Вечером на следующий день.
Чуя с Осаму находились в королевских покоях и пили вино из кубков, сидя на огромном, мягком ложе. Глядя в карие омуты и поглаживая ладонь императора своей, Накахара произнёс:
— Осаму, нам не удалось сегодня поговорить и обсудить дальнейший план действий. Кстати, он у тебя уже есть?
— Да, — Дазай кивнул. — Но он требует доработки. Анго сегодня передал мне список людей, способных в какой-то мере противостоять драконам. За ними уже послали.
Осаму сделал несколько глотков из кубка, Чуя последовал его примеру.
— Сколько у нас времени? — задал вопрос Накахара.
— Недели две — три, вряд ли больше. На севере у стены активность Белых Ходоков заметно возросла. Это тоже весьма скверно. После предстоящего сражения с Элларией Сэнд, если мы даже победим, у нас не останется достаточно сил для того, чтобы противостоять Белым Ходокам и Королю Ночи, когда они прорвутся через стену.
— Если мы победим? — переспросил Чуя. — Осаму, ты не уверен в нашей победе?
— Силы неравны, Чуя, увы.
— Я уже предлагал тебе один вариант. Давай я активирую порчу и уничтожу драконов.
— Да, Чуя, я помню. Сила твоего демона разрушительна, но в таком состоянии у тебя будет слишком мало времени.
— Я знаю, Дазай. Но разве есть другой выход? — Чуя отхлебнул из кубка и встретился взглядом своих небесно-голубых глаз со взглядом возлюбленного. — А может, есть способ не допустить войны?
— Не думаю, — Осаму покачал головой и сделал несколько глотков вина. — Даже, если мы выдадим Элларии Григора Клигана, это её не остановит. Она вознамерилась захватить власть в Семи Королевствах и не отступится.
Осаму поставил кубок на столик и, обняв Чую, притянул его к себе, утягивая в глубокий поцелуй.
Поставив свой кубок на стол, после того, как поцелуй закончился, Чуя сам потянулся губами к Осаму и мягко уложил его на постель. Снимая с него одежду, Чуя оглаживал руками стройное тело, на котором присутствовало некоторое количество небольших шрамов. Целуя рубцы, Чуя спустился поцелуями к животу Дазая; проводя языком вниз, оглаживая его бёдра руками, облизнул головку возбуждённого органа, сдвигая пальцами крайнюю плоть, поигрывая языком с уздечкой, отчего Дазай застонал, прижимая правой рукой голову Чуи к своим бёдрам, заставляя его взять член в рот глубже. Подчиняясь желанию Осаму, Чуя заглатывал его крупный возбуждённый орган до конца, позволяя ему проникать в своё горло. Ощущения были не из приятных, но Накахара желал доставить любовнику максимальное удовольствие, как и тот доставлял ему его не единожды. Временами Осаму вскидывал бёдра вверх, толкаясь в рот Чуи ещё глубже, чтобы уменьшить дискомфорт, Накахара расслабил гортань, иногда выпуская член изо рта почти полностью. Дыхание Осаму участилось, и Чуя чувствовал, что он близок к разрядке, поэтому ускорил движения головой, всё быстрее и глубже заглатывая его член. Осаму всё резче вскидывал бёдра вверх, всё дальше толкаясь в рот партнёра, временами сильно надавливая пальцами на затылок парня. Тот, отсасывал ему, наслаждаясь его стонами, и сам ощущал нарастающее возбуждение. Вскрикнув, Дазай излился в рот любовника, который тут же выпустил его член изо рта. Губы Чуи поблёскивали от слюны, и он вытер их тыльной стороной ладони, сглотнув, а Осаму притянул его к себе и поцеловал, все ещё ощущая солоноватый привкус своего семени во рту Накахары.
— Люблю тебя, — прошептал Осаму, когда поцелуй закончился, помогая Чуе освободиться от одежды и обхватывая его член рукой. Двигая ладонью вдоль ствола, Дазай чувствовал, что снова возбуждается, а вскоре рука Накахары обхватила его ствол и принялась двигаться вверх-вниз, распаляя в нём желание ещё сильнее.
Накрыв губы Осаму своими, Чуя принялся исследовать языком манящие глубины любимых уст, продолжая надрачивать возлюбленному и постанывая в поцелуй от собственных приятных ощущений.
Немного отстранившись от Дазая и убрав руку с его члена, Накахара потянулся за лубрикантом. Обильно смазав свои пальцы и анус партнёра, Чуя протолкнул один из них внутрь любовника и ненадолго замер в нём, давая его телу время привыкнуть. Секунд тридцать спустя, он задвигал пальцем, проталкивая его глубже и нащупывая простату, отчего Осаму застонал.
