Кровавый Демон

Утром следующего дня Осаму заглянул к Чуе и спросил: — Как ты себя чувствуешь? — Неплохо, учитывая ситуацию, — ответил голубоглазый, посмотрев на Дазая. — В седле удержаться сможешь? — Думаю, да. — Если хочешь, можно поехать сегодня во дворец. Чуя пожал плечами, и Осаму продолжил, подходя к нему и присаживаясь на край кровати: — Но у меня есть другая идея. — Какая? — без особого интереса спросил Накахара. — Можно остаться здесь ещё на пару дней. Думаю, что мы хорошо проведём с тобой время, и нам никто не помешает. — Осаму склонился к Чуе и провёл ладонью по его щеке. — С чего ты взял, что я этого хочу? — Да так, вчера мне показалось, что тебе очень понравилось то, чем мы занимались, и ты не прочь повторить. — Какой же ты самоуверенный, бесишь! — Чуя попытался отклонить голову в сторону, но Дазай обнял его и коснулся губ парня своими, затем углубил поцелуй, проникая в его рот языком, проводя исследование внутри, оглаживая спину и плечи Накахары, чувствуя, как от его ласк в любовнике просыпается желание. Чуя ответил на поцелуй, ощутив, как вновь в животе запорхали бабочки, а сердце забилось чаще. Руки Осаму скользнули под нательную шёлковую рубашку с кружевными манжетами, оглаживая грудь парня; правая спустилась к животу и проникла под шёлковые брэ свободного покроя до колен, обхватывая ладонью возбуждённый орган, лаская его и размазывая пальцами по головке предсеменную жидкость. Накахара застонал и откинулся на подушки, а Осаму, стянув с него брэ и рубашку, раздевшись сам, принялся осыпать поцелуями его грудь и живот. Накрыв губы Чуи своими, Осаму гладил его по голове, плечам и спине, целуя лицо и шею, снова спускаясь к груди, посасывая и слегка покусывая соски, которые тут же затвердели от его ласк. Перемещаясь поцелуями ниже, Осаму оставлял мокрые блестящие дорожки от языка на коже любовника, оглаживая его бедра руками. Тот постанывал и выгибался на постели, ощущая нарастающее возбуждение. Сместившись губами ещё ниже, Дазай коснулся языком влажной от предэякулята головки затвердевшего органа, обхватывая рукой ствол у основания и сдвигая вниз крайнюю плоть пальцами. Лаская головку языком по кругу, Осаму двигал рукой, срывая с губ партнёра всё новые стоны, чувствуя его учащённое дыхание и сердцебиение. Чуя положил левую ладонь на голову Дазая, направляя его и заставляя брать в рот глубже. Через какое-то время Осаму выпустил изо рта член любовника и, воспользовавшись той же баночкой жирной субстанции, что и вчера, смазал ею свои пальцы, проникая внутрь Чуи сначала одним, затем вторым и третьим пальцами, сразу же проворачивая их внутри него и проталкивая глубже, отчего тот снова застонал, двинув бёдрами вперёд, насаживаясь на пальцы сильнее. Осаму вновь провернул их и задвигал ими интенсивнее, массируя простату, срывая новые стоны с губ партнёра. После вчерашнего секса Чуя в растяжке не нуждался, но Осаму решил всё же подразнить его немного и возбудить сильнее. А когда почувствовал, что Накахара уже дрожит в его руках от возбуждения и нетерпения, вытащил из него пальцы с пошлым хлюпом. Смазав задний проход парня и свой член средневековым лубрикантом, Осаму толкнулся в Чую, медленно проникая в него до конца. Понимая, что, возможно, вначале любовник может испытать небольшой дискомфорт от проникновения, несмотря на то, что вчера он его трахал, Дазай замер на какое-то время, целуя Чую в губы. Минуту спустя, он начал в нём двигаться, сразу подобрав правильный угол вхождения и взяв ускоренный темп. Накахара стонал и выгибался, обхватив своими ногами бёдра Осаму и двигаясь ему навстречу, стараясь попадать в такт его толчкам и усилить приятные ощущения, которые сейчас дарил ему внушительных размеров член. Закинув ноги Чуи на свои плечи, Дазай резко толкался в него, втрахивая его в