Вишня и ромашка

      Антон Вадимович позвал Алёну и остальных девочек, чтобы им что-то сказать, как только все они вышли на стадион.       Алёна в тревоге поёжилась. Она смогла объяснить родителям, что ни в чём не была виновата и не устраивала драку (благодаря чему вчера она с такой лёгкостью поздно вернулась домой), но вот Антон Вадимович не собирался слушать ни её, ни Женю, ни их оправдания. Они, как и Ксюша, Яна и Лена, надеялись, что он вообще забудет про свои угрозы, и никакого наказания не будет, но теперь надеяться на это, похоже, не приходилось.       — Ну что, фанатки мои, — весело сказал Антон Вадимович, оглядывая всех девочек, вставших перед ним. — Всё ещё хотите выступать за свою любимую команду?       — Как будто у нас есть выбор, — фыркнула Женя, недовольно складывая руки на груди.       — Рад, что ты это понимаешь, — щёлкнул пальцами Антон. — Итак, что у нас тут?       Он притворно посмотрел в блокнот, который держал в руках. Девочки в это время растерянно переглядывались, боясь предположить, что он там им приготовил.       — Приседания, отжимания, пресс, — с улыбкой огласил Антон Вадимович, поднимая на подопечных взгляд. — И на десерт — планка, конечно же.       Стоящие перед ним нарушительницы недовольно зашумели. Больше всех возмущений однако производили вовсе не три реальных провинившихся, а Алёна и Женя, которые совершенно справедливо считали себя невиноватыми.       — Ну Антон Вадимович! — громко сказала Алёна. — Ну причём тут я? Я ничего не сделала!       — И я, — подхватила Женя, — у меня даже царапин нет, вы видите?       — Значит, наказаны за то, что не отстояли честь своих товарищей, — строго взглянул на них Антон. — Должны были биться за них до последнего, а не просто стоять.       — А нас тогда за что наказывать? — резонно спросила Яна.       — За драку, — не моргнув ответил Антон Вадимович.       — А как же отстоять честь? — прищурилась Лена.       — А честь надо отстаивать цивилизованно. Не драться лезть, а словами, словами.       Не дав им начать новый поток возмущений, вздохов, недовольств и даже оскорблений, он махнул рукой на стадион и чуть сморщил лоб, как будто всё это не доставляло ему неимоверного удовольствия.       — Но мы даже не переоделись, — заметила наконец Лена. Она сегодня была в довольно короткой юбке и в сандалиях на высокой платформе. В такой одежде делать упражнения было неудобно, и Лена надеялась, что Антон Вадимович сжалится над ними, ведь неподходящяя одежда и обувь могла привести к травме.       — Значит, в раздевалку и переодеваться, — ответил он. И, будто уже заранее услышав отговорки о том, что спортивной формы у них с собой нет, добавил. — А если не во что, из подсобки возьмите старую форму парней. Будете как настоящая группа поддержки.       Девочки в ужасе скривились, уставившись на него во все глаза. Он вздохнул, как будто очень не хотел говорить следующие слова:       — Если не будете сегодня заниматься, влеплю по пропуску.       — Это незаконно, — угрюмо заметила Алёна.       — А мы не в суде, — с удовольствием ответил ей Антон.       Они уже со вздохами развернулись и поплелись в центр, когда их опять окликнули.       — А, вот ещё, что забыл. Это уже наказание от нашей Александры Петровны. С каждой по кричалке для «Богов футбола», чтобы поддерживать их не драками.       — Мы ещё и стихи должны уметь писать? — презрительно скривилась Ксюша.       — Вы же тут исправляетесь. Если надо будет, вы у меня на рояле заиграете.       Проклиная и его, и Александру, и девчонок «Луча», и даже самих «Богов футбола», девочки всё-таки отправились в центр.       Ксюше повезло больше всех. Она всегда носила спортивную одежду, так что надевать старую уродскую форму мальчиков, в которой они играли несколько первых матчей, ей не пришлось. Яна, будучи уже одета в подходящую футболку, со вздохом натянула на себя чьи-то голубые шорты. Женя даже не стала пытаться, решив остаться в чём была. У неё и так никогда не было нормальной спортивной формы, в которой было удобно заниматься. Алёна решила не опускаться до того, чтобы ходить в мужских шортах, поэтому не стала ни на что менять свои темные брюки, а только с отвращением влезла в чужую футболку с номером 5 (кажется, принадлежащую когда-то Платону, хотя Алёна предпочитала об этом не думать). Лене же не повезло больше всех. Ей пришлось так и остаться в своих сандалиях, потому что лишней обуви в центре, разумеется, не водилось, и, как и Яне, надеть ужасные чужие шорты.       — Вот главное наказание, — поджала губы Яна.       — Больше никогда не буду никого бить, — захныкала Лена.       Они вдвоём оглядели друг друга и остались в таком ужасе, что поспешили побыстрее отвернуться к остальным.       — Я тоже, — кивнула Алёна, запирая свой шкафчик, в который убрала свитер. Она мечтала побыстрее надеть его снова, но чувствовала, что просто так Антон Вадимович их не отпустит. В чужой футболке было неуютно и неловко, и Алёне очень не хотелось показываться на глаза мальчикам (а особенно Платону и почему-то Дане).       