***
Всё было здорово, кроме того момента, пока Юнги не пришлось идти поздно домой. Попрощавшись с другом, поправляя очки на выходе, подросток больше ста раз пожалел, что не согласился переночевать у Чимина. Безусловно, он мог, а более того, он бы предпочёл остаться в уютной квартирке, чем идти в промозглый дом к брату и вечно недовольным родителям, но если мать сейчас и не поняла, что он покинул дом, то с утра разразилась бы буря. Она бы точно не оставила это бесследно и в итоге Юнги не то, что на тусовку не пойдёт в скором будущем, он забудет о том, что у него всё ещё было закреплено право в конституции — открывать рот. Нервно втягивая шею в себя, когда бездомная собака побирушного вида, встреченная слишком неожиданно из-под угла, стала нюхать его, Юнги прибавил ещё шагу, чтобы побыстрее оказаться в тёплой постели. Вполне возможно, он видел животное и ранее, когда возвращался с лицея: собака ошивалась тут же, обнюхивая бордюры, окаймляющие что-то наподобие искуренных бычков. Радуясь окрашенным прядям, он издалека видит свой дом и хмурится, потому что тучи вновь наплывают, оставляя за собой грозовой дождь. Время уже было позднее, на улице стало совсем холодно, нос покраснел, а изо рта шёл пар. Растирая руки, чтобы костяшки вновь обрели тёплый оттенок, на лице подростка совсем не было видно прежней грусти — яркие глаза, красноватые щёки и оставшаяся от детства свежесть мяты. Где-то в душе Юнги надеялся, что все уже поужинали и разошлись по своим комнатам, потому что пересекаться лишний раз совершенно не имело смысла. Да и не хотелось. «Как же хочется спать. А ведь завтра в лицей…» Подходя к дому, а затем заворачивая таким образом, чтобы в окнах мать не могла его застукать за поздним выходом, он бы прошёл дальше без происшествий, если бы не напрягся и почувствовал, как зашевелились волосы на затылке. Он просто остановился и не прекращал пялиться на брата, который стоял у калитки сбоку, тоже не на виду, держа между пальцами сигарету, а затем поднося к губам, медленно затягивался. Завитки волос сдаются под порывом ветра и подрагивают, заставляя Юнги онеметь, почувствовать, как покалывает мизинчики. Хосок сейчас был напоенный жизнью. Живой. Накинутый на плечи кремовый плащ кажется слишком лёгким для стоящей на дворе погоды. Страшно красивый. Юнги не сомневается, что Хосок его заметил намного раньше, но тот никак не реагировал, лишь проводил пустым взглядом мальчишку к порогу дома, а затем вновь устремил взгляд куда-то далеко, куда добраться младшему брату было не суждено. Заходя в комнату и снимая просторный свитер ангорской шерсти, а затем водолазку и брюки, не имея сил ни на что большее, он запрыгивает в постель, накрывая себя недавно купленным матерью одеялом, а затем укрывается им до подбородка, сдерживаясь через некоторое время, чтобы не вздрогнуть от прихода брата и его тяжёлых шагов. На самом деле, ходил Хосок по-особенному: твёрдой поступью, но какой-то излишне высокомерной, походкой человека, который был уверен в себе и в своих силах, чего бы это ни касалось. Слыша то, как Хосок снимает с себя верхнюю одежду, что-то берёт из шкафа — Юнги догадывается, что это предметы гигиены, уходит, оставляя подростка на некоторое время наедине с собой. Когда проходит сначала пять минут, затем десять, Юнги понимает, что не сможет уснуть, пока не удостоверится в том, что он будет не единственный, кто это делает, за счёт чего он принимает решение не двигаться и ждать. Пелена дремоты была перед глазами, но до хорошего сна было ещё совсем далеко, и от этого Юнги было почти физически плохо. Зажмуриваясь, когда слышит то, как Хосок выныривает из тёмного коридора в озарённую прикроватной лампой комнату, Юнги изъявляет желание отвернуться, что и делает. В комнате тишина, не слышно даже дыхания. От этого становится не по себе, и Юнги вновь