Это была провинция Канвондо
Тёплый воздух ложился следом проезжающих мимо автомобилей. Погода поразила жителей Янъяна и Каннына своими греющими осенними солнечными лучами, а туристов обрадовала возможность надеть стильную летнюю одежду для памятных фотографий на фоне гор Сораксан. Какие же потрясающие пейзажи видел Юнги — не описать словами. Пожалуй, в течение этих нескольких дней он тоже сделает несколько снимков, чтобы вспоминать о чём-то приятном в будущем. Юноша сидел, облюбованный лучами с закрытыми глазами, тихо и размеренно дышал. Давно не было такого спокойного дня. Тем не менее, прерогатива скорой встречи с родителями удручала, даже несмотря на то, что он не видел их уже несколько месяцев, и именно это периодически заставляло встрепенуться отчуждению в его душе. Девушка умерла. Вернее, если правильно выразиться, то коллега на работе Хосока скончалась от сильного повреждения головного мозга. Скоропостижная смерть — падение с лестницы. Люди умирают каждый день. На кого-то падает балка на стройке, где-то человека могут даже застрелить. И всё же, конкретно её смерть оказалась наиболее неожиданной, какой-то бестолковой и непонятной. Как оказалось, у нее была довольно беззаботная жизнь: встреча с подругами по пятницам, в субботу она ходила на пробежку, а в воскресенье выпивала две чашки латте-айс ближе к вечеру, чтобы после посмотреть детективный сериал. У нее ведь тоже была семья, так ведь? Мама и папа, которые едва не сошли с ума, когда услышали, что дочь больше не выразит недовольства по поводу их неустанной заботы. Кокетка, которая уже в старшей школе сменила несколько привлекательных парней. Та, которая сама заработала себе на жизнь, о которой мечтала с рассвета юношества. Получается, всё это напрасно? Юнги не смотрит на старшего брата, который сосредоточился на дороге. Расслабленная чужая ладонь держит кожаный руль, на лице у молодого человека покоится едва заметная ухмылка, плечи расправлены. От владельца автомобиля исходит аура чистой, ничем не прикрытой уверенности и обаяния, всё его тело дышит претенциозным и в некотором роде надменным поведением. Он прекрасно знает, что хорош собой. Хосок успешен в университете, чувствует крепкую опору под ногами из-за верно сделанного после финальных экзаменов выбора. Другой бы на месте Юнги заметил, что у старшего брата блестящие результаты, если бы не завидовал. Он так же рассудителен и рационален, как прежде немногословен, но по-своему всё ещё рьяно одержим идеей не спускать с подростка глаз. Можно ли сказать, что тот его едва не душит своим обществом? Это не имеет значения. Молодой человек на грани двадцатилетия водит собственную машину, имеет все средства не просто для своего существования, но и для полного обеспечения другого. Кто бы не был горд на его месте? Он находил себя особенным и именно по этой причине стремился взобраться выше, чем может. Он не боялся упасть — более, он твёрдо готов скидывать каждого, кто встретится на пути его бесконечной влюблённости. Или любви? — Мы скоро приедем. Ты же избавишь меня от необходимости следить за твоим поведением? — сладкая учтивость прокатилась по языку, оставляя горький осадок. Юнги словно воды в рот набрал. Он тревожно покосился на Хосока, скрывая за мгновенно появившимся напряжением любой признак волнения: покусанные губы, постоянно зудящие пальцы, бледные щёки и тяжёлое дыхание. Старший брат был любезен и вежлив до тех пор, пока всё идёт идеально. Пока Юнги послушно слушает и отвечает то, что его устраивает. Юнги почти не дернулся, когда чужая правая рука коснулась подбородка, слегка поглаживая и вынуждая посмотреть в сторону брюнета. Хосок же, в свою очередь, продолжал наблюдать за дорогой, держа руль лишь одной рукой, борясь с желанием поцеловать юношу. Юнги сразу понял, что от него ждут ответа. Он должен был тотчас раскрыть губы и прошептать такое неправильное «я понял» или же «я не буду создавать тебе проблем», но вместо этого через силу отводит взгляд в сторону лобового стекла, потому что в уголках глаз начинают собираться слезинки. У юноши не было возможности сопротивляться напору этого человека, который мог так откровенно врать родным, что