Во время вчерашнего вечернего разговора о снах она и подумать не могла, что это как-то на неё повлияет. Но проснулась она в холодном поту, потому что во сне видела Даню. Он ничего особенного не делал, только смотрел на неё очень внимательно. В реальности такого взгляда у него никогда не было, и этот факт одновременно успокаивал и заставлял волноваться. Алёна с ужасом думала обо всём этом, каждый раз чувствуя, что желудок сворачивается в комок, и ей становилось очень неловко.       Никогда ещё она ни в кого не влюблялась.       За стенкой раздались какие-то крики. В той комнате, насколько помнила Алёна, была мужская раздевалка, и, кажется, их одногруппники решили крупно повздорить. Из их раздевалки постоянно были слышны ругательства и чьи-то громкие выкрики, но такого скандала девочки ещё не слышали.       Они переглянулись и одновременно бросились к выходу. В тот момент, когда они выглянули из раздевалки, мимо них пронеслась вся орава одногруппников, которые кричали и норовили ударить друг друга прямо на бегу. Филипп пытался вырвать из рук Дани бутсу, а Никита почему-то был без кроссовок, в одних лишь белых носках.       Не долго думая, девочки быстро пошли за ними.       Когда они вышли, мальчики были на стадионе. Никита с Даней, конечно, уже катались по земле, пытаясь задушить друг друга, и остальные недалеко от них ушли. Антон Вадимович тщетно старался успокоить их и дул в свисток.       Прошло где-то около минуты, прежде чем Никиту и Даню удалось растащить в разные стороны, после чего троица из Дани, Максима и Гены уселась на одной скамье, а Филипп, Платон и Никита — на другой.       Алёна недоумённо моргнула. Она привыкла, что одногруппники постоянно ругаются, но так они ещё никогда не делали. Конфликты обычно происходили между двумя людьми из команды (и чаще всего одним из конфликтующих был Никита, а другим Даня, их оппоненты же могли меняться в свободном порядке), иногда бывало, что на всех остальных обижался кто-то один, но вот так они ещё никогда не делились. К тому же, если и можно было представить, что ссора произойдёт между двумя компаниями, то деление троиц точно должно было происходить не так. Но Алёна могла верить своему зрению, и оно показывало, что разделились мальчики именно таким составом и никак иначе.       Впрочем, хорошо подумав, что объединяет Даню, Максима и Гену, Алёна поняла, что именно они были в чём-то виноваты перед Александрой. Скоро девочкам удалось подслушать, что Александра достала три билета на сегодняшний матч по футболу. Матч был какой-то очень важный, и все хотели на него попасть, но билеты достались только тем, кто не воровал у директрисы телефон, и тем, кто не оказывался голым у неё на глазах.       Пока Антон Вадимович разбирался со своей проблемной командой (видимо, путём уничтожения билетов), девочки уселись на освободившиеся лавочки и с надеждой вздохнули. Возможно, Антон будет слишком занят с мальчиками, что забудет про их наказание, и хотя бы сегодня можно будет забыть про пресс, уродские голубые шорты и чужие футболки. Но, когда Филипп, Никита и Платон, увидевшие, как обрывки билетов ветром разносятся по стадиону, вновь устроили бунт и ушли, Антон как раз заметил компанию, усевшуюся на лавочках, и его рот растянулся в улыбке.       Он заставил их встать и начать разминаться, а сам отправился в центр за взбунтовавшейся частью команды. Девочки вяло поднялись и изобразили бурную физическую активность, на самом же деле просто немного помахали руками и ногами.       Даня, Максим и Гена, с удивлением за этим наблюдающие, подошли к ним.       — Вы чего? — выпучил глаза Максим.       — Ковалёв, — угрюмо проговорила Ксюша. — Заставил нас заниматься фитнесом за драку.       После этого объяснения все трое парней разразились громким хохотом. Женя, стоявшая к Гене ближе всех, отвесила ему громкий подзатыльник.       — Хорош ржать, — недовольно сказала она. — Это из-за вас всё.       — Так не мы же подрались, — сквозь смех отметил Максим, который всё-таки сделал шаг в сторону от Жени.       — Вам, кстати, за драки никогда ничего и не делали, — возмутилась Алёна. — И это только на моей памяти.       — Репутация, — улыбнулся Даня.       Алёна, которая знала о репутации уж точно больше него, судорожно вздохнула. Она поблагодарила себя, что надела футболку не с его номером. Впрочем, тут же позади них послышались шаги и громкое возмущение Платона:       — Эй, это же моя футболка.       Отлынивать от тренировки ни у кого в итоге не получилось. Вслед за Платоном на стадион вышли и Никита с Филиппом. По ним не было особенно видно, что только что у них случилось что-то ужасное вроде сорвавшегося похода на футбол. Алёна заметила это, но посчитала, что как обычно слишком зацикливается.       А совсем скоро ей было уже вовсе не до того, чтобы обращать внимание на чужое выражение лица. Антон Вадимович, который вышел на улицу каким-то уж очень довольным, заставил девочек приступить к выполнению упражнений, и они со вздохами и недовольными физиономиями были вынуждены его послушаться. Мужская же часть группы «Б» под чутким руководством своего тренера наконец начала тренировку. Среди всех, находящихся на стадионе, счастлив был только один человек — Антон Вадимович Ковалёв.       