постель. Накахара стонал и вскрикивал от кайфа, когда орган партнёра ударял по простате, распаляя в нём всепоглощающее адское пламя, которому нужен был выход, иначе он мог в нём просто сгореть. — Быстрее, Осаму... — стонал Чуя, двигая бёдрами навстречу толчкам любовника, и тот ещё сильнее ускорил движения, вбиваясь в парня всё резче и быстрее, проникая в него глубже. С губ Накахары уже срывались даже не стоны, а крики и всхлипы, а когда рука Осаму начала ласкать его член, пламя внизу живота достигло своего апогея, а затем произошёл взрыв, который разлился по телу потоками раскалённой лавы, унося сознание к звёздам на волнах оргазма, заставляя тело дрожать и судорожно выгибаться. Медленно возвращаясь на землю, Чуя всё ещё ощущал толчки внутри себя, а потом они прекратились, после того как Дазай со стонами излился в него, обессиленно рухнув сверху, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя после оргазма. Немного отдышавшись, Осаму откатился с любовника в сторону, притягивая его к себе и кладя голову на левое плечо Накахары. — Чу-уя, из-за тебя мне придётся убить слуг, — вдруг произнёс император, заглядывая в голубые озёра. — В смысле, из-за меня, зачем? — Ты так кричал сегодня, что только глухой не слышал, и тупой не понял, что здесь происходило минуту назад. — А? Правда? Я даже не заметил. Прости, не смог себя сдержать. — В странном порыве, Чуя прикоснулся пальцами к лицу Осаму и посмотрел ему в глаза. — Так странно, я совершенно теряю контроль, когда нахожусь с тобой рядом. Но, если ты убьёшь слуг, тебе придётся самому готовить, потому что я решил принять твоё предложение и остаться здесь с тобой ещё на пару дней, а готовить я не умею, да и одной рукой это было бы сделать довольно сложно. — Хм... — хмыкнул Дазай. — Об этом я не подумал, что ж, ты прав. Но я не могу допустить, чтобы слуги начали болтать. Я не боюсь Суда Семерых, но Воробьи могут добраться до тебя. А я не хочу, чтобы с тобой произошло что-то плохое. Осаму щёлкнул Чую по носу, а тот удивлённо посмотрел в карие глаза и лишь проронил: — Да неужели? — Да, — невозмутимо ответил тот, а Накахара спросил, оглаживая пальцами щёку Дазая и не отводя от него взгляда: — Ты никогда не думал о том, чтобы поставить Септу и Верховного Септона на место и запретить им проводить казни грешников? Ведь это ты император и высшая власть во всех Семи Королевствах, и только тебе решать, кого казнить, а кого миловать, а не этим религиозным фанатикам. — Не верю, что это говоришь мне именно ты, Чуя — тот, кто никогда не интересовался ни политикой, ни религией, да и меня всегда считал ненормальным садистом, а теперь ты утверждаешь, что только я могу решать: кому жить, а кому умирать? — Разве я не имею права поменять своё мнение? — Имеешь. — Осаму провёл пальцами по груди брата. — Я думал об этом, но всё это приведёт к гражданской войне. Септа сильна, конечно, я могу рекрутировать ещё солдат, если понадобится для борьбы с Воробьями изо всех Семи Королевств, но войны не избежать. Бедные слои населения встанут на сторону Септы, гражданская война внесёт раскол в империю и ослабит нас. А сейчас нам нельзя быть слабыми, ведь надвигающаяся угроза с севера не миновала, и сама по себе она не исчезнет. Нам предстоит тяжёлая, страшная война, очень скоро, и чтобы победить в ней, нам нужно быть сильными. — Ты правда веришь в эту угрозу с севера? — Я не верю, а знаю, что она есть. Три сотни лет назад Белые Ходоки уже приходили, разрушив Стену и уничтожив Ночной Дозор. — Я знаю, но ведь они были повержены. С чего ты взял, что Король Ночи выжил, ведь без него их раса не могла возродиться, и обратил достаточное количество человеческих младенцев в Белых Ходоков, а те, в свою очередь, живых существ — в вихтов, и теперь наращивает мощь для нападения на людей? — Я