Человеческая слабость

— Ой, у тебя такие гладкие руки! Ты пользуешься каким-то кремом? — удивившись, девушка не могла не заметить, насколько нежные руки были у юноши. Ха Юн не удержалась от комментария и полюбопытствовала, не пользуется ли он чем-то. В ответ на неожиданный комплимент, уголки губ неловко приподнялись у невысокого юноши, а сам он невольно отпрянул назад. В его глазах мелькнуло мимолетное смущение, что навело девушку на мысль, что ее слова могли его несколько неожиданно задеть. — Такое колечко красивое у тебя, Намджун-и никогда не дарил мне подобного… — девушка мягко улыбнулась, и ямочки на её щеках стали ещё виднее. — Красивое-красивое, очень подходит тебе. «Подходит мне?» — …Спасибо, — сказал парень, немного смущаясь. — Не волнуйся, у тебя будет еще лучше. — чтобы сменить тему, Юнги положил руку на колено и посмотрел в сторону двери. Кольцо переливалось под искусственным светом ламп. Изящное. Холодное. Прямо как его даритель. — Кажется, я начинаю понимать, почему Хосок, будучи совершенно другим, любит тебя, — шепотом сказала девушка, наклонившись к уху Юнги. «Я и так знаю о наших различиях, почему все стараются тыкать меня лицом в это?» — Сначала мне показалось это странным… Он очень сдержанный и даже статусный человек, уверенный в себе. Выглядит серьёзным и собранным, однако при разговоре держится холодно, что мимолётно чувствуется ледяная корка мурашек на спине. — Юнги не понимал, почему она внезапно пришла в комнату, где он проводил время в одиночестве. Ему был не интересен визит к давнему другу Хосока, где его пыталась разговорить какая-то незнакомка. Он и дома лишний раз старался не попадаться брюнету на глаза. — Глядя на Хосока, невольно думаешь, что рядом с ним будет такая же учтивая и, может быть, слегка педантичная девушка. Но тут ты — с эмоциями, как на ладони, немногословный и очень простой. Ты не пытаешься быть похожим на кого-либо. «Потому что я просто пытаюсь выжить, черт возьми, с поехавшим на всю голову человеком, живя с ним под одной крышей. Хочешь — не хочешь, но ты уже никогда не будешь болтливым. Любое моё слово он может расценить как неуважение или оскорбление.» — Ты всегда это можешь сказать ему. — обида дрогнула в его голосе, он хотел отвернуться, однако она наклонилась к нему чуть ближе. Ха Юн расширила глаза, как будто сильно удивилась тому, как он ей ответил. Поглядев на Юнги ещё пару секунд, слегка улыбнулась. — Я хотела сказать, что вижу тебя впервые сегодня, однако о тебе у меня сложилось приятное впечатление. Я люблю искренних и скромных людей, поэтому я была удивлена, познакомившись с тобой. «Пока что ты только и говоришь о том, что я посредственный…» — Понятно… Эм, спасибо, наверное. Я прошу прощения, если был не тактичен, покидая гостиную. — он не знал куда ему смотреть, и ровно также не мог понять, что ему думать о ней. Она в ответ только посмотрела в окно, за которым на ветке сидела маленькая любопытная птичка. Девушка бодро и ощутимо положила ладонь на плечо юноши, словно подбадривая его, и в этот неожиданный момент он дернулся. Это было не слишком заметно, и Юнги понадеялся, что она не обратит внимания на это инстинктивное движение никакого внимания. В некотором плане ему знатно повезло — Хосока такая реакция вряд ли бы удовлетворила. Ее карие глаза привлекали внимание, украшенные красным карандашом, который делал их более выразительными. На губах девушки был нежный оттенок помады, придавая им естественное сияние. Юнги задумался: остались ли у него романтические предпочтения, что были раньше. Этот вопрос так и остался молчаливо висеть в воздухе. Теперь ему казалось, что он в принципе не хочет чего-то подобного. — Не волнуйся, это нормально, если тебе некомфортно с малознакомыми людьми. — от каждого её слова органы внутри становились все тяжелее. — У тебя такой ровный и маленький нос, любая девушка тебе позавидует, ты это знаешь? В неразборчивой путанице мыслей, как вихрь, пронеслись в памяти жестокие картины