Когда это издевательство всё-таки закончилось спустя почти час, на улицу вышла и новая директриса центра. Александра Петровна с большим удовольствием оглядела потные красные лица девочек, большинство которых были ещё и исцарапаны, и напомнила про написание кричалок. Поэтому после внезапного фитнеса девочки оставили своих одногруппников валять дурака, а сами отправились в центр. Чтобы хоть как-то себя успокоить, Женя позвала их в буфет, где они впятером и уместились за одним столом.       Так как ни у кого с собой не было ни ручек, ни тетрадей, Алёне пришлось вырывать из своего блокнотика для имён каждой из компаньонок по листу и ворошить рюкзак в поисках карандашей. Через какое-то время каждая из девушек была вооружена огрызком карандаша, цвет которых варьировался от чёрного до красного, и открытым на телефоне сайтом с рифмами.       — Как их писать хоть? — спросила Ксюша.       — Погугли, какие кричалки есть у какого-нибудь «Зенита», у них вроде прикольные, — предложила Женя, которая уже следовала своему совету.       — Они какие-то стрёмные, — сказала Яна. Она мало что понимала в стихах и в футболе.       — Задания стрёмные у этой Александры, — устало хлопнула по столу своим листочком Лена. — Чё они её не слили, как хотели?       — Потому что идиоты, — сказала Женя и откусила от пирожка, который купила себе для поднятия настроения.       — Я надеюсь, нас не заставят их кричать на каждом матче, — поморщилась Алёна, — потому что я умру от стыда.       Все немного помолчали, мысленно уже представляя, каково им будет, если придётся на самом деле демонстрировать свою поэзию всем зрителям.       — Да им самим стрёмно будет, если мы вот это станем кричать, — Ксюша махнула в воздухе своим листком, на котором уже было написано несколько строк. Впрочем, она их тут же зачеркнула.       — Слушайте, — таким тоном, словно ей в голову пришла гениальная мысль, позвала всех их Лена, — чё мы паримся? Сейчас просто напишем тут какие-нибудь кринжовые стишки, и они даже слышать их не захотят. И больше нас никто не будет заставлять ничего сочинять.       — Ха, — оценивающе задумалась Ксюша. — Неплохо ты это придумала.       Они все улыбнулись, склонились над своими листочками и что-то застрочили.       Алёне было немного стыдно, что она вот так отлынивает от задания самой директрисы, но перспектива позориться со своей недо-поэзией её тоже не прельщала, поэтому от угрызений совести было отмахнуться довольно легко.       За таким времяпрепровождением они провели не больше получаса, иногда внезапно спрашивая, рифмуется ли слово «футбол» со словом «сон», или начиная без особых причин хихикать. Писать заведомо плохие стихи оказалось гораздо проще и веселее, чем трудиться над чем-то, что должно быть оценено как достойное. В конце концов, никто из них не был настоящим поэтом.       Остаток дня прошёл без приключений. Половина из мальчиков куда-то разбрелась, трое же наказанных — Даня, Гена и Максим — остались в центре и были вынуждены выполнять поручение от Александры: покрасить стены центра. Видимо, вот почему больше директриса никого не исключала. Надо было задействовать бесплатную рабочую силу там, где в других обстоятельствах пришлось бы тратить деньги на рабочих. Впрочем, вряд ли ей стоило надеяться на хорошие результаты после их работы. Алёна проходила мимо одногруппников, и стена, которую они красили, едва ли изменилась с того момента, как началась работа по её покраске. А если приглядеться, можно было подумать, что кое-где всё стало даже хуже, чем было.       Алёна жалела их, не имеющих возможности бесплатно сходить на футбол, но в то же время не горела желанием оставаться с ними и помогать им. Во-первых, красить у неё ничего не получалось, во-вторых, ей и так повезло, что её не наказали за эксгибиционизм тем же образом, что мальчиков. Так что она предпочла как можно быстрее проскочить мимо одногруппников, не обращая на себя ничьё внимание, и с чистой душой отправиться домой.       Однако как только она оказалась уже на полпути к дому, её окликнули.       Алёна обернулась и увидела Яну. Она была чем-то смущена и очевидно не очень-то хотела разговаривать, но всё-таки довольно решительно догнала Алёну и сказала:       — Можно тебя спросить?       — Конечно, — ответила Алёна, подражая Яне в её напускной уверенности. Интонация ответа у неё почему-то получилась вопрошающая.       Яна пару секунд молчала, как будто старалась найти подходящие слова.       — Слушай, что у вас с Даней?       У Алёны сразу пересохло в горле, и кровь прилила к щекам.       — Почему у меня должно что-то с ним быть?       — То есть, ничего нет?       — В каком смысле ты спрашиваешь?       Яна вздохнула. Даня был далеко за их с Алёной спинами, красил стены центра, ругался и, скорее всего, курил. Но в это мгновение обе — и Яна, и Алёна — почувствовали, как будто он стоит рядом с ними.       — В каком смысле я могу спрашивать? — раздражённо встряхнув плечами, ещё раз вздохнула Яна. — Ты ответишь или нет?       — Я не знаю.       — Что тут можно не знать? Скажи — да или нет.       — Нет, — быстро выпалила Алёна. Яна, которая не очень-то хорошо разбиралась в людях и никогда не могла ничего понять, наблюдая за их эмоциями, всё равно скептично подняла брови. — Ох, ну что ты хочешь от меня услышать? Возможно… возможно, он мне нравится.       — А ты ему?       Лицо Алёны покраснело так сильно, что это был уже не красный цвет, а алый.       — Понятно, — вздохнула Яна. Впрочем, нельзя было с точностью сказать, что она поняла. В кармане она сжала маленький пакетик с таблеткой.       — Тебе, наверное, лучше спросить это у него, — всё-таки ответила ей Алёна, — потому что он мне ничего не говорил. Мне вообще кажется, что он надо мной смеётся.       — Почему?       Алёна пожала плечами и обняла себя, с сожалением смотря на Яну. Теперь им обеим показалось, что Дани нет ни здесь, ни где-либо вообще. И что грудная клетка сжималась от холодного ветра, налетавшего на них, а не от этого ощущения.       — Ладно, — после недолгого молчания решила сказать Яна. — Значит, спрошу у него.       Алёна кивнула и ещё минуту смотрела на удаляющуюся фигуру Яны, совсем потерявшись в своих мыслях и в пробирающем до костей ветре.       Яна же уходила, сжимая в руках таблетку и с неимоверным усилием сдерживая себя, чтобы не открыть пакетик. Легко было сказать, что она спросит у Дани, нравится ли ему Алёна. На деле же у неё сжимался желудок, стоило только представить этот разговор и то, что Даня мог ей ответить.       Она хотела пойти домой, потому что знала, что уже довольно поздно, и с каждой минутой доверие к ней у матери опять утекало. Но, уже почти дойдя до своего дома, Яна развернулась и пошла обратно к центру. Нет, не спрашивать Даню, кто именно ему нравится — на это она ещё решится, но точно не сейчас. Сейчас ей надо было отдать таблетку кому-нибудь, кому она могла верить. На ум сразу пришёл Никита, не оставивший её одну в ту ночь, когда она попросила. В конце концов, они ведь друзья.       Этой ночью и Яна, и Алёна ещё долго не могли уснуть.       Следующий день был омрачён внезапно выяснившейся правдой о том, что на футбол ребята, получившие билеты, всё-таки сходили. Узнав об этом, Даня так рассвирепел, что тут же сцепился с Никитой, да и остальные не стали терпеть такого отношения.       Всё грозило кончиться ещё одним скандалом, если бы не внезапный приступ Германа Алексеевича, которого все так испугались, что разногласия тут же были забыты. Вся группа «Б» наблюдала, как скорая с Германом и сопровождающим его Антоном Вадимовичем уезжала с территории центра, а после этого никому уже не было особого дела до того, из-за чего они ссорились. Кажется, парни просто забыли, что полчаса назад были готовы разорвать друг другу глотки.       С наступлением вечера Ксюша не стала задерживаться в этой компании. Возможно, ей и хотелось посидеть с ними на пандусах и молча покурить, размышляя о чём-нибудь, но она запретила себе об этом думать. Сегодня она должна была заставить себя сделать кое-что другое. В перспективе и это могло принести ей удовлетворение, однако сейчас одна лишь мысль о том, чтобы наведаться в гараж своего бывшего парня отдавалась болью в груди.       Ксюша знала, что не имеет права больше появляться в его жизни. Она столько раз разбивала Артёму сердце, что сбивалась, иногда ночью принимаясь за подсчёты. Оглядываясь назад, ей казалось, что она заслуживала не прощения с его стороны, а плевка прямо в лицо и закрытой перед носом двери. Но почему-то ведь он столько раз её прощал. И теперь ей хотелось верить, что это была не привычка, а что-то искреннее, что осталось и у неё самой. Прошло не так много времени с их расставания. Если он не захочет говорить, то может только выслушать её.       «Только не надо дрожать от страха», — сказала себе Ксюша, когда уже стояла перед дверью гаража. Впрочем, дрожь могла быть вызвана вовсе не страхом, а внезапно поднявшимся ветром, ведь уже наступал вечер. Убеждая себя в этом и вытаскивая из ушей наушники, Ксюша робко постучала костяшками пальцев по железной двери. Только сейчас она подумала, что Артём вполне мог бы быть и не здесь. Из гаража не доносилось никаких звуков, как это бывало обычно. Но где ещё мог быть Артём? Дома у него, как и у Ксюши, всегда было как-то не очень, а гараж он обожал ещё с детства. Ксюша ведь хорошо его знает.       Через несколько секунд после второго стука, когда могло уже показаться, что Ксюша всё-таки ошиблась, дверь заскрипела. От неё пришлось поспешно отпрыгивать, чтобы не быть случайно покалеченной. Ксюша никогда не могла к этому привыкнуть.       Он стоял прямо перед ней, держась за ручку изрисованной старыми красками из баллончиков двери и смотрел на Ксюшу во все глаза. С того момента, как они решили окончательно расстаться, они ни разу не виделись и, несмотря на довольно короткий период, Ксюше показалось, что она не видела Артёма уже сто лет. Ей захотелось обнять его, но она осталась стоять на месте и выдавила из себя усмешку.       — Не ожидал? — спросила она, взмахивая рукой в знак приветствия.       Артём придал лицу уставшее выражение. Впрочем, это не слишком требовалось: он и так, очевидно, вёл отрешённую жизнь, да и выглядел он сейчас довольно заспанным.       — Откуда царапины? — спросил в ответ Артём.       Ксюша и забыла про недавнюю драку и боевые раны на лице, которые ещё не зажили.       — Да так, — пожала плечами она, — не поладила с компанией девчонок, которые болели за другую команду.       — Победила?       — Конечно.       Они ещё пару секунд молчали и смотрели друг на друга. Ксюша заправила за уши выбившиеся из низкого хвоста прядки волос у лица. Артём вздохнул.       — Я хотела поговорить.       — Если хотела, заходи.       Ксюша шагнула внутрь гаража мимо вжавшегося в дверной косяк парня.       Здесь всё было в точности как она помнила. Старый запах бензина и пыли, одинокая лампочка, свисающая с потолка. Посреди помещения, конечно, любимая машина и единственное сокровище Артёма. Где-то у стенки притулился, как будто он совсем не отсюда, потёртый диван, который часто служил своему хозяину спальным местом, со сломанным подлокотником; рядом устроился допотопный обогреватель. А на древнем серванте свалено всё, что может пригодиться для жизни: упаковки от чипсов, инструменты, несколько старых с обтрепавшимися обложками книг и журналов, зарядка для телефона и наушники и, конечно, сигареты.       Ксюша шмыгнула носом.       Артём прошёл мимо неё и опустился на скрипнувший диван. Ксюша же неловко пристроилась напротив него, оперевшись на бампер машины.       Судя по подушке и покрывалу, Артём был разбужен внезапным появлением Ксюши, и она поспешила извиниться.       — Что с тобой сделали в этом центре? — спектически усмехнулся Артём.       — Да ничего, — задумчиво ответила Ксюша и обхватила себя руками. Решив, что ей холодно, Артём щёлкнул кнопкой на обогревателе, и он зашумел. — Возможно, у меня появились друзья.       — Я рад.       — Спасибо… Но я не это хотела тебе сказать.       Артём изобразил лицом готовность слушать, и Ксюша заставила себя незаметно выдохнуть, чтобы поменьше волноваться. Ей было гораздо легче говорить, когда она на мгновение замечала, что и Артём тоже нервничает: у него немного подрагивали пальцы.       — Извини, что я так себя вела. Я знаю, что мои извинения тебя уже достали, но правда, прости. Я просто хочу, чтобы ты знал, что я не хочу, чтобы тебе было плохо.       — И что же ты тогда пришла? — устроив локоть на целом подлокотнике, Артём опустил подбородок на ладонь и чуть-чуть прикрыл глаза.       — Чтобы сказать это, — поджала губы Ксюша, — и что мне тебя не хватает.       Артём внимательно посмотрел на неё из-под опущенных ресниц, но она уже привыкла выдерживать такой его взгляд. На неё так смотрел не только он. В последнее время приходилось играть в гляделки практически со всем окружением.       — Мне тебя тоже, — всё-таки ответил он. У него всегда получалось без каких-либо проблем и смущений говорить подобные вещи.       — Я рада, — повторила за ним Ксюша и не смогла сдержать редкую робкую улыбку. — Потому что хотела спросить, не хочешь ли ты… — тут этими оборотами речи она напомнила себе Алёну, и это почему-то заставило стать немного смелее, — ещё раз всё обсудить?       — У тебя есть что-то новенькое сказать мне?       — Я просто хотела предложить быть друзьями.       Эта фраза заставила даже воздух в гараже застыть. Он и без того был застоявшийся, а теперь стало ещё труднее дышать. Артём нахмурился.       — Как раньше, — быстро дополнила Ксюша.       До того, как начать встречаться, они с Артёмом уже долгое время знали друг друга. Было довольно трудно припомнить, как же именно они познакомились. Сейчас казалось, что Ксюша знала его всю свою сознательную жизнь.       — Тогда я ещё не был в тебя влюблён, — вздохнул Артём.       Ксюша пожала плечами.       — Ну, так даже лучше.       — Слушай, серьёзно, зачем тебе это? — не выдержал Артём. — Я уже ничего не понимаю.       — Хочу загладить свою вину перед тобой. И не хочу, чтобы всё заканчивалось так плохо. Я буду стервой в твоих воспоминаниях. Мне этого не хочется.       Она ещё много чего хотела. Сделать так, что он снова ей верил, а не смотрел с подозрением. Убедить его, что тоже может поддерживать, а не только жаловаться. Не чувствовать неловкости и всё восстановить так, как будто никаких её бесконечных слёз из-за проблем дома не было, как будто не было всех ночей, когда она обещала прийти, но передумывала. Как будто она не бросала его сотню раз.       Возможно, это было эгоистично, и ей бы оставить его в покое, но Ксюша любила его и не могла сомневаться в этом сейчас, когда столько дней не чувствовала его присутствия рядом. В конце концов, она не предлагает ему снова встречаться. Она хотела только снова подружиться.       Артём долго молчал, всё так же внимательно вглядываясь в неё. Это было так долго, что Ксюша всё-таки не выдержала и отвела взгляд. А потом вздохнула и, пробормотав что-то вроде «Я понимаю», быстро вышла из гаража.       Уже на полпути к своему дому она почувствовала вибрацию в кармане: на телефон пришло новое уведомление. Предвкушая, что её сумасшедшие одногруппники снова что-то натворили, Ксюша устало вытащила телефон. Но сообщение было не из диалога группы. Это был Артём.       Артём: ладно. можем попробовать, если ты уверена.       Ксюша чуть не уронила телефон. Сама испугавшись такой реакции, она вдруг широко улыбнулась, зажмурилась и прижала телефон к груди. Потом спешно открыла глаза и огляделась, чтобы убедиться, что никто её не видел.       