видел одного из Ходоков. Мне показали его северяне, когда мы с бывшим императором были во владениях Старков с визитом. У него оставалась лишь половина тела, но он шевелился и пытался напасть. Этих тварей невероятно сложно убить. Уничтожить Белого Ходока можно лишь при помощи огня, меча, выкованного из Валерийской стали, или Драконьего стекла, добыча которого уже два года идёт полным ходом. Если убить Ходока иным способом, Король Ночи снова может призвать его в свою армию. — Надо же, — Чуя хмыкнул. — Я не верил, что они существуют в наше время. — Существуют, к сожалению. И я не могу с точностью предсказать момент, когда они решат атаковать. — Скажи, Осаму, — неожиданно сменил тему Чуя, хотя не рассчитывал, что Дазай ответит на его вопрос. — Откуда у тебя все эти шрамы на теле, я сейчас говорю не о порезах на руках, а обо всех остальных рубцах, которые покрывают твой живот и спину. Такое ощущение, что тебя кто-то истязал: просто садистски избивал и резал. — Не бери в голову. В наше время у многих мужчин имеются шрамы, — туманно ответил Дазай, ведь он не мог сказать Чуе правду, о том, что все эти шрамы оставил ему на память отец. — Да, у воинов. Но ведь ты не участвовал в боевых сражениях. — Многие из них я нанёс себе сам, — решил соврать Осаму. — Когда хотел умереть, резал не только руки, но и тело. — Зачем? Почему ты не хотел жить? — Не знаю, — снова соврал Дазай. — На меня иногда накатывало раньше такое настроение, когда ничего не хотелось, в том числе и жить, и тогда я резался. Ладно, пойду распоряжусь насчёт завтрака. Чуя кивнул, а Осаму чмокнул его в губы и встал с постели, облачаясь в свои одежды. — Тебе лучше тоже одеться. Дазай покинул покои, а вернулся через час. — Где ты был и где мой завтрак? — Сейчас принесут, — проговорил Осаму и сел на кровать рядом с Чуей, а минут через пять в комнату вошёл слуга и принёс поднос с едой и вином. Когда слуга вышел, Чуя спросил: — Это же конюх. Теперь конюх будет готовить нам еду? Ты всё-таки убил слуг? — Так нужно, Чуя. И ты это понимаешь. — Ты знаешь моё мнение по этому поводу. — Ладно, давай завтракать.

***

Чуя с Осаму провели три дня в лесном домике, в прекрасной романтической обстановке, практически не вылезая из постели, но во дворец им возвращаться всё же пришлось, хотя и не очень хотелось. Первым делом, как только вернулись, Осаму спустился в подземелье на третий ярус, который назывался Чёрные камеры, где содержались особо опасные преступники и изменники империи, и сказал одному из тюремщиков: — За мной. Подойдя к темнице, в которой находился пленник Тачихару Мичизу, Дазай, снова обратившись к тюремщику, отдал приказ: — В пыточную его. И позови палача. — Хироцу или Акутагаву? — Молодого, я хочу посмотреть чему он научился. Осаму спустился на четвёртый ярус, где находились камеры пыток, а минут через десять к нему подошёл совсем молоденький парень с чёрными волосами (их кончики имели более светлый оттенок) и серыми глазами. Завидев императора, парень склонился в почтительном поклоне и произнёс: — Ваше Величество, я так рад, что вы пожелали лично понаблюдать за моими достижениями. — Да, Акутагава, когда я взошёл на престол, мне стало совершенно не до твоего обучения, уж прости, но надеюсь, что ты не прерывал его и оттачивал своё мастерство? — Конечно, Ваше Величество. — Вот и отлично. Мне нужна информация от одного пленника. Если ты не сможешь её получить, то мне самому придётся заняться им, но я буду разочарован в тебе, Рюноске. — Дазай, я тебя не подведу. — Акутагава схватил руку Осаму и прижался к ней губами. — Ну хватит уже. — Осаму отдёрнул свою ладонь. Несколько лет назад, он нашёл Рюноске в трущобах и привёл во дворец, лично занявшись его обучением. Дазай считал, что из него получится отличный палач, который сможет на