Лилии на снегу

      Лили долго сидела на кровати в своей комнате, обняв колени, и тупо смотрела в стену. Слез не было — казалось, она все выплакала за предыдущие месяцы, осталась только морозная стужа, что поселилась в груди. Слова Волдеморта все еще звенели в ушах: «Изменила бы ты свое решение, если бы знала правду? Если бы знала, что это именно Северус уничтожил твою семью?» И она уцепилась за эту мысль, что рефреном повторялась в голове. Действительно, изменила бы?       Шок от открывшейся правды ударил в лицо ледяной вьюгой, вцепился в кожу и пробрал до костей. Это казалось абсурдом, нелепицей, глупой уловкой в попытке вывести ее на эмоции. Но в то же время она понимала — Волдеморт не врал, напротив, выбрал идеальный момент, чтобы нанести удар. По ее вере в людей, по надежде, что все еще можно изменить, а в глубине любой души получится отыскать свет. Однако сколько времени она пыталась найти тот в Северусе, оправдывала его неприглядные поступки, уговаривала себя и окружающих, что он просто запутался, не понимает и не осознает всей мерзости того, что творит собственными руками. Но не осознавала тут именно она. Слишком долго не понимала, что лживый друг давно выбрал свою сторону. Свою, не ее.       Как, наверно, рад он был выслужиться! Побежал со всех ног докладывать Волдеморту. Что угодно, лишь бы разрушить ее семью, ее брак, ее жизнь. Наверняка он понимал, к чему приведет его поступок. Может, он задумал это с самого начала — избавиться от ее ребенка, от Джеймса, чтобы заполучить то, чего давно жаждал, в свои паучьи лапы. И пока она лезла на стены, поглощаемая истерикой, он радовался и испытывал восторг от своего настолько удачно сложившегося плана. Так она его теперь и видела — пауком со слюной на клацающих челюстях, среди грязных липких нитей под лапками, на которых он устроился. Как могла она думать, что он лучше своих дружков — садистов, насильников и убийц? Нет, он был таким же с самого начала. Улыбался ей в лицо, зная, что он — причина ее страданий, и ждал, когда она упадет в его мерзкую сеть.       Сидеть в одиночестве стало невыносимо, Лили будто чувствовала, что задыхается в выгребной яме своих мыслей. Напиться бы, чтобы избавиться хоть на какие-то часы от невыносимого давления этой вони, которую она словно почувствовала впервые. Или поговорить с кем-то, кто поймет. Если бы она была дома, то позвала бы Ремуса, милого Ремуса, который всегда выслушивал ее и поддерживал по мере сил. Но сейчас тот далеко, а при виде нее бывший друг разве что достанет палочку, а не платок для утешений, и лицо его исказится в снисходительном презрении и отвращении, как при виде бешеного животного. Дрожь по телу и правда заставляла чувствовать себя больной, сжигаемой лихорадкой.       Следующим порывом было найти Барти. Он казался единственным адекватным здесь человеком, тем, кто побеспокоился о почти незнакомой девушке и помог ей прийти в себя. Его фигура виделась ей каменной стеной, хотя он и был моложе ее на пару лет, но казался много старше, опытнее и устойчивее. Однако где его искать, она не представляла. Послать бы ему патронуса… Вот только Лили была уверена, что не сможет больше сотворить ни одного до конца жизни.       Пальцы против воли коснулись черной метки, оглаживая кожу. Она была фальшиво ровной, когда должна бы вдавиться в плоть, как выжженное клеймо. Стоило ли оно того? Предать все, что было ей дорого, в погоне за миражом. И неизвестно, что более эфемерно — надежда, что ей получится вывести действия Волдеморта против окружающих в шаткий баланс его жестокости и здравого смысла или же… Надежда, что получится вернуть ее сына, ее солнышко? Можно ли отмотать время назад, обратить вспять эту бурную реку? И есть ли смысл, если он очутится в руках не привычной мамы, а ундины, утопленницы, которая может только утянуть за собой в пучину.       