***
По лицу Юнги было ясно видно то, что он явно чувствовал волнение рядом с незнакомцами, которые общались между собой особыми выражениями, что совсем не были ему понятны. Впечатлительный, он то и дело поправлял праздничную рубашку, которая колола ему заднюю сторону шеи своей биркой. Подобно ребенку, оставленному на утреннике своим родителем, юноша беспокойно перемещался между группами людей, нигде не находя своего места. И неудивительно: взрослые люди обращали внимание на мельчайшие детали, не упуская ни одной мелочи в одежде и внешности. Что касается молодежи, то они были еще более невыносимыми, их можно было определить только одним словом — «лукизм». Хосок только что удалился от него, чтобы пообщаться с редактором из рекламной компании, в которой работал. Однако теперь, всего через пару минут, подросток в полной мере ощущал натиск толпы, которая качала его из стороны в сторону. В следующий миг он уже чувствовал, как отсутствие кислорода настигает его на волнах громких голосов и резких взглядов. — Добрый вечер! — юноша инстинктивно сжал плечи, утягивая голову, но вскоре осознал, как абсурдно это выглядело. Его охватило чувство смущения и неловкости. — Скучаешь?.. Какая-то неизвестная девушка подошла к нему поближе, чтобы поздороваться. Юнги не чувствовал себя в безопасности рядом с ней, поэтому буркнул приветствие в ответ, и тут же глазами начал выслеживать старшего брата. — Ты кого-то потерял? — миловидный голос не был слишком сладким или звонким. У девушки, на удивление, был редкий в меру мелодичный голос, который не резал по ушам. — …а-м… Нет… — Юнги бы предпочёл ответить молчанием, однако выразительно подведённые глаза глядели на него столь пристально, что он слишком разволновался. Она стояла слишком близко, лишая его кислорода терпким парфюмом, который вовсе не шёл ей. — Я жду Хосока… Быть может, вы его знаете. Незнакомка немного помолчала, после чего её губы расплылись в улыбке. — А-а… Я поняла! — она щёлкнула пальцами, указывая куда-то в сторону. Юноша проследил за её жестом, про себя думая о том, что это неприлично, после чего слабо кивнул. Ему не хотелось привлекать к себе внимания. Внутри всё начиналось заходиться от мысли, что Хосок может воспринять всё не так. — Он пригласил меня, — как бы оправдываясь, Юнги посмотрел на её кривоватый нос, чтобы почувствовать себя увереннее. — Я не работаю здесь. — руками обведя зал, он ошарашено бросил на неё взгляд, когда она звонко захохотала, как сумасшедшая. — Да по тебе сразу видно, так что можешь не объясняться, — внутри его пронзило неприятное чувство, когда он осознал, что в глазах окружающих он выглядит простаком. Чувство стыда и смущения проникло в его сердце ещё глубже. — В рекламной индустрии жёсткая конкуренция, но ты не такой. Ты выглядишь…милашкой? Поперхнувшись, Юнги раскраснелся от прямого высказывания сумасбродной девушки, которая говорила всё, что взбредёт ей в голову. Он не мог сказать, что она была неприятна ему, но какое-то липкое ощущение внутри не давало ему расслабиться в её присутствии. Ощущение, будто он надел пару обуви на десять размеров больше, не покидало его. — На самом деле, обычных друзей не зовут на такие мероприятия… Скорее, партнёров? — она болтала без умолку, каждая фраза вырывалась из неё ещё с большим рвением, чем предыдущая. — Видимо, вы очень близки! — в её словах можно было найти романтический намёк, однако её речь была такой простодушной, отчего Юнги сразу догадался, что такой скрытый подтекст пришёл только в его голову. Юнги порядком устал от бесконечного потока фраз, осознавая, что она, вероятно, просто нашла уязвимую жертву, которая не умеет отказывать людям. С другой стороны, он так редко покидал свой дом! А если и удавалось, то Хосок становился слишком придирчивым к любому его действию, взгляду. Возможно, из-за этого Юнги совсем потерял навык общения с другими людьми… «Приходится довольствоваться тем, что можешь получить.» — повторял брюнет каждый раз, когда отказывал в любом проявлении несогласия. — О, господин Пак снова напился, слишком сильно акцентируя на себе внимание! — девушка закусила губу, виновато озираясь. — Мне нужно успокоить его, я же его секретарь… Юнги тут же всё понял, глядя через её плечо в сторону. Он таких не переносил и был счастлив, что никогда не испытает подобного