дознаниях, при помощи пыток, получить любую информацию. Непревзойдённым в этом деле был, конечно же, сам Осаму, но одному человеку сложно и пытать пленников, чтобы получить информацию, и заниматься государственными делами. Хотя Дазай не был в то время императором, но он знал, что скоро им станет, поэтому решил обучить Акутагаву всему, что знает сам, так сказать, готовил себе замену. Рюноске оказался прилежным учеником, его врождённая жестокость и безжалостность напоминала Дазаю его самого, и в целом он был доволен учеником, но никогда его не хвалил, а тот благоговел перед наставником и желал лишь одного — получить его одобрение и похвалу. Император вместе с палачом прошли в мрачную комнату, в которой находились разнообразные орудия пыток, такие как дыба; металлическая решётка в виде кушетки, под которой разводили огонь, о нём напоминал округлый чёрный след от кострища; на стене на цепях висели оковы, а на столе лежали металлические щипцы, ножи разных размеров, тесак и железные когти, а также острые шипы, которые загонялись под ногти. Посреди комнаты находилось деревянное бревно на ножках с острым краем вверху и металлическими шипами, торчащими из него, предназначенное для того, чтобы голого пленника садили на него промежностью. Рядом стояло на трёх ножках ещё одно орудие пыток, сделанное в виде пирамиды, с острым концом вверху, предназначенное для того, чтобы садить на него жертву промежностью, верхний острый угол которого входил пленнику в задний проход или влагалище, если жертва была женщиной. Минут через пять в пыточную привели упирающегося молодого, рыжеволосого парня возраста Акутагавы. Рюноске посмотрел на Дазая, который со скучающим видом стоял у стены, опираясь о неё спиной, а затем перевёл взгляд на тюремщиков и пленника. — На дыбу его, — распорядился Акутагава, а когда сопротивляющегося парня привязали к деревянной раме, принялся крутить рычаг, растягивая пленника, у которого вскоре начали трещать суставы и кости. Рыжеволосый кричал от боли так, что уши закладывало, и Дазай, поморщившись от этого раздражающего звука, подошёл к нему и засунул в его рот грязную тряпку, которую нашёл на полу, после чего пленник мог только мычать. — Какую информацию необходимо получить? — спросил брюнет, взглянув на Дазая. — Зачем он пытался убить моего брата, — бесстрастно ответил император, снова отходя к стенке и опершись о неё спиной. Акутагава кивнул и, взяв со стола железные когти, медленно провёл ими по груди парня, разрывая исподнюю льняную рубашку, окрашивая её в красный цвет. Затем он сделал более резкое движение когтями, потом ещё и ещё, от этих ударов в разные стороны брызгала кровь и летели ошмётки плоти. — Готов говорить? — спросил Акутагава изувеченного пленника, который кивнул головой на его вопрос. Рюноске вытащил кляп изо рта парня, и тот громко застонал, а Акутагава произнёс: — Говори. — Меня наняли. Хорошо заплатили за убийство принца. — Кто, зачем? — Мне мало что известно. Это была женщина с красными волосами, я не знаю её имени и зачем ей это понадобилось. — Выйдите, — произнёс император, обращаясь к тюремщикам. — И проследите за тем, чтобы в подземелье никто не спускался. Тюремщики вышли, а Дазай взглянул Рюноске в глаза и слегка кивнул головой. Акутагава отбросил инструмент для пыток в сторону и из его тела, а точнее одежды, выскочили чёрные ленты, они произрастали из его камзола, но точно были сделаны не из ткани. Тачихара с ужасом смотрел на Рюноске, от страха у него перехватило дыхание, и он не мог даже кричать. Акутагава полосонул этими лентами пленника по груди, отчего тот истошно завопил и на его коже, там, где прошлись ленты, остались глубокие раны. — Кто ты? — прохрипел пленник. — Что ты за демон? — Вопросы здесь задаю я, — невозмутимо продолжил Акутагава, кромсая пленника