прошлого: руки, с силой хватающие за шиворот, и безжалостно прижимающие к холодной стене; лицо одноклассника, издевательски смеющееся, когда Юнги продолжал пропитывать платок кровью. В уме возникли мрачные образы, словно картины страданий, которые оставили неизгладимый след в душе. Столь жестокие воспоминания словно отравленный яд, оставили за собой тень и боль, непомерно тяжело лежащие на сердце. Вспоминается лицо Чимина, который говорил, что у него девчачий носик. Хосока, который перед сном исследовал лицо тонкими пальцами-иглами, не в силах насытиться — он жаждал владеть им, исследуя каждый изгиб и черту. Его касания были почти трепетными, точно он хотел запечатлеть каждый момент их совместной ночи. Лицо брюнета, словно скульптура, в такие моменты, казалось сотворено из мрамора. Кажется, что у Юнги от неё действительно разболелась голова. Ненужные мысли лезли в голову. Он не хотел думать и вспоминать о прошлом, потому что у него больше не будет даже отдаленно похожего. У Ха Юн отсутствовал какой-либо такт, и Юнги действительно стало неприятно, что она имеет смелости говорить подобное только ему. Он осознавал, что ни один человек не посмел бы обращаться к Хосоку с такой откровенностью и вседозволенностью, как она сейчас портила ему настроение. В молодом человеке видели неприступность и требовательность, которые отпугивали тесное общение. Брюнет был облачён в холодную маску, которая добавляла ему непоколебимости. В то время как он был иным — открытый и уязвимый перед словами других людей, даже после всего, что было. — Ты считаешь, что можешь говорить подобное мне — почти незнакомцу? — Юнги сжал ладони, но не для сдерживания агрессии, а собственного успокоения. — Наверное, считаешь, что раз в гостиной сидит твой 'типа' будущий муж, то у тебя есть право нести всё, что вздумается. Однако я хочу напомнить, что там же находится и мой. — юноша выгнул бровь, намекая ей, что не разделяет её приятного впечатления. Она замолчала. Это было вполне ожидаемо, из-за чего Юнги нисколько не был смущён повисшей тишиной. Он бы даже мог добавить, что это принесло ему некоторое облегчение. Юноша и без того понимал, в каком он положении. Едва ли не в бедственном, однако это лишь как посмотреть. Ему претила мысль о том, что его принимают за добродушного мальчика с прямым носиком, который будет улыбаться и делать вид, словно в его жизни всё просто великолепно. Отчего-то при виде Хосока рядом с ним все напрочь забывали, что Юнги подобное слышать мерзко: у него не женственное поведение. Он не лучился обаятельными или нежными улыбками, а также не был жеманным или хотя бы манерным. Абсолютно посредственный. Куда ни посмотри. Заурядный. Скучный. Он был равен нулю. Несмотря на всё, Юнги знал, почему Хосок может хлопнуть ему по лицу ладонью, но никогда всерьёз не разобьёт ему нос. Брюнет находил его привлекательным, и от этого порой хотелось выть. Временами бывали случаи, когда юноша сам мог его провоцировать на дальнейшие действия. Чтобы посильнее ударил. Потому что хотелось. Хотелось быть на равных. Кажется, очнувшись после высказанных слов, Ха Юн проморгалась слипшимися ресничками и выпрямилась. Данный жест можно было бы расценить, как тот, когда хотят почувствовать себя увереннее. Она помялась, сдерживая порыв отодвинуться. — Я не пыталась тебя задеть, если что. Не пыталась выставить тебя посмешищем. — голос на этом моменте слегка зазвенел, как бы призывая Юнги обратить внимание на её слова. — Впрочем, в любом случае давай забудем об этом моменте, так как я хотела поздравить не только Хосока, но и тебя с вашим переездом. Она всё разжигала и разжигала этот давно тлеющий диалог. Напряжение в воздухе становилось все более ощутимым, точно дым, забившийся в лёгкие. — Что ты сказала?.. — хлопая широко распахнутыми ресницами, приглушённо спросил он. Он уставился на неё, как на чучело животного, что ожило прямо на глазах. Кончики пальцев заледенели, точно кровь перестала циркулировать по