Знаешь, почему нам так хорошо вместе? Потому что мы одинаково долбанутые!

С самого их приезда в воздухе витала та самая иллюзорная духота и плохо скрываемый, на ходу придуманный, обман. Мужчины, все как один в черных кепках, которые тактично держались у своих машин. Они не поднимали на них стволы, но даже Рустам не рисковал дергаться. Было то самое чувство ипохондрии, которое всегда ощущалось при покушениях и ловушках. Оставалось только понять где именно была зарыта собака. Самый большой и бородатый, кажется Стас, говорил медленно, прожевывая каждое слово, видать уже под чем-то, и очень долго разъяснялся про то, какие они все хорошие, дружные, как они не любят ментов и что дела с государством — есть полная параша. Это вкратце. Они, на самом деле, не за этим сюда приехали. Эмир достал из заднего кармана брюк фотокарточку и поднес ее к свету. Да, это точно он. Этот Стас абсолютно точно врал и не краснел. Из самой машины выходить Эмир так и не хотел, он был единственным оставшимся в машине, хотя фигура Макара около дверцы его тревожила. Тревожила так, будто тот вот-вот собирался заходить. Эмир заставил себя перестать об этом думать и, наконец, вышел сам, перебивая трехчасовой пиздеж бородатого и зевающего от скуки Тамби. — Больше дела, меньше слов. Седьмое подразделение, сержант Еремин и младший лейтенант Марченко. Эти фамилии о чем-то тебе говорят, крысеныш? — сладко протянул Эмир, заглядывая исподлобья в чужие глаза, захлопывая дверцу тачки. Эмир был из тех людей, у которых в медкарте обычно стояла «темная триада» и напрочь отсутствовала совесть и животный страх. Это не было особым приобретенным опытом, это было личностным вшитым Богом качеством. Он не любил выстрелы, не любил резню, не любил брызжущую кровь и выбитые зубы не из-за адекватности, а из-за убежденности в том, что это мерзко. Он работал на удаленке, на дистанционке или называйте как хотите, лишь чтобы удобно расположиться на бархатном кресле в кабинете, любоваться на палас, привезенный из Палестины, и клацать кнопки на макбуке с чашкой робусты. Нурлан, кстати, часто бесился на «тебе и так все слишком легко дается» (что было правдой только наполовину: ему иногда приходилось поднимать зад с кушетки идти на эвенты-вписки для очередной поставки говна, вылившегося из межличностных конфликтов конкретных наркоимператоров или, чего хуже, подсадных уток). Потасовками и перестрелками любил заниматься Макар, более того, еще с пятнадцатого года, как минимум, эти замашки прослеживались в нраве и манере держаться. Он шугал по углам ботаников, не чураясь даже девушек и учителей и не выпускал до тех пор, пока его не назовут «Белым Господином». Прозвище за ним следует и до сих пор, но удалось ли ему заменить простое-сельское «Макар»? Ответ: нет. Несмотря на все, многие люди видели в этом продолжение себя. Вот допустим на одном примере — Рустам, закинувшись кислотой в те редкие дни, когда ссорился с Масаевым, занимался только стычками и запугиванием, изредка прибегая к пыткам, когда подворачивается такая возможность. Читай между срок — когда Леху отправляли на особняк к Сабурову, и его кабинет, нареченный всеми «дрочильней», грустно пустовал. Как после этого он мог смотреть в глаза плюшевому и ванильному Тамби — тоже загадка, но пускай оно так ей и останется. Над головой очень быстро, лишая слуха, засвистели пули; тело двигалось само собой. Вот черт. Вот этого Кашоков не любил особенно сильно — попытки убийства. Некоторые доморощенные ассасинчики всерьез полагали, что на них можно безвозмездно напасть, понаправляя в чайники дула. Над ухом кто-то прокричал хриплое: «Пригнись!». Адреналин работает как надо — ничего не помню, но кого-то отправил на тот свет точно. Фонари во всем городе потухли