начала, но увидеть своими глазами было словно во второй раз упасть в ледяную воду. В тот момент он отчетливо почувствовал твердую руку на собственной шее, которая без раздумий свернет ее, не утруждаясь сомнениями и состраданием, лишь только ему покажется, что Северус стал приносить вреда больше, чем пользы. Равнодушные весы, механические, и оттого пугающие.       Когда-то давно, когда он только присоединился к Пожирателям, ему виделось совсем другое. Уставший от пренебрежения и ненависти со стороны собственного кровного отца, Северус хотел обратного — почувствовать себя значимым, почувствовать себя любимым. В Лорде ему виделась новая, достойная отцовская фигура. Не жалкий алкоголик-маггл, ничтожный и ненавидящий все магическое. А обладающий неизмеримыми силами колдун, который принял свою магию и свою темную сторону до конца, покорил эту мятежную стихию, взял контроль не только над незримыми тонкими материями, но и над людскими душами. Величественный и грандиозный, строгий, но справедливый. Один его взгляд заставлял сердце трепетать, а сухое признание им талантов Северуса вызывало душевный подъем и желание свернуть ради этого человека горы.       Однако сейчас, только в Северуса впивался холодный внимательный взгляд, и он словно съеживался. А вместо воодушевления в груди полз страх. Страх за свою жизнь, но больше — за жизни противников Лорда, на которых может пасть его ярость. Северус изо всех сил старался не попадаться ему на глаза, но оказалось, что не один он размышлял над произошедшим в пещере, а Волдеморт сделал из этого собственные выводы. И вместо того, чтобы отдалиться от слуги, удовлетворившись тем, что тот доказал свою ценность и заработал право на дальнейшую жизнь, Лорд, напротив, теперь беспрестанно нависал над ним, неумолимо давил на плечи призрачной угрозой. Казалось, Северус, к которому он раньше относился с почти равнодушным интересом, теперь наконец-то впечатлил его и вызвал немалое любопытство. То, что когда-то виделось недостижимой мечтой и было лишь в трепетных фантазиях, стало реальностью, но вместо экстаза привело в состояние беспрестанного нервного напряжения, а временами и липкого ужаса.       Не замечая этого, или же принимая как само собой разумеющееся, Волдеморт только наседал, очевидно, решив взять Северуса в своего рода ученики. Он внезапно заинтересовался драконьей оспой, которая была болезнью легко распространяющейся и высоко летальной. Под его твердым и уверенным руководством Северус занялся воплощением его идей и разработкой лекарства. И если раньше он бы все отдал лишь за возможность совместной работы, то теперь каждый взгляд в котел через плечо вызывал нервную дрожь и ощущение, что Лорд сейчас, не удовлетворившись каким-то ответом, просто запустит руку в его волосы и макнет лицом в кипящее зелье.       И еще это внезапное научное исследование вызывало другие вопросы. Северус очень хорошо помнил слова Волдеморта в пещере, этот горячечный бред, обращенный к трупу Регулуса. Про желание воскрешать его и убивать бессчетное число раз, но больше про желание уничтожить всех дорогих ему людей. Сверху вдобавок легло известие про болезнь отца Регулуса — драконья оспа. Странное совпадение с предметом их исследований. А также где-то рядом в голове крутилась мысль о брате Регулуса — ненавистном выпендрежнике Сириусе Блэке, — который являлся членом Ордена Феникса и активно сражался против Волдеморта. Где был Блэк, там же всегда находился и этот тугоумный Поттер. А рядом с ним непременно Лили… Надо было как-то обезопасить ее, убрать из-под удара, под который она наверняка попадет в такой дурной компании. Это не говоря уже о том, что каждый Пожиратель мечтал привести ее к Лорду, чтобы заработать дополнительных очков в его глазах.       Все эти мысли в присутствии Волдеморта приходилось загонять поглубже, прятать где-то на дальнем краю сознания. Северус когда-то начинал учиться легилименции и окклюменции, еще в школе, в надежде, что это даст ему преимущество перед, драккл бы их подрал, Мародерами. И теперь пришлось применять теоретические знания на практике, ведь у него не оставалось сомнений, что будет, если Волдеморту станут известны его неподобающие мысли. Временами он чувствовал прикосновение в своему разуму, когда их взгляды ненароком встречались, и тогда он прокручивал в голове какие-то ничего не значащие обрывки — кипящие котлы, скучные записи. Лорда, казалось, удовлетворяло то, что он видел, и глубже, к огромному облегчению Северуса, он не копал.       