телу. На секунду он почувствовал себя подобно умершему, когда трупный яд распространяется по всему телу. Ощетинившись, юноша задышал полной грудью, понимая, что на девушку нет смысла злиться. Она явно не тот человек, что занимает в его жизни хоть какую-то роль. — Когда ты это услышала? — с зарождающимся чувством страха поинтересовался юноша. Его лицо стало белым, как полотно. «Скажи, что ты пошутила. Просто шутка. Шутка. Ха-ха-ха.» — Десять минут назад. Они как раз решают какой-то вопрос с Намджун-и, связанный с вашей иммиграцией. Юноша предпочел ответить молчанием, тихо сопя. В голове была снежная буря мыслей, которые ещё чуть-чуть и превратят его голову в летний зудящий улей. — Это было сюрпризом? Ты выглядишь озадаченным. Был ли он хоть каплю озадачен? Он тонул в ужасе! Пожираемый сомнениями, юноша вышел из комнаты и сразу направился в гостиную. Он чувствовал скованный в груди камень, из-за которого невозможно было нормально дышать. С каждым маленьким шагом, приближаясь к цели, он всё больше и больше покрывался слоем неуверенности. Он боялся жёсткости брата и его холодного взгляда. В гостиной было довольно-таки тесно. — Ты ничего не хочешь мне сказать? — вывалил прямо — как чувствовал. Он знал, что если начнёт говорить об этом, пока Хосок будет за рулём, то брюнет либо проигнорирует, либо ответит максимально сухо. Глядя на то, как неизвестные бумаги повисли в воздухе, Намджун бросил на него беспокойный взгляд, ощущая ни откуда появившийся накал. Взгляд бывшего лицеиста буквально говорил ему: «Зачем ты сделал это именно сейчас?» Хосок же, тем временем, беспристрастно взглянул на юношу, чьи волосы были в беспорядке, напоминая ураган. По взгляду стало понятно, о чем думает брюнет с дьявольскими глазами, и Юнги это вовсе не понравилось. От слова совсем. Для Хосока всё было предельно ясно, и он вовсе не собирался разжёвывать план своих действий для юноши. В комнате повисла тяжёлая атмосфера безмолвного раздражения. Юнги моргает и старается сдержать откуда-то нахлынувшую дрожь в пальцах, из-за чего сжимает их и видит, как Хосок отворачивается от него. Молодой человек ещё пробегается глазами по документам, а на лице у него — полностью безэмоциональное выражение. Когда Юнги подумал, что молчание затянется ещё на минуту, спокойный голос удивил его и тут же вывел из равновесия: — Очевидно, что нет, Юнни, иначе ты бы уже сидел здесь. Сходи и отдохни в комнату, пока мы решаем важный вопрос. — брюнет учтиво улыбнулся — так улыбаются в ответ на шутку, в которой нет ничего смешного. Только вот капля едва уловимого порицания всё же проскальзывала. Юнги знал, что Хосок просто ненавидит обсуждать что-то важное между ними на людях. Он находил это сокровенным. Юнги принял решение ослушаться. Это произошло в секунды, но по-другому он просто не мог поступить. Или мог? Он постоянно задавал самому себе вопросы, на которые затруднялся найти ответы. Единственное, что он сейчас знал точно: пытаться разговорить Хосока, пока рядом с ними стоит третье лицо, иначе тот ему точно заткнёт рот. — Я тоже имею право знать. — он не отступил, когда было нужно. Ему совсем не хотелось оставаться в тени очередной раз. Было ли ему страшно каждый раз, когда он разговаривал с ним? Нет. Чувствовал ли он при этом невесомую дрожь по всему телу? Да. — Мы уже обсуждали с тобой нечто подобное. — кольцо из белого золота зажгло на пальце от столь холодной интонации. — Настоятельно советую тебе сейчас же выйти и закрыть дверь за собой. Мы вернёмся к этому позже. — голос такой же размеренный, ничуть не напоминающий чувство раздражения или гнева. Это пугало больше всего, потому что всегда было неясно, чего ждать после. Юнги был уверен: вот сейчас не сдвинется с места, и домой он будет ехать весь на иголках, будучи наедине с ним. Эмоции не дрогнули на лице Хосока, когда Юнги не шелохнулся, продолжая стоять на месте, подобно брошенному в дождливую погоду щенку. Юнги думал о том, насколько он жалок, но в тоже время