шуршит ногами под одеялом, чтобы найти удобную позу. — Выглядит отвратительно. — Юнги слышит томный голос и распахивает глаза, но не шевелится, делая вид, словно это не может быть адресовано к нему. — Я знаю, что ты не спишь. Понимая, что смысла притворяться больше нет, Юнги с глубоким вздохом поворачивается к брату, который сидит на своей кровати, облокотившись к стене. Он не смотрел в ответ на Юнги, будто бы до этого разговаривая с собой, но в один момент откладывает ту самую книгу, что обычно лежала у него под кроватью, что более напоминало дневник, и отвечает пронзительным, внимательным взглядом. — У меня нет желания общаться с тобой. — глядя на Хосока напротив таким взглядом, словно он вот-вот рассыплется в кровати, как старуха, до Юнги доходит, что имеет в виду брат. — Это тот неудачник тебя надоумил? — Хосок знал на что давить и каким образом это сделать, чтобы у Юнги мгновенно появлялось желание вступить в распри. — Теперь ты выглядишь ещё большим сопляком, чем ты есть. — Не называй его так. Это не твоё дело. — сжимая одеяло в руках, Юнги готов был кинуть в человека напротив чем-нибудь потяжелее. Как Хосоку удавалось так выводить его из себя? — Я задал тебе вопрос. Будь добр ответить на него. — Завтра тяжёлый день, просто оставь меня. — собираясь уже отвернуться и закончить этот разговор, Юнги замирает как вкопанный, когда Хосок кидает последнюю фразу как бы невзначай. — Как скажешь, я завтра лично спрошу у него. Юнги знал, что начиная с его рождения, мир принадлежал Хосоку. Его старший брат, даже когда сам того не желал, имел очень сильное влияние на него и его жизнь в целом. Это заставляло кровь кипеть, в особенности сейчас, когда Хосок буквально мог лишить Юнги последнего близкого по душе человека. Подросток понимал, что тому ничего не стоит заставить Чимина навсегда забыть о нём, ровно также, как заставил Ли Минхо покинуть лицей. И пусть Юнги до конца не понимал, как тому это удалось, сомнений не было — иногда его старшему брату было плевать, что случится с другим человеком, потому что главное для него было собственное благополучие. Разглядывая безмятежное лицо напротив, внутри Юнги заиграла детская обида. Но он лишь сжал губы и скривился — вот так просто его застали врасплох. — Иногда мне кажется, что я проклят. — сказал Юнги так, словно он только пришёл с похорон. Причём со своих же. — Не более одарён или проклят, чем кто-либо другой. — Хосок парировал. Этой фразой он пытался сказал, что Юнги ничем не отличается от серой массы, которая больше напоминала массовку в кино с главным героем. Играется с чувствами. Издевается. Выводит на эмоции. — Ты не имеешь права лишать меня друзей. Ты не можешь просто так подходить к ним и запугивать. — Полагаю, ты понимаешь, что я могу, Юнни. — голос спокойный и размеренный, но он совершенно не сочетался со словами, которые выходили из этого рта. Не зная что ответить, тем временем заходясь в грудном кашле, Юнги вновь проигнорировал то, как его называл старший брат. Действительно, ему ничего не оставалось, как просто смириться с этим. Младший ребёнок осознавал тот факт, что, естественно, Хосок не тот человек, который будет ходить за кем-то в лицее, что-то доказывая, чтобы лишний раз ему насолить. Однако вызывало дрожь то, что его старший брат мог сделать так, что другим людям придётся бегать за ним. Падая корпусом в мягкую постель вновь, Юнги продолжает смотреть в потолок, стараясь совершенно не обращать внимания на человека поблизости. Прикрывая глаза, Юнги тяжело вздыхает, а затем распахивает глаза, стараясь совладать с эмоциями — злость, непризнание, досада. В итоге, ему всё-таки пришлось кое-что сказать. — Это было моё решение. Не Чимина. Я захотел сам. На это Хосок лишь улыбнулся краем губ. Безусловно, тот остался доволен тем, к каким выводам пришёл его младший брат. К сожалению, когда он уже собирался укладываться, мальчишка почувствовал жар. Перед сном Юнги нашёл в аптечке одну единственную таблетку от кашля и, запив её водой, сразу же отрубился, отвернувшись к стене. С братом они в этот вечер больше не разговаривали.***