были для него не более, чем мерзкая уличная дрянь на ботинке. Молодой человек не сожалел о своих поступках, напротив, его тёмный взгляд точно сигнализировал о том, что он больше никогда не станет тем, кем мог бы стать, если бы кто-то постарался направить его в нужное русло. Он впитывал в себя зло, внутренне кичился умом и наслаждался тем, как люди обманываются его внешностью. Он презирал. Юнги долго противостоял ему. Он уклонялся, парировал словами и даже иногда пытался бить в ответ кулаками. Его ореховые глаза никогда не забудут вывернутой под неживым углом руки, которая ослепляла своей болью, заставляя его глухо кричать в чужую ладонь. Подросток даже пробовал плеваться в старшего брата, уповая на то, что если не можешь нанести физический вред, то хоть заденешь чужую гордость.Это было сродни ужасу.
Юнги убедился в том, что брюнет бил сильно, если того хотел. Кровь хлынула, затапливая верхнюю одежду, и Юнги даже не сразу поверил, что она принадлежит ему. Всё было окрашено в красный: стены, которые стали ему в тот момент опорой, так как дрожащими руками прислониться больше было не к чему; идеально чистые полы и сама кожа, что, как теперь казалось юноше, всегда пахла кровью. Тупая боль проходила по всему телу, отдавая в различные части тела и не думая замолкать. Больше всего болели избитые рёбра, которые по ощущениям больше напоминали посыпавшуюся гранитную крошку, и разбитое до неузнаваемости лицо. Впалый живот прикрывался изувеченными руками в попытке защититься, пока холодные большие ладони сжимали за шиворот с большей силой, не позволяя пошевелиться. Он помнил этот нечеловеческий взгляд старшего брата, когда бордовые сгустки сплёвывались прямо под ноги, потому что голова отказывалась работать. Юноша закрывался руками и пинался, когда на лице щипало, в то время пока с него снимали штаны под неприятные звуки бульканья в горле. Юнги мог с уверенностью сказать, что летние дни сильно изувечили его внутренний мир. — Юнни, ты слушаешь меня? — услышав любопытный тон, юноша очнулся. Юнги понял, что они куда-то заезжали, потому что по сторонам выросли улочки, по которым прохаживались местные. Юноша смахнул с глаз влагу, устремляя свой блестящий взгляд на брата, который затяжно, будто что-то обдумывая, посмотрел на него в ответ. Это очень напугало мальчишку. — Я плохо себя чувствую. — скорее отговорка, чтобы брюнет не стал допытывать его. Тем не менее, старшего брата этот ответ не удовлетворил. — Такой вид от всех болезней вылечит. — произнёс мягко, с нотками терпимости, даже не пытаясь показать себя в лучшем свете. Костяшки чужой руки коснулись щеки Юнги, и он не стал отстраняться, молчаливо оглядывая лицо кровного родственника, подумав про себя о том, что понемногу он совсем начинает забывать об этом. В ответ на его поведение послышался лишь смешок сбоку. Автомобиль ехал размеренно и медленно из-за расхлябанной дороги, поэтому у Хосока была возможность чаще отвлекаться на младшего брата. — Разве ты не рад, что скоро увидишь родителей? — голос молодого человека был больше веселый, чем серьёзный. Самому ему было давно плевать на этих людей, концентрируя всё своё внимание только на одном человеке и своих личных целях. — Она поступила не как мать. — Юнги отозвался легко, после удивившись тому, как просто такое слетело с языка. И медленно, словно думая вслух, продолжил: — Как так можно со своим ребенком? Внезапно, Хосок наклонился максимально близко, чтобы продолжать водить автомобиль, и с неожиданно-расширенными глазами, как у безумца, произнёс, внимательно исследуя чужое лицо: — Теперь ты меня понимаешь, правда? — перед тем, как ответить, Юнги колебался между нерешительностью и страхом, то и дело отводя взгляд от изучающего выражения лица Хосока. — Твои эмоции говорят за тебя. В этот момент автомобиль повернул направо, проезжая поперёк людской улочки, которая на данный момент была совершенно пустой. Впереди за углом показалась проезжая часть, сразу за которой оказался необходимый им район. Между лопаток Юнги что-то зачесалось. Дом, в котором им предстояло погостить, не выглядел богато снаружи. Пожалуй, на первый взгляд, он даже не казался благоустроенным. В