не мог сказать, что мысли о смерти когда-либо ещё его беспокоили. Если он не мог умереть и как-то повлиять на происходящее, то кое-что он в силах изменить — своё отношение к Хосоку и то, как брюнет будет относиться к нему. Молчание висело мертвой петлей. Тишина и впрямь затянулась. Когда девушка Намджуна вошла в гостиную, то высокий доброжелательный парень тут же встал и аккуратно взял её за локоть, неловко улыбаясь. Он предложил ей выпить воды вместе, после чего дверь тихонько прикрылась, оставляя их одних. И тут в голове Юнги что-то прояснилось: получается, Намджун ведь в курсе всего? Более того, Хосока это нисколько не беспокоит. Неужели старший брат тоже его как-то шантажирует? Нет? Он сделал только хуже. Хосок его теперь убьёт. — Скажи мне, разве я не упоминал о совместном переезде? — вкрадчиво уточнил молодой человек, оставляя неприятный осадок внутри юноши. Мерзкое чувство обиды разливается горячими волнами по телу, и Юнги изо всех сил старается собраться с духом, чтобы преодолеть это кошмарное ощущение, точно совершенно никакие слова не смогут повлиять на мнение брата. Хосок напугал его, даже ничего не предприняв. В глазах начали расплываться предметы, но по какой причине? Однако даже такие грустные, наивные глаза не могли произвести впечатления на такого эмоционально отчуждённого человека. Голос Юнги, пока он говорил, был таким трогательным, отчего бы у любого человека в мире дрогнуло сердце. Но не у него. Заметив застывшие слёзы в глазах юноши, на скулах Хосока заиграли желваки. Лицо при этом можно было описать как беспокойное, полностью сосредоточенное на юноше. Глядя на раскрывшуюся перед ним картину, молодой человек встал с дивана и подошёл вплотную, полностью игнорируя то, как попятился другой. — Ты же понимаешь, что меня переводят в другой отдел, — сухие ладони проскользили по мокрым щекам, приподнимая лицо к своему мягким жестом. — Один, само собой, ты здесь не останешься. Юнги поднимает на него свой взгляд, в котором читается желание попросить что-то невозможное, но стоит ему разомкнуть губы, он тут же замолкает вновь. Секунды превращаются в бесконечный поток проведенного наедине времени, которое больше не душит. Юнги замечает, как брюнет исследует его черными зрачками, оставляя на коже ожоги — настолько пронзителен его взгляд. Ненормальный. — Почему ты не веришь мне? — голос надтрестнул. — У меня нет друзей, денег и даже законченного образования, у меня нет возможности скрыться от тебя! Просто оставь меня здесь. Я прошу тебя. — дорожки слез высохли, и новых было не видно. Однако Юнги не мог овладеть своими чувствами. Они постоянно побеждали. Внезапно, лицо Юнги помрачнело. Он с тревогой и недопониманием посмотрел на яркую улыбку, возникшую на лице Хосока. Он бы мог поклясться, что она была нездоровой. — Не верю, Юнни? — уголки губ становились все острее. — Я хочу исключить возможность твоего желания покалечить себя, пока я буду в другом месте. Ну знаешь, лишь из лучших побуждений. — Я пообещал больше не делать ничего подобного. Я…Не собирался повторять. Если я поклянусь звонить каждый день и… Писать? Отсылать фото… Клянусь тебе, что буду следовать тому, что ты мне скажешь, просто оставь меня здесь… Я клянусь. Судя по реакции старшего, слова его едва ли впечатлили. — Ты уже знаешь ответ. — черты лица стали жёстче. Тут Юнги не выдержал. Он буквально покраснел от злости, из-за чего его уши в миг окрасились в алый. Чёрт возьми! Эмоции то и дело менялись внутри него, бурлили и кипели. — Да что с тобой не так?! — злость затмила разум, и он начал говорить так, как считал необходимым. — Я не хочу уезжать навсегда в другую страну! Я уже связан по рукам и ногам, но ты всё ещё не даёшь мне ни единого шанса! Это было невозможным, но создавалось впечатление, словно радужка Хосока в какой-то момент стала совсем черной, а лицо ещё более бледным. Юнги на эмоциональном уровне чувствовал, как тот начинал всерьёз злиться, хотя с виду было сложно сделать такой