Неотрывно глядя в карие омуты, Накахара толкнулся более резко, сорвав этим движением очередной стон с губ Дазая. Добавив к указательному пальцу средний, Чуя развёл их в стороны и провернул, вновь заставив того застонать. Протолкнув пальцы глубже, Чуя снова нащупал чувствительную точку и задвигал рукой более интенсивно, отчего Осаму выгибался и постанывал, двигая задницей навстречу руке партнёра. Добавив по очереди ещё два пальца к уже двум имеющимся внутри, Чуя ускорил движения, всё резче толкаясь в простату, ощущая, как она затвердевает от его движений. Дазай метался под ним, выгибаясь и постанывая, начиная дрожать всем телом.
— Чууя, — простонал он, и Накахара, поняв о чём его молит возлюбленный, вытащил из него пальцы и, смазав свой член лубрикантом, приставил головку к колечку мышц парня. Сжав его ягодицы пальцами и двинув бёдрами вперёд, он вошёл на треть. Через время Чуя снова толкнулся в партнёра, проникая глубже, а затем ещё раз, входя до конца.
Осаму обнял любовника, притягивая его к себе ближе, пока тот выжидал и не двигался, давая ему возможность привыкнуть к члену. Слегка отстранившись от Дазая, Чуя согнул ноги возлюбленного в коленях. Прижав их к его животу, он резко двинул бёдрами вперёд, попав по простате и входя в тело любовника в такой позе максимально глубоко, отчего тот вскрикнул, почувствовав знакомые приятные ощущения. Немного выйдя из парня, Чуя вновь толкнулся в него, снова проникая до основания своего члена внутрь, срывая новый стон с его губ.
Обхватив Осаму руками за бёдра, Чуя принялся вбиваться в раскрасневшееся, покрывшееся прозрачными капельками пота податливое тело всё быстрее и резче; при этом слышались пошлые звуки хлюпов и шлепков бёдер о бёдра. Дазай постанывал и вскрикивал, закинув обе ноги на плечи партнёра и интенсивно подмахивал, пытаясь насадиться на член сильнее, прикрыв глаза и кайфуя от ощущения полной заполненности внутри. Толчки Накахары стали быстрее, грубее и резче. Он рывками проникал внутрь партнёра, больно впиваясь пальцами в его ягодицы и резко натягивая того на свой член. Чувствуя, что уже на грани, Осаму метался под Чуей, сжимая руками простынь и то ли постанывал, то ли поскуливал от непередваемых ощущений, которые сейчас доставлял ему член возлюбленного. Дыхание Осаму окончательно сбилось, а сердце стучало всё громче, будто намеревалось выскочить из груди. Чувствуя внизу живота приятное покалывание, перерастающее в жар, а затем в бушующее пламя, Осаму выгнулся на постели; в тот же миг внутри него будто что-то взорвалось, разливаясь по телу потоками раскалённой лавы, заставляя его кричать и сотрясаться от дрожи, пачкая свой живот и живот любовника семенем. Замедлив движения, при этом они стали более резкими и проникающими, Чуя излился в партнёра, свалившись на него сверху, часто и тяжело дыша.
Немного придя в себя, Накахара лёг рядом с Осаму, положив голову на всё ещё влажное от пота плечо возлюбленного, поглаживая его руку. Неотрывно глядя в карие омуты, решив, наконец, задать вопрос, который уже когда-то задавал, но ответа на него так и не получил в то время, хотя и догадывался о том, каким он снова будет.
— Осаму, — всё же спросил он, проводя пальцами по руке вниз, оглаживая уродливые шрамы на запястьях любовника.
— Что? — спросил Дазай, встретившись взглядом с лазурными глазами.
— Почему ты хотел умереть?
— Чуя, я не хочу говорить об этом.
— Это из-за отца? — неожиданно спросил Накахара, взяв Осаму за подбородок и разворачивая его лицом к себе, так как Дазай попытался отвернуться, не желая продолжать этот разговор.
— С чего ты взял?
— Я знаю, что он делал с тобой.
— Правда? — Осаму прищурился, внешне оставшись невозмутимым, хотя внутри всё сжалось на какие-то мгновенья. — О чем ты вообще говоришь, Чуя? Я тебя не понимаю.
Дазай сел на кровати и принялся одеваться, предварительно вытерев свой живот полотенцем.
Чуя тоже сел на постели и, обняв Осаму сзади, прижался лицом к его спине.