машине играла лёгкая плавная мелодия, которая отчего-то давила подростку на нервы. Справедливости ради, подметил про себя Юнги, дело явно было не в ней. Напущено скучающим видом оглядывая представшее перед взглядом место, в голове у юноши обитали совершенно неспокойные мысли. Задумавшись, он услышал хлопок двери со стороны водителя, после чего с красными от стыда щеками нашёл себя предметом изучения родственников: возвышающаяся фигура брата предстала перед ним, приоткрывая для него дверь и вытягивая вперёд белую ладонь. Юнги, покрывшись мурашками от резкой смены температуры на улице, принял помощь, тут же уткнувшись взглядом в землю. — Тебе холодно? — получив отрицательный неуверенный ответ, Хосок придвинул мальчика к себе поближе, подмечая то, что пора заходить внутрь. — Наконец-то приехали, мы вас уже заждались! — близкая по линии матери родственница сверкнула улыбкой, после чего перевела взгляд на Сыльги. Та стояла зажато и сгорбленно, при этом произнося уверенные слова приветствия в сторону сыновей. Затем начался беспросветный дождь. Поначалу он ронял на разогретую землю тяжёлые, отдельные капли, которые ложились на вычищенную ветром выложенную плитку. Всё быстрее и чаще падали капли, и наконец непрерывная водяная пелена затопила всё вокруг. Юнги наблюдал за ним, сидя за слишком низким диваном у стола, из-за которого есть было неудобно. Речи были спокойные и неторопливые, которые периодически прерывал серьёзный и отрывистый голос отца, который слишком был непривычным на слух. Подросток, зажатый между братом и стеной, сидел, не создавая лишнего шума, чтобы о нём не вспоминали. Еда не лезла, и от этого Юнги ощущал на себе острый взгляд тёмных глаз, которые недовольно сканировали его тарелку. Пытаясь избежать дальнейшего разговора об этом, он просто положил себе в рот лист салата, медленно его пережёвывая. Игнорируя разговоры об учёбе и блестящие успехи старшего брата, о которых зашла речь, подросток потянулся за последним оставшимся кусочком бенто-торта, тут же теряясь в материнском взгляде. — Ты бы хотела этот кусок, мам? — Нет, я обойдусь без торта. Рука Юнги дрогнула, и когда же мальчишка отказался от идеи сладкого, Хосок все же положил десерт в тарелку юноши, осторожным движением убрав за ушко слегка растрепанные волосы. Чувствуя неприятное послевкусие ещё несъеденного десерта, младший ребёнок с сожалением посмотрел на родителей. Женщина всем своим видом давала понять, что Юнги поступает эгоистично, съедая остатки торта, который она не попробовала из-за старания угодить остальным. Она добровольно жертвовала собой и своими желаниями, как ей казалось, ради общего блага. Юнги сжал столовые приборы, растерянно исследуя еду на столе, потому что внезапное чувство вины, охватившее его сердце, неприятно сдавило грудь. Под давящим взглядом матери он коснулся губами сладкого, которое уже не могло доставить ему удовольствия, так как ему словно внушили, что он — забирает последнее, что у нее было. — Тебе не понравился? — Хосок спросил его вскользь между разговором с отцом, после чего обратил на него уже всё своё внимание, повернувшись. Юнги не ожидал того, что брат в открытую начнет расспрашивать об этом, поэтому быстро скомкал слова, стараясь не акцентировать внимание на происходящем: — Нет-нет…всё отлично, правда… — Ешь побольше, Юнни. — брюнет ответил тепло, после чего его руки пригладили чужую ладонь под столом. Юнги каждый раз терялся от этого охваченного нежностью взгляда, что шли вразрез с действиями, на которые был способен старший брат. Будучи убеждённым в том, что Юнги так себя чувствует из-за Сыльги, Хосок поднимает мертвенно-ледяной взгляд на женщину, допуская её до себя в эту секунду и в то же время подчиняя себе. Глядя в ответ на старшего сына, который выдавил из себя: «Что-то не так?», она окончательно стушевалась, не желая больше поднимать взгляда, но глубоко в душе надеясь, что ей показалась эта ненависть и отвращение, точно она — мерзкое отродье, забирающее у чужого ребенка еду. Некоторые время после за столом было тихо, ровно до того момента, как родственница не затронула тему школы и экзаменов. Кажется, на несколько секунд Юнги даже перестал