Через некоторое время Северус осмелел настолько, что решил поговорить с Лили, рассказать о Регулусе, о своих опасениях, предупредить ее. Когда Волдеморт куда-то отлучался, у него появлялись короткие моменты свободы, и в один такой он рискнул отправить Лили сову. Так забавно, животные могли спокойно проходить под чары доверия, куда неспособны попасть не посвященные в тайну люди — по разговорам среди Пожирателей Снейп знал, что Лили вновь прячется под Фиделиусом, и сова оставалась единственным способом связаться. Хотя задача Лордом была поставлена однозначная — найти девку и привести к нему, живой, — но его слугам не удавалось ничем порадовать своего господина, тот мрачнел день ото дня, а его отлучки из особняка становились все продолжительнее.       Но сова вернулась без ответа. И без его собственной записки. Очевидно, Лили получила ее, но видеть его не желала. И Северус не оставлял мыслей, как подобраться к ней. В голове даже промелькнула идиотская идея выйти на контакт с Поттером или Блэком, останавливало только то, что эти дебилы скорей с ходу угостят его Ступефаем, чем станут слушать.       С такими тяжелыми размышлениями Северус откинулся на спинку стула и потер глаза руками. Незаметно наступил вечер — в подвальной лаборатории, без дневного света за окном ощущение времени терялось. Сегодня должен прийти Малфой за зельем Сна-без-снов: модифицированный рецепт Северуса был многим лучше, чем аптечный, и не вызывал лишней заторможенности. Люциус тоже попал в немилость Волдеморта после побега Лили, когда буквально упустил ее у самых ворот, но, как бы ни было жаль оказавшегося в опале друга, Северус в глубине души радовался этому. Что угодно, лишь бы Лили находилась где-то там, подальше отсюда. Подальше от него.       Северус взял пузырек из своего шкафа с запасами зелий и, еще раз убедившись, что жидкость в котле на его рабочем столе приобрела нужную консистенцию, покинул лабораторию. Люциуса он встретил в коридоре недалеко от холла, и они вместе направились к гостиной. Тот демонстративно бодрился и держал осанку, но палочку — не свою привычную фамильную, а какую-то новую поделку — крутил в руке нервно, озирался по сторонам будто с опаской.       — Мне удалось узнать, что мадам Багнольд уже не просто обсуждает вероятность, а рассматривает возможности встречи с Лордом, — шепотом начал он. — Тот дал ей свое предварительное согласие на общение на нейтральной территории. Я пытаюсь войти в состав группы, которая разрабатывает план, но она отдает предпочтение аврорам, а не меценатам. Даже Дамблдору не доверяет, считает, что он отстал от жизни, просиживая в школе. И это мне на руку, если бы только удалось… Лорд бы простил…       Люциус кинул взгляд поверх его плеча, чтобы еще раз убедиться, что они одни, и так и замер посреди коридора — он сейчас напоминал испуганного хорька, который встал на задние лапки. Северус поднял бровь и уже хотел саркастически прокомментировать, когда морозный декабрьский воздух лизнул его щиколотки. Кто-то распахнул входные двери, не утруждаясь тем, чтобы закрыть их за собой. Он обернулся, дабы обругать такого безалаберного нахала, однако слова застряли в глотке, а мороз побежал уже по рукам и спине. На секунду ему показалось, что уставший испуганный мозг бредит, а прострация и чувство нереальности происходящего захлестнули разум. Холл, который виднелся в конце коридора, пересекла женская фигурка. То был мираж, не могло быть иначе — лишь в зеленом платье до колена, босая, рыжие волосы рассыпались по плечам. Хотя они стояли далеко, но Северус отметил этот взгляд — пустой, бессмысленный. Он узнал, моментально узнал — эту походку он видел столько лет, что она вставала перед глазами, стоило их закрыть.       — Лили?.. — голос превратился в хрип.       