Всю следующую неделю Юнги провалялся в доме на своей кровати. В последнее время он излишне часто заболевал, поэтому мать купила ему витамины, заставляя пить их каждый день не пропуская. Во рту постоянно была горечь, но он старался поправиться из последних сил, чтобы к вечеринке выглядеть на все сто. Так и произошло: Юнги действительно выздоровел и когда время пришло, он уже заходил внутрь здания, скидывая с себя шарф и пальто, оставляя всё это в мешанине из чьей-то одежды. Верхней одежды тех, кто уже был здесь. Мальчишка знал, что Чимин с Дауль должны были быть здесь, а также и Каыль, которая обещала не кидать свою подругу в одиночестве. Доходя до места сбора, в котором уже вовсю играла музыка: всё помещение было набито шумом и гамом, он сначала и вовсе — потерялся с непривычки. Толпа людей, некоторые были старше его на пару лет, голоса были совершенно разные, ровно как и сами молодые люди. В этот раз Юнги принял решение оставить очки дома, потому что он впервые за долгое время тоже хотел почувствовать себя красивым. Обнимая себя за руки, а затем выдыхая и ускоряя шаг, Юнги лавирует между людьми, стараясь протолкнуться, и обнаруживает то, что ему в действительности тяжело найти друзей, потому что зрение у него отвратительное. Слыша знакомый женский голос спустя пару минут, Юнги наступает кому-то на ногу, но не успевает извиниться и выскальзывает прямо в центр своей компании. — Я едва нашёл вас! — говоря то ли с возмущением, то ли из-за радости, Юнги приобнял сначала Дауль, благодаря которой он всех и нашёл, а затем остальных. — Я нисколько не удивлён, ты настолько рассеянный, что способен захлебнуться даже в чашке с молоком. Юнги хитро улыбнулся, глядя на Чимина, который выглядел так, словно пытался показать себя в лучшем свете перед девушками. Но подросток тоже был не так прост. — В отличие от тебя, я предпочитаю кофе грудному вскармливанию. — и хоть про кофе было полной ложью, потому что Юнги в рот его не мог взять, ирония в его голосе понравилась всем: Каыль прикрыла рот ладошкой, чтобы сдержать смешок, а Дауль, не скрывая удовольствия, посмеялась в голос. Подростки наслаждались атмосферой: музыка была слишком громкой, но она заглушала проблемы каждого из них. Дауль взяла своего парня за ладошки и стала скакать так, подобно она находится на концерте любимой группы, Каыль и Юнги долго переглядывались друг на друга, шепчась и болтая о всякой незначительной ерунде. Юнги находил эту девушку очаровательной и милой, но единственное, что ему не понравилось в тот момент, так это то, что у неё были слишком толстые ресницы, скрипящие под тяжестью туши, а надета на ней была какая-то несуразная фланелевая рубашка. Когда Каыль стала совсем рядом с ним, немного прижимаясь грудью, он почувствовал прилив бодрости. Она протянула ему бокал с чем-то горьким и кисловатым — алкоголем. Делая пару уверенным глотков, он понял, что поторопился, потому что вкус для него был отвратителен. Стесняясь этого, боясь прослыть пай-мальчиком, он продолжал несмотря ни на что держать в руке бокал, но больше не поднося к губам. Тем не менее, Каыль и не думала останавливаться, пригубливая всё больше и больше. Когда нравившаяся ему девушка сказала, что она была бы не против глотнуть чего-то ещё, Юнги сразу понял намек и пообещал, что что-нибудь найдёт. Пока мальчишка как рыба в воде лавировал между людьми, Хосок наблюдал, и в груди его сверкало неистовство. Он был обязан присутствовать на этой вечеринке, но не из-за прихоти — Хосок не любил такие пиршества, а в качестве члена студсовета. Конечно, он был не один, а с Чонгуком и Намджуном, ещё несколькими молодыми людьми, которые всё это и затеяли. По правде говоря, старший брат и не думал, что младшенький вырастет так скоро. Совсем недавно Хосок не спал ночами, пытаясь успокоить плачущего малыша. И всё же, это никогда не было ему в тягость. А сейчас он стоит у окна, погрузившись в молчание. Он просто продолжал смотреть на то, как брат общается с одноклассниками, жмётся к знакомой всему лицею бляди, отчего у того расцветает румянец на щеках. Хосок знал — то, что он чувствует, очень сильно мешает ему. Мешает по той причине, что это единственное, что он не может контролировать. Именно поэтому ему нужно было держать Юнги при себе. Если будет надо, он посадит его на цепь. Хосок смотрел и выжидал любую ошибку, допущенную мальцом. Он, не отрываясь, следил за каждым движением и осознавал то, что его рука не дрогнет, если это будет нужно. Он это точно знал. — Ты сейчас его взглядом убьёшь. — голос звонкий, но говорит тихо. Это был Чонгук в его излюбленной манере лезть туда, куда его не просили. Хосок ничего не ответил. Он никогда ни перед кем не отчитывается. Сейчас на руках старшего брата играли голубые вены, которые доказывали то, что он раздражён. Однако если посмотреть на его лицо, то увидеть можно было лишь скупое выражение и холодный взгляд. Хосок знал, к чему всё идёт. Но он не вмешивался. Он дожидался, но не по той причине, что ему это приносило удовольствие, а по той, что сопляку, тому, кто был несносным маленьким глупцом, не умевшим держать язык за зубами, надо было рано или поздно преподать урок. И сделать это нужно было именно после содеянного, иначе не запомнится. Глядя на то, как Чимин тянет Юнги чуть дальше зала, где всё происходило, Хосок сразу обратил внимание на взгляд у его педиковатого друга, после чего поворачивает голову к Намджуну, занятым какой-то девкой, и Чонгуку, уплетающего закуски: — Проследите, чтобы в сорок первом никого не было. Намджун молниеносно хватает Хосока за рукав, останавливая. Он всё понимал. Намджун был очень умным. — Он ребёнок. Он всё ещё ребёнок, Хосок. Но звук голоса Намджуна был недостаточно громким, чтобы привлечь внимание того, кто сейчас пересекал быстрыми шагами зал, зная то, что дальше будет. Впрочем, не было бы и того, что Хосок не ожидал увидеть: стоило пройти чуть дальше зала, заворачивая в сторону оборудования, за ними стояло двое подростков, один из которых напирал на другого. По крайней мере, так показалось бы на первый взгляд. Чимин стоял вблизи к Юнги, что-то говоря ему, стараясь приблизиться к тому лицом, а затем губами, но мальчишка в последний момент уворачивается, встречая глаза друга искренним непониманием. Юнги, в отличие от Чимина, был трезв, поэтому понимал всё намного лучше того, кто сейчас хватал его за руки, в попытке не дать уйти. За аппаратурой в зале послышался взрыв смеха и хлопушка. Хосок в этот момент подумал, что если бы у него был с собой пистолет, он бы вышел из-за кулис и всех бы их перестрелял. Не задумываясь, старший брат грубо хватает Юнги за локоть, который и не думал, что поблизости кто-то был, затем разворачивает к себе лицом, дёргая на себя. Хосок поворачивает голову и находит Чимина в ужасном состоянии: тот готов был податься в слёзы даже несмотря на большое скопление людей поблизости и то, что его уже как десять минут ищет девушка. «С тобой я потом разберусь, ублюдок.» Шаги у Хосока были очень быстрые — это была первая мысль, которая пришла в голову Юнги. Он совершенно не поспевал за ним, то и дело спотыкаясь и стыдясь того, что его так бескомпромиссно выводят из зала. Он был очень удивлён и тем, что Хосок вообще находился на вечеринке, так как это было совсем не в его антураже. Юнги косился на брата и видел то, что тот даже не хмурился, но руку сжимал так, что норовил вот-вот её сломать. — Хосок, куда мы идём? Мне больно! Дверь кабинета студсовета захлопнулась, и Юнги отшвырнули в сторону стола, по которому он проехался руками, снося с него бумаги и прочую канцелярию. Все упало на пол: ручки, карандаши, ножницы, листки и степлер. Пока Юнги в ужасе смотрел на брата, что возвышался над ним, тот с отвращением подумал, что сломал бы ему челюсть, если бы Чимин успел его поцеловать. — С каких пор ты шляешься по таким местам? — голос брата шипел, не нужно было гадать — тот был в ярости. — Делаю то, что считаю нужным! — здесь уже не выдержал Юнги, отряхиваясь и собираясь с мыслями. Не желая видеть брата, он собирается пройти мимо, но не успевает. Удар. Хосок верил в то, что его нельзя было обвинить в насильственных действиях, потому что он давал много возможностей брату. Юнги осознаёт то, что слюна во рту была горькой. Подобно металлу на языке. Ему дали пощёчину. Как женщине. Чувствуя то, как кровавая слюна стекает по подбородку, Юнги слетает с катушек и начинает кулаками набрасываться на того, кто сильнее его в несколько раз. »…Юнни, ещё хоть раз попытаешься замахнуться на меня, я покажу тебе, почему этого не стоит делать…» Хосок сдерживает свои слова. — Отстань! Кричит, но никто не слышит, потому что музыка заполняет едва ли не весь первый этаж. Мальчишка успевает лишь вздрогнуть от испуга, когда он пропускает момент, и Хосок с силой прикладывает его голову об учительский стол, на котором были выскребаны неизвестные надписи. Боль. Как же ему больно. Голова словно в этот момент раскололась на две части, надвигая скорую смерть. Но Юнги не умирал, потому что Хосок чётко знал с какой силой и что делать. Юнги старается сопротивляться, но хватается за руки Хосока, как за спасительный круг, когда тот сжимает волосы мальчишки в своей ладони, заставляя того ползти следом от агонии. — Пожалу-у-… Юнги тут же замолкает, когда рука с перстнем бьёт наотмашь по лицу, а затем ещё, превращая сбитые губы в кровавое месиво. Когда брат швыряет его на пол, крик и рвота подкатывают в горлу, но кровь мешает произнести хоть что-то без надутых пузырей. Рассеянно глядя на дрожащие ладони, подросток чувствовал, как покалывают глаза горячие слёзы, смешиваясь на подбородке с кровью и слюной. Часть попадает Юнги в горло, и он покорно проглатывает, не смея поднять взгляд. Сейчас он понял кое-что для себя. «Убьёт. Он без сомнений убьёт меня, если я не буду следовать его словам. Он смотрит, а в его глазах нет сочувствия.» Запах крови проник к лёгкие обоих. Резкий. Тяжёлый. Страх ударил в голову Юнги, весь мир закружил перед его глазами. Он даже не слышал собственных мыслей. А Хосок просто смотрел на него в ответ с нескрываемым презрением, смешивая с грязью, скорчил похожее лицо, которое было у Юнги, передразнивая. Любовь обостряла мучения, и несмотря на происходящее, Хосок знал, что терял намного больше подростка, что сейчас в ужасе отползал ближе к стене, ища защиты. — З-за ч-что?.. В этот момент в кабинет заходит молодой человек, тот, которого Юнги однажды уже видел, и, не теряя времени, тянет к нему ладонь, перепачканную в крови, прося о помощи. Это была его последняя надежда. Он поверил в то, что Хосок забьёт его до смерти. — Что ты здесь забыл? — голос Хосока ледяной, надменный, в то время как у Юнги — истеричный и надтреснутый. — О Господи… Хосок, что же ты с ним сделал? — Чонгук хотел опуститься перед этим мальчиком, чьё лицо было бы белым, если не красная жидкость, размазанная по нему, словно его избило сразу несколько человек. Рука у Хосока была тяжёлая. — Скажи Намджуну, что через пять минут мы подойдём к машине. Пусть отвезёт нас домой. — Хосок диктует Чонгуку, а Юнги не отпускает руки в сторону парня. Тем не менее, Хосок следом берёт мальчика за шиворот и, глядя ему в глаза, пережёвывает каждое слово. — А ты слишком не радуйся, родителей нет дома.