дышать, в то время когда на лице Хосока не дрогнул ни один мускул. До сих пор для мальчишки это было болезненной темой, о которой он больше не заговаривал с братом — все попытки и мольбы оказались глухи по отношению к такому суровому человеку. Раз за разом Юнги повторял, что этот удар — самый сильный из всех, постигших его несостоявшееся будущее, хотя судьба до сих пор била его нещадно. — Не понимаю, как могли родится на свет две полные противоположности в одной семье, — начинал отец. — Это всё материнское воспитание! Юнги в этот момент тупо посмотрел на светло-желтоватую кожу мужчины, сомневаясь в том, что сможет привести аргументы до конца, если начнёт этот спор. Именно по этой причине у юноши на лице не было ни гнева, ни удивления. Однако, он был расстроен публичным оскорблением и из-за этого мелко задрожал. — Не будь так суров с сыном, ну же. Он просто оступился, такое случается. — родственница, что была моложе матери, ловко пристроилась к разговору, мягко улыбаясь юноше в качестве поддержки. — Смотри, какие у него красивые глаза… — Он ведёт себя не лучше гулящей девчонки! — возразил мужчина басом, из-за чего даже мать пришла в волнение. — Да и выглядит он не особо мужественно. Я не удивлюсь, что в один день узнаю о… Руки сжали край стола с большей силой, а губы плотно сомкнулись. Юноша, чья голова закружилась от злости, смешанной с обидой, кажется, совсем не понимал, как ему стоит реагировать на происходящее. Тяжело взглотнув, Юнги загнанно посмотрел на старшего брата, который осторожно поправил его взлохмаченные волосы, относясь с пренебрежением к распинавшемуся мужчине. — Тебе пора в постель. Иди, Юнни. — голос молодого человека казался спокойным, однако это спокойствие было, пожалуй, слишком подчёркнутым. Когда подросток услышал раскатистый голос мужчины о том, что он еще не закончил беседу, мальчишка всё же послушался брата, после чего вышел из комнаты под непонимающие взгляды двух женщин, оживлённые сомнительным авторитетом главы семьи. Заходя в приоткрытую дверь, на сердце у юноши спокойно не было. В столовой было подозрительно тихо с момента его ухода, однако его больше волновало то, о чём там говорят. Он был окончательно удостоверен в том, что является главным разочарованием семьи, однако подумать не мог о том, что всё зайдёт слишком далеко, так как даже для отца это было низко и подло. Он с самого начала понимал, насколько это было абсурдной идеей — погостить вместе с родителями в одном доме после всего, что было, но выбора ему не предоставили. Боясь сделать ещё хуже, Юнги действительно не стал выходить из комнаты. Не произнося ни слова с тех пор, как он покинул столовую из-за полнейшей растерянности, он подумал о том, что всё могло быть хуже. Взбивая подушку, юноша зажмурился от резкой боли в запястье, которая внезапно напомнила о себе, о том, что ему следует относится к нему всё еще бережно, даже если оно почти зажило. Доставая пижаму из чемодана, он быстро переоделся в неё, прикрывая в комнате окно, чтобы на свет не залетели насекомые. Упоительно-холодный воздух позднего вечера напоследок лизнул его прежде, чем Юнги обернулся, чтобы увидеть заходящего в комнату брюнета. Внезапно, младший брат почувствовал что-то сродни легкой благодарности за то, что ему не пришлось выслушивать унижения за столом дальше. Юнги подошёл ближе к Хосоку, после чего поднял на него свои глаза, во взгляде которых что-то переменилось. — Спасибо. — эти слова дались с трудом, но он знал, что скажет это, потому что он всегда был искренен. Хосок молча посмотрел на него в ответ, после чего плавно переместил его ладони в свои. Некоторое время они так простояли, прежде чем молодой человек произнёс: — То, что было в Сеуле — это наши дела дома и между нами. Мы через это пройдем. — Юнги сразу понял, что тот говорит о многочисленных ссадинах и травмах. Он не был согласен с этим, так как речь шла о его свободе и правах, но в то же время понимал — Хосок не нуждался в его одобрении. Старший брат, произнося последние слова, вложил в них много смысла: о подчинении, верности одному человеку, чистоте отношений, принуждении. — Он больше не будет донимать тебя, будь спокоен.