в первый час ночи и только с кромешной тьмой, остужаемой белым прожекторным светом машинных фар, Эмир приходит в себя. Ощущается так, будто он выныривает из горячей воды в морозное утро, и вместе с этим правая рука делает последний рывок, окончательно все затихает. Вообще все вокруг резко обволакивают струи жаркой крови — по локти точно, а ниже он не видит. Разводы бургундиевой воды стекают по пальцам так, будто он в ней умылся. Пальцы немного подрагивают. Иногда бывает так, что мозг на веществах и гормонах работает автономно и как бы инстинктивно. Черная стропа, совсем сливающаяся с такого же цвета штаниной в кои-то веки оказалась полезной. Правый глаз зажмурен, ладонь с усилием сжимает перед собой неудобный длинный военный ножик — таким обычно вскрывают консервы или пугают пьяниц в подворотнях, дабы те не лезли. Ему пришлось вскрыть глотку. — Прости дружочек, — говорит, выпуская острие из рук, и оно звонко падает к мужчине, едва успевшему посмотреть в лицо своему убийце. Булькающий хрип вырывается из пробитого насквозь горла. Он оседает где-то в теле не достигая рта, а его вмиг похолодевшие ладони, довольно неприятные, короткими ногтями пытаются закрыть дыру в шее. У обреченного закатываются глаза, связки тщетно пытаюсь возразить чему-то (действительно, чему), но изо рта вырывается только белая пена на пару с неприятными пузырями. Разбитая артерия залила Эмиру не только весь шмот, но и накапала на новенькие ролексы. Он оглядывается, резко и быстро, но вполне очевидно больше никого не остается. Этот был последний. Это вообще очень интересная вещь, но по убитым людям можно понять, кто их убивал. Те, кто похожи на отбивные — дело рук Макара и его платинового кастета. Пули — Руст. Если живой — плюшка Масаев, который так ни разу никого и не убил. Его за это никто не осуждает, но факт остается фактом. — Придурок, ты убил его? — Руст подбегает из-за спины с автоматом в руках. — Вот блядь. Стратегически важный чел. — Был, — добавляет Эмир и вытирает руки об штанины. Помогает? Нет. Рустам только кривится. — Ну теперь уже был, да! — Эмир поднимает брови и сворачивает губы, выражая что-то между «ну, так получилось» и «все уже, че бубнить то?». А потом поворачивается полностью. Все, что их освещает — шесть машинных глаз, две из которых принадлежат им, третья — чужая. Ну, теперь тоже их, куда ж ее еще деть? Он на него первый ринулся. Кстати о птичках, Эмир живет по правилу «не будешь стрелять — не направляй», так что расценивай, как самозащиту. Муки совести? Не для психо- и социопатов, вам в другой кабинет, налево и нахуй. — Видок у тебя, конечно… — Какой? — Хуевейший. — А ты ослепительно прекрасен, как утренняя звезда, — цокает Эмир, и это вполне в его духе. Макар лыбится, наблюдая за этим. Психопаты звонят Кашокову за консультацией по мудачеству. Короткими переговорами они решают, что нужно вызвать на точку их коронеров и хотя бы двух землекопов, которые разберутся с трупами до того, как приедут настоящие «мусора». Желудок Тамби, внезапно вылезшего из машины, при виде картины решает избавиться от ужина. Рустам уводит его обратно, тем самым оповещая, что уезжать отсюда нужно прямо сейчас. Они садятся в машины — в этот раз разные. В одну уходят шестерки, нечего с ними возиться, Тамби решает везти Макара, тянет того за руки, но тот только гипнотизирует затылок Кашокова этим безумным-безумным, диким и лишенным разума взглядом, с такой этой своей умопомрачительной улыбкой, что член в штанах, в разрез с рациональностью и проблесками интеллекта, дергается. Вот же блять. Истошный поехавший ублюдок. Эмир дергается в его сторону, считай, проверяет, а смотрит ли? Смотрит, даже тогда, когда садится в машину — все равно не отрывает взгляда, только изредка