Северус сам не понял, как побежал — просто вдруг сорвался с места, совершенно не отдавая себе отчета, кинулся за этой Фатой-морганой, что буквально проплыла, лишь едва касаясь голыми ступнями холодных камней пола. Мыслей в голове не осталось — почему она здесь, как вошла, как преодолела защитные чары, — все было абсолютно неважно. Мерещится ли ему? Он понимал четко и ясно, что нет, и она каким-то безумным образом оказалась там, где совсем не должна.       — Стой! — кричал за спиной Люциус. Кажется, он бежал следом, потому что его голос не отдалялся. — Не вмешивайся! Он убьет тебя!       Она же будто не слышала шума, его окликов, ни разу не обернулась. Когда он взлетел по лестнице, Лили уже пересекла половину коридора. И — о ужас! он понял это вдруг даже сквозь захвативший дурман страха — она шла в ту сторону, в которую обычно мало кто осмеливался без приглашения, прямо к покоям Лорда, что находились в самом конце коридора. Ее движения казались бездумными и механическими. Нет, этого просто не может происходить, только не она, только не здесь! Северус выхватил палочку, собираясь помешать, сделать что угодно, лишь бы она не приблизилась больше к нему ни на шаг, когда чужие руки обвились вокруг его плеч, блокируя движения, не давая поднять оружие.       — Не вздумай! — прорычал Люциус на ухо, его голос от натуги звучал глухо и сбивчиво.       — Пусти! Она под Империусом! — Северус извивался в его захвате, пытаясь сбросить внезапно цепкие руки. Лили действительно была так бледна, почти как привидение, а ее бессмысленный взгляд не оставлял никаких других вариантов.       — И это прекрасно! Этого он и хотел!       — Надо остановить ее! Лили, нет!..       Сделав резкое движение, словно дикий зверь, попавший в капкан, он все же сумел вывернуться. Споткнулся о собственную ногу и чуть не упал, но устоял. Попытался прицелиться — Лили уже поднимала руку к дверной ручке. Он еще может успеть…       Мир заслонило красной вспышкой, а удар в спину бросил его на пол, на потертый ковер.       — Извини, Снейп, — процедил откуда-то сверху голос, растягивающий гласные еще больше обычного. — Потом спасибо скажешь.       Он услышал только, как хлопнула дверь, и рухнул в темноту.       

***

      Внутри не осталось ничего, кроме одного желания. Даже души, казалось, была лишь половина, и она отчаянно жаждала воссоединиться с другой своей частью. С единственным, что сможет заполнить пустоту внутри на месте сердца. Оно сейчас билось где-то далеко, и она чувствовала пульсацию. Тонкими, но невозможно крепкими нитями, неразрывными кровеносными сосудами, по которым течет сама жизнь, оно тянулось к ней, звало и манило. Ничто другое было не важно — ни ледяная плитка под ногами, ни острые камушки, что впивались в тонкую кожу ступней, ни холод, пробирающийся под платье. Это все ощущалось, но так отдаленно, будто происходило не с ней, серое и тусклое.       Кто-то кричал вдалеке, пытался привлечь внимание, но эти звуки заглушались ударами сердца, которые становились все громче по мере того, как она шла по особняку. Только тихий шепот звучал в ушах, обволакивал шуршащим коконом, звал ее. Растекался по коже и проникал сквозь нее, просачивался словно вода, для которой не было никаких преград.       Она взялась за дверную ручку. На секунду опустила глаза на свою руку. На указательном пальце ярко и отчетливо выделялось кольцо с квадратным черным камнем. Которого еще недавно там не было. Которое всегда было с ней. Но не осталось ни сил, ни времени размышлять об этом, когда его голос звучал в голове набатом. Вибрировал в груди низкими частотами, заглушал все постороннее. Он не просил — он требовал. И она готова была отдать ему все, что понадобится. На какой-то миг Лили перестала существовать, растворилась в этом голосе и в этом потоке. И она толкнула дверь.       Почему-то оказалось неудивительным, что та легко открылась, точно так же, как массивные ворота поместья растворились, стоило подойти ближе, будто ждали. Она вошла в комнату. Уютную полутьму разгоняло пламя камина. Оно высвечивало лишь небольшой полукруг, в который попадало вычурное кресло и журнальный столик, остальная комната терялась. Взгляд, упав на человека в кресле, больше не мог от него оторваться. Он сидел, закинув голову на спинку, а глаза его были закрыты. В одной руке он небрежно держал бокал вина, черного в этой полутьме, а из другой, сжатой в кулак, змеилась серебряная цепочка. Голос в голове, который уже распался на какофонию неразличимых звуков, дошел до крещендо, а потом внезапно пропал, схлопнулся в звенящую тишину. В тот миг, как Волдеморт открыл глаза.       