Обведя чернильный контур черепа в очередной раз, Лили поднялась с кровати. Какая-то жажда саморазрушения толкала ее вперед, а сидеть на месте стало физически невозможно. Дверь хлопнула позади, а знакомые коридоры из лабиринтов Минотавра превратились в одну прямую, за которой маячила огненная финишная черта. Что-то внутри застыло, замерзло ледяным комом; хотелось разбить его, разрушить собственные чувства до основания, и лишь один человек мог в этом помочь. Дать ей сгореть.       Дверь тронного зала легко открылась, будто и не запиралась намертво пару часов назад. Отчего-то Лили прекрасно знала, где его искать, ее словно манило магнитом. Состоящим не из физического поля, а из плотной магии, что пропитала пространство, висела удушливой дымкой. Она втянула ту в себя с мазохистским удовольствием. Дышать стало тяжело, но эта тяжесть приятно легла в легкие.       Она не знала, что ожидала увидеть, но не удивилась ни капли. Волдеморт стоял на коленях прямо на полу. Мантию он скинул, и теперь на нем были лишь брюки и белая рубашка с закатанными рукавами. Уже из-за его спины она видела раскинувшееся на полу тело, рассыпавшиеся по плитам рыжие волосы. Вымотанная всеми переживаниями этого дня, она не дрогнула, лишь обошла по широкой дуге, рассматривая алое на полу. То, что показалось ей поначалу хаотичными пятнами, явно ими не было — четкие мазки и слишком ровные линии. Прямо на камнях тронного зала была выведена пентаграмма, окружавшая Волдеморта и обнаженную девушку. Начерчена кровью.       Волдеморт, заметив чужое присутствие, поднял на нее мутный взгляд. Он дышал медленно и тяжело, но при виде Лили будто пришел в себя, выплывая из омута мыслей. Разжал руку — нож звонко упал на камни. Его пальцы покрывало бордовое, прерывисто, словно прохудившаяся перчатка. Лили без особого интереса осмотрела картину и бесповоротно мертвую девушку перед ним.       — Жертвоприношение, — произнесла очевидное.       — Я все рассчитал, это должно было сработать, — отозвался Волдеморт глухо. Он казался погруженным в себя настолько, что в глазах вместо обычной цепкости плескались поглощающие его темные воды бессознательного. — Предсмертные судороги похожи на оргазм, не находишь? Освобождение, возведенное в абсолют, которому радуется каждый оголенный нерв, взрыв хаотичных импульсов.       — Пытался вернуть мне сына, обменяв на другую жизнь? — усмехнулась горько.       — Какая разница, откуда черпать энергию. Я знаю, ты не хотела такого. Это могло быть животное, но я воспользовался твоим советом и не дал ее смерти произойти зря, — его взгляд опустился на рыжие волосы, разметавшиеся по черному. Кончики склеились сосульками и покрылись засохшей коркой крови. — Однако что-то идет не так, я не понимаю что. Вижу его перед собой как наяву, но душа будто ускользает от меня, словно песок сквозь пальцы, я не могу ухватить, не могу задержать ее здесь. Не из-за того, что мне не достает энергии или способностей. Просто почему-то эта магия не работает.       Он нервным жестом прокрутил свое волшебное кольцо вокруг пальца и опустился на пятки. Лили горько усмехнулась и села рядом, на пол, прямо на брызги без особой заботы о платье, только сдвинула испещренные убористым почерком листки бумаги подальше на чистое.       — Если бы это было так просто, то наверняка кто-то уже провернул бы подобное.       — Никто, кроме меня, на такое не способен, — отрезал Волдеморт, а его глаза опасно блеснули. Начав диалог, он постепенно загорался и словно выплывал из зыбкого транса. — Поэтому я не удивлен, что никто ранее подобного не делал, но я должен превзойти тот уровень магии, который доступен обывателям. Сотворить нечто уникальное. Однако у меня чувство, что чего-то мне не хватает для успеха.       — Может, возрождение — это светлая магия, — аккуратно предположила Лили. — Для которой не нужны убийства и жертвы. А ты сконцентрировался на противоположной ее стороне.       — Уж не намекаешь ли ты, что то, чего мне не хватает — это любовь? — Глумливое веселье появилось на его лице. — Она лишь иллюзия, химическая реакция в организме, вызывающая выплеск эндорфинов и дофамина; отравленный ими мозг не способен принимать взвешенные решения. Я, к счастью, лишен этого изъяна. Дело не в светлости этой магии — посмотри вокруг! — широким жестом указал на разлитую на полу кровь. — Нет, стандартная магия душ. Есть люди, способные общаться с душами умерших, но это никак не связано с их к ним любовью. Просто я ранее никогда не практиковал такого вида колдовства, незачем было. Я наблюдал подобную магию у Вуду во время путешествий по Африке, ничего выдающегося и того, чего бы я не мог сделать.       Он внезапно осекся, погрузившись в свои мысли, так резко, будто натолкнулся на стену.       — Что если… — протянул Волдеморт, — мне и правда чего-то не хватает для использования магии душ? Это имеет смысл. Я никогда не задумывался, никогда не сталкивался с той областью колдовства, где мне потребовались бы подобные нюансы, однако… Возможно, это и есть последствия, о которых так много болтал Слагхорн?       — Что ты имеешь в виду? — Лили недоуменно пожала плечами.       — О да, теперь все становится на свои места, — он словно разговаривал больше сам с собой, находя в бессвязных с виду фразах какую-то логику, недоступную ей, а странное болезненное возбуждение звенело в его голосе. Он выглядел опьяненным магией и той задачей, что встала перед ним, оказавшись не по зубам с наскока. Пожалуй, она никогда раньше не видела его таким взбудораженным, таким охваченным идеей и увлеченным. — Те изменения, что произошли во мне, препятствуют подобной магии, ведь как можно удержать чужую душу, когда сам… И как же мне теперь поступить, признать свою неспособность? Или я могу превзойти этот изъян, чтобы стать самым могущественным колдуном всех времен? Шагнуть назад, к смерти, дабы обрести над ней власть?       — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Это несет какой-то риск для твоей жизни? — Лили удрученно смотрела в его лицо, которое сейчас выглядело непривычно, ненормально взволнованным. Волдеморт зарылся грязными пальцами в спутанные волосы, бездумно уставившись на расплесканную по полу кровь.       — Возможно. Я не столь глуп, чтобы полностью сходить с пути бессмертия, но пара шагов назад, ближе к людям, вряд ли повредит мне.       — Если это несет опасность для тебя, то оно того не стоит, — Лили сама не верила, что говорила такое. Однако отчего-то она чувствовала именно то, что произнесла. Особенную опасность видела для его психики, которая казалась сейчас шаткой, едва удерживающейся от взрыва в неожиданной буре эмоций. Что еще он сможет натворить, если будет находиться в подобном нестабильном состоянии? — Оставим все как есть. Я не хочу, чтобы ты продолжал это, очевидно, оно вредит тебе, — кивнула на кровавые символы на полу. На еще недавно живую девушку и вовсе старалась не смотреть.       — Нет! — Его глаза вспыхнули красным, когда он вскинул на нее взор. — Я не настолько труслив, чтобы отказываться от грандиозных планов в угоду своим страхам. О чем я потом буду вспоминать в течение вечности, о том, что у меня была возможность совершить нечто выдающееся, экстраординарное, а я просто отставил ее прочь? Я должен как минимум попробовать, никогда не поздно будет повернуть назад.       — Иногда — поздно, — тихо вздохнула Лили.