позора на работе. Ведь Хосок никогда не позволит ему построить карьеру. Он заметил, как брюнет стоит в стороне от него и с изящным движением отпивает холодное шампанское. Молодой человек держался с бокалом в руке, с прямой осанкой, привлекая внимание других присутствующих своей умелой общительностью. Его простые и очаровательные манеры, расплывчатая улыбка и манящий голос заставили подростка восхищенно смотреть на него, но с долей внутреннего напряжения. Будучи вспотевшим от волнения, он оглядел ещё раз глазами огромное помещение, обнаружив необходимую табличку. Осторожно проходя мимо гостей, Юнги проскользнул в уборную, споласкивая ладони. Глубоко дыша, он с наслаждением втирал мыло, создавая обильную пену, после чего опустил свои руки под струи теплой воды. Воспользовавшись случаем, он решил промыть лицо, легко похлопывая пальцами по своим щекам, чтобы унять ощущение жгучего покраснения. Встряхивая ладони, он выдернул бумажное полотенце слишком резко. — Не видел я такого прежде в нашей фирме. — юноша догадался, что он хотел произнести «такого, как ты». Юнги обернулся, глядя на плотного мужчину с щетиной, голос которого звучал до неуважения небрежно. От него исходил кислый запах, из-за чего Юнги поспешил отвернуться обратно к зеркалу. — Я и не работаю. — ответил нехотя, потому что чувствовал исходящую от мужчины грубость. Прошло пару секунд, когда юноша резко отстранился — мужчина подошёл к нему ещё ближе. — Тебя не учили вежливо общаться с теми, кто старше тебя? — мужчина гаркнул про себя, устремляя красноватые белки глаз в сторону щуплого юноши. — Урод. Отчасти Юнги понимал, что тот был прав, потому что отворачиваться всё же не стоило. Тем не менее, этот мужик тоже не следил за своим языком, что развязывало его и Юнги. — Учил кое-кто. Может, и вас сможет? — он обомлел сам от себя — настолько голос был язвителен и самоуверен. Мужчина не смел так обращаться с ним. Только не этот поддавший осёл. — Да как ты смеешь?! — яростный рёв разлетелся осколками по выкрашенной плитке стен. Мужчина, казалось, стал ещё более агрессивным, а рыхлая кожа на лице пожелтела. — Я не хочу ругаться с вами! Давайте просто сделаем вид, что этого разговора не было? — юноша сам раскраснелся, потому что сердце забилось быстрее. Он понимал, что тот прилично выше него, и если он сейчас окончательно слетит с катушек, то ему очень сильно прилетит. Он не планировал изначально вступать с ним в распри, но и выслушивать унижения не собирался, каким бы хилым и невзрачным он ни был. Его до сих пор ранили замечания о его внешности. Хосок был, наверное, единственным, кому она нравилась. Юнги распахивает глаза, когда чужая полная ладонь задевает его нос, однако не ударяет, а лишь пролетает мимо, смахивая очки в сторону. Боль в голове юноши усилилась от треска линз, вызывая у него липкий страх, когда он наблюдал, как они разбиваются вдребезги у его ног. Его дыхание становилось все более затрудненным, и ему уже было все равно, что мужчина кричит ему в ухо, так как слезы медленно собирались в уголках его глаз. Он ощущал, как тревога и горечь наполняют его сердце, оставляя следы на его душе, а зрение становится неприятно размытым. Почему люди такие злые? Он сжимает руки в кулаки, которые сильно дрожат, понимая, что не сможет ничего сделать этому нахалу в ответ. Вытирая рукавом скопившиеся слёзы, он поднимает на него укоризненный взгляд, а затем садится на корточки, подбирая отломившуюся душку и осколки от линз. — Старый придурок. — шипит он про себя достаточно громко, потому что биение сердца гудело в ушах слишком сильно. Его спустя мгновение хватают за верхнюю одежду, стягивая до такой степени, что появляются складки, после чего из ладоней юноши высыпается всё, что он перед этим кропотливо собирал на полу. Глядя раскрасневшегося мужчину и его замахнувшийся кулак, он втягивает голову в шею, зажмуривая глаза. Юнги слышит копошение, его сердце бешено хочет выпрыгнуть наружу, когда тяжёлая рука пропадает и его отталкивают назад, уже с распахнутыми от липкого страха ресницами. Боже. — Если есть претензии, то можешь высказать их мне. — …А ты ещё кт-… — слюни так и брызжут в разные стороны. — Чё ты лезешь, на работе проблем добавить?! — Тоже могу сказать и о тебе. Как думаешь, поверят работнику с чистой репутацией или же пьяной