— Я говорю о насилии, — тихо проговорил Накахара. — О сексуальном насилии с его стороны над тобой.
— Откуда ты знаешь? — шёпотом спросил Дазай.
— Когда я применял порчу на тренировках, демон сказал.
— Вот как? Значит, он действительно разговаривает с тобой?
— Да. И не говори мне, что демоны лгут.
— Ты применял порчу в последний раз пару месяцев назад, значит, он ещё тогда сказал тебе об этом?
— Да.
— Почему ты молчал всё это время?
— Не мог решиться начать этот разговор. Я знаю, что тебе неприятна эта тема. Не просто говорить о таком.
— Ты прав, не просто, — Осаму развернулся лицом к Чуе и встретился взглядом с небесно-голубыми глазами.
— Так по этой причине ты хотел покончить с собой? — продолжал свой допрос Накахара.
Осаму ничего не ответил, лишь кивнул, а Чуя продолжил:
— Ты правильно сделал, что убил его. Я бы тоже так поступил на твоём месте. И несмотря на то, что он являлся и моим отцом, я не испытываю к нему жалости, хотя он и не был ко мне столь жесток, как к тебе, но и любящим родителем я бы его не назвал. Он заслуживал смерти за то, что делал с тобой.
— Чуя, я не... — попытался возразить Осаму, но Накахара снова обнял его, накрывая губы своими, затыкая ему рот поцелуем.
Через время отстранившись от Дазая и глядя в глаза цвета тёмного янтаря, Чуя проговорил, проводя пальцами по его лицу:
— Не отрицай. Я знаю, что это сделал ты. И я же говорил, что не осуждаю тебя.
— Снова демон сказал?
Накахара кивнул, и Дазай произнёс:
— Ты прав, это сделал я. Перерезал глотку этому похотливому, жирному борову, и, знаешь, — Дазай посмотрел на Чую, и тот заметил ненависть, горевшую в глазах возлюбленного, когда он говорил об отце, — я ни секунды не жалел о том, что отправил этого ублюдка к праотцам.
— Я понимаю тебя, но на самом деле даже не могу представить всю силу твоей ненависти к нему, и через какой кошмар тебе пришлось пройти. Как долго это продолжалось?
— Я не хочу об этом говорить, Чуя, — Осаму снова попытался отвернуться, но Накахара вновь развернул его лицом к себе.
— Не закрывайся от меня, Дазай. Давай поговорим на чистоту. Я не хочу, чтобы между нами оставались какие-то тайны и секреты.
— Чуя, как ты не можешь понять, что мне тяжело об этом вспоминать, а говорить и подавно.
— Тебе нужно выговориться. Ты всю жизнь держал это в себе. Я уверен, что ты никому не поведал этой тайны, расскажи мне, я всё пойму. Поверь, тебе станет легче, если ты сможешь открыть кому-нибудь свою душу.
— С двенадцати лет, — тихо произнёс Осаму.
— Что? — переспросил Чуя, не поверив своим ушам.
— Он делал это со мной с двенадцати лет, — проговорил Дазай, и Накахаре показалось на мгновенье, что его взгляд полон боли, но затем он стал нечитаемым, как и в большинстве случаев, когда Осаму на кого-то смотрел, кроме Чуи: лишь глядя на своего возлюбленного, Дазай выражал искренние эмоции; и Чуя об этом знал. Но сейчас Осаму казался ему каким-то отстранённым. Тем временем он продолжал свой рассказ: — Однажды сильно напившись, он пришёл ко мне и избил, а потом изнасиловал. Я надеялся тогда, что это произошло по глупой случайности: ну, знаешь, напился человек до поросячьего визга и не понимал, что делает, возможно, утром и не вспомнит о том, что произошло, и такое больше не повторится. Но нет, он прекрасно помнил о том, что сделал и посещал мои покои раз-два в неделю, когда ему надоедали шлюхи и твоя мать, извини, — Осаму сделал паузу, но Чуя никак не отреагировал на его упоминание о матери, и он продолжил: — Это длилось почти пять лет. Когда мне исполнилось семнадцать, я впервые смог дать ему отпор, довольно сильно избив и пригрозив убийством, если когда-нибудь снова появится в моих покоях. Угроза подействовала, он оставил меня в покое, но моя ненависть к нему никуда не делась. Через год я убил его.
— Даже не знаю, что сказать, — медленно произнёс Чуя. — Как ты только выдержал всё это?
— Сам не знаю. Иногда я впадал в отчаяние и меланхолию, тогда и пытался покончить с собой, но меня спасали его мейстеры. Наверное, мечты о мести, помогли мне выжить и выдержать всё это.