Она вновь видела их перед собой, те глаза, что смотрели на нее, казалось, всегда; алый блеск обжигал, проникал раскаленной лавой в душу. Она не могла вспомнить, как долго они с ней — будто бы всю жизнь. Смотрят непрерывно и неотрывно, а по коже вслед за этим взглядом ползет огонь. По плечам, обжигает грудь, горящей змейкой спускается по бедрам. Одним плавным движением Волдеморт поднялся из кресла, и сразу же они поменялись местами: теперь он смотрел на нее сверху. Внезапно оказался так близко, почти вплотную, а его руки скользнули по шее, захватили голову. Заглянул в ее глаза, будто что-то искал — теперь горячее проникло внутрь, лизнуло нервы и вызвало непроизвольную дрожь. А потом его зрачки удовлетворенно расширились, пожирая тьмой бордовые радужки, словно он увидел то, что хотел.       Он попятился назад, утягивая ее за собой. Опустился на край кровати, она и не заметила, как они оказались в спальне, так поглощенная отсветами пламени, которые гипнотизировали, погружали в транс. Какой-то чрезвычайно уютный и обволакивающий с одной стороны, но с другой — жгучий. Ведь там, где он касался ее шеи ребром ладони, словно тлели угли.       Она без раздумий опустилась следом, села на его колени лицом к нему, а пространства между их телами и вовсе не осталось. Его ладони скользили по спине, по бедрам, жадно, словно он хотел коснуться каждого кусочка ее тела. Забрались под низ платья. Впрочем, она желала того же — слиться с ним, сплавиться в единое целое, тем краем, который был болезненно разорван и буквально просил закрыть эту старую рану, склеить ее, словно ничего не было.       — Такая подарочная упаковка специально для меня? — промурлыкал он над ухом.       Воздух коснулся своим холодом раскаленной спины, когда разошлась молния платья. Волдеморт потянул в сторону зеленую ткань с ее плеча, а вслед за щекоткой от скольжения бархата по чувствительной коже к оголившемуся изгибу припали его горячие губы. Лили только запрокинула голову назад, цепляясь за его плечи. Волосы упали на спину, прикрывая обнаженную кожу от взгляда, но не от его рук. Он зарывался в них пальцами, пока губами изучал ее шею, пробовал на вкус, тягуче проходился кончиком языка.       Она не заметила, как его губы коснулись ее, только растворилась в ощущениях, потерялась в этом собственническом поцелуе. Она отвечала, пылко, но все равно проигрывала его неистовому напору, его зубам, которые оттягивали нижнюю губу, его языку, который проникал в рот, нагло и глубоко.       Пламя распространялось по коже от его рук, жгло бедра где-то под платьем, невидимо, но так ощутимо, что было странно, как она вся не вспыхивала подобно бумаге. Казалось, еще чуть-чуть, и загорится, особенно когда его пальцы отодвинули в сторону трусики и коснулись голой кожи. Она задохнулась от ощущений, но он поймал ее стон, а его губы растянулись в удовлетворенной улыбке.       — Иногда мы получаем больше, чем хотим, не так ли?       Его палец проник внутрь, вторя голосу. Она могла только неразборчиво стонать, цепляться за его шею и судорожно сжимать руки, чувствуя под ними выступающие позвонки. Она сейчас как никогда не просто видела, а ощущала всю его человечность и обманчивую хрупкость. Он всегда казался нерушимым и непоколебимым, но теперь от этого образа остался лишь горячий напор, а привычное ледяное спокойствие растопила жажда. Он втягивал в себя тонкую кожу на ее шее, словно нектар, единственное, что могло насытить его.       Она лихорадочно расстегивала пуговицы на его рубашке. Терпение закончилось на третьей, и она просто рванула полы в стороны — нестерпимо хотелось прикоснуться к этой гладкой белой коже. Ладонями, губами. На вкус он был словно терпкий джин, сводил скулы хвойной свежестью и так же неумолимо пьянил. Лишь на его губах еще осталась пряность вина, а смешение вкусов в причудливый коктейль било по голове сильнее, чем мог бы алкоголь. Вызывало приятный шум в ушах, что заглушал все мысли, кроме одного желания, которое текло по венам.       