***

      Услышав стук в дверь, Северус вздрогнул и отложил пергамент Дамблдора, который изучал последние часы. Палочка в мгновенье ока очутилась в руке, а листок — придавлен стопкой книг на журнальном столике. Осторожно и крадучись он приблизился к двери. Конечно, Волдеморт пока что отпустил его живым, но Северус не надеялся на его снисхождение и в особняк Лестрейнджей соваться больше не рискнул, чтобы не попасть под горячую руку. А теперь же, после встречи с Дамблдором, он и вовсе оказывался в смертельной опасности, особенно если кто-то успел разглядеть закутанную в черную мантию фигуру, что брела к родному замку, пошатываясь, сквозь вьюгу. Единственное, чем он мог себя подбодрить, — Темный Лорд не стал бы стучаться.       Из соседнего с дверью окошка, осторожно отогнув занавеску, он разглядел совсем другую фигуру, приземистую, в неопрятной мантии. Быстро открыв дверь, втянул неожиданного визитера внутрь и скинул с его головы капюшон, вдавливая кончик палочки в короткую шею. На Северуса уставились испуганные водянистые глазки.       — Хвост, — бросил презрительно. — Чего надо?       — Я… Извини, что побеспокоил… — Питер поднял дрожащие руки, демонстрируя безоружность. Взгляд его панически бегал по комнате за спиной Северуса. Он казался напуганным, гораздо больше по сравнению с обычным трусливым выражением, въевшимся в его крысиную мордочку. — Я никогда у тебя не был, здесь… уютненько.       — Говори, зачем пришел, — Северус чуть отодвинул палочку, вглядываясь в черты, ставшие до омерзения знакомыми за все эти годы.       — Мы одни? — уточнил Хвост.       Северус кивнул, а какое-то чутье подсказало, что тот пришел неспроста, презрев их старую вражду, которую не сгладило даже совместное служение Лорду. Он повел палочкой, на всякий случай устанавливая заглушающие чары — и в собственном доме не чувствовал себя до конца в безопасности. Немного осмелев, Хвост прошмыгнул мимо хозяина квартиры и вышел в центр гостиной. Задумчиво погладил корешок оказавшейся под рукой книги из очередной стопки, пока собирался с мыслями.       — Ты хороший зельевар, Северус, настоящий мастер, — заискивающим голосом начал он. — Я слышал про твою новую разработку, про зелье для стирания памяти…       — Где же ты слышал? — напрягся Северус, а потом понимание постепенно наползло на него противной дрожью. — Ты был там, да? В Зале во время недавней сцены с Лордом? Анимаг-крыса, как удобно, когда нужно подслушать и разнюхать.       — Да, — Питер расправил плечи, стараясь изобразить хоть каплю гордый вид. — Это моя полезная способность. Жаль твою подругу, мои соболезнования. Но я хотел спросить одну вещь… Если ты разработал такое зелье, которое стирает память, то, может, и антидот у тебя есть? Ну, чтобы восстановить стертую память?       — Почему тебя это интересует? — Северус прошелся к своему креслу и сел, покручивая палочку перед лицом.       — Может, чаю предложишь? — Питер попробовал переменить тему, но Северус не поддался и отрезал:       — Нет. Раз набрался смелости показаться у меня на пороге, то говори.        Петтигрю дошел до маленькой кухоньки и прислонился к шкафчику, тоскливо поглядывая на печенье в вазочке. Но Северус не собирался предлагать незваному гостю остатки того, что когда-то пекла Рейчел. Он и сам не осмеливался их съесть.       Поняв, что разговор отложить не удастся, Хвост нехотя продолжил:       — Темный Лорд недавно наказал меня, и это было ужасно. За то, что залез в сейф Родольфуса в его кабинете в особняке. Я помню это, помню и его презрение, и ее глаза… — его передернуло. — Помню, как меня поймала Белла, сразив оглушающим посреди кабинета. Но совершенно не помню, зачем я туда полез? Зачем бы мне это понадобилось, я не вор!       — Всего лишь пронырливая крыса, — пожал плечами Северус. Человек, предавший своих же, пускай и этого высокомерного оленя Поттера, не вызывал никаких иных чувств, кроме отвращения. Питер сердито выдохнул сквозь зубы.       — Нет, я никогда таким не занимался. Я пошел бы на это, только если бы узнал что-то захватывающее, что-то, что не мог выкинуть из головы. У подобного поступка должна быть серьезная причина. Но… я совершенно ее не помню.       — И ты пришел к выводу, что… память стерта, — озвучил Северус, уставившись на Питера. Интерес постепенно появлялся внутри. Хотя казалось, что он не сможет отвлечься от мыслей о Рейчел и произошедшем с ней ближайшие годы, однако слова бывшего врага царапали его, вызывая медленно просыпающееся любопытство. — Ты думаешь, ее стер сам Темный Лорд?       — Да, я боюсь именно этого, — сглотнув, Питер кивнул и уставился на него с болью в глазах. — Это чертовски пугает, знать, что из памяти вырезан кусок. Что произошло, что там было, что-то страшное? Я узнал нечто важное? Мои мысли теперь постоянно кружатся у этого черного провала. Я помню, как Темный Лорд вызвал меня, а еще там был Барти. Но о чем мы говорили? Дальше только пустота, и вот я уже лежу обездвиженным посреди кабинета Родольфуса, а Беллатриса берет меня прямо за хвост, — он поежился. Вскинулся на усмешку Северуса: — Это больно, вообще-то!       — Какая интересная история, — протянул тот. — Нет, я не шучу, — возразил на возмущенно приоткрывшийся было рот Питера. — Это и правда интересно. Что Темный Лорд хотел от тебя? Еще и этот Крауч, — против воли он наморщил нос.       Рука Барти на локте Лили, глаза которой были абсолютно пусты, все еще не давала покоя. Этот парень всегда казался ему темной лошадкой — сын недавнего главы Департамента Магического Правопорядка, который втайне служил Волдеморту и обычно больше молчал, чем говорил. Но когда он говорил, то нарочитое обаяние буквально разливалось вокруг сахарным сиропом, неприятно склеивая зубы. Впрочем, с такой же легкостью он превращался в безбашенного и жестокого бойца на дуэльных тренировках, вбивая противников в стену под одобрительным взглядом Долохова, а иногда и самого Темного Лорда. Этот человек виртуозно менял маски, и что в действительности творилось в его голове, понять было решительно невозможно. И то, как услужливо и равнодушно он доложил о смерти МакКиннон, только усиливало вгрызающуюся в сердце Северуса тревогу.       — Мне тоже он не нравится! — быстро выпалил Хвост, заметив его явную антипатию. — И смотрит всегда так свысока, будто я — грязь под его ботинками. Какие общие дела с ним у меня могли бы быть? Это вертится в голове, не дает покоя и раздражает, словно рана, покрывшаяся коростой, которую я постоянно чешу.       — И ты, зная, что Темный Лорд наверняка стер твои воспоминания, все же хочешь их вернуть? Безрассудно, я бы даже сказал, что по-гриффиндорски тупо, — протянул на неуверенный кивок Питера. — Однако мне нечем тебя обрадовать. Я сварил только зелье, стирающее память, антидота у меня нет. Есть некоторые наработки, но займет какое-то время закончить их и создать его.       — Пожалуйста, Северус! — взмолился Хвост. — Я знаю, что ты сейчас и сам в опале. Я заплачу тебе, у меня есть деньги, хоть и немного. Но это невозможно. Только представь себе, знать, что из твоей памяти просто вычеркнут кусок, часы или дни жизни. А если бы не ее вмешательство, если бы не Лили, то он бы и вовсе меня убил, а я даже не знаю за что!       — Я не слышал, чтобы Темный Лорд раньше поступал подобным образом, в том числе и после отвратительных заданий с нападениями или шпионажем он никогда не стирал память своим последователям, — покачал головой Северус в раздумьях. — Это может быть связано лично с ним, что-то настолько важное, что он принял беспрецедентные меры безопасности.       Он осекся, когда ниточки начали сходиться, связываясь в тугой узел в желудке и дергая его наверх. Личное задание, сейф в особняке. Что-то ценное. Что-то золотое. Может ли это быть связано с его крестражем? Если да, то нужно выяснить это во что бы то ни стало. Выяснить, что им является и где он.       — Хорошо, Питер, — он сложил руки на груди и кивнул, будто бы с сомнением. — Я помогу тебе и даже не возьму твоих денег. Однако когда придет время, мне может понадобиться ответная услуга.