— Мне так жаль, — Чуя прижался к Дазаю, гладя его по плечам и груди. — Что тебе пришлось пройти через такое, и жаль что мы раньше не ладили. Если бы мы не враждовали в то время... я хочу сказать, что так относился к тебе, хотя и знал, что ты мой брат, а тебе и так было не сладко... может быть, я смог бы помочь тебе, если бы знал раньше.
Дазай накрыл ладонь Чуи своею, поглаживая её пальцами и заглядывая в голубые глаза, полные раскаяния, будто Чуя и правда чувствовал за то, что творил в детстве с Осаму отец, свою вину.
— Не стоит ни в чём себя винить, — проговорил он. — Ты ничем не мог мне помочь в то время, даже, если бы у нас с тобой и были дружеские отношения, и если бы ты знал о происходящем. И жалеть меня тоже не стоит. Может быть, я стал тем, кто я есть, потому что прошёл через всё это? Значит, так нужно было. Судьба порой подкидывает нам испытания, и люди, которые их прошли, ставятся сильнее. Кто знает, кем бы я был сейчас и как жил, сложись всё иначе, и оставалась бы надежда у Вестероса на выживание?
Накахара не знал, что ответить Осаму на эти слова, возможно, возлюбленный был прав и, сложись всё иначе, он стал бы совсем другим человеком, но Чуя полюбил его именно таким, каков он есть, и пусть хоть весь мир ненавидит Осаму и считает тираном, Чуя любит его больше жизни.
Накахара зарылся пальцами в каштановые волосы, перебирая между ними пряди, и губы парней слились в нежном поцелуе.
***
Две недели спустя...
Мелисандра стояла перед зеркалом в одной ночной сорочке, рассматривая в отражении своё красивое лицо и молодое тело. Её правая рука потянулась к ярко-красному ожерелью, украшавшему шею. Подняв к нему и левую руку, женщина завела их назад и расстегнула ожерелье, снимая его и кладя на туалетный столик возле зеркала. В тот миг, когда её пальцы отпустили украшение, внешность женщины резко изменилась: её лицо и тело покрылись глубокими морщинами, кожа стала дряблой и обвисла, волосы поседели и заметно поредели. Ведьма стояла возле зеркала и задумчиво рассматривала своё отражение, когда в дверь постучали и спросили разрешения войти.
Мелисандра тут же, будто очнувшись ото сна, схватила ожерелье и быстро надела его на шею, моментально помолодев, произнося, хриплым старушечьим голосом:
— Одну минуту, Осаму.
— Мама, с тобой всё в порядке? — обеспокоенно спросил Дазай, сразу же заметив, что у его матери странный голос.
— Да, да, всё хорошо, — уже своим голосом проговорила красная женщина. — Просто, я не одета.
Быстро облачившись в, бархатное платье, Мелисандра открыла дверь, сделав приглашающий жест сыну рукой.
— Я собиралась уже ложиться спать, что-то случилось?
— Можно и так сказать, — ответил Дазай, проходя в опочивальню матери и присаживаясь на кровать. — Я хотел поговорить о Чуе, точнее, об Арахабаки, мама. Я долго думал стоит ли рассказывать тебе об этом и, наконец, принял решение.
— Я тебя слушаю, — Мелисандра присела рядом с сыном и взяла его руку в свою. — Что тебя беспокоит, милый?
— Чуя, он разговаривает со своим демоном, когда активирует порчу и позволяет прорваться ему наружу. И меня это очень сильно беспокоит. Этот демон знает всё и обо всех. Он будто мысли людей читает или просто видит сквозь время. Он рассказал Чуе о таких вещах, о которых никто, кроме меня знать не мог. И я боюсь, что если Чуя вновь отменит печать, демон расскажет ему о том, что это именно ты убила его мать.
— Да, это действительно очень плохо, — задумчиво произнесла Мелисандра. — Если Арахабаки общается с Чуей, то он не должен больше отменять печать.
— Но вскоре нам предстоит тяжёлое сражение, — сказал император. — Вся наша армия и люди, обладающие сверхспособностями, и даже Скорпионы, могут оказаться бессильными против драконов Элларии Сэнд. Я боюсь, что у нас просто не останется другого выбора, кроме, как применить порчу Чуи.
— Значит, нужно будет сделать так, чтобы он забыл обо всём, если Арахабаки расскажет ему правду. Я говорила уже, что могу так сделать.
— Я помню. Но пока я не решу окончательно, ничего не предпринимай.
— Хорошо.