вывод: слишком ровная осанка и сдержанный внешний вид. — При переводе в другое место у меня будет возможность вернуться назад через полтора года. Это слишком большое время, чтобы быть на таком значительном расстоянии. — начал он рассудительно, и Юнги удивился, почему тот всё ещё не показывает собственного бешенства от проявленной дерзости. — Я не планирую оставаться там на долгое время, если ты дашь мне понять, что тебе не нравится новое место. Ты расплакался лишь из-за этого? — никто не умел так горько язвить, как Хосок, однако никто кроме него и не говорил Юнги что-то настолько хорошее. Юнги захлёбывается потоком застрявших в горле слов. Ему не находится, что сказать, потому что для него это стало настоящей неожиданностью. К нему действительно прислушаются? Хосок не стал угрожать ему? «Быть может, он лишь хочет сделать вид… Он просто отвратительный манипулятор, и я совершенно не знаю, чему мне верить.» Слегка краснея, Юнги, что странно для него, успокаивается до конца лишь тогда, когда чувствует холодные ладони на своём лице. Хосок слоняется над ним, после чего ухо ласкает мягкий шёпот: –Давай мы умоем тебя от слёз? Ничего страшного не произошло. — в тоне брюнета не было фальши. По крайней мере, Юнги хотел в это верить. Юнги краснеет сильнее и наклоняет лицо вниз, чтобы тот не видел его румянца на щеках. — Д-да, — голос слегка подрагивает. В голове кружатся самые разнообразные мысли, но ни одной из них он не даёт власти. Он не знает, поступил ли он правильно, вот так просто успокоившись после того, что ему рассказал Хосок. Тем не менее, он считает себя даже…счастливым? Юнги не верится, что он и впрямь стал так эмоционален, но ведь его вины здесь совершенно не было. Он ожидал чего угодно: злобного взгляда и завуалированных оскорблений в свой адрес, домашнего ареста или даже удара. Он снова ошибся. Хосок ласково пригладил чужие волосы, слушая чужое сбитое дыхание. Он прекрасно видел, как юноша нервничает в его объятиях. Отчего-то у него совершенно не было желания сделать ему больно за грубые слова или же повышенный голос. Отсутствие жажды унизить и показать ему, где его настоящее место. Вместо этого он принял нелёгкое для себя решение: стараться оставаться хладнокровным, даже когда это практически становится невозможным. Он не солжёт, если заверит, что это стоило ему некоторых усилий. Хосок был доволен собой. Чувствуя чужое сердцебиение, молодой человек склоняется к наивному лицу, расцепляя ладони. Он приподнимает чужой подбородок и касается губами румянца — сначала щёк, которые всё ещё остаются розовыми. Он опускает лицо ниже и касается юношеских губ. В поцелуе ухмыляется, довольный тем, как легко его впустили во влажный рот. Языки переплетаются, обоим становится душно и тесно в этом помещении. Это не было чувство комфорта — нечто иное. Поцелуй отдавался лёгким покалыванием в позвонках, кончиках пальцев. Юнги чувствовал, что против воли начал таить от прикосновений холодных рук, которые были по всюду, потому что за ними было невозможно угнаться, нельзя было отследить. Длинные пальцы легко поглаживали спину, сместившись следом на угловатые бёдра, заставляя Юнги захлебнуться от нахлынувших эмоций. Ему нравилось и не нравилось одновременно. В первую очередь по той причине, что чувства, испытываемые им, не были отвращением или ненавистью. Им было приятно от испытываемой близости. Хосок не мог перестать трогать его; прикасаться к юноше, который прикрыл глаза, лишь бы избежать очередного приступа стыда по отношению самому себе. Юнги совсем разомлел: сердце проваливалось в желудок от желанной пульсации внизу; губы стали совсем красными от непрекращающегося поцелуя; а руки, до этого едва ли не свисавшие вдоль тела, теперь стали хозяйничать на плечах у Хосока. Теперь Юнги окончательно убедился в том, что не только у него больше никого нет, кроме Хосока.

Потому что у Хосока, несмотря на все заискивающие улыбки, встречающие его повсюду, тоже никого не было кроме Юнги.