***

      Кулак на несколько секунд завис над глухим дверным полотном. Лили стояла перед дверью его комнат, удерживая одной рукой поднос с ужином, который спокойно могли бы принести и эльфы. Тот был слишком тяжелым, чтобы долго балансировать с ним, поэтому пришлось все же постучаться. Она понимала прекрасно: ужин лишь предлог, чтобы увидеть Волдеморта. Он занимал ее мысли с той самой сцены три дня назад, когда они вместе сидели перед пентаграммой, начерченной на полу кровью, а обнаженное тело девушки в центре было меньшим, что ее беспокоило. С тех пор, как она узнала о предательстве Снейпа, как видела столько смертей за один день, чувства словно застыли. Она не сразу и нехотя вышла из своей комнаты на следующий день, но его больше не видела.       Все это время он не показывался на людях, не появлялся в Министерстве и не пускал к себе слуг. Однако отчего-то казалось, что ее гнать прочь он не будет. Она заметила еще тогда, по тому, как открыто он говорил с ней и делился собственными страхами и переживаниями — будто что-то тщательно возводимое ранее вдруг сломалось в нем. Будто он увидел перед собой не тупую тряпичную куклу, а кого-то равнозначного, кто способен понять его.       Она же, несмотря на очевидный ужас произошедшего, не испытывала тогда страха или подобающего ситуации отвращения. Словно что-то внутри нее тоже треснуло и осыпалось обломками упорно выстраиваемой стены, и до сих пор на том месте лишь бессмысленно завывал ветер, подчеркивая пустоту. Она, кажется, и правда смогла понять сидевшее перед ней чудовище. Нет, сидевшего перед ней человека, который совершал чудовищные поступки, ведомый демонами гордыни. Он наслаждался как минимум пятью из смертных грехов — уныние ему приписать было невозможно, а пищу он предпочитал смаковать изысканно и в небольших количествах. Однако если что и являлось мотивацией его поступков, так это гордыня и желание взирать на окружающих с высоты его трона. Заслуженного трона, если так посмотреть, пускай и мерзкими деяниями с точки зрения человеческой морали.       — Войди, — тихий, но отчетливый приказ вывел ее из собственных мыслей, и она толкнула дверь.       Даже с некоторым облегчением заметила Волдеморта — тот спокойно читал, сидя на диване своей гостиной. Значит, он не болен, как уже шептались в кулуарах. Приблизившись, пристроила поднос с едой на журнальный столик. Он лишь окинул его взглядом, в котором промелькнул едва заметный интерес.       — Ты давно не выходил к людям, — спросила она осторожно. — Все в порядке?       — Да. Занят некоторыми исследованиями. И экспериментами.       Его глаза смотрели на нее спокойно, без привычной ехидцы и затаенной мысли.       Волдеморт словно смягчился, увидев тогда ее реакцию на его неожиданную, вызванную смятением от неудавшегося ритуала открытость. Будто Лили заглянула куда-то в глубину его сути, в пучины его безумия, не нарочитого и показного, которое он демонстрировал окружающим, вылепляя собственный образ в чужих глазах из страха и боли, но настоящего, переливающегося во тьме алыми всполохами. И не отшатнулась.       Она села рядом с ним на диван. Его пальцы, сжавшиеся на корешке книги, казались слишком уж бледными, а лицо — чересчур пустым. Приглядевшись, Лили заметила легкую испарину на лбу. Все же она ошиблась — он что-то скрывал позади безразличной маски. И был, определенно, нездоров. Неспешно подняв руку, отвела прилипшие ко лбу влажные пряди. Волдеморт вскинул на нее покрасневшие, на этот раз белками, глаза, но от прикосновения не ушел.       — Я могу помочь?       — Помочь? Ты — мне? — Усмешка, искривившая его губы, была какой-то горькой. — Как привычно великодушно с твоей стороны, и как глупо. После всего, что я с тобой сделал, ты жаждешь помочь и мне. Жалеешь, словно больное животное?       Перехватив ее руку, он сжал пальцы крепко, до боли, вглядываясь в глаза. Лили только спокойно качнула головой.       — Я тебя не жалею. Мне просто не хочется проснуться однажды среди горы трупов — я прекрасно знаю твои способы успокаивать расшатанные нервы.       Он смотрел на нее несколько долгих секунд, а потом расхохотался, запрокинув голову назад, однако звучало это как-то нервно. Пожалуй, она впервые видела такие живые проявления его эмоций, а не холодную игру на публику. Он откинулся на спинку дивана и отложил книгу.       — Все равно не могу понять ни слова, взгляд прыгает по строчкам и соскальзывает, когда мысли о другом, — признался он.       — Что с тобой происходит?       Он медленно потер глаза, сильно вдавливая кончики пальцев в плоть, обводя орбитальную кость.       — Смятение. Это правильное слово для того, что я ощущаю. Годы назад будто что-то внутри заполнило пустоту рубцовой тканью, затянуло хрупким льдом черную прорубь. А сейчас ее взламывают, выкорчевывают с корнями прижившееся, заменяют на незнакомые чувства, те, которые я уже утратил. Я давно презрел физическую боль, она меня не пугает, и лучше бы я ощущал именно ее. Но это что-то новое, что выворачивает наизнанку своей чужеродностью. Одновременно я не хочу этого, и моя душа тянется вперед, жаждет получить то, чего давно не хватало.       — Ты творишь над собой какую-то темную магию? — с сомнением переспросила Лили. — Остановись, пока не поздно!       — Светлее не бывает, — ухмыльнулся Волдеморт устало. — Я давно ничего не боялся, но сейчас чувствую, как страх растет внутри. Что если в итоге я все же смогу ощущать что-то новое, то, чего никогда ранее и не предполагал? То, что презирал? Я не хочу этого, не хочу никаких изменений. И в то же время они интригуют и влекут какую-то бессознательную часть меня.       — Только я привыкла к тебе прежнему, и вот ты говоришь про какие-то изменения, — Лили печально усмехнулась. Столкнулась с голубыми глазами, которые вглядывались в нее, словно пытались увидеть что-то на лице. Но он не нырял в ее сознание, чтобы действительно прочитать это, хотя и мог, она знала прекрасно.       — Ты и правда понимаешь меня, единственный человек, который оказался на это способен, — медленно произнес он. — Если, конечно, я не обманываю себя тем, что хочу видеть. Когда я смотрел на ту девчонку, которая лежала мертвая у моих ног… На секунду мне почудилось, что это ты там, на камнях, что я потерял тебя навсегда. А это принесло за собой слишком странную, не свойственную мне реакцию. Я не отпущу тебя, никогда, слышишь?       Лили только крепче сжала его пальцы, которые как-то незаметно оказались переплетены с ее. Были ли изменения, непонятным образом происходившие в нем, к лучшему? Приближался ли он к человечному, или ей только чудилось, пока он был открыт и казался непривычно уязвимым? Почему-то она думала, что да, а надежда на то, что у нее получится вывести его в равновесие, несмело росла в груди.

***

      Лили шла длинными коридорами, сжимая в руках поднос с грязной посудой, и размышляла о недавнем разговоре. Почему-то не смерть незнакомой девушки, так похожей на нее, больше тронула ее уставшую душу, а та реакция, которая последовала на это у Волдеморта. Привычный лед его равнодушия разбился на куски, стоило ему осознать, что он не всесилен, а всего лишь человек. То, как он стремился превзойти смерть, отдавало не только жадностью его гордыни, но и какими-то потаенными страхами, которые поднимались из глубин подсознания, стоило ему так близко столкнуться с исследованием темы смерти и жизни.       Какие бы эксперименты он ни проводил над собой, но они меняли его, смывая привычное равнодушие и отстраненность, словно раскачивали на эмоции и раздували пламя, давно угасшее. Он всегда казался наполненным энергией, та плескалась через край и разливалась вокруг темными волнами, захлестывала с головой окружающих и заставляла задыхаться под гнетом его силы. Однако эта энергия не шла ни в какое сравнение с той, что сейчас вспыхивала позади голубых глаз, не привычным алым пламенем, а яркими оранжевыми искрами жизни.       Пока он ел, жадно и совершенно неизящно орудуя вилкой и ножом над куском банального жареного мяса, будто только осознал накативший голод, Лили разглядывала его, оценивая. Губы его порозовели, а черты утратили восковую неровность. Она уже некоторое время назад замечала, что он стал выглядеть чуть лучше, но лишь сейчас рассмотрела это настолько очевидно. Будто та жизненная энергия, которая раньше касалась его лишь краем и легким дуновением, теперь наполняла и изнутри, расцвечивая скулы алыми мазками.       — Я давно не чувствовал себя настолько живым, — его слова все еще крутились в голове. — Однако я ощущаю опасность, что нависает надо мной, когда остается так мало нитей, привязывающих меня к бессмертию. Я должен быть гораздо осторожнее, а я уже практически отвык от этого. Нужно позаботиться о собственной безопасности, спрятать все самое ценное так, чтобы никто не нашел сотни лет. Пещеры, разрушенные дома, школа — какой же детский выбор, теперь я полностью осознаю его глупость. Нет, только там, куда не ступала нога человека, похоронить на самом глубоком дне океана, под вечными нетающими ледниками. На родине Антонина таких мест должно быть полно. Я отправлюсь с ним завтра. А потом, когда я вернусь, все получится. Я знаю это, я чувствую, теперь во мне достаточно жизни, чтобы противостоять смерти во всех смыслах. Она будет повержена, и именно я нанесу этот удар, превзойду ее и поставлю себе на службу.       Лили не понимала и половины слов, которых он говорил, а раньше считала себя умной и начитанной. Но его аллегории и литературные отсылки заставляли голову кружиться, и она бросила даже пытаться разобрать его речь. Кроме одного, что уяснила довольно хорошо — он и правда способен вернуть Гарри. Спасти не только его душу, но, возможно… И свою?       Резким движением кто-то перехватил руку и втолкнул Лили в темный угол. Она успела только ошарашенно втянуть в себя воздух, мгновенно выныривая из воспоминаний о недавнем. Отпустила тонкую серебряную кромку подноса и потянулась к палочке в кармане, но спина встретилась с твердой поверхностью стены, а что-то черное перекрыло свет. На запястье сомкнулся чужой захват. Поднос упал на пол абсолютно беззвучно, хлынул в стороны дорогой фарфор. Медленно — время теперь казалось таким тягучим — она вскинула взгляд на лицо человека, схватившего ее так грубо.       — Снейп, — выдохнула с отвращением, изучая длинный нос и черные волосы, виднеющиеся из-под капюшона дорожной мантии.       — Лили, — едва прикрытая мольба звучала в его словах. — Ты должна уходить отсюда, сейчас же. Ты в опасности рядом с ним. Он — чудовище гораздо большее, чем мы могли предположить. Бездушное чудовище в прямом смысле этого слова!       — Поздно же ты осознал, — презрительно поджала губы. — Но ты — не меньшее. Улыбался мне в лицо, когда именно ты стал причиной всех моих страданий. И теперь вновь пытаешься добиться своего любыми мерзкими способами. Я никуда с тобой не пойду, лживый ты ублюдок!       — Заклинаю, просто выслушай меня! — он встряхнул ее за плечи. — Я заблуждался, долго бродил впотьмах. Но сейчас словно шоры упали с моих глаз. С Темным Лордом просто необходимо покончить, и теперь у меня есть способ это сделать! Но прежде чем Орден нанесет финальный удар, нужно кое-что уничтожить, то, что дает ему неуязвимость. Помоги мне с этим, и мы покончим с ним, избавим и тебя, и весь мир от этой опасности!       — Отпусти меня! — Лили толкнула его плечи с непривычной яростью, которая словно придавала ей сил. Северус пошатнулся и озадаченно выпустил ее из захвата. — Я не собираюсь слушать твое очередное вранье. Ты разрушил мои отношения с Джеймсом, но не получил свое, да? И теперь придумал новую интригу, только у меня все начало налаживаться. Ты просто не можешь этого видеть, да? Не можешь позволить мне жить дальше! Найди себе очередную рыжую подружку и оставь меня в покое!       — Дело не в этом! Ты не слышишь сама себя, — он страдальчески закатил глаза. — Ты не живешь дальше, ты гибнешь с каждым днем. Ты не осознаешь, что с тобой происходит, но это ненормально — он проникает в твою душу, отравляет своим ядом. И я не могу позволить ему завершить начатое, окончательно убить ту Лили Эванс, которую я знаю!       — Та Лили давно мертва, — дернув плечом, она все же вытащила палочку. Небрежным жестом починила разбитую посуду, а поднос прыгнул в руки. — Умерла на Хэллоуин, ты постарался.       — Это не так, Лили! — отчаянно выкрикнул Северус. — Мы должны покончить с ним. После всего, что он сотворил с тобой, мы поквитаемся, уничтожим его! Я уверен, мы справимся, все вместе. А потом ты проснешься, очнешься из этого транса и сможешь вновь оглядеться по сторонам. Вновь жить свободно без нависающего над тобой монстра!       — А может, я не хочу этого? — выплюнула она раздраженно. Северус, непонимающе нахмурившись, потянул было к ней руку, но Лили отпрянула прочь. — И уж точно не с тобой, как ты мечтаешь. Меня все устраивает как есть, как оно скоро будет. Проваливай отсюда, если еще хочешь сохранить свою жалкую жизнь, пока я не подняла шум.       Не дав ему как-то ответить, она выскочила за пределы заглушающих чар. Видела лишь беззвучное шевеление его губ и отчаяние во взгляде. Не поворачиваясь к бывшему другу спиной, она боком двинулась прочь и смогла перевести дыхание, только когда его растерянный силуэт остался за поворотом коридора.