чёрными лентами. — Кто тебя нанял, как зовут эту женщину, зачем ей убивать брата императора? — Я не знаю! — вопил Тачихара. — Ааа! Её зовут Мелисандра, это всё, что мне известно. Я не знаю зачем ей это понадобилось. Акутагава снова ударил пленника смертоносной лентой и похоже, что он останавливаться не собирался. Но вдруг император подошёл к Рюноске и прикоснулся к нему рукой, сверкнула белая вспышка, и ленты растворились в воздухе, будто их никогда и не было. — Подожди, — произнёс Осаму и взглянул на еле живого пленника. — Опиши мне эту женщину или пытки продолжатся. — У неё серые глаза и длинные красные волнистые волосы, она стройная, ростом чуть ниже его. — Тачихара кивнул на Рюноске. — Очень красивая, на вид лет 30-35, и взгляд у неё холодный и излучает тьму, как и у тебя. — Где вы встречались? — На Юго-Востоке Эссоса, в Асшае, месяц назад. — Избавься от него, — проговорил Осаму и покинул пыточную. То, что он узнал от Тачихары обеспокоило его. Несостоявшийся убийца Чуи описал женщину очень похожую на мать Дазая, к тому же её звали именно так, и родом она была из Асшая. Неужели она жива? Но почему не давала о себе знать и зачем ей понадобилось убивать Чую? Выйдя из подземелья, Осаму отдал приказ тюремщикам: — Приберитесь в пыточной. — Акутагава уже должен был убить пленника, и Дазай не переживал о том, что кто-то увидит его способность. Рюноске был совсем не глуп, он понимал, что о его даре никто не должен знать, хотя до встречи с Осаму, Акутагава не слишком заботился о сохранении в секрете своей способности. Сейчас Дазай был единственным человеком в Королевской Гавани, который видел способность Рюноске и был до сих пор жив. В юности император любил переодеваться в простолюдинку и прогуливаться с двумя друзьями, которых звали Ода Сакуноске и Анго Сакагучи, по городу и трущобам. Именно в трущобах Дазай и заприметил Акутагаву. Худощавый, невысокий паренёк был в окружении десятка парней, державших в руках мечи и наступавших на него, с явно недобрыми намерениями. — Может стоит помочь? — спросил Ода, обнажая свой меч. — Подожди, — произнёс Дазай, тронув любовника за плечо, сверкнула белая вспышка, обнуляя способность Сакуноске. Через мгновенье от парня, который находился в окружении вооружённых головорезов, взметнулись чёрные ленты и моментально разрезали всех врагов на куски. — Дазай, ты знал, что он одарённый? — спросил Анго. — Да. Я кое-что слышал о нём. Он называет свою способность Расёмон. Странно, что на него не открыли охоту. Ведь он не скрывает кто он. Его могли бы казнить за колдовство, но вряд ли Воробьи с ним справятся. Я думаю, что Его Воробейшество тоже слышал о нём, но просто боится его Силы. — Эй, парень! — окликнул брюнета Дазай и пошёл в его направлении, Ода следовал за ним, а Анго остался стоять на месте. Брюнет обернулся и атаковал Осаму и Оду своими чёрными лентами. Ода избежал смертельного удара, молниеносно уйдя в сторону, а Дазаю ленты не причинили вреда, коснувшись его, они бесследно исчезли, при этом, сверкнула белая вспышка. Осаму тоже был одарённым, его способность заключалась в том, что он мог рассеивать чужие Силы и магию прикосновением. Его друг и любовник Ода Сакуноске также имел способность: в бою в момент опасности он мог заглянуть в будущее, секунд на 5–6. Рюноске удивлённо посмотрел на Дазая и Оду и замер на месте. А Дазай невозмутимо продолжил: — Ты пойдёшь с нами. — Куда? — Во дворец. А не так давно Ода умер, его отравили, но кто это сделал, Дазай так и не узнал, хотя он подозревал, что в убийстве замешан его отец. Он знал об отношениях Осаму и Оды, хотя они их и скрывали, и был недоволен ими. Вскоре после смерти Сакуноске Анго покинул Королевскую Гавань, попросив Дазая отпустить его домой, чтобы ухаживать за больной матерью, и тот не стал возражать.