Ксюша: спасибо       Конечно, Александра не могла забыть про данное девочкам задание, поэтому скоро они были вызваны в её кабинет, чтобы представить ей готовые кричалки для «Богов футбола». Одногруппники открыто потешались над ними, узнав, какое наказание придумала для провинившихся директриса, но девочки-то знали, что если их всё-таки заставят оглашать эти стишки на слуху у всех зрителей, то опозорены будут не только они и центр, но и сама команда.       Возможно, именно из-за этого осознания они без особого страха постучали в кабинет Александры, держа в руках измятые и изрисованные листочки с текстами кричалок, много раз переписанными.       — Подождите минуту, — донеслось из-за двери Александры.       — У неё там уже кто-то есть? — шёпотом спросила у остальных Алёна.       — Тихо, — шикнули на неё Лена и Яна.       Все пятеро хорошо прислушались, обступая дверь со всех сторон.       — Ты понял меня, Филипп? — строго спросила Александра, и девочки переглянулись с выпученными глазами. — Если тебя отчислят, то и в центре никто тебя держать не станет. Хорошенько постарайся на комиссии, чтобы всё закончилось благополучно.       — Понял, — безэмоциональным голосом тихо ответил ей Филипп.       — Можешь идти.       Они еле успели отскочить от двери, когда Филипп вышел из кабинета. Он даже немного вздрогнул, увидев одногруппниц перед собой. Потом его взгляд спустился на листочки в их руках, и он, видимо, понял, в чём дело, поэтому не стал долго задерживаться, а просто кивнул Лене и направился прочь. Видимо, он и не подумал, что их с директрисой разговор могли подслушать. Ну или подумал, но решил это никак не демонстрировать.       Александра позвала их к себе, и всей толпой они ввалились в кабинет. Впрочем, мысли их теперь были заняты не только судьбой кричалок собственного сочинения, так что азарт немного стих.       Зато директриса отреагировала именно так, как и предсказывала Лена. Александра с ужасом пробежалась глазами по каждому из пяти листочков, положенных перед ней, и осталась в таком впечатлении от этого творчества, что её красноречивый вздох просто не мог никого обмануть.       — Это безобразие, — заключила она строго.       — Извините, Александра Петровна, но мы вообще не писатели, — сказала Женя, разводя руками в стороны.       — В этом я уже убедилась, — ответила Александра и откинулась на спинку кресла, прикладывая пальцы к виску, как будто у неё разболелась голова от того, что подсунули ей девочки.       Она с подозрением подняла на них взгляд, но в этот момент они приняли такой невозмутимый невинный вид, что даже детектор лжи не распознал бы в них обманщиц.       — Ну хорошо. Вот это, — Александра показала на стопку листов с кричалками, — даже шептать на публике нельзя. Для меня было важно, чтобы вы просто понесли наказание, так что не буду заставлять вас писать ещё. Антон Вадимович до сих пор с вами занимается?       — Каждый день, — кивнули девочки.       — Скажите ему, чтобы удвоил нагрузку… Хотя нет, я лучше сама ему передам. Свободны.       Вразнобой пожелав ей хорошего дня донельзя слащавыми голосками, девочки все той же гурьбой вышли из кабинета и оказались в коридоре. Здесь они в первую очередь не сдержались и обнялись, а потом все вознесли Лену едва ли не в ранг богини за то, что та спасла их от позора.       Когда с этим было покончено и переживания о кричалках испарились из их голов, они вспомнили про Филиппа.       — Из-за чего же его отчисляют? — с грустью спросила Алёна.       — Он тебе не рассказывал? — посмотрела на Лену Ксюша.       Та покачала головой.       Они молча двинулись по коридору, в мыслях прикидывая, чем бы могли помочь своему проблемному одногруппнику. Не то чтобы кто-то от них этого требовал, но Филипп был хорошим парнем, и им бы не хотелось, чтобы в его жизни становилось на одно несчастье больше. Он и так мотал сейчас условный срок за то, что когда-то его поймали на хранении оружия и закладках. У него всегда были проблемы с деньгами, а решать их законным путём он никогда не мог. В центре его ещё могли как-нибудь оправдать (в конце концов, именно благодаря Антону Вадимовичу срок был лишь условным), но вряд ли ему будет везти, когда его исключат.       Девочки вышли на улицу и присоединились к одногруппникам, курившим у пандусов. Филипп уже куда-то ушёл, не став задерживаться для таких пустяков, и было понятно, почему.       — Вы должны нам помочь, — запрыгнув на ограждение и доставая сигареты, сказала Ксюша. Мальчики посмотрели на неё так, будто она сказала что-то совсем другое.       Лена не была в большом восторге от того, что эта тема оказалась поднята на всеобщее обозрение, но Женя и Алёна наоборот согласно закивали. Яна же устало прислонилась к стене и тоже закурила.       — Это чем? — спросил Никита, с подозрением оглядывая всех одногруппниц. Останавливаясь взглядом на их царапинах, он опять еле сдерживал себя, чтобы не засмеяться, хотя вообще-то эта тема была обмусолена уже множество раз.       — Фила отчисляют, — без обиняков сказала Женя.       — Из центра? — неверяще уточнил Платон.       — Да не из центра, а из универа, — раздражённо ответила Ксюша.       — А у нас и бюджетников отчисляют? — испуганно встрепенулся Гена.       — А из-за чего? — спросил Максим.       — Да какая разница? — всё-таки вступила в разговор Лена. — Надо что-то делать.       — А чё мы можем-то? — спросил Даня, засовывая руки в карманы.       Они все задумались — или сделали вид.       — Если его отчислят, — начала рассуждать Яна, стряхивая пепел с сигареты, — то исключат из центра, и тогда по-любому поймают на какой-нибудь фигне.       — А ещё заберут в армию, когда ему будет восемнадцать, — тихо дополнила Алёна, решив, что этот пункт может быть важным для мальчиков.       — Всё это понятно, как жопа на стене, — сказал Платон. Алёна поморщилась и достала телефон, принявшись что-то искать, — но нам-то куда до Бауманки? Они ж не станут нас слушать.       — Может быть, и станут, — протянула Алёна, всё ещё глядя в экран. — У него же будет комиссия. Там решат, отсчилять его или нет.       — Откуда вы всё это знаете? — спросил Гена.       — Подслушали, как Фил говорил с Александрой, — ответила Яна. — Так что про комиссию?       — Смотрю, — сказала Алёна. Ещё где-то минуту она что-то читала и наконец выключила телефон, убрав его в карман. — Мы можем пойти туда и выступить в его защиту.       — Мне в суд нельзя, — тут же выступил Платон.       — Это не суд, — терпеливо пояснила Алёна, — это просто комиссия по отчислению. Мы придём в университет и будем присутствовать. Скажем, что Филипп ни в чём не виноват, надавим на жалость. Может, тогда его не отчислят.       — Ага, только мы не знаем, за что его отчисляют, — скептически сказал Никита. — Ну типа, вдруг он реально заслужил, и мы ничем не поможем.       — Попробовать можно, — пожал плечами Даня.       Никто не помнил, чтобы он хоть раз заступился за Филиппа. Они все посмотрели на него, и он недоумённо развёл руками.       — Ну ладно, — тряхнул головой Максим. — Вот пришли мы туда — а дальше? Нас же выгонят оттуда сразу.       — Ясное дело, всех не пропустят. Надо, чтобы пошли только те, кто может за приличных сойти, — выбрасывая бычок, сказала Ксюша.       — Угу, нас тут таких два человека, — хохотнула Женя.       В этот момент Даня сплюнул себе за спину, и Женя поджала губы.       — Один, — поправила она себя.       — Но не может же одна Алёнка идти. Так только хуже будет.       — Ой, короче, — раздражённо сказала Лена, — пойду я, Алёна, Макс и Даня.       — А чё я? — возмущённо спросил Максим.       — Ты панамку сними — и будешь красавчиком, — ответила Лена.       — Ага, а вот это? — он ткнул себе на татуировку.       — Можно тоналкой замазать.       — Я с этой хернёй ходить не буду.       — Ну с татушкой же ходишь.       — Ладно, — просто согласился Максим. Алёна, которая уже была уверена, что он будет стоять до последнего, удивлённо моргнула.       Решив этот вопрос, все улыбнулись. Лена достала телефон и отошла, чтобы позвонить Филиппу и узнать подробности насчёт комиссии, надеясь, что он скажет ей правду, а не будет как обычно отнекиваться. В это время Алёна вдруг как будто что-то поняла и скромно кашлянула перед тем, как сказать:        — Надеюсь, вы понимаете, что там надо нормально себя вести? То есть, без оскорблений, ругательств и вот этого всего, — она красноречиво обвела пространство ладонью. — А то мы только хуже сделаем.       Даня фыркнул.       — Мы же не идиоты, всё будет за… шибись, — сказал он.       — Походу нет у Фила шансов, — невесело заключила Яна и сжала губы.       Никита, видимо, решил, что надо всё-таки их как-то поддержать.       — Да разьебите там всех, — таким тоном, словно они каждый день ввязывались в подобного рода передряги, сказал он.       Через минуту вернулась Лена. Она всё-таки смогла разговорить своего парня и узнала время комиссии. О том, что она и ещё трое их одногруппников собирались прийти защищать его, пришлось умолчать, но это был стратегически выверенный ход. Если бы Филипп узнал, что они хотят сделать, он бы начал что-то придумывать и строго запретил делать это. Конечно, они бы его не послушали и всё равно пришли, но стало бы только хуже.       У них оставалось немного времени до начала комиссии, и все, кроме Алёны, задействованные в операции «Помоги Филу» успели переодеться в более подходящую случаю одежду. Алёне попросту не нужно было менять одежду: она и без того выглядела достаточно прилично в тёмных джинсах и в тёплом (на этот раз даже не вручную связанном) свитере. Лена же смыла свою яркую косметику и вместо юбки надела джинсы, самые приличные, что удалось найти в шкафу. Максиму выбирать было не из чего: его гардероб состоял из похожих друг на друга толстовок и спортивных штанов, но он смог отыскать старые школьные брюки, в которых сразу же стал выглядеть солиднее. Даня, когда уходил из дома в квартиру «для тус», не брал с собой чего-то, что могло бы сойти за понятие «прилично», так что пришлось обойтись джинсами и яркой курткой. Впрочем, Ксюша и Женя, которые решили сопроводить эту делегацию, увидев их одежду, восторженно охнули (правда, сделали это скорее для поднятия их боевого духа). В любом случае, на себя они были похожи мало.       Поэтому появление этой четвёрки на комиссии по отчислению Филипп встретил широко раскрытыми глазами и подавленным в горле ругательством.       