свинье? — голос заставил поёжиться Юнги. — Как же я тебя сразу не узнал. Под одну стать, получается? — насмешка пробежалась по губам. — На свидании? — почти выплюнул мужчина, смотря на него с блеском. — Да. — кажется, Хосоку в действительности понравилось это выражение. — Мы с ним на свидании, и я не смог сдержать обещания, что ему будет комфортно здесь. Из-за таких, как ты. Рука снова взмахивает, как птица, однако белая крепкая ладонь тут же хватает её, сильно сжимая. — Уйди с дороги! — Отчего бы тебе не замахнутся на меня? — голос полётный, однако глаза почти сумасшедшие. — Ну же, попробуй. Юнги начинает бояться не за себя. Он буквально видит плескающийся гнев в чужих зрачках, сжимая в пальцах верхнюю одежду брюнета. — Я всем расскажу о том, какой ты на самом деле, Хосок. — Ты не первый и даже не последний. Расскажешь ему Юнни, что с ними произошло? — улыбка оказалась слишком мягкой для такой тяжелой интонации. Слишком чистой для столь отвратительных до дрожи слов. Мужчина тучно перевёл всё внимание на Юнги, сжимающегося рядом с брюнетом. Юноша надеялся, что уменьшится до размера детёныша кальмара. — Не с тем ты общаешься мальчишка. — мужчина неприязненно сверкнул зубами, как будто набивая себе цену. — Ну, сам потом увидишь. — он даже представить не мог, что семью не выбирают. Смех был неуважительный и слишком яркий для такого места. — Он прекрасно знает, с кем связался. А ещё то, что кроме меня его никто никогда не тронет.***
Он думает я не вижу, да? Как смотрит на меня. Я же всё знаю, правда. В какие-то моменты мой взгляд сталкивается с его напуганным или настороженным, однако не могу заявить, что меня это отталкивает. Каждый шорох ночью, вздох и слипшиеся ресницы — прекрасно осведомлён о том, когда он плачет. Иногда я захожу к нам в спальню и наблюдаю за тем, как он что-то чиркает на бумаге. Несмотря на то, что у меня всегда были сложности с определением своего отношения к изобразительному искусству, я неизбежно влюбился в его рисунки. Он, возможно, предполагает, что я безразлично выбрасываю их каждый раз, когда случайно оставляет их на столе. Однако, в действительности, я бережно сохраняю их в недавно приобретенном семейном альбоме. Когда момент раскрытия моего маленького секрета настанет, я уже вижу в своем воображении его реакцию — глаза, прекрасные как звезды, расширятся в удивлении, а на его розоватых губах замерзнет невысказанный вопрос «почему». Он — единственный человек, которому я доверяю больше, чем остальным. С виду, должно быть, выглядит несколько иначе, потому что я и шагу не даю ему ступить без своего сопровождения. Однако я стараюсь проявлять эмоции и вести себя так, как никогда бы не стал: обнимать и гладить, трогать его тонкие ладошки и чувствовать непонятное тепло в груди, когда он кротко улыбается. И ведь мне улыбается. Порой он действительно может вывести меня из себя, и я это вовсе не скрываю. У него есть такая отличительная способность, которой не обладают другие люди. Тем не менее, это мне не мешает оставаться с холодным умом. Понимаю, что если не буду контролировать свою силу, то могу нанести ему слишком сильные увечья, после которых он сможет остаться инвалидом. Каждое утро, перед тем как отправиться на работу, я мимолётно проскальзываю своими губами по его, едва сдерживая желание разбудить, чтобы продолжить, не останавливаясь лишь на этом. Несмотря на моё сильное желание, я не теряю контроля, иначе он будет бояться меня ещё сильнее, чем сейчас. Много раз я не спрашивал его согласия. Он буйствовал, прилагая все возможные усилия, чтобы причинить мне вред. Но, стоит ли упоминать, что для меня эти едва заметные мелкие царапины имеют хоть какое-то значение? Ему было страшно, я отлично помню каждую его мимическую морщинку, когда он хмурился бровями и расцарапывал мне предплечье, пока я двигался внутри его тела. Это было так интимно… Сокровенно… Пару недель назад я сидел за письменным столом, разбираясь в документации, связанной с работой. Отпустив Юнги погулять во дворе напротив окна, я то и дело поглядывал на него, успокаивая собственную душу. Наблюдая за тем, как он качается на качелях, по моим губам проскальзывала тень от улыбки. Несмотря на всё, я знал, что напряжение внутри меня никогда не спадёт. Я всегда знал, на что обрекаю себя и его. Оглядывая его из