Пока его пальцы кружили где-то внутри, скользили и давили на чувствительные точки, другой рукой он взял ее запястье и поднял. Обхватил губами указательный палец и втянул в себя, погружая в рот. Она ощутила под подушечкой его язык, который приник к ней, такой влажный и упругий, а зубы сомкнулись у костяшки, прикусывая чувствительно, но не болезненно. Она непроизвольно двинула пальцем в такт его неспешному темпу внизу и услышала в ответ удовлетворенный стон. Воздух охладил мокрую кожу, когда он отпустил ее палец и скользнул языком выше, коснулся кончиком металла и обвел черный камень. Как-то незаметно он захватил пальцами кольцо, на котором сконцентрировалось сейчас все его внимание, и легко стянул с ее руки. В тот же миг она вспомнила, как упорно пыталась снять его, но металл упрямо цеплялся за костяшку и не давался. С внезапно зародившимся среди мутного сиропа удивлением она смотрела на кольцо, так же завороженно, как он. А затем он небрежным движением прокрутил его в пальцах, ловко перехватил и надел на собственный указательный. Вздохнул порывисто, а его ресницы быстро затрепетали.       Лили внезапно словно окатили холодной водой. Нет, то было моментально пронзившее осознание — где она, с кем она, когда она. На какую-то секунду она словно увидела себя со стороны, сверху, маленькой ничтожной фигуркой в чужих руках. А затем Волдеморт откинулся спиной на кровать. Он удовлетворенно смотрел в потолок, а на его губах расплывалась усмешка. Ее же скривились от внезапно обрушившегося отвращения. Она словно до сих пор чувствовала его руку между своих ног, хотя он уже убрал ее, и желала только стряхнуть это ощущение, как мерзкого паука.       — Какое облегчение, — протянул он, наконец сфокусировав на ней взгляд. — Я уже было начал волноваться по поводу совершенно несвойственных мне и непривычных чувств. И это невозможная отрада, осознать, что на самом деле все, чего я так неудержимо жаждал, чего желал всей душой и телом — буквально я сам.       Казалось, ему хотелось поговорить. У нее же дар речи пропал от шока, а голос разбился на хрупкие осколки. Она так и замерла, не в силах пошевелиться, только с ужасом смотрела в его довольные глаза.       — Но, знаешь, мне даже в некотором смысле понравилось, — продолжил он и скользнул влажным взглядом по ее телу. Будучи снизу, на шелковом покрывале, он все равно смотрел на нее со всей доступной властностью. — И я не против, если ты сейчас воспользуешься ситуацией, чтобы облегчить свою участь. Может, твои таланты, из-за которых столько мужиков потеряли головы, и меня впечатлят?       Он двинул бедрами ей навстречу, и Лили почувствовала даже сквозь пару слоев одежды, как снизу в нее уперся твердый член. Она рванулась прочь в попытке встать, но его рука играючи удержала ее бедра. Он поморщился.       — К чему ломаться? Я же вижу, что ты тоже хочешь. Тут ты меня обмануть не сможешь, — он медленно поднял еще влажные от ее соков пальцы, которые блестели в свете свечей. Демонстративно облизал, она с ужасом смотрела, как между ними мелькнул язык. Воспользовавшись его ослабевшей хваткой, дернулась назад и вскочила с кровати.       — Ублюдок! Ты околдовал меня! Я бы никогда!..       Она тяжело дышала, не зная, как подобрать слова, чтобы выразить все свое возмущение, всю обуревающую ее ненависть. Теперь, когда разум внезапно протрезвел, все стало кристально ясно и предельно очевидно — она умудрилась попасть под его чары, а он воспользовался этим, опутал паучьей сетью и затуманил сознание. Вселил единственную идею. Нет! Невозможно даже подумать! Оставил только одну мысль. Она до сих пор горьким ядом расползалась под кожей. Что им предначертано быть вместе, что нет на свете ничего желанней, чем коснуться его. Любить его. Слиться с ним в одно целое. Под ее ошарашенным взглядом он медленно сел, глаза против воли сконцентрировались на голой груди, которую ничуть не прикрывали распахнутые полы рубашки. В какой-то прострации она вернула на плечо сползшую ткань платья.       — Ты сама выбрала неприятный путь, — он поднял брови, а палочка неизвестно откуда появилась в руке. — Для тебя неприятный. Не могу сказать, что понимаю, но твой выбор уважаю. Круцио!       Боль в теле стала лишь жалким эхом той, что поднималась внутри. Лили сама не поняла, как оказалась на ковре, только сильнее вцепилась пальцами в мягкую шерсть. Слезы текли по вискам, обжигали кожу снаружи, пока кости плавились внутри, горели во всепоглощающем пламени преисподней. Но то была малая доля всего ада, что творился в сердце, вгрызался в него острыми клыками, погружал внутренности в зловонное дыхание чудовищ. Как могла она пойти у него на поводу? Как могла поддаться фальшивым речам, дать ему проникнуть в свою душу и чуть не проникнуть в тело?.. Она испытывала к нему ненависть за все, что он совершил, презрение за те пути, которые он выбирал, отвращение к тому, как он играл людьми. И как больно оказалось внезапно увидеть нити, тянущиеся вверх от собственных рук, опутавшие их и дергающие в нужном направлении. Все, что она чувствовала последние недели, все то понимание, принятие и родство было фальшивкой, в которой она почти растворилась, теряя привычный образ себя. И ржавый нож, что прокручивался в сердце, приносил боль ужаснее, чем текущая по венам кислота Круциатуса.       Во время очередной пронзившей судороги она случайно дотронулась сквозь ткань до палочки, потерявшейся в складках платья. Прикосновение странным образом придало сил. Лили сунула руку в карман и сжала древко. Оно приятно холодило ладонь, спасало от этого пламени. Немного погодя она ощутила, что действие заклятия ослабевает. Тяжело дыша, она лежала на ковре, уткнувшись в него носом, лишь изредка вздрагивала от спазмов мышц. Волдеморт прохаживался вокруг босиком, мягкой поступью, и говорил, больше не ей, а самому себе, не обращая на нее особого внимания.       — Там, где я рос, игрушки были редкостью. Тот, кто ими обладает, всегда становился мишенью. И поэтому приходилось ломать вещи, чтобы они не вызвали любопытство других — тех, кто мог отобрать, покуситься на твое. Так делали все, оттого каждый владел лишь сломанными и испорченными вещами, жалкими и ненужными, но такими дорогими сердцу. И только когда я ощутил силу в себе, ко мне пришло осознание. Я понял, что нужно ломать не игрушки. Нужно ломать других. Только так можно защитить свое, получить ресурсы, захватить власть. Со временем именно я стал тем, кто отбирает у людей все, что им дорого, и даже больше.       Он остановился, и их взгляды встретились. Он смотрел сверху, склонив голову набок, а удовлетворенная улыбка расплывалась по губам, пока он прокручивал на пальце свое любимое кольцо. И все это из-за чертовой побрякушки? Лили сбивчиво дышала и вкладывала в свой взгляд снизу всю доступную ненависть. Ковер щекотал щеку. Рука в кармане сжалась на палочке. Успеет ли кинуть заклинание? Успеет ли атаковать, пока он не ждет?       Он внезапно присел рядом и, крепко ухватив за плечи, легко вздернул ее на ноги. Резким движением повернул к себе спиной, плотно прижал к груди. Мышцы все еще сводило, непослушные пальцы соскользнули с древка. Она сделала вялую попытку вырваться, но ноги подкашивались, а он лишь сильнее прижал ее локти к телу.       — Не нравится? А мне казалось, что ты ощутила ко мне настоящую духовную близость, — издевательски шептал он на ухо. — И я вдруг в одночасье узнал об этом, обо всем, что происходило между нами в последнее время…       — Ничего не происходило! — она дернулась в его захвате, в бесполезной попытке уйти в сторону от его носа, что скользил сейчас по шее, втягивал ее запах. — Ты лгал мне и пытался запутать!       — О нет, все, что говорил он, было чистой правдой. А я хочу, чтобы ты посмотрела, что носила на своем пальце, не подозревая о его истинной силе. Увидела своими глазами, чего лишаешься.       Его рука внезапно оказалась под ее. Она хотела убрать ее, но его вторая ладонь легла сверху, больно вжала мягкую плоть в угловатый камень кольца. Она не видела, но не удивилась бы, что он порезал ладонь острой гранью до крови. Поморщилась и попыталась вырвать руку, но в следующий момент замерла, когда заметила краем глаза серебристо-серое свечение снизу. Услышала звонкий смех. Медленно и осторожно повернула голову.       