Лилии на снегу

      Абстракция. Она моделирует только необходимые в данном контексте атрибуты объектов, ограничивая представление о реальном мире лишь до набора функций, значимых при выполнении задачи. Сколь бы ни был многогранен мир, в своем величии и ужасе, абстракция низводит его до кирпичиков, из которых состоит все сущее. Или же на которые оно распадается, когда энтропия приводит события к закономерному итогу. Хаосу.       Именно об этом рассуждал Северус, когда двери Мунго, замаскированные под витрину маггловского магазина, остались позади. Война была абстракцией, таблицей с потерями и графиками, общими понятиями и определениями из учебника, но стоит осмотреться, стоит пробраться под эту скорлупу отвлеченных слов, масштабировать и детализировать, как на первый план выходят уродливые элементы, выпирающие наростами с ровной поверхности.       Ими были полны коридоры; бинтами и костылями они рассыпались по больнице, а сухие цифры в отчетах внезапно превратились в необозримое глазом множество людей. Конечности, отсеченные Темной магией, не прирастить обратно, утерянный разум не найти заклятием поиска, дыру в сердце не закрыть простым Репаро. Северус отводил глаза, чтобы не видеть, не вглядываться, но все равно чужие мучения захлестывали его удушливой волной. В ней он добрался до нужной палаты, с трудом поднимая голову над грязными водами, пропахшими гноем, кровью и слезами.       Коротко кивнул Рабастану, который сидел на страже у бессознательного брата, не доверяя столь ответственное дело какому-нибудь юнцу из Аврората, подчиняющегося теперь Волдеморту, — таких толклось много у остальных палат. Только вряд ли с целью охраны тех, кто находился внутри — скорее, в качестве тюремщиков.       Диагностика у изголовья кровати тускло светилась золотым шаром, мерцала рунами, плывущими по невидимой выпуклой поверхности. Достав пергамент, Северус приступил к расчетам, учитывая текущую магическую энергию старшего Лестрейнджа, который лежал на койке столь бледный, что походил по цвету на простыни, и необходимое вливание для того, чтобы вывести ее на достаточный для жизни уровень. Однако не настолько большую, чтобы организм ее не принял и отринул.        — По одной капле каждые полчаса, всего десять, — говорил он скорее себе, чем Рабастану, по привычке произнося вслух. Хотя того человека, с кем он обычно делился измышлениями, не было рядом, но все же его фантомная фигура давила, Северус будто чувствовал извечное присутствие за своим плечом, внимательный взгляд в спину. Что бы он ни делал, теперь ему всюду мерещился Волдеморт, который способен быть нигде и везде одновременно.       — А почему бы не влить в него сразу всю колбу?       Северус обернулся, хмуро изучая широкое лицо, глаза на котором недоуменно хлопали, а на лбу даже появилась единственная извилина, символизирующая сложный мыслительный процесс. «Если кому в вашей семье и достались мозги, так это Родольфусу, сразу за двоих», — не стал произносить вслух, вместо этого ответил:       — Помнишь, какое у тебя состояние обычно с похмелья? Когда ты перепил вечером так, что утром даже не можешь встать с кровати?       — Еще бы, — приосанился Рабастан.       — И есть совсем не хочется, верно? Вот представь, что тебя бы накормили целой жирной индейкой?       — Я б сблевал, — согласно кивнул он. — Понял, о чем ты говоришь, хорошо, по одной капле каждые полчаса.       — Я останусь здесь, чтобы проконтролировать, все ли идет по плану.       Северус аккуратно приоткрыл рот бессознательного Родольфуса и капнул на язык зельем. Золотая диагностика замерцала, а затем вышла на ровный уровень, ярче прежнего. Казалось, даже губы чуть порозовели, или же Северус выдавал желаемое за действительное. Процесс обещал быть долгим, теперь стоило подождать, пока данная зельем энергия не усвоится. Наколдовав себе стул, он устроился в углу.       Следующие полчаса прошли в неуютном молчании. Рабастан, словно гончая, почувствовал приближение своего избавления от утомительных бдений и теперь крутился на месте, приглядываясь к Родольфусу и к диагностике, в которой явно ни черта не смыслил, даже отложил свой журнал с полуголыми ведьмочками. Северус же расстраивался, что не взял себе никакого чтива. Впрочем, у него имелось тут еще одно дельце, на которое можно убить время. С трудом дождавшись, когда минутная стрелка обойдет половину циферблата, он дал Родольфусу вторую дозу.       — Он пока не очнулся, — заключил, вглядываясь в результаты на рунном шаре. — Но его органы теперь способны функционировать без подпитки извне. Нужно дать ему время. А я пока пойду прогуляться, устал тут сидеть.       — Только не заблудись и не опоздай, — Рабастан прожег его тяжелым взглядом. — Или оставь мне зелье.       — Еще чего, — Северус плотней притер крышку и сунул колбу в карман. — Не волнуйся, далеко не уйду.       Не оборачиваясь, он выскользнул за дверь. То ли глаза уже привыкли к ярким лампам и неприглядным теням, что они высвечивали, то ли Северус устал переживать, но сейчас ему было гораздо спокойнее, чем когда он только зашел в больницу. Поднялся на нужный этаж по лестнице, мельком глянул на табличку. Здесь никакой охраны уже не стояло — даже если когда-то она и была, то сейчас у всех имелись другие, более масштабные заботы. Воровато оглянувшись, он отпер дверь, стукнув по ней палочкой, и шмыгнул внутрь палаты.       Девушка вскочила с узкой койки, только разглядела посетителя, и в мгновение ока уже стояла перед Северусом, цеплялась за его черный сюртук. Он едва подавил желание отшатнуться от этого лихорадочного взгляда, впившегося в него из-под завесы нечесаных темных волос. Перехватил запястья — такие тонкие, что опасался сломать неловким движением, — и отвел в сторону.       — Ты пришел от него, да? Ты заберешь меня? — выдохнула она.       Хотя Северусу казалось, что он уже привык к резким запахам больницы, да и зелья, с которыми он обычно работал, благоухали далеко не фиалками, но все же исходящий от Марлин запах немытого тела ударил в нос слишком ярко. Он несколько удрученно разглядывал девушку, которую запомнил ухоженной и даже чуть высокомерной, но от которой теперь остался лишь изможденный призрак.       — Тебя нормально кормят? — ляпнул первое, что пришло в голову. Потом заметил на тумбочке у кровати поднос с нетронутой едой — картофель с тушеным мясом, вполне прилично для поддержания организма нужным количеством белка. Если бы Марлин это ела. Душевой и сменой одежды, видимо, она тоже пренебрегала.       — Какое мне дело до еды! Пойдем, я так долго ждала! — ее радость была исступленной, она не могла стоять на месте и теребила свою замызганную сорочку, а глаза метались по комнате, постоянно останавливаясь на двери. — Я так хочу его увидеть! Я знала, знала, что он пошлет за мной, пошлет, как только будет возможность!       — Успокойся, Марлин, — Северус осторожно перехватил ее за плечи до того, как она метнулась к двери. — Вообще-то… Не он прислал меня, это моя собственная инициатива.       — Как… не посылал? — весь воздух словно вышел из нее на этом выдохе. Она вглядывалась в лицо Северуса, будто ждала слов, что это глупая шутка, но он только молча подвел ее к кровати. Сел рядом и тяжело вздохнул. Похоже, задача на деле окажется труднее, чем выглядела.       — Темный Лорд не знает о моей задумке, — начал объяснять он. Умолчал о том, что вообще-то сам не представляет, как Волдеморт отнесется к подобному — очередному — своеволию своего слуги, но какой-то неприятный зуд внутри не давал остаться в стороне от происходящего, требовал что-то совершить и изменить ситуацию, раз уж он оказался в силах. — Я просто решил, что одно мое экспериментальное зелье способно помочь с твоей проблемой, и теперь вижу, что не ошибся. Вот, тебе надо выпить это, — вытащив из кармана пузырек, он поднес к ее рту. Однако она нахмурилась и отвела стекло ладонью.       — Меня постоянно пытаются чем-то пичкать. Что это?       — Это поможет заблокировать тяжелые воспоминания, — пояснил он, все же пытаясь подсунуть ей пузырек. — Ты просто забудешь произошедшее, как страшный сон. Будешь жить дальше, нормальной спокойной жизнью.       — Но я не хочу ничего забывать! Северус, ты должен помочь мне выбраться отсюда! — Марлин так порывисто схватила его за руку, что он едва удержал пузырек. — Я нужна ему, я должна помогать ему, быть рядом и поддерживать!       — Марлин… — Северус удрученно вздохнул. — О чем ты вообще говоришь, к чему ему твоя поддержка, когда все Министерство уже его? Там таких помощничков толпа обнаружилась, и все лижут ему ботинки.       — Он, наверно, просто закрутился в делах, — казалось, она не обращала внимания на слова Северуса, разговаривала лишь сама с собой, пытаясь найти оправдание. — Ему тяжело сейчас. Я должна быть рядом, советовать, направлять. Такой стресс!       — Стресс, как же. А то у него советников маловато, — не удержался и съязвил он. — Даже Лили, и то…       — Лили? — ее брови соединились в удивлении. — А что она? Ты хочешь сказать, что Лили сейчас с ним?..       — Ты не нужна ему, Марлин, не тешь себя глупыми надеждами, — он резко оборвал ее идиотские романтические инсинуации. — Ему нужен только он сам. Ведь иначе он бы давно вызволил тебя отсюда, не так ли? Он у власти уже третью неделю, охраны под дверью я не заметил. Что-то не вижу, чтобы кто-то бежал тебя выпускать. Ему достаточно было просто щелкнуть пальцами, но конечно, видимо, слишком сильно закрутился в делах…       — Не нужна? — ее губы дрожали, пока недоверие плескалось в глазах и собиралось жемчужными каплями. — А кто нужен? Лили? Стоило мне оказаться не у дел, и она тут же воспользовалась шансом! Лицемерка, говорила одно, а сама не смогла упустить из загребущих рук чужое!       — Очнись, он никогда не был твоим, — закатил глаза Северус. — Он просто играл с тобой, а потом выбросил за ненадобностью, когда не оправдала надежд, оставил гнить здесь. Все, что ты сейчас можешь сделать, — это собрать себя в кучу и вычеркнуть его из жизни и памяти. Буквально. Давай, это не так уж сложно — всего один глоток.       Он снова попробовал протянуть ей зелье, но Марлин порывисто вскочила с кровати, чуть не расплескав бесценную жидкость. Начала нервно расхаживать по комнате, словно истощенная пантера, которая мерит клетку шагами и беспокойно бьет хвостом.       — Не нужна, значит так?! — она заламывала тонкие пальцы, и Северус ожидал в любой момент услышать сухой хруст. — Прекрасно может обойтись без меня, с этой наглой грязнокровкой, — он только поморщился на ругательство, но вклиниваться в сбивчивый возбужденный поток не стал. — Она никто рядом со мной! Ну тогда он скоро поймет, что меня не так-то просто заменить… Поймет, что потерял!       — Этот разговор не имеет смысла, — Северус поморщился и достал палочку. К чему эти вежливые увещевания, когда можно сделать все по-другому? Он направил кончик на девушку, но та возмущенно вскинула руки.       — Не смей, Снейп! Я не позволю отнять у меня эти воспоминания. Он — лучшее, что было в моей жизни, без него она не имеет смысла. Это все — то, что произошло, то, что испытала рядом с ним, — делает меня той, кто я есть!       — Сомнительный аргумент, — процедил он, оглядывая всклокоченные нечесаные волосы и засаленную рубаху. — Я бы просто вернул тебя такую, какой ты была.       — Думаешь, я не вспомню? Я все вспомню, приложу все усилия, от сердца так просто кусок не отрежешь. А потом найду тебя и сверну шею, голыми руками, ты познаешь всю глубину моего гнева!       Она дышала тяжело, уставившись на него исподлобья, и смотрела не на направленную на нее палочку, а прямо в его глаза. Северус неловко переступил на месте. Должен он это сделать или нет? Да, наверно, сложно назвать ее состояние адекватным, а влить в нее зелье силой было бы даже гуманно, но… было бы это правильным? Возможно, Марлин должна сама все осмыслить, сделать выводы и научиться на своих ошибках, вынести какой-то опыт? И только прожив эту ситуацию, она станет сильней.       А если еще и Волдеморт узнает о том, что он сотворил без согласования… Уже который раз он ввязывается в авантюры и, что самое смешное, из-за девушек. А тем Северус вовсе не нужен и даже отвратителен. Со вздохом он уже начал было опускать палочку, когда перед глазами будто наяву встало лицо Лили. Решительное, обвиняющее. Почему-то ему хотелось быть таким, как она, и совершать вещи пускай не выверенные в своей логичности, но правильные и… храбрые.       Он вновь вскинул палочку, когда звук открывшейся двери разрушил напряженное молчание.       — Что здесь происходит?! — на него наступал хмурый мужчина в лимонном халате медика, сканируя взглядом. Усталость от бессонных ночей явственно въелась в его лицо, а нежданный посетитель с поднятым оружием будто стал последней каплей, вызвав практически звериный рык. Марлин тут же спряталась за спиной своего врача, в кои-то веки увидев в нем спасителя.       Северус опустил палочку и, взметнув мантией, вышел из палаты, хлопнул дверью, оставив девушку и колдомедика застывшими изваяниями посреди комнаты. На сердце было неспокойно, а злость на самого себя горчила на языке. Он слишком долго колебался и не совершил ли в итоге ошибку? Нервно отбросив волосы со лба, устремился обратно в палату Родольфуса — у него была другая задача, и уж лучше он поможет тому, кто хочет выкарабкаться.

***

      Газеты покрывали весь стол. Среди желтой бумаги встречалась и белая, с графиками или таблицами. Кое-где из-под многочисленных уголков выглядывали синие министерские печати, размашистые подписи. Лили утомленно подперла голову рукой, тупо уставившись на колонки цифр. Их было так много, и они совершенно противоречили друг другу — то ли бюджет Министерства брался в прошлые годы из ниоткуда, то ли это была лишь пыль в глаза, поди разбери. Она вновь почесала руку; веки уже слипались, хотя выискивать несоответствия поначалу казалось делом довольно нервным и бодрящим. Пальцы остановились на предплечье, а кожа под ними почему-то горела, и дискомфорт никак не проходил.       В следующую секунду Лили замерла, когда осознание пристукнуло пыльным мешком, и она догадалась наконец задрать рукав, изучить татуировку черепа со змеей, к которой все никак не могла привыкнуть. Контуры покраснели, а тьма шевелилась и извивалась. Казалось, змея смотрит на нее неодобрительно. Она подорвалась с места и кинулась на выход из своей комнаты. Он звал ее уже какое-то время и наверняка будет недоволен тем, что она не сразу распознала, откуда эти странные ощущения.       В тронный зал влетела запыхавшись. Почему-то Лили знала, что он там, словно магнитом ее тянуло в нужную сторону. Еще недавно всем ее желанием было лишь держаться от него подальше, а теперь сама шла на зов и переживала, не опаздывает ли.       Волдеморт сидел на своем троне развалившись, в непринужденной позе, и поигрывал палочкой в руках, а лицо его терялось в тени. Только несколько канделябров по углам разгоняли тьму, но никак не способны были прогнать ее с этого определенного места. Заметив появление Лили, он подался чуть вперед, а свет свечей выхватил глаза, которые единственные горели на сумрачном лице.       — Мы уже заждались, — тихий шипящий голос опасным шелестом скользнул по каменному залу. — Подойди ко мне.       Лили приблизилась, обойдя какую-то кучу тряпья, непонятно зачем оказавшуюся посреди тронного зала, встала рядом с Волдемортом. Он неотрывно следил за ее шагами, а на лице его под восковыми чертами она прочитала тщательно скрываемое возбужденное предвкушение. И не знала, радоваться ли тому, что может его заметить, или предпочла бы не видеть и не представлять сейчас с ужасом, что он замыслил и почему позвал ее так поздно.       — Я думал, ты захочешь поприветствовать старого друга,— будто что-то рассмотрев на ее лице, он наконец перевел взгляд с нее на середину зала. Лили тоже повернулась туда, как раз тогда, когда куча, показавшаяся ей тряпьем, вздрогнула и зашевелилась, подняла пригнутую в поклоне голову от каменного пола.       — Милорд, прошу, — с ужасом она узнала этот голос, эти жидкие волосы и округлое лицо. — Я же сделал все так, как вы просили, пощадите! Я же пробрался в…       — Силенцио, — Волдеморт скучающе махнул палочкой, и речь Хвоста, трясущегося перед господином, оборвалась на полуслове.       — Зачем вы позвали меня? — Лили наконец нашла свой голос.       — Думал, тебе будет любопытно взглянуть. На предателя, который подвел сначала тебя, а затем — меня. Крысиная натура нашего дражайшего общего друга решила, что нет ничего лучше, чем порыться в сейфе в кабинете гостеприимного хозяина, пока тот находится в Мунго. Какое счастье, что заставшая его Белла достаточно меткая и сумела поразить заклинанием шустрого мелкого зверька.       Лили с отвращением смотрела на беззвучно трясущегося Питера, который заламывал руки, пытаясь подползти на коленях поближе к трону. Она не видела его так давно, он исчез из ее жизни еще до того, как Волдеморт по его наводке проник в их с Джеймсом дом. Первое время сходила с ума от злости, и попадись ей Питер тогда, наверняка задушила бы голыми руками, но он явно избегал ее всеми силами даже в этом особняке. Потом на место обиды и ненависти пришли горечь и непонимание — почему он так поступил? Что они с Джеймсом ему сделали? На что так велика его обида, заставившая сдать своих лучших друзей их врагам? И вот, только эти чувства, раздирающие душу, чуть померкли и растворились в новых делах, в круговерти забот, как самый ненавистный ей человек оказывается у ее ног. Наверное, она ненавидела его даже больше Волдеморта, ведь другом тот им изначально не являлся и его отвратительные поступки можно было логически обосновать.       Лорд тем временем поднялся с кресла и теперь высился где-то позади, Лили видела краем глаза его давящую черную фигуру.       — Питер заслужил наказание за свой проступок, и мне пришла в голову чудесная идея, что наверняка ты бы получила удовольствие от подобной задачи.       — Что вы планируете с ним сделать? — поинтересовалась она сдавленным голосом.       — Оставлю это на твое усмотрение. Хочешь — пытай, причини ему боль, хочешь — и вовсе убей, — на этих словах Питер замер, а глаза его распахнулись так широко, что чуть не выскочили из орбит. — Я знаю, ты бы желала этого после всего, чему он стал причиной. Только задумайся: разрушил твою жизнь, предал твою семью. Ты же хочешь покарать его, дать ему то, чего он заслуживает, — размеренный шепот Волдеморта касался уха, такой интимный, будто предназначенный только ей, но в то же время каждое слово четко разносилось по тронному залу. Хвоста, который смотрел на них дикими от ужаса глазами, била крупная дрожь, а слезы беззвучно текли по щекам. — Я бы все равно наказал его, но решил, что ты заслуживаешь этой привилегии. Или ты это сделаешь, или я.       Лили неуверенно вытянула палочку из кармана, прокрутила в пальцах. Она знала заклятие, знала прекрасно, но никогда раньше не применяла и не думала, что когда-либо в жизни сделает подобное. Волдеморт стоял позади, почти касаясь ее спины грудью, будто каменная стена, которая не дает отступить.       — Сконцентрируйся на своей ярости, на злости, — его голос ввинчивался в сознание, оставаясь единственным, что звенело в пустоте. — Позволь этим чувствам захлестнуть тебя, возжелай всем сердцем причинить такую же боль, какую причинили тебе. Перед тобой кусок мяса, который заслужил быть прожаренным на медленном огне твоего гнева. Ты здесь у власти, он в твоих руках, и все будет так, как захочешь ты. Его жизнь принадлежит тебе.       Она сама не заметила, как кончик ее палочки оказался направленным на Питера. Лишь чуть подрагивал. Сейчас, когда она видела его перед собой, все задавленные и утекшие было чувства поднимались с новой силой, кипели и плескались, словно вода, исходящая пузырями в кастрюле. Голос Волдеморта, пронзительный и обволакивающий в то же время, умело подогревал котел ее гнева, направлял его. Она дрожала практически как Питер, но вместо него, когда-то ее друга и нелепого, но трогательного мальчишки, видела лишь отвратительные крысиные глазки предателя, благодаря которому вся ее жизнь пошла под откос и она оказалась на этом самом месте. Если кто заслужил быть объектом ее ненависти, так это он.       — Ты должна желать этого сильно, всем сердцем. Взять то, что принадлежит тебе по праву, услышать наполненные болью крики и увидеть, как по твоей воле его тело превращается в корчащуюся биомассу…       Его слова растворились, рассыпались сухим песком, лишь бешеное биение собственного сердца в ушах стучало ритуальным барабаном, а кровь давила на горло. Казалось, ни звука не издать, но она все же произнесла на выдохе:       — Круцио.       Небрежным взмахом палочки Волдеморт снял заглушающие чары за долю секунды до этого, и тишину тронного зала пронзил отчаянный крик.       — Да-а-а, вот так.       Он почти касался ее, стоял так близко, что она чувствовала тепло его тела. И непонятно, то ли оно, то ли исступленные завывания катающегося по полу Питера заставляли легкие пылать. Она одновременно вдыхала глубоко и задыхалась, а внутри разгоралось постыдное удовольствие от того, что ответственный за ее мучения лежит сейчас перед ней поверженный, скулит и пускает кровавые пузыри от прокушенного языка. Каждое движение тела на полу сводило собственные мышцы приятной истомой.       Тяжело дыша, она отвела палочку, рассматривая Питера с жадным интересом, и едва не пропустила момент, как Волдеморт положил руки на ее бедра, обвел изгибы и притянул к себе, резким движением полностью схлопнув расстояние между ними. Она замерла — ни одной мысли в голове, только ощутимый, почти громкий шорох свитера, под который проникали его ладони, влажный звук от скольжения его губ по шее. Будто не язык касался кожи, что тут же покрывалась мурашками, а раскаленный нож. И под ним хотелось только одного — расплавиться, потерять форму и стать тающим пластилином в его руках, которые блуждали по телу, гладили и сжимали.       Питер всхлипнул на полу, поднимая на них мутный взгляд, и сладкий морок моментально слетел, стоило заметить ужас в его глазах, заслоняющий собственное отражение. Лили тряхнула головой и выпуталась из кольца рук. Волдеморт нахмурился на секунду, потом поднял палочку в сторону Питера:       — Авада…       — Не надо, — она мягко перехватила его запястье.       Волдеморт замер, озадаченный. Медленно перевел взгляд на свою руку, затем на Лили. Вскинул брови, явно интересуясь, какого черта та творит.       — Не надо, — повторила она. — Он получил свое и, надеюсь, вынес из произошедшего урок.       — Предателей надо убивать, — Волдеморт поджал губы. — Чтобы они не предали вновь, этот поведенческий паттерн отпечатывается на подкорке.       — Ты сказал, что его жизнь принадлежит мне. Я выбираю, чтобы он жил и мучался дальше.       — Это была фигура речи, — возразил он, глядя на нее удивленно. — Что тебе до этого червяка?       — Он — твой человек. И еще может пригодиться. Как бы он ни был жалок и отвратителен мне — смерти я ему не желаю.       — Это твоя слабость, — Волдеморт покачал головой, переводя задумчивый взгляд с Лили на Питера, который затаился на полу и даже не пытался встать, лишь бы не привлечь к себе ненужного внимания. — Но в твоих словах есть и рациональное зерно, эта крыса действительно временами полезна, — наконец признал он. — А я собирался рассматривать все предлагаемые тобой варианты, раз уж ты здесь. Хорошо, пускай проваливает.       Питера долго уговаривать не пришлось — он тут же сумел собрать конечности в кучку и подняться, метнулся к выходу из зала. Елейный голос Волдеморта остановил его, когда он уже занес ногу над порогом:       — Ах да, Питер, и еще одно…       Тот медленно развернулся, а глаза затопил чистый ужас, стоило увидеть направленную на него белую палочку. Но успел лишь пискнуть от страха, когда Волдеморт произнес:       — Обливиэйт!       Лили отвернулась и уже не смотрела, как Питера вышвырнуло прочь из зала; они остались одни. Глубоко вдохнула, пытаясь унять дрожь в собственных руках — не страха, нет! Какое-то возбуждение покалывало кончики пальцев. И вдруг не успела она заметить, как ладонь легла на затылок, а Волдеморт одним движением притянул ее ближе. Накрыл ее губы своими, зарываясь пальцами в волосы глубоко, будто стремился проникнуть под кожу, прямо внутрь черепа. Без пауз и лишних раздумий второй рукой скользнул по спине и остановился на ягодицах.       Это казалось таким правильным, единственно нужным — отзываться на несдержанные движения губ, встречать его язык и вцепляться пальцами в жесткие кудри, пока яд проникает в нее вместе с его слюной, отравляет кровоток и буквально умоляет утонуть с головой, захлебнуться в его грязи. Собрав оставшиеся силы, она оттолкнула его прочь.       Недоумение в голубых глазах быстро сменилось красной вспышкой, а ярость исказила черты, смывая весь флер привлекательности и вновь превращая в оплавленную маску.       — Что это значит? — поинтересовался деланно ровным тоном, но Лили чувствовала, как кипит в нем злоба, замещая вожделение.       — Нет. Я не могу и не буду, — покачала головой, отступая на шаг назад.       — Не понимаю. Ты же только что хотела и буквально стонала в моих руках, — он сделал шаг следом.       — Не после того, что ты сотворил. Ты убил моего сына, и я перестану себя уважать, если забуду о нем и кинусь сейчас в твои объятия, — ее поднятая ладонь уперлась в его грудь.       — То есть это из-за каких-то моральных дилемм? — пояснение, казалось, взбесило Волдеморта еще больше. Захватив ее за плечи, он ощутимо встряхнул. — Думаешь, мне не плевать на это и твои идиотские мысли? У меня таких нравственных проблем нет, если не согласна по-хорошему, то тебе же хуже. Ты отдала мне и свою душу, и свое тело, и я возьму все, что пожелаю, хочешь ты того или нет!       — Ты можешь, не сомневаюсь, — она смерила его взглядом. Глаза сверкали лихорадочно, а волосы упали на лоб, обманчиво смягчая резкие черты, в которых проступало отчетливое и пугающее безумие. Но лишь отвела взгляд от его губ, все еще влажно блестевших в свете свечей, и уверенно встретилась с ним глазами. — Но точно ли этого ты хочешь?       Он замер. Только их сбивчивое дыхание звучало в полутьме, пока тонкие пальцы нервно сжимали ее плечи. Казалось, этот вопрос не просто удивил его, а вогнал в ступор. Наконец Волдеморт разжал захват и шумно выдохнул через нос. Лили сочла за благо отступить на шаг.       — Нет, — медленно покачал головой. — Ты права, я хочу не этого, не избитый сценарий, который отыгрывал уже сотню раз. Всегда одинаково и никакой изюминки. Нет, я хочу чего-то нового и уникального, того, что заставило бы кровь бурлить, что сбило бы эту серую пелену обыденности и разорвало ее в клочья. Я хочу чего-то подобного тому, что уже было между нами. Ладно, я… — он провел ладонью по лицу, стирая его выражение. — Даже смешно говорить такое. Если нужно, я подожду. У меня есть все время мира, а ты однажды не выдержишь. Сколько тебе требуется?       — Как раз все время мира, — невесело фыркнула Лили. — Ты совсем не слышал, что я сказала раньше?       — Я слышал все слова, но не понимаю целой мысли, — возразил Волдеморт. — Зачем мучаться и отказывать себе в удовольствии? Только мы устанавливаем правила в этом мире, а не играем по чужим в рамках банальности.       — Это мои рамки, — парировала Лили. — Зачем вообще тебе я, ты можешь получить любую, лишь щелкнув пальцами? Можешь делать все, что тебе заблагорассудится.       Казалось, его удивил подобный прямой вопрос, не похоже, что он сам над ним задумывался. Провел тонким пальцем по губам, а взгляд расфокусировался, словно погрузился вглубь собственной души.       — Я уже сказал — таких у меня была толпа, — он будто разговаривал сам с собой, пытаясь докопаться до истоков своих неосознанных до этого момента желаний, а не с ней. — Это скучно, банально и неинтересно. Но с тобой я почувствовал что-то иное. Какая-то связь зародилась между нами: я вижу в тебе собственное отражение, а ты понимаешь, чего я на самом деле хочу, улавливаешь то, что проходит даже мимо моего сознания. И то, что я ощутил, гораздо сильнее любых самых распутных и безумных фантазий, которые я воплощал ранее, находится на совершенно ином уровне и захлестывает своей яркостью и новизной. Я хочу еще.       — Желаешь сильных эмоций, пощекотать свои одеревеневшие нервы за мой счет? — горько усмехнулась Лили. — Это звучит еще хуже. И однажды я тебе надоем так же, как все остальные, и ты просто перережешь мне горло.       — Мне без разницы, что будет потом, главное, чего я хочу сейчас. Может, я бы мог тебя чем-то купить? Но чем — ты и так уже на стороне победителей, так высоко, как никогда бы не забралась, и все благодаря мне. Я бы сказал, что уже оплатил твою лояльность сполна.       — Я могу попросить, что захочу? — Лили вскинула на него взгляд, а сердце от волнения подпрыгнуло куда-то к горлу. Это был шанс, такой, как не выпадал никогда до этого, только бы грамотно им воспользоваться.       — В пределах разумного, — уточнил Волдеморт, глядя на нее с постепенно появляющимся интересом. — И не противоречащего моей политике. Уступать место министра Дамблдору или освобождать пленных ради твоих еще непонятно каких прелестей я не собираюсь.       — Думаю, это не противоречит, — она шагнула ближе, захватила его руку. Подняла перед собой — Волдеморт лишь удивленно изогнул бровь. Обвела пальцем черный камень на кольце. — Ты предлагал когда-то… за то, что встану на твою сторону, вернуть мне сына. Говорил, что способен на это. Мне кажется, это будет честной сделкой, и теперь я на нее готова. Верни мне его, и я сделаю все, что пожелаешь.       Нахмурившись, Волдеморт тоже смотрел на кольцо на своем указательном пальце. Погладил его большим в раздумьях. Наконец кивнул:       — Да, я сам предлагал такое. Хорошо, ты сможешь общаться с сыном, когда захочешь, я позволю тебе это.       — Нет! — Лили отчаянно накрыла кольцо ладонью, вынуждая Волдеморта поднять взгляд на нее. — Не так, как ты мне показывал, не просто бесплотный призрак. Ты никакой разницы не видишь, но это совсем не то, что мне требуется. Я хочу быть способной обнять его, заботиться о нем. Наблюдать, как он растет и взрослеет. Он мне нужен настоящий, реальный и живой.       Волдеморт вытащил руку из ее захвата. Шумно втянул воздух и бездумно обвел взглядом пустой тронный зал. Наконец заговорил:       — Думаю, пророчество уже исполнено, я убил его однажды, поэтому для меня никакой опасности больше нет. Это сложнее, но возможно. Кольцо способно призывать его душу, но возникает проблема с телом, с сосудом, иначе без якоря, к которому можно привязаться, душа надолго не задержится, будет питаться лишь твоей энергией и быстро истает. Самый простой и надежный способ создать новый сосуд — естественный. Я помогу тебе в этом.       — Как… поможешь? — переспросила Лили сбивчивым шепотом. Она едва успевала угнаться за его мыслью.       — Сделаю тебе ребенка и помещу в плод душу прежнего, — равнодушно ответил Волдеморт, будто объяснял какие-то очевидные вещи. — Это станет лучшим выбором, мои гены — носители древней магии, твой сын получит дар парселтанга и долю моей колдовской мощи. И это будет по-своему красиво. Он станет нашим с тобой общим ребенком и однажды, без сомнений, примкнет ко мне. Я выверну пророчество наизнанку.       — И куда денется душа этого нового ребенка? Она просто исчезнет? Тогда это немногим лучше убийства, — Лили смотрела на него, говорящего подобные вещи, округлившимися от шока глазами. Мысль завести ребенка от него казалась отвратительным абсурдом и худшим, что могло бы с ней произойти. — И как я могу быть уверена в том, что все удалось и это действительно Гарри? Вдруг что-то пойдет не так! А я потом всю жизнь буду сомневаться, метаться и пытаться понять, он это или просто твой сын. Смогу ли я его полюбить, если он окажется не тем, а с его лица на меня будут смотреть твои глаза? Нет, я не могу согласиться на подобное! Какие гарантии ты тут можешь дать, свое честное слово?       — Мне ни к чему тебя обманывать. Я никогда не хотел иметь детей, тем более полукровных, а ты даже не понимаешь, какую честь тебе делает подобное предложение, — фыркнул он презрительно.       — Есть какие-то другие способы?       Волдеморт долго сверлил ее тяжелым взглядом. Наконец произнес:       — Мне они неизвестны. Выбор за тобой — или мой вариант, или никакой.       — Неужели на этом все? Признаешь собственное бессилие? Ты же утверждал, что зашел так далеко в изучении темной магии, что тебе нет равных и ты получил чуть ли не власть над смертью? И не можешь при этом даже вытащить с того света младенца?       Его лицо перекосило, а в глазах теперь плескался уже нескрываемый гнев. Он сделал шаг вперед, и Лили отступила, продолжила, вгоняя последний гвоздь в собственный, как ей казалось, гроб:       — Значит, все это просто вранье и пыль в глаза, никакой особой власти и нет? Я думала, что если кто-то и сможет провернуть подобное, так это ты, но, выходит… ошибалась. Тебе это не под силу.       Лили почувствовала что-то твердое под коленями. Отступать было больше некуда, она уперлась в трон. Обойти его тоже не смогла, когда рука Волдеморта опустилась на спинку, отсекая пути отступления. Он нагнулся ближе, и она собрала всю волю, чтобы держаться под этим прожигающим взглядом.       — Я вижу, что ты делаешь, — прошипел ей в лицо. — Пытаешься играть мной. Не выйдет. Однако доля истины в твоих словах есть — кому и под силу совершить подобное, так это мне. А если я разберусь в вопросе и научусь возрождать мертвых, то это даст потрясающее тактическое преимущество. Я поднимусь на невообразимый уровень колдовства, недоступный никому более. Я действительно овладею смертью, и не будет равных мне среди когда-либо живших волшебников.       Он медленно выпрямился, окинул ее взглядом. Лили почувствовала, что ноги перестают держать, и очень хочется сползти по этому подлокотнику или же плюхнуться прямо на трон. Однако стояла из последних сил.       — Но знай, — выплюнул он ей в лицо, — за подобную услугу я возьму с тебя сполна.       Только когда его прямая спина скрылась за дверями тронного зала, Лили позволила себе упасть на сиденье и закрыть лицо трясущимися руками.