— Мама, а ты сама намерена принять участие в битве? Твоя Сила велика, но она не защитит тебя от пламени драконов, впрочем, как и всех остальных.
— Конечно, я приму участие в битве. Моя магия может причинить им вред или сдержать, поэтому, я не останусь в стороне. Не переживай за меня, Осаму, со мной всё будет хорошо.
Мелисандра поцеловала сына в лоб, а он сказал:
— Пташки Вариса донесли, что войска Элларии вместе с драконами и кораблями выдвинулись в путь. Совсем скоро они будут здесь. Не спеши отходить ко сну, мама, я созвал Великий Военный Совет в Харренхолле и хочу, чтобы ты тоже на нём присутствовала.
— Хорошо, милый, я буду присутствовать.
***
В Харренхолле собрались главы всех знатных Домов Вестероса, кроме Мартеллов, так как Дорн — являлся исконными землями именно Мартеллов, а угроза исходящая из Дорна, как раз с ними и была связана, хотя из Мартеллов никого не осталось, так как Эллария Сэннд истребила весь их род, включая детей убитого ею правителя Дорна.
На Совете также присутствовали главы Малого Совета и некоторые государственные деятели, полководцы и люди, обладающие сверхспособностями, правда не все, а лишь те от кого мог зависеть исход предстоящего сражения.
— По донесению разведки, — начал лорд Варис, с позволения императора, — стало известно, что войска Элларии Сэнд сегодня выступили в сторону Королевской Гавани. Часть из них преодолеет путь морем, остальные идут сухопутным путём, они везут с собой дальнобойное метательное оружие, наподобие наших скорпионов, но заряжается оно не болтами, а камнями. Его предназначение — разрушение стен замков и городов.
Варис протянул Дазаю схему орудия, и тот внимательно на неё посмотрел, сказав:
— Сколько штук?
— Более сотни, но треть из них находится на кораблях.
Осаму кивнул, а Варис продолжил:
— Враг пройдёт через земли Тиреллов или Баратионов, однако маловероятно, что они там задержатся, да и особых укреплений на границе с Дорном у Баратионов и Тиреллов нет. Атаковать сами замки этих фамилий они не станут, ведь это потеря времени и бессмысленные жертвы.
— Вы правы, лорд Варис, — произнёс император. — Именно поэтому мною было принято решение встретить врага на подходе к Королевской Гавани и укрепить уже имеющуюся оборонную мощь столицы, а также расставить Скорпионы, где это возможно. Нам придётся пропустить врага через земли Тиреллов или Баратионов, сдав эти позиции без боя. Единственное, что можно посоветовать Тиреллам и Баратионам в такой ситуации, то это лишь эвакуировать население. Столица примет всех беженцев, ворота будут открыты до завтра до полуночи. Все кто может держать в руках оружие и сражаться, обязаны прибыть в Королевскую Гавань в ближайшее время.
Глава Дома Старков, то есть сам Король Севера — статный темноволосый мужчина лет тридцати, взял слово:
— Ваше Величество, все мужчины, способные сражаться были отправлены в столицу неделю назад. И не только из Дома Старков, но и со всего Серверного Королевства.
— Да, мне докладывали, лорд Старк, — Осаму кивнул и перевёл взгляд на крупного темноволосого мужчину лет сорока. — Лорд, Аррен?
— От нас тоже были отправлены все, кто может держать в руках оружие и воевать.
— Об их прибытии в столицу меня ещё не уведомили.
— Они в пути.
— Хорошо. Что скажут остальные?
— Грейджои тоже отправили военную поддержку в столицу. — Произнёс глава знатного Дома, которого звали Эдвард Грейджой.
— Да, они прибыли вчера.
— Наши земли граничат с Королевской Гаванью, — произнесла рыжеволосая женщина — глава Дома Талли. — Наши люди доберутся за несколько часов.
Баратионы и Тиреллы сказали примерно то же самое, на что император кивнул и продолжил:
— Наши корабли должны встретить вражеский флот возле Острого Мыса, их нельзя пропустить в Черноводный Залив.
Совет длился до утра, на нём обсуждалась стратегия отражения атаки и устранения главной угрозы — драконов. Когда, наконец, император распустил Совет, сказав, что все могут быть пока свободны и отдал приказ разместить глав Великих Домов Вестероса в Хорренхоле, все разошлись, а Чуя подошёл к нему.
— Что насчёт меня? — спросил он.
— Применишь порчу лишь в крайнем случае и только по моему сигналу, не раньше.
— Хорошо, — кивнул Накахара. — Идём?
— Идём.