***

Выйдя из пыточной и поднявшись из подземелья наверх, император приказал слуге сообщить лорду Варису, что он ожидает его в Палате Малого Совета. Минут через пятнадцать в дверь постучали. Осаму кивнул слуге, и тот распахнул двустворчатые двери перед лордом Варисом. Лысый, полный мужчина лет сорока- пятидесяти прошёл в помещение и склонился перед императором в почтительном поклоне. — Лорд Варис, — кивнул евнуху Осаму. — Проходите, — Дазай жестом указал лысому на стул рядом с собой. В Палате Малого Совета никого, кроме них не было, так как слуга вышел. — Мне срочно нужна помощь ваших пташек. Варис кивнул и произнёс: — Какую информацию вы хотите выяснить? — О некой Мелисандре из Асшая в Эссосе. — Возможно, это она, — Осаму убрал в сторону лист пергамента, под которым лежал портрет красивой молодой женщины с красными волосами — его матери. Когда бывший император изгнал свою жену из дворца и Семи Королевств, женившись на другой, он приказал сжечь все портреты, на которых была изображена Мелисандра, однако один из них Осаму удалось незаметно украсть и спрятать. Дазай протянул лорду Варису портрет, тот, взяв его в руки, внимательно вгляделся в изображение, затем посмотрел на императора и задумчиво произнёс: — Это же ваша мать, верно? — Да. — Разве она, не погибла? Я что-то слышал об этом, правда не пытался узнать подробности произошедшего. — Это-то вы и должны выяснить, лорд Варис. Недавно мне стала известна информация о женщине, по описанию очень похожей на мою мать, её видели в Асшае в Эссосе. К тому же имя моей матери, как вы помните, тоже Мелисандра и родом она из Асшая. Но даже если моя мать мертва, и в Эссосе была не она, найдите эту женщину. — Когда её там видели? — Месяц назад. — Хорошо, я выясню всё, что смогу, Ваше Величество. — Можете идти. Лорд Варис поднялся со своего места и вышел, через минуту Осаму тоже покинул Палату Малого Совета. Как только Чуя с Дазаем вернулись во дворец, Накахара отправился в свои покои и решил отдохнуть, так как после падения с лошади он не восстановился до конца. Кое-где на его теле всё ещё были ушибы и синяки, которые болели, не говоря уж о сломанной руке. Чуя сам не заметил, как уснул, а проснулся он оттого, что почувствовал чье-то прикосновение к своей голове. Открыв глаза, Накахара встретился взглядом с карими омутами в которых ему в последнее время хотелось утонуть. Все эти дни, что они с Дазаем провели в лесном домике, последний практически не отходил от него, был с ним ласков и нежен, и смотрел так, как никто и никогда не смотрел до этого. Каждый раз от этого взгляда Чую бросало в жар, сердце ёкало в груди и начинало биться быстрее, а в животе порхали какие-то странные бабочки. Порой у Накахары при этом начинала кругом идти голова, и ему казалось, что всё это нереально и происходит не с ним. Ну не мог Дазай смотреть на него таким нежным, добрым и любящим взглядом. Чуя, вообще, никогда не видел, чтобы брат на кого-то так смотрел. Его взгляд всегда был холоден и безэмоционален, и ещё совсем недавно Чуя не раз замечал его на себе. Порой тот взгляд, прежнего Дазая, обжигал холодом, от него хотелось отвернуться, так как казалось, что это демон взирает на тебя из глубин самого ада и видит всего тебя насквозь, заглядывает прямо в душу и читает все твои мысли. Но теперь взгляд Осаму стал другим, по крайней мере, когда он смотрел на Чую, и тому казалось, что всё это какая-то игра — не по-настоящему, может, Дазай что-то задумал, поэтому он его обольщает и соблазнил? Осаму провёл рукой по щеке брата, а тот произнёс: — Дазай, когда ты так смотришь на меня, мне кажется... — Чуя запнулся, не зная, как закончить предложение и за него это сделал Осаму: — Что я что-то задумал и веду какую-то свою игру? — губы императора растянулись в тёплой улыбке. — Да-а... — протянул Чуя. — Мне становится жутко, когда ты заканчиваешь мои фразы за меня, будто читаешь мои мысли. — Это несложно, Чуя, читать твои мысли. Ведь они у тебя на лице написаны, а я тебя знаю много лет. Любой человек способен на такое, если он наблюдателен и знаком со своим собеседником не один год. — Так что ты задумал, а, Дазай? — То что я задумал, уже воплотил в жизнь, и ты это знаешь, больше