Он сидел прямо на ковре. Привычно перебирал кубик, тряс его и с восторгом смотрел на движущуюся внутри фигурку гиппогрифа. Такой, каким она запомнила — маленький и хрупкий с виду, но на деле уже достаточно тяжелый, чтобы постоянно носить на руках. Черные волосы на голове были просто копией непослушных вихров Джеймса.       — Гарри!..       Она не сдержала вскрика и рванулась вперед, но Волдеморт легко остановил ее, перехватив поперек талии. Только его сбивчивое дыхание у уха нарушало вязкую тишину. Сын повернул голову на оклик, на нее с интересом уставилась пара глаз, таких же зеленых, как у нее самой. Только эта зелень была какой-то тусклой и безжизненной. Она замерла на месте и, пока сердце пыталось вырваться из груди, лихорадочно разглядывала ребенка на ковре, силясь понять, как такое возможно, осознать…       Определенно, это был ее сын, ее Гарри, не подделка — она видела эти мелкие, до боли знакомые движения, то, как его губы расплывались в улыбке, как миниатюрные пальчики перебирали игрушку. Все это однозначно указывало на то, что перед ней и правда он… Но что-то все равно было не так. Он выглядел каким-то серым, вроде и материальным, но едва уловимое ощущение выдавало искусственность образа. Ковер под ним не приминался.       — Это иллюзия, — прошептала помертвевшими губами. — Подонок!       Попыталась отвести взгляд. Жесткие пальцы ухватили за подбородок, развернули ее голову обратно, впились в щеки.       — Нет, это и правда твой сын. Смотри! Ты же так хотела снова увидеть его. Считай, я исполняю твое желание к Рождеству. Он скучает по тебе. Вы могли бы быть вместе, рядом со мной.       Горячий шепот обжег ухо. Его голос был сдавленным, а сердце под ее спиной колотилось почти так же быстро, как ее. Она чувствовала его возбуждение и с отвращением понимала, что ему неимоверно нравится эта ужасная сцена, и он с откровенным удовольствием впитывает ее эмоции.       — Он мертв, — бессильные слезы покатились по щекам, пока она вынужденно разглядывала любимые черты. Соленая вода размыла образ, но не приносила облегчения.       — Но я могу вернуть его. Ты будешь снова наслаждаться его обществом.       — Это все неправда, искусственная фальшивка, — она в ужасе тряхнула головой. — Я сойду с ума, видеть его, лишь призрак, а не живого, быть неспособной прикоснуться, увидеть, как он растет. А ты даже не понимаешь разницы. У тебя нет никакого представления о человеческих чувствах.       — Я знаю все о чувствах, больше, чем вы. Пытаетесь уверить себя и окружающих в какой-то эфемерной доброте, в лживой любви, но только я вижу всю суть, всю грязную изнанку — есть лишь ненависть. Гнев. Похоть. Жадность. Вот и все чувства, которые доступны людям. Остальное — лицемерные конструкции, навязанные социумом. Признай, что на самом деле именно это ты ощущаешь внутри, именно это я пробудил в тебе. И мне доставляет истинное удовольствие наблюдать, как ты поддаешься сейчас этим первобытным эмоциям.       Она развернулась в его захвате, гневно взглянула в глаза. Серое свечение наконец пропало за спиной. Волдеморт смотрел с выжидательной усмешкой, а превосходство проступало на его лице, оттягивало уголок рта, пока ладонь поглаживала ее спину под расстегнутой молнией платья. Густая тишина повисла на эти долгие секунды, а потом Лили сильно толкнула его руками в грудь. Он не сопротивлялся, упал спиной на кровать.       — Ну вот так бы сразу, — ухмыльнулся довольно, глядя на нее снизу вверх с шелкового покрывала, и чуть приподнялся на локтях. — Сколько страсти!       — Я надеюсь, ты сгоришь в аду! — выплюнула она. — Очень хочу однажды тебя туда отправить.       Рука нырнула в вырез платья, коснулась подвески аварийного портала, и Лили закрутило в потоке магии, а ее фигурка растворилась. Волдеморт лишь поднял брови, глядя на пустое место, где схлопнулась мощная воронка, обдав его потоком воздуха. Пальцами зачесал назад упавшие на лицо волосы. Взгляд зацепился за кольцо на руке, а улыбка вновь заиграла на губах, когда он привычно прокрутил его вокруг пальца.       — О, дорогая моя! Если я окажусь в аду, я буду там править…