Они встали в дверном проёме с таким видом, как будто были супергероями, явившимися на помощь мирным жителям, и как будто только что не пережили тысячу унижений, пытаясь убедить охранника, что имеют право здесь находиться.       — А вы, простите, кто? — спросил какой-то пожилой мужчина из комиссии, который тоже заметил появление новых людей.       — Мы друзья Филиппа Белова, — ответила Алёна. Фамилию Филиппа она узнала пару минут назад. — Пришли, чтобы быть свидетелями в его пользу.       Все присутствующие на комиссии взрослые переглянулись между собой, а потом ещё раз посмотрели на пришедших друзей Филиппа.       — Ну что ж, проходите, садитесь поближе, — сказал один из мужчин.       Через пару минут комиссия была начата. И Филипп, и четверо его защитников жутко нервничали, особенно учитывая то, что они только при оглашении причины отчисления узнали, в чём же Филипп был виноват. Повод показался Максиму, Дане и Лене просто смехотворным, Алёна немного скептически отнеслась к их надменным взглядам, но всё же тоже надеялась, что всё обойдётся. Филипп хорошо учился, а это главное. Именно на это и стоило давить.       Им пришлось выдумать для него кучу благодетелей. Каждому нужно было выступить с чем-то своим. Столько лжи стены аудитории, в которой проходила комиссия, не слышали уже очень давно. Филиппу оставалось только делать невозмутимое лицо, слушая обо всём, что он совершил. Алёне он помогал справиться с непонятными темами в математике и физике: благодаря его урокам она до сих пор училась в своей школе (упоминание полного названия её «мажорской» школы послужило отличным дополнением к тому, что уже прозвучало до этого). Лена расхвалила духовные качества Филиппа, его способность к сочувствию и работу волонтёром в приюте для бездомных животных (это было рискованно, но тоже довольно действенно, ведь вряд ли эти важные шишки станут искать где-то реальную информацию про всех волонтёров всех московских приютов). Максим с упорством, достойным лучшего применения, убеждал аудиторию в том, что Филипп никогда не лез драться и вообще за всю жизнь мухи не обидел, зато всегда был очень старательным и трудолюбивым, а как он мечтал учиться в этом университете! Даня, видимо, вспомнил все их стычки во время первых своих дней в центре и рассказывал, как Филипп защищает слабых и вступается за своих друзей перед обидчиками; а ещё, конечно, упомянул футбол, в котором, со слов Дани, Филиппу просто не было равных.       Комиссия, может, и была не совсем уверена в том, что всё сказанное этими наивными детьми — правда, но определённо оценила их старания. На татуировку Максима и царапины Лены посматривали с недоверием, и всё-таки все вчетвером они должны были произвести хорошее впечатление.       Когда всех попросили выйти, чтобы комиссия могла принять решение, Филипп опёрся на стену и сунул руки в карманы, оглядывая одногруппников ошалелым взглядом.       — Вы совсем уже обкурились? — спросил он.       — Вообще-то мог бы и спасибо сказать, — возмутился Максим, переминаясь на месте от нервов.       — Вот именно, — кивнула Алёна, которая теребила рукава свитера.       — Мы тут как бы для тебя пляшем перед этими стариками, — согласился с ними Даня.       Лена не стала высказываться, но и по ней был видно, что реакцией Филиппа она недовольна.       — А я и не говорил, что мне это не нравится, — спокойно ответил Филипп. — Просто не надо было.       — Ты же наш друг, — мягко сказала Алёна.       Филипп лениво, как кот, улыбнулся. Он оттолкнулся от стены и обнял Лену, которая поднырнула ему под руку. Даня закатил глаза, глядя на это. Алёна и Максим переглянулись и, увидев, что у них обоих почему-то порозовели щёки, опустили глаза в пол с таким видом, как будто смотреть на обнимающуюся пару было запрещено законом.       — Ну и чё они там так долго обсуждают? — недовольно спросил Даня.       Как раз после этих слов Филиппа позвали обратно. Защитников ему пришлось оставить за дверью, и они стояли там вчетвером, выстроившись в одну линию.       Это заняло не так много времени, но им показалось, что прошло несколько часов, когда Филипп наконец вышел, закидывая на спину рюкзак. Он оглядел их всех и пожал плечами.       — Ещё учусь.       — Ура! — хором завопили Лена и Алёна.       Лена тут же снова оказалась рядом с Филиппом, только теперь уже обнимала она, а не он. Даня же с Максимом радостно засмеялись и дали друг другу пять, а Алёна, удивляясь самой себе, положила руки им на плечи. Так они стояли, наперебой доказывая друг другу, что с самого начала знали о таком исходе комиссии, пока их не прогнали, пригрозив новой комиссией, те солидные профессора.       Уже на улице, когда они дошли до перехода через дорогу, Филипп тихо, будто ему было трудно, сказал:       — Спасибо.       И они замолчали, словно эта одна секунда требовалась им для того, чтобы распробовать новое ощущение. А потом снова торжествующе закричали, и даже Алёна, которая в любом другом случае сказала бы, что они не должны так громко вести себя вечером, кричала вместе с остальными.       Женя: ну как там       Алёна: Всё получилось!       Ксюша: а я говорила       Никита: Хаха да не могло быть по другому       Яна: молодцы получается       Гена: Уже и бауманку нагнули       Платон: Как-то это скучно