ничего, кроме этого. — Ты имеешь ввиду, что хотел затащить меня в постель и добился своей цели? — Да, Чуя. Именно это я имею ввиду. Но я не просто хотел использовать тебя для любовных утех, — добавил Осаму, когда заметил, как голубые глаза любовника потемнели от ярости. — Я уже говорил тебе, что ты мне нравишься в первую нашу ночь, помнишь? — Да, я помню твои слова, но, если честно, мне сложно тебе поверить. — Почему? — Странный вопрос, учитывая наши с тобой прежние отношения. Мне всегда казалось, что ты ненавидишь меня. Осаму вздохнул и произнёс: — Мне и самому так казалось когда-то. Всё дело в том, Чуя, что моя неприязнь к тебе появилась в детстве. Ты ведь понимаешь причины? — Конечно, я понимаю. Ты винил мою мать и меня в том, что произошло с твоей мамой. — Да, но повзрослев, я осознал, что твоей вины в этом нет. Хотя наши отношения оставались довольно сложными. Ну, а как могло быть иначе, если мы ежедневно с тобой скандалили и дрались, на протяжении всех лет, что были знакомы? На самом деле, повзрослев, я понял кое-что ещё. — И что же это? — с замиранием сердца спросил Накахара, неотрывна глядя в глаза цвета тёмного янтаря. — То, что испытываю к тебе совсем иные чувства, которые не должен испытывать, даже не потому что ты парень, а потому что привык видеть в тебе врага. Я понял, что меня безумно к тебе влечёт, поэтому я не мог позволить тебе уехать. — А как же моя мать? — сам не зная зачем, спросил Накахара. — Извини, но ты должен понимать, что на неё моё влечение к тебе не распространяется, — Осаму усмехнулся. — Она разрушила мою семью и мою жизнь, — сделал неожиданное признание Дазай, хотя тут же пожалел о своих словах, не стоило их произносить вслух, ведь о том, что происходило с ним в детстве знали лишь два человека, и один из них был уже мёртв. — Твою жизнь? Тебе не кажется, что ты преувеличиваешь? — Не кажется, ты не знаешь, как относился ко мне отец, после того, как изгнал свою жену из Семи Королевств, чтобы жениться на твоей матери. Я уверен, что будь моя мать здесь, всё было бы иначе. — Мне жаль, — произнёс Чуя, а затем его осенила догадка, и он произнёс: — Это он нанёс тебе все эти раны? Твой отец? Из-за него всё твоё тело в шрамах? — Отчасти, — решил не отрицать Осаму. — В детстве, после того как женился на твоей матери, он довольно часто избивал меня. — Да, теперь я понимаю твои чувства и ненависть к ней. Наверное, окажись я на твоём месте, также ненавидел бы её. Знаешь, раз уж мы решили сегодня говорить откровенно, то я, пожалуй, тоже кое в чём тебе признаюсь. — В чём? Я тебя слушаю. — В том, что последние года два я тоже чувствовал к тебе влечение и ненавидел за это тебя ещё сильнее, да и себя тоже. Я не понимал, как можно испытывать нечто подобное к своему врагу, тем более, что к парням меня никогда не влекло, да и вступать в такие отношения слишком опасно. Я боялся того, что испытываю к тебе, но порой ловил себя на мыслях о том, что ты довольно красив и иногда мне очень сильно хотелось зарыться в твои волосы руками, узнать какие они на ощупь, почувствовать вкус твоих губ, — Чуя усмехнулся, обнимая здоровой рукой Осаму за шею и притягивая его к себе ближе, шепча: — Ещё неделю назад я и не думал, что моё желание исполнится так скоро, ведь теперь я могу это сделать, когда захочу. Чуя зарылся пальцами в каштановую шевелюру и продолжил: — Когда ты меня поцеловал впервые, я ощутил и волнение, и радость, и раздражение, и злость, всё это вместе. Я боялся своих чувств к тебе и знал, что ты легко добьёшься задуманного, поэтому решил бежать, даже не столько от тебя, сколько от самого себя. — Я понимаю, — тихо проговорил Дазай, накрывая губы Чуи своими, проникая в его рот языком, сплетаясь им с языком любовника в диком, безудержном танце. Целуя жадно и горячо, оглаживая спину и плечи Накахары, Дазай принялся освобождать его от одежды, чувствуя, как учащается дыхание и пульс партнёра. Чуя страстно отвечал на поцелуй, от которого у него кругом шла голова, а внизу живота будто что-то сжималось в комок, а затем разворачивалось, растекаясь по телу приятной негой; дыхание парня окончательно сбилось, а сердце стучало так громко и быстро, что казалось, оно вот-вот выскочит из груