Лилии на снегу

      Повернуть ключ в замке стало практически испытанием. Северус глубоко вдохнул морозный воздух Коукворта и наконец распахнул дверь собственного дома, который встретил его темнотой и тишиной. Тяжело оперся на комод, скидывая туфли — все силы, казалось, остались в больнице Святого Мунго, выкачанные то ли бессонной ночью, то ли Родольфусом, который под утро уже встал с кровати. Зелье показало себя отлично, и слабый огонек теплился внутри от мысли, что Темный Лорд будет доволен. Хотя мог и воспринять произошедшее исцеление как должное: он отдал приказ, Северус выполнил, ничего необычного или выдающегося.       — Рэйчел? — негромко позвал он.       Наверняка девушка еще спит, часы показывали раннее утро. Включил свет, разгоняя окутавшую гостиную тьму. Все казалось таким уютным: диван, который избавился от многолетней пыли и вернул яркий, почти первозданный цвет обивки, безделушки матери на каминной полке, что обрели былой блеск, и судок с запеченными овощами на плите. Северус свел брови, разглядывая приготовленный еще вчера ужин. Забыла убрать в холодильник?       Он подошел ближе, проэкзаменовал рататуй своим тонким обонянием — пока что вполне живой. Бездумно сунул его в холодильник, в котором теперь приходилось выискивать место; какая-то невнятная мысль вгрызалась изнутри в его разум. Пробежался глазами по гостиной, в попытке увидеть сам не знал что. Свечи оплавились в подсвечнике, сгорев полностью, будто никто их не потушил на ночь, а страницы открытой книги перелистнул сквозняк.       «Без закладки она не найдет, где остановилась, — пришла глупая мысль, а следом за ней другая, уже более осознанная: — Откуда здесь сквозняк?»       Теперь он чувствовал холод, который лизал щиколотки. Поначалу зайдя с мороза, он не заметил ничего странного, но сейчас явственно ощущал его сквозь тонкие носки.       — Рэйчел! — позвал напряженно и вытащил палочку.       Двигаясь аккуратно, боком, приблизился к приоткрытой двери спальни, единственной в этой маленькой квартирке отдельной комнаты, которую великодушно отдал своей гостье. Ноги ступали по полу максимально бесшумно. Он толкнул деревянное полотно, вскидывая палочку. Сердце стучало почему-то размеренно, хотя ладони покрылись липким потом, а горло сдавливало нехорошее предчувствие. Взгляд уперся в окно, сквозь которое пробивался тусклый январский рассвет, а по бокам колыхались шторы. Приоткрытое окно.       Книги, которыми стекло раньше было закрыто до середины, стояли рядом на полу, а на облупившейся краске подоконника лежал столовый нож с погнутым лезвием. Видимо, оно не перенесло усилий, с которыми подцепляли растрескавшуюся раму, что не сдвигалась со своего места уже десяток лет и казалась присохшей намертво. Так, что не отодрать без магии — потому Северусу и в голову не пришло запереть это окно чарами.       Что-то внутри оборвалось, рухнуло вниз и теперь трепыхалось, продавливая тяжестью диафрагму. Он сам не понял, как преодолел расстояние, отделяющее его от открытого окна, и оперся на подоконник, бездумно выглядывая наружу. Непонятно, что он хотел там увидеть — высота первого этажа была известна, так легко спрыгнуть. След девушки давно простыл. Возможно, он ей настолько надоел, или же она так отчаялась, услышав голос Темного Лорда, но от уговоров и попыток найти со своим похитителем компромисс Рэйчел, очевидно, перешла к активным действиям, справилась даже без палочки. И Северус, бессмысленно пытаясь уловить на заледеневшем асфальте хоть какие-то следы, молился только об одном. Чтобы их не нашли другие, особенно Волдеморт.

***

      — Но… Это какая-то… — Люциус проглотил слово «бессмыслица», которое вертелось на языке у самой Лили, и покачнулся с носков на пятки. — Странная ситуация.       Хоть он и был официальным Министром Магии, но это ничуть не меняло его положения внизу, где-то у ног Волдеморта, потому слова приходилось подбирать очень тщательно. Даже когда Лорд сидел за столом в кабинете и физически смотрел на тех, кого он вызвал, снизу вверх, это не могло обмануть, а за крутящимся рабочим креслом легко угадывались контуры трона.       Не заметив явной злости хозяина, а лишь заинтересованный взгляд поверх сведенных домиком пальцев, Люциус чуть осмелел и продолжил:       — Мисс Эванс сама магглорожденная. Как она может стать главой Комиссии по Учету маггловских выродков?       — Миссис Поттер, во-первых, — поправил Волдеморт спокойно, а Люциус потерял часть своей уверенности и перевел взгляд с него на Лили, на секунду вскинув брови будто в удивлении этим фактом. — А во-вторых, одним незамысловатым жестом мы покажем людям, что любой может занять свое место в нашей структуре, если, конечно, докажет свою полезность и полную лояльность. В-третьих — продемонстрируем, что им нечего бояться нашей комиссии, ведь ее возглавляет такая же, как они сами. Это вызовет наивную веру, что все закончится максимально для них безболезненно и миссис Поттер приложит все усилия, чтобы процесс прошел честно и непредвзято. Никто не будет ждать того, что произойдет на самом деле.       — Вы планируете использовать меня в качестве приманки, — подытожила Лили, а собственный голос показался ей чрезвычайно хриплым. — Хотите, чтобы они добровольно шагнули в мышеловку. Что вы собираетесь сделать с этими людьми, такими же магглорожденными, как я, — отнять палочки, ограничить в магии, бросить в Азкабан?       — Учись, Люциус, — неприятная улыбка расплылась по губам Волдеморта, а он откинулся в кресле, оглядывая слугу снисходительно. — Вместо того чтобы сомневаться в приказах своего Лорда, стоит лишь включить глупый мозг и попытаться использовать его по назначению. Ты все поняла верно, Поттер, — горящие алым глаза вновь смотрели на нее, пока внутри искреннее возмущение подобным диким предложением боролось со столь же искренним страхом, сворачиваясь клубком скользких змей в желудке.       — Но как я смогу… Так поступить? — все-таки произнесла она. — Это же неправильно — никто не выбирал рождаться волшебником в семье магглов, это не их вина! Знаю, в прессе сейчас пытаются протолкнуть идею о краже магии, но она бредова, и у меня язык не повернется произнести подобное обвинение вслух!       — Ты сделаешь все, что я скажу, — тон Волдеморта неуловимо изменился, а вместе с ним и температура воздуха будто понизилась на несколько градусов. Зимняя стужа обдала щеки. — И так, как я скажу. Произнесешь ровно те слова, которые я вложу в твой рот.       Люциус переводил взгляд с одного на другую, а его лицо было слишком уж отсутствующим, все мысли скрыты под маской безразличия. Лили прикусила губу, пока мозг с бешеной скоростью пытался найти приемлемый выход.       — Я хотела сказать, милорд, что не вижу смысла переполнять Азкабан, — протянула она. — Когда эти люди могут приносить пользу обществу в меру своих сил. Какой прок тратить на них ресурсы государства?       — Замечание верное, — задумчиво произнес Волдеморт. — Но если не изолировать их и при этом лишить магии, они начнут сбиваться в банды в попытках противостоять власти, вернуть себе свободу, те, кто сейчас колеблются, присоединятся к Ордену. Можно, конечно, пойти по уже известному пути и занять толпу бессмысленным делом, показать, что их выживание гарантирует лишь хорошее поведение. Если вся их энергия станет уходить на обеспечение базовых потребностей жизни, то такой серой массой можно будет легко управлять. Создать резервацию с грязнокровками, работающими на нужды волшебников. Мне все больше и больше нравится эта мысль, особенно если грамотно подать ее и показать, что их удел был смерть, а место в Сером Секторе еще нужно заслужить.       — Отличное название, милорд, — молниеносно сориентировался Люциус. — Живость и быстрота вашей мысли всегда впечатляет.       Да, она впечатляла не только Люциуса. Лили весь остаток дня провела в прострации. Первое слушание над «выродками» было назначено уже на завтра, и она совершенно не представляла, как все пройдет. Пыталась читать толстенные книги с законами, но пальцы дрожали, а взгляд проскальзывал по буквам, словно страницы покрывал слой льда. Листок с речью, которую написал ей Волдеморт, валялся в стороне, просмотренный лишь бегло. Он действительно собирался использовать ее по полной, вошел во вкус ее зависимого положения и навязывал свои извращенные игры. Лили чувствовала себя марионеткой: нити пронизывали суставы и дергали в разные стороны, оплетали коконом сердце и врезались, оставляя тонкие полосы. Не давали ему гнать кровь по организму, и та стыла в жилах, приводила в состояние заторможенности, в котором можно лишь тупо смотреть в пространство, но не видеть ничего перед собой, кроме размытой серости.       Как может она, магглорожденная, судить подобных себе по выдуманным законам, ограничивать в магии и выносить приговор, зная правду, что все ее доводы высосаны из пальца и ложны? Разве она может отправить людей, которые должны жить свободными, в какую-то резервацию, ничем не лучше того, как поступали фашисты? Эти мысли бродили в голове, царапали череп изнутри, прорываясь неприятными мурашками вдоль позвоночника.       «Это лучше, чем смерть», — уговаривала она сама себя, понимая, насколько жалким звучит подобный довод. Не должно быть ни смерти, ни каких иных наказаний за неподвластное людским силам, за саму магию, что течет по жилам у одаренных. Однако Волдеморт ловко поставил ее перед выбором между плохим и худшим, навевая иллюзию, что чуть ли не она сама создала этот плохой вариант, и теперь на ней лежит ответственность за него. Может, он с самого начала так и задумал, а она, наивно считая, будто на что-то влияет, сыграла по его нотам.       «Хотела, чтобы он прислушивался к твоим советам, — получи и распишись». Это звучало издевкой над самой собой, однако такое столкновение построенных ею воздушных замков с жесткой стеной реальности разметало в клочья не только дым, но и все ее шаткие опоры. Возможно, она просто недостаточно старалась? А был ли шанс что-то изменить, или лишь морковка перед носом у ослицы, которую Волдеморт подергивал на веревочке, издевательски привлекая внимание? Если какая-то уверенность в себе и выросла внутри нее в предыдущие дни, а после их столь важного разговора о возвращении Гарри Лили даже чувствовала воодушевление от того, что смогла добиться своего, то теперь она словно рухнула не просто на жесткую землю, а в липкую грязь. То, что она обыграла его, было лишь умело наведенным мороком, на самом же деле она связала себя по рукам и ногам, и он не преминул показать ей это в первый же подходящий момент.       Стоило ли оно того? Вернуть ее сына в обмен на подобную низость, которую она сотворит своими руками по его указке. Даже мысль, что она никого не убьет — по крайней мере, прямо, — не сильно облегчала фантомную удавку, которая затягивалась на шее чешуйчатыми кольцами. Очевидно, если бы Лили не было под рукой, он бы нашел другого исполнителя. Возможно, в ее силах хоть чем-то помочь этим людям, спасти от худшей участи, а со временем и повлиять на его решение? Скрываться и прятаться, рискуя каждый миг, трястись где-то в подполье, подобно членам Ордена, все равно казалось не лучшим вариантом. Нет, со временем она должна переубедить его, и эти люди будут жить в обществе легально, как прежде.       Ночь она практически не спала, а одеяло сворачивалось вокруг удушающим коконом, сковывало движения. Мысли бродили в голове хороводом, цепляясь одна за другую искривленными пальцами, идентичные в своей безысходности. Лили смотрела в потолок, казалось, много часов напролет, хотя временами он расплывался, и, возможно, она проваливалась в дрему, но тут же выныривала.       В какой-то прострации она собиралась с утра, выполняя привычные действия. Корректор под глаза, чтобы скрыть следы бессонницы; волосы убрать наверх, в строгую прическу — зато мыть не надо; бытовыми чарами создать эффект идеального костюма, который отгладила будто толпа домовиков. Пальцы прошлись по ткани — синяя, шелковистая, как ему нравится. Глупая мысль, что скользнула по кровотоку, впилась неясной иголкой в сердце. Переживать сейчас стоило совсем о другом, а его даже не будет рядом, чтобы пытаться произвести впечатление. Нет, вычеркнуть эту мысль. Пытаться воздействовать и добиться сговорчивости.       Каблучки цокали по мрамору министерского коридора, и Лили концентрировалась на этом мерном звуке, который, впрочем, ничуть не успокаивал. Кивнула Люциусу, когда встретила его на пути к лифту — как всегда холеный, с идеально гладкими белыми волосами, перехваченными бархатной лентой, в строгом костюме, летящей фиолетовой мантии поверх. Невысокая женщина лет тридцати в приторного цвета розовом жакете, которая держалась подле министра, семеня на своих коротеньких ножках, заинтересованно окинула Лили взглядом с ног до головы, сощурившись, и неприятно хихикнула.       — Познакомьтесь с мисс Амбридж, — представил их Люциус. — Будет вам помогать. Подающая надежды волшебница, весьма перспективный и грамотный управленец. Подобные нужны в наших рядах, и я чрезвычайно рад, что такие люди, как Долорес, на правильной стороне.       «Пристроилась тут как тут, стоило появиться новой власти», — проворчала Лили, впрочем, про себя. Сегодня все дико ее раздражало, начиная от этого мерзкого банта на старательно накрученных кудрях Амбридж и заканчивая высокомерным видом и выпяченной грудью фальшивого министра. Но Лили прекрасно понимала, в чем истинная причина злости и смятения в ее чувствах. Та приближалась по мере того, как они спускались вглубь Министерства, просачивалась холодом, оплетая снизу вверх ледяной сетью тем сильнее, чем ближе они подходили к залам суда. Лили была здесь впервые, однако ноги сами отказывались нести ее, а шаги будто тонули в сопротивлении желе застывшего пространства. Но нет, она шла с той же скоростью, с какой гордым павлином вышагивал Люциус. Всего лишь иллюзия, вызванная бессонной ночью.       Скамьи темного дерева опоясывали зал Визенгамота, словно сходящиеся круги ада, а потолок терялся наверху во мраке, создавая ощущение колодца, сжимающего в оковах клаустрофобии, несмотря на свой видимый простор. Фигуры в фиолетовых мантиях, вставшие при их появлении, теперь шумно рассаживались по рядам, сливаясь в сплошную массу — лиц не вычленить. Лили и не смотрела на них, пока горло сдавливал удушающий стыд. Какая-то часть нее будто решила, что если она отодвинет их всех подальше от своего сознания, станет игнорировать, то вроде это и не по-настоящему. Она просто играет роль в кукольном театре, пурпурные куклы которого дергались так, как им приказала твердая рука и обвязанные нитями пальцы.       Ее собственные лишь нервно сжимали папку с бумагами, пока они с Долорес и Люциусом занимали места посреди первого ряда. Лили встретилась с министром глазами — он расположился ровно по центру, слева от нее. И словно проверял, готова ли она, не пойдет ли на попятную; Лили сухо кивнула в ответ. Она чувствовала тяжелую тень позади себя, незримую, но ощутимую. Тонкие фантомные пальцы сжимали ее плечи, и она выпрямилась, ощущая, как спина стала ровной плоскостью, будто уперлась в бетонную плиту. Или же та придавила сверху.       — Слушание от двадцатого января объявляется открытым, — голос Малфоя звучал издалека, хотя тот находился совсем рядом. — Миссис Поттер, прошу.       — Как глава Комиссии по… Учету маггловских выродков, я выношу на рассмотрение суда несколько дел. — Чужие слова, чужеродные звуки, будто принадлежащие вовсе не ей. — Подсудимые обвиняются в неправомерном завладении магическими способностями путем выполнения темных ритуалов, нацеленных на извлечение энергии…       Слова срывались с губ сухо, подобно листку с речью, с которой она сверялась лишь иногда. От бумаги неприятно стягивало кожу на пальцах, а элегантный каллиграфический почерк с вычурными завитками расплывался перед глазами. Вполне реальный холод взял за сердце, сдавил его ледяными тисками, и только несколько секунд спустя, когда пар начал вырываться изо рта, Лили поняла, что причина необычного понижения температуры не эмоции, а вполне реальна. Дементоры, которые конвоировали заключенных. Дрожащей рукой Лили коснулась палочки, но в голову ничего не шло, ни одного воспоминания. Казалось, она не просто не сможет призвать патронуса, а не была способна на это никогда. Она и чудесная светлая энергия защитника — что может быть общего?       — Кхе-кхе… — с ехидной ухмылкой откашлялась Амбридж, которая расположилась с другой стороны от министра. Выглядела она чрезвычайно довольной и происходящим действом, и своим положением. Взмахнула палочкой: — Экспекто патронум.       Серебристый кот прошелся перед первым рядом, и дышать сразу стало свободнее. Впрочем, легкие все равно не расправлялись до конца, наверно, потому, что нужно было продолжать произносить речь. Женщина в простенькой мантии и с полуразвалившимся пучком на голове, который еще недавно был элегантной прической, тряслась, сидя на самом краешке стула в центре зала, и ошалело оглядывала заседателей снизу вверх. Явно не этого, совсем не этого она ждала, как и другие люди, которые добровольно пришли на слушания и теперь не могли отступить, кучковались на дальнем краю зала, подпираемые пугающими тенями дементоров в развевающихся на невидимом ветру рваных мантиях. Все эти магглорожденные надеялись на разъяснения, быстрое оформление неурядиц с документами и официальное подтверждение легальности своей позиции. Они ждали этого от Лили Поттер, но вовсе не она в реальности занимала место председателя, а другая, высокая и давящая фигура. Не в ее силах было даровать им избавление.       — Джил Гибсон, вы предстаете перед судом…       Наверно, ее лицо сейчас выглядело не просто камнем, а белым мрамором. Люциус, заметив неладное, сжал ее колено под столом. Но в этом жесте не было ни капли эротики или подтекста — пальцы больно впились в мягкую плоть, напоминая, зачем они здесь. Намекая, что отступить ей не дадут. Она и сама знала это прекрасно. Поэтому просто продолжила безэмоционально произносить заготовленную речь. Несмотря на жалкие оправдания женщины, выдавленные дрожащим голосом, что никакой магии она не крала, а палочку купила в магазине Олливандера — который, скрываясь от Волдеморта, все равно не мог ни подтвердить, ни опровергнуть ее доводы, — Лили продолжала выталкивать из себя слова, механически перенося их с бумаги в воздух.       — … Визенгамот выносит на обсуждение вопрос о вменяемом вам преступлении, — Люциус стукнул молоточком. Лили опустилась на скамью рядом с ним. — Однако с учетом всех смягчающих обстоятельств — раннего возраста совершения преступления, последующей жизни без замеченных правонарушений, приносимой Министерству пользы и наличия малолетних детей — суд требует наказания всего лишь в виде обязательных исправительных работ с временным ограничением свободы на три года, с возможностью пересмотра дела по истечении половины срока. Вопрос выносится на голосование. Кто за то, чтобы признать подсудимую виновной?       Напряженно выпрямившись, словно проглотила палку, Лили обернулась на сиденье, оглядела поднятые руки. Большинство, но не все. Амбридж что-то быстро набрасывала в лежащий перед ней пергамент — видимо, свои выводы на тему тех, кто отказался голосовать по указке. Глаза Люциуса довольно сузились — на их стороне все равно было большинство.       — Кто за то, чтобы снять все обвинения?       Поднялось от силы три руки, а их владельцы быстро оказались переписаны в пергамент. Лишь на последнем кончик пера Амбридж задумчиво завис, едва не капнув чернилами — разглядеть в темном углу лицо человека с самого верхнего ряда не представлялось возможным, оно растворялось во мраке.       — Отлично. Большинством голосов вынесено решение… — начал было Люциус, но тот самый человек с верхнего ряда поднялся на ноги. Знакомый голос сильно зазвучал в помещении, а в горле Лили моментально пересохло, когда она поняла, кому он принадлежит.       — Как пока еще действующий член Визенгамота, я хочу высказаться.       — Мистер… Блэк, — хмыкнула Долорес. — Если мне не изменяет память, вы находитесь на одной из первых строк списка разыскиваемых преступников, а за вашу поимку назначена награда. Как вы вообще прошли через охрану Министерства?       — Однако в этом зале во время судебного процесса я, как присяжный заседатель, обладаю неприкосновенностью, согласно закону Гампа от 1707-го года, — отчеканил Сириус и нагло улыбнулся, сверкнув белыми зубами. Его словно не трогало то, что он оказался в ловушке, выдав себя; он свысока оглядел остальных заседателей, кто перешептывался в различных тональностях, от возмущения до искреннего восхищения.       — У мистера Блэка есть право на то, чтобы высказаться, — нехотя кивнул Люциус. — Пусть воспользуется им, пока может. Следующую речь он будет произносить уже со стула подсудимого.       Сириус беззаботно кивнул и направился вниз, легким шагом спустился в центр амфитеатра и встал подле миссис Гибсон, которая явно выпала из реальности и воспринимала происходящее лишь едва. Сердце Лили колотилось уже где-то над ребрами, будто вырвалось наружу, а ощущение того, что происходит что-то неправильное, опасное, она втягивала вместе со сгустившимся воздухом. На что Сириус рассчитывал, придя сюда? Его же сейчас схватят.       — Даже не знаю, с чего начать. Может, с нового веяния в волшебной науке, что не догадывалась о краже магии веками? С фарса, в который вы превращаете заседание — не только те, кто сидит в первом ряду, но и все, кто голосует, понимая лживость произнесенных речей? С куклы-министра, про кого прекрасно известно, чья рука торчит из его задницы. Или с председателя комиссии, которая сама магглорожденная, а сейчас произносит весь этот бред под Империусом с отсутствующими глазами? Тутела ментис!       Блэк вскинул палочку, что скользнула ему в ладонь из рукава. Лили не успела выхватить свою, и золотистый луч ударил ее в плечо. Однако ничего критичного не произошло, лишь приятное тепло распространилось по телу, принося секундную радость от текущего по жилам искристого золота. Люциус оказался чуть быстрее — пока она тяжело оперлась на стол, он выхватил свою палочку и установил перед ними троими защитный купол.       — Дементоры! — орала Амбридж. — Схватить его!       Вспышки ударили откуда-то сзади, и Лили выставила щит, отражая град атак. Несколько человек с заднего ряда, кто явно лишь маскировался под заседателей, теперь резво спускались, расшвыривая вокруг себя оглушающие. Настоящие же заседатели кинулись врассыпную — Лили и представить себе не могла, чтобы старик Гринграсс был способен нестись по рядам с такой прытью, а миссис Паркинсон так споро забивалась под стол, обдирая колготки о старые доски. Зал погрузился в хаос.       — …выводи отсюда заключенных! — кричал кто-то в суматохе.       «Орден!» — очевидная мысль наконец пробилась на поверхность в горячке боя. Пришли спасти этих людей. И что ей теперь делать? Сцепив зубы, Лили держала щиты и понимала, что поднять палочку против своих же — или бывших когда-то ими — она не способна. Зато Малфой под ее прикрытием, на которое поначалу поглядывал недоверчиво, резво и без сомнений раскидывал боевые заклятия. К ним присоединился высокий худой парень, который тоже сидел ранее на первом ряду — порывистыми взмахами палочки он метал проклятия, а глаза его горели лихорадочным блеском. Несмотря на молодость, он оказался серьезной боевой единицей, и Лили с трудом опознала в нем одногруппника Регулуса Блэка, Барти Крауча.       Сириус подхватил миссис Гибсон и сейчас пробивался к остальным заключенным. Дементоры же бросили своих подопечных и выплыли вперед, пугающими тенями надвигались на центр зала, а чешуйчатые, покрытый струпьями руки тянулись из-под балахонов, не особо разбирая, кого они пытаются схватить. Амбридж под прикрытием своего патронуса-кота металась между ними и раздавала визгливые команды, дирижируя хаосом черного морока.       — Авроров! Зовите авроров! — кричал какой-то старичок, удирающий к выходу, на карачках проскальзывая под дементорами. — Нападение на Визенгамот, немыслимо!       Лили наконец смогла вычленить орденцев и посчитать их. Лица, кроме Сириуса, незнакомые — очевидно, оборотка, какие-то из присяжных явно не добрались сегодня до зала суда. Их было пятеро, и они не могли пробиться мимо них с Люциусом к подсудимым. Основным препятствием стали дементоры, на которых не действовали никакие привычные заклятия, вся энергия словно поглощалась ими, стоило вспышке коснуться драных плащей. Одно из чудовищ захватило миссис Гибсон за руку — сизые пальцы сомкнулись вокруг хрупкого запястья. Сириус тянул женщину в другую сторону, но вот отвратительная воронка на месте рта, прикрытая черной марлей, нависла над ними, с хорошо слышным даже в бою сипом всосала воздух…       Лили в ужасе смотрела на нити энергии, тянущиеся от их лиц, и понимала, что все еще не может создать патронуса. Женщина обмякла и упала на пол без чувств, Сириус еще держался на ногах. Его черная палочка дернулась было вверх и вновь опустилась. Орденцы проигрывали, а если сейчас подоспеет подмога из Аврората… Их просто размажут. Что же ей делать? Она не может выступить за них, пойдя в открытую против Волдеморта, но не может и противостоять своим друзьям.       Яркий свет заполонил зал, озарил голубыми лучами, холодными, будто в противовес затапливающему все существо теплому молоку спокойствия. Массивный светящийся олень раскидывал рогами дементоров, снося их подобно тарану. Амбридж тоже отлетела в сторону, к первому ряду трибун, и сползла по деревянной панели перегородки. Барти на долю секунды отвлекся на побоище, которое устроил сотканный из света олень, расшвыривая дементоров прочь, и несколько вспышек разом сумели пробить его щит. Спеленутый веревками, он рухнул на каменный пол. Лили с Люциусом остались в меньшинстве, вдвоем, спина к спине, и она почувствовала, что совершенно не может вздохнуть, глядя на такого до боли знакомого патронуса. Весь воздух будто выкачали из зала, ведь она знала, кто на самом деле сейчас рядом. Смотрит на нее откуда-то сверху, с рядов.       — Стоять! — внезапно рявкнул Малфой, и, к ее удивлению, орденцы в сливовых мантиях действительно замерли. Бросив взгляд через плечо, Лили поняла почему. Татуировка со змеей чернела на его предплечье, обнажившемся из-под задранного рукава, а дрожащие пальцы нависали лишь в паре сантиметров над ней. — Вон, все вон отсюда! Уносите ноги, пока есть шанс, или вы уже не сможете в этой жизни ничего, стоит здесь появиться Темному Лорду.       Лили знала, почему он медлит, хотя ничто не сдерживало его от того, чтобы выполнить угрозу. За такой организационный прокол, если министр еще и не справится своими силами, Волдеморт точно не погладит его по голове. После того, как размажет этих пятерых по древним камням колодца стен, конечно же. Вот ей самой даже не пришла в голову мысль позвать Темного Лорда, хотя метка имелась и у нее — вовсе не за это она сражалась, не для этого оказалась в зале суда. Ее целью было защитить этих людей, а не добить их.       Она встретилась взглядом с седовласым короткостриженным мужчиной, единственным, кто замер с поднятой палочкой. Он легко повел ею, и голубой свет патронуса-оленя померк. Лили судорожно втянула в себя воздух.       — Оставить заключенных. Опустить палочки. Отходите к выходу, — отрывисто командовал Люциус.       Его рука дрожала от напряжения над Меткой. Лили выставила перед ними двоими щит, прикрывая от внезапных атак. Предложенный им компромисс действительно был оптимальным выходом, она понимала это — не будет потерь со стороны Ордена, не будет урона репутации Министерства, если пленников уведут из-под носа, не будет злости Волдеморта, который способен сорваться на подвернувшихся под его руку просто походя. Орденцы тоже, очевидно, это поняли. Сириус бросил извиняющийся взгляд на миссис Гибсон, которую пытался поднять с пола, и разжал захват. Быстро перекинувшись парой фраз шепотом, они отступили к выходу и растворились во тьме коридора.       В какой-то прострации Лили смотрела на мельтешение прибывших слишком поздно авроров, затопивших серое помещение алым. На эльфов, которые приводили в порядок разбитое дерево мебели и возвращали крошку стен на ее законное место. Амбридж поднялась на ноги и тряхнула головой — держащийся лишь чудом бант почти свалился с ее прически, но вид дама имела гордый, оглядывая заключенных, которых вновь обступили дементоры.       — Размножить копии протокола, вписать остальные имена, — Люциус отдавал команды забившемуся в угол секретарю. — Речь Блэка вычеркнуть. Этих — направить в изолятор. А мы… должны доложить Темному Лорду. Ты, — он поднял глаза на Лили, которая мялась посреди зала, обхватив себя руками, и не знала, куда деваться, — пойдешь со мной. При тебе он будет мягче.       — Шутка такая? — нервно фыркнула она.       — Иногда мне кажется, что ты умная девка, а иногда — что непроходимая дура, — покачал головой Люциус и привел в порядок ее одежду взмахом палочки. Зачем-то оставил расстегнутой верхнюю пуговицу блузки. — Но я собираюсь использовать все доступные мне возможности.       Министерские коридоры гудели растревоженно — слухи распространялись быстро. Амбридж зачем-то увязалась за ними и теперь едва поспевала рядом, восхищалась Меткой, которая ей явно пока не досталась, и той силой, что она дает. Только Люциус на ее восторги держал каменное выражение лица, а Лили скрипела зубами — они прекрасно знали, что Лорд, конечно, разобрался бы с проблемой, но в ответ попотчевал бы Люциуса, да и не только его, пыточным в меру своей злости.       «Помощник Министра», — гласила скромная надпись на табличке. Лили никогда не задумывалась, где обитает Волдеморт в Министерстве, однако у него, оказывается, все уже было чин чином: собственный кабинет, размеры которого никак не соответствовали скромной должности, заваленный бумагами стол, что был вряд ли дешевле экземпляра в кабинете самого министра. Бордовые искры мелькнули в голубой толще льда, когда он поднял глаза на вошедших, и Лили постаралась сконцентрироваться на его руках. На выступающих венах предплечий, видных из-под закатанных рукавов рубашки, на капельке чернил у выпирающей косточки на запястье.       — Миссис Поттер расскажет вам о ходе процесса.       Люциус вытолкнул ее вперед. Вот в чем заключался его хитрый план! Просто подставить ее под удар. Бесцветным голосом и в нейтральных выражениях Лили поведала рукам Волдеморта о произошедшем нападении.       — Рад, что вы сумели справиться с угрозой, — он одарил ее сложночитаемым взглядом. — И что ты проявила себя достойно, лучше, чем я мог ожидать. Оставьте нас.       С облегчением вздохнув — конечно, ведь обошлось без Круцио, — Люциус исчез за дверью, подталкивая перед собой Амбридж, которая восторженно разглядывала Темного Лорда в течение всей беседы. Лили непроизвольно передернула плечами, когда они с Волдемортом остались наедине. Он поднялся из-за стола, размял шею почти человеческим жестом, коротко взглянул на часы. Прошелся по кабинету. Лили отвела глаза — его присутствие давило ощутимо, практически проминало пространство невозможной тяжестью. По этому отлогому склону хотелось скатиться вниз, в горящую алым преисподню.       — А теперь поведай мне то, что не сказала при них.       Он оперся бедрами о стол рядом с ней, едва ли не сел на него. Теперь они оказались так близко, почти лицом к лицу, она могла рассмотреть изгиб его губ, если бросала косой взгляд из-под ресниц. Не было похоже на то, чтобы он злился.       — Я сказала правду…       — Я не говорю, что ты соврала, ложь я бы почувствовал, — отрезал Волдеморт. Захватил ее подбородок, повернул лицо к себе — такие тонкие, но такие сильные пальцы. Она подняла на него усталый взгляд — наверняка ее глаза тоже красные, только, в отличие от его, белками. — Но я хочу знать, что ты чувствовала?       — Бессилие, — выдавила она наконец, — от невозможности ничего изменить.       Его взгляд проникал вглубь, ощутимо, но безболезненно листал ее воспоминания, мягко перебирал, словно переворачивал страницы драгоценной старинной книги. От него было некуда спрятаться, ему было бесполезно врать. И Лили даже почувствовала некое облегчение от того, что с ним не надо притворяться, не надо пытаться предстать лучше, чем она есть. Напротив, судя по удовлетворенной улыбке, ему чрезвычайно нравился запах ее страхов, густота злости, налет цинизма и прочие пороки, что раньше казались грязью, от которой следует избавляться, которую нужно скрывать ото всех, прятать на илистом дне, куда не доходит солнечный свет. И единственным человеком, кто принимал ее со всеми пороками, наслаждался этой тлетворной тьмой, перед которым не нужно держать маску, был он.       — Что ты почувствовала, когда увидела там своего мужа?       — Сначала шок. Потом злость. На его попытки все испортить, на обострение ситуации, которое им не потянуть. Я стояла там перед ним, подняв палочку, и думала только о том, что не могу отступить для его же блага. Ведь я нашла компромисс с наименьшими потерями для обеих сторон, а он… Чуть не привел всех к гибели. Но в то же время я чувствовала тоску — понимала, что теперь чужая им.       — Должно быть, это больно, — отстраненно кивнул Волдеморт. Склонив голову набок, заправил выбившуюся из прически прядь рыжих волос ей за ухо. Его взгляд жег щеку, будто старался просверлить дыру. — Столько лет, столько горестей и радостей перенесено вами вместе. Столько клятв в любви до гроба и в вечной преданности. И каково тебе осознавать, что все было фальшивкой? Что его слова не имели никакого отношения к тебе, а принадлежали идеальным воздушным замкам в собственной голове?       — Только я перестала вписываться в его картину мира, и уже не нужна, — вздохнула Лили. Она не отдавала себе отчета, почему откровенничает с ним. Но в ответ на его участие, на проблески человеческого отношения сковывающий все нутро лед будто растаял, и она теперь чувствовала, что от усталости едва держится на ногах, дабы не стечь на пол бесформенной лужицей.       — Да, ему нужна не ты, ему нужна функция. Та функция, что вызывает положительные эмоции, гормональный шторм в организме, которая позволяет поднять статус в собственных глазах и в обществе. — Во время столь циничных, но таких очевидных теперь слов слезы сами наворачивались на глаза, а те горели в болезненном жаре. Она никогда не задумывалась над этим, но разве это не было правдой? — Его чувства не имели никакого отношения к тебе — он любит не тебя, а проекцию на собственный разум, то воздействие, что ты оказываешь. Не буду врать — я тоже. Но я достаточно честен с собой и с тобой, чтобы признать это, без лицемерных конструктов и пафосных речей.       — Ты прав, — прошептала она через силу. Его ладони легли на ее плечи, и она бессознательно потянулась вслед за лаской, придвигаясь ближе. — Мне казалось, что это любовь, но разве может она кончиться так быстро и резко, будто выпал кусок мозаики? Наверно, безусловная, всепоглощающая любовь возможна только между матерью и ее дитя, как некогда частью организма. Все остальное лишь временная иллюзия.       — Зато я вижу тебя целиком, — прошептал он над ухом. Она теперь чувствовала слишком явно запах его одеколона, и тот хотелось вдыхать все глубже. Прижалась лбом к его рубашке — как-то незаметно она оказалась столь близко, в его объятиях, но они ни капли не давили и не стесняли. Напротив, его тяжесть рядом убаюкивала, и Лили только тихо всхлипывала, расслабившись в его руках и дав волю эмоциям. — Такую, какая есть. И мне нравятся все твои стороны, и острые углы, и плавные изгибы, — ладонь скользнула по спине, но легко, без давления и принуждения. Лили только крепче вцепилась в его рубашку. Наверно, это была какая-то иллюзия, но сейчас Волдеморт казался таким живым, таким человечным и искренним. Хотелось, чтобы этот момент, когда она ощущает безграничное понимание, участие и близость, продлился на бесконечность.       Ветер пронесся по кабинету, а яркая вспышка заставила вздрогнуть. Все еще приникнув к широкой груди, Лили подняла глаза, испуганно оглядываясь. Четыре фигуры выросло у двери. Она ошарашенно уставилась на них, вычленяя знакомые черты, и медленно отстранилась от Волдеморта, выпрямляясь.       — Здравствуй, Дамблдор, — спокойно произнес тот. Так и не убрав руки с ее талии. — Рад видеть, что ты по-прежнему пунктуален и прибыл на встречу вовремя.       — Твой портал был зачарован на время, Том, — льдистые глаза впились в Волдеморта сверху вниз. На Лили они и вовсе не смотрели, лишь кратко оценили диспозицию. — У меня не было шансов выказать неуважение опозданием. Не сомневаюсь, что ты ждал.       Она же осматривала сопровождавших его магов, в потрепанных лиловых мантиях членов Визенгамота. Впрочем, оборотное зелье уже закончило свое действие, и на нее взирали разномастные глаза с испещренного шрамами лица, внимательные серые из-под рассыпавшихся смоляных кудрей и… карие из-за стекол круглых очков.       — Ты же понимаешь, что я принял меры безопасности и имею обратный портал.       — Я пригласил тебя сюда не драться, а поговорить. — Улыбку Волдеморта сложно было назвать приятной. — Так забавно, много лет назад я приходил к тебе соискателем на должность, а теперь ты приходишь ко мне. Все поменялось на противоположное. Однако не обессудь, что тоже приму меры безопасности. К тому же обсуждать управление школой стоит при министре, не находишь?       Легким движением Волдеморт задрал рукав Лили и коснулся Метки, не успела она как-то отреагировать на происходящее. Только почувствовала скрестившиеся на ее предплечье взгляды. А его руки вновь опустились на ее талию, имитируя объятия. Насквозь лживые и показные, как и все его слова, сказанные ей минутой ранее.