лижет ранку на губе. Не то чтобы им много приходилось работать вместе, просто знают друг друга со школы. С тех пор, как Эмир шел на золотую медаль и заговаривал учителям зубы, а Макар ломал ребра всем, кто пытался выбить из ботаника дурь. Это был дивный симбиоз и они оба, хотелось верить, оставили его в прошлом. Пару раз они трахались, всегда на одной и той же школьной парте после уроков. Эта пидарасня, конечно, быстро остановилась, когда Кашоков помахал ручкой и резко скрылся со всех радаров после выпуска. Что там было с Макаром дальше — его заботило несильно. А еще Эмир знает, что когда он спустя четыре года снова объявился, как опытный черный финансист, ему чуть не запихали в глотку шесть сабель и не отправили на тот свет, потому что Макар, оказывается, ждал и лелеял надежду о встречи. Особенно с тех пор информатор предпочитает сильно на свет не выходить и не берется часто за дела с Ильей. Изредка — вот для таких мелочных поручений, если побоища не планировалось. В общем и целом, это приятно. Нет, конечно, спать с ним Эмир не собирается, не в его габаритах спать с плебеями и варварами. Особенно с теми, кто лишен рассудка и обделен умными мыслями, да который умеет только работать на дядю и по выходным, вместо барбекю, устраивать генеральное занюхивание ангельской пыли, считай, отбирая последние нейроны у мозга. А еще допустимость того, что тебя выебут на капоте, повезет, если не на главной улице города — тоже не прельщает. Дважды пытались. Не то чтобы сильно удачливо. Эмир сияет высокомерным оскалом, запрокидывая голову так, как любит, выставляя нарциссическое нутро на поверхность, ловит смену безумия на бешенство и, скаля зубы, разворачивается, садясь в машину к Рустаму. Макар нежный и ласковый только под chauffe — даже послушный. Саидахмедов отъезжает сразу, без вопросов. Он старается как можно быстрее покинуть место происшествия. Когда пыль пропускает его сознание, включается паранойя. Скорее всего, эта тачка сегодня же полетит в овраг или Тамби ее напихает взрывчаткой. Саидахмедов достает откуда-то с заднего сидения бесконечную белую тряпку и бросает ее прямо в руки Эмиру. Кашоков улавливает, что тот хочет что-то сказать. — Ты что-то хочешь сказать, — удивительно, но констатирует это вслух, когда они выезжают с координат обратно в город. — Не беси его, ради Бога, Эмир, не беси. Ты хоть представляешь, что он с тобой сделает? Ты чего добиваешься? Расколыхать его берсеркское сердечко? — Ничего я не добиваюсь. И вообще, слишком много «р» для тебя, в следующий раз возьми вокабуляр попроще, — Рустам машет рукой, мол, пропустил мимо ушей. — Ты можешь его пристрелить, но Нурлан тебя по головке за это не погладит. — Это касается «Лейблкома»? — Да нет, но Нур любит его. Он кого хочешь выведет. — Макар не Щербаков. Я же не Щербакова грохну. — Еще бы ты Щербакова грохнул! Стой, так ты все же грохнешь Макара? — А что, жалко? — в ответ Рустам только кидает непонятный взгляд и устало вздыхает. Спорить с Эмиром — себе дороже выходит. Человек умный, начитанный и до ужаса логичный. — Тем более, он поехавший. — Ты тоже поехавший. — И почему же я поехавший? — Разводит руками Эмир, тут же ойкает и скрещивает руки на груди, заприметив бурые пятна на ткани. Ну да, он убивает людей. Но кто сейчас не убивает людей? — Игры с огнем не решают проблемы. Они их только усугубляют. Хочешь быть выебанным дулом дробовика в сраку, то пожалуйста, но не говори потом, что я не предупреждал. Не знаю уж, что у вас там произошло, но он в свое время тебя пять лет мониторил, пока ты в Нальчике отсиживался. Дорога оказывается напряженная и долгая, проходит в тишине, и тишина эта самая неприятная. Последствия? О последствиях стоит думать, когда они прижимают тебя к стене.