окна, стало ясно, что погода становится всё хуже, и едва сдержался, чтобы тут же не отправить его в дом. Наш. Отогнав наваждение, я продолжил работу, переписывая необходимые цифры на листок бумаги. Естественно, меня раздражало то, что я просто не могу остановить съедающие внутри эмоции. Они буквально разрывали меня изнутри и делали нервным. Еще пару лет назад, быть может, я и мог избавиться от этих мерзких чувств. Однако сейчас уже слишком поздно. Тишина не могла длиться вечно, и я сразу же встал, как услышал тяжёлое обрывистое дыхание и звук открывающейся двери. Признаться, я был в недоумении. Напротив меня с румяными щеками стоял мой Юнги, держа в руках какое-то подобие грязного животного. Внутри меня помутило, что он своими чистыми ладошками решил взять его на руки, поэтому, глядя на моё посеревшее лицо, он тут же начал лепетать. Обеспокоенный, он стоял на пороге всё ещё в верхней одежде, в то время когда котёнок в его руках громко пищал с залепленными чем-то глазами. Я уже говорил, что мне претит одна мысль о том, чтобы какое-то чужое существо находилось в нашем доме? Юнги умолял меня и даже истерил, лишь я позволил ему оставить это в нашем доме. Мне казалось, что я даже слышал, насколько сильно его сердце желает вырваться из груди. Естественно, последнее слово было бы за мной, однако было принято решение смягчиться. Я уступил. Его забота о нем была кратковременной, несмотря на то, что я приобрёл всё необходимое для продолжительной совместной жизни. Я помню, как долго приходилось мне успокаивать Юнни, нежно поглаживая его по спине, прежде чем он смог произнести хоть одно слово сквозь бесконечные рыдания. В тот день мне стало ясно, что я должен пересмотреть своё отношение к животным, давая ему возможность заботиться о ком-то.***
— Тебе смешно, да? — Юнги, у которого от волнения подрагивают ресницы, пристально уставился на своего старшего брата. Хосок же, удобно облокотившись на стол, с улыбкой, осторожно появляющейся на его губах, наблюдал за всеми эмоциями на лице юноши. — Даже если и так, Юнни. Что с того? — задыхаясь, младший ребёнок попытался схватить того за край футболки, однако Хосок вовремя отпрянул, возвышаясь на ним. — Ты забавляешься, однако это вовсе не весело! — Брось, ничего страшного не произошло. — Над ним ведётся следствие из-за тебя. Из-за тебя, Хосок! Ты ломаешь жизнь и без того несчастному человеку! — грудь юноши вздымалась, в то время пока другой спокойно разглядывал его лицо. — Ты и впрямь ничего не чувствуешь? Не понимаешь, что творишь? — Я считаю, он получит по заслугам. Ты решил, что я тогда шутил? Признаюсь, я никогда не отличался хорошим чувством юмора, Юнни. — имя было произнесено так нежно, в отличие от других слов, Из-за чего парень сначала растерялся. Юнги коснулся своей рукой чужого плеча, привлекая внимание, которое и так было всецело сосредоточено на нем. — Ты бы так и со мной поступил? За неосторожное слово готов убить, да?! — от него сквозило дрожью, и в определенный момент он ощутил глубокий ужас перед внезапно наступившей тишиной. — Кажется, ты слишком переутомился. — Хосок обхватил руками мягкие плечи, надавливая, чтобы тот шёл в сторону спальни. — Тебе следует отдохнуть. Юнги согласен не был. Впрочем, несмотря на то, что тот человек обращался с ним как полный кретин, это не означало, что он должен быть обречен на многолетнее прозябание в тюремной камере из-за искаженных фактов. Юноша не желал такой судьбы никому, но еще больше он не хотел, чтобы его старший брат был причиной чьей-то боли. Ведь он знал из собственного опыта, как глубоко это ранит. — Почему ты не допускаешь мысли, что я позвоню в участок и все расскажу? Ты совсем обезумел? — споткнувшись об порог, Юнги удержали за локоть, после чего осторожно подтолкнули к кровати. Чужие губы слегка коснулись плеча, проигнорировал колкий вопрос. Крепкие пальцы сжались возле талии. Юнги отворачивается, однако цепкие ладони разворачивают к себе, привлекая в затяжной поцелуй. Влажный, долгий и почти смертельный. От брюнета исходил аромат глубокого древесного парфюма, и когда Юнги почувствовал его еще сильнее, внутреннее трепетание охватило его. Ему претило то, насколько сильно Хосок стал влиять на него. Из-за нескончаемого водоворота событий, он совсем не заметил, как брюнет превратился из хитрого и высокомерного подростка в расчётливого и надменного мужчину, который к тому же был истинным манипулятором. Только сейчас его пронзает эта мысль, ведь все это время он не только не замечал, но и не мог этого признать. Сейчас же, когда на Юнги больше нет футболки, когда ловкие пальцы сжимают его худые бедра, из-за чего на них остаются белые следы, и он знает, что будет дальше, он внезапно понимает, что становится полностью парализованным человеком, который забрал всё, что у него могло быть. Хосок забрал у него возможность повстречать любовь всей жизни, спокойные подростковые года, надежду на успешную карьеру или радость от получения диплома. Несмотря на это, когда Хосок холодным тоном требует, чтобы тот сейчас смотрел прямо ему в глаза, Юнги поддаётся и смотрит в них с обреченным постоянством, что можно было бы оскорбить верностью, после чего чувствует толчок внутри, сильно сжимаясь не от боли, а от промелькнувшего испуга. Брюнет с чёрными глазами наклоняется и вновь сплетает их языки в поцелуе, становясь еще ближе, точно их тела сливаются воедино, чтобы юноша смог оставаться хоть немного спокойным. Сердце колотится и мешает своими громкими ударами мыслям. Юнги все прекрасно чувствует, заходясь из-за нескончаемого тяжёлого для него темпа. Красивый мужской голос обволакивал и слегка успокаивал, при этом делая чужое дыхание прерывистым. Поведение брюнета, жесты и даже его пронзительный взгляд — выдавали всю его сущность. Для Хосока всё было правильно, ничего лишнего: предначертанный в его постели, отсутствие насыщения им и безмолвие, что сопровождалось едва слышимыми вздохами. В это время Юнги чувствовал себя кем-то, кто больше не отдаёт своим поступкам отчета. Все вокруг для него становилось громче: влажный, хлюпающий звук прочно засел в его голове, в то время как ватные губы не могли прошептать ни единого слова. В какой-то момент Хосок любопытно посмотрел на Юнги, и его губы растянулись в улыбке: юноша с красными щеками, что был под ним, смотрел на него не потерянно, а с хорошо уловимым принятием происходящего. Принимая мужчину в себе, юноша неожиданно для себя понял смысл сказанных тогда слов: «В этом твоя проблема, Юнни, ты веришь в лучшую жизнь». Внутри что-то болезненно надломилось, однако потом пришло понимание, после которого Юнги стал дышать свободнее, хоть и продолжал дрожать. Когда Юнги в последний раз почувствовал постороннее тепло, он сразу понял, почему между его ног слишком влажно и немного липко, однако отвращения уже не было. Возможно, год или даже полгода назад, но не в этот момент. Ко всему рано или поздно подстраиваешься. Кажется, он впервые подумал о том, что пусть это лучше будет именно он, чем кто-либо ещё. Слез не было, да и истерика не собиралась охватывать его с головы до кончиков пальцев ног. Горько упрекая себя за слабоволие, нерешительность, Юнги внезапно для себя почувствовал радость — ту самую, которая наступает после облегчения, потому что знал, что он действительно сделал все, что было в его силах. Какое-то странное чувство внутри расплавилось, из-за чего стало совсем жарко. Юноша впервые не почувствовал себя грязным, однако осознал кое-что: его жизнь принадлежит другому человеку и тот решит, сколько он сможет ещё прожить, потому что умереть он уже тоже пытался. Это отрезвило лишь на мгновение, после чего в груди появился давно ожидаемый покой. Внезапно, Юнги отстранился от собственных мыслей из-за странной интонации Хосока, который уже привёл себя в порядок, как всегда принимая достойный внешний вид. — Ты спросил, допускаю ли я такую мысль, и ты ошибся, раз полагаешь, что это не так. Вот что я скажу тебе: ты можешь попытаться отправить меня за решетку, и я не исключаю возможности, что у тебя может при желании получится. Однако ты всегда должен помнить, что я найду тебя, во чтобы мне это ни стало. Даже если пройдет пять или десять лет. Даже если ты переедешь на другой континент и сменишь документы, каким-то чудом на всё найдешь деньги. Я сделаю все, чтобы отыскать тебя, и поверь мне, Юнни, я сделаю это даже ценой собственной жизни, если при этом мы погибнем в один день, потому что я никогда не позволю тебе жить без меня. Держи это, пожалуйста, в своей светлой головке, хорошо? — поглаживая по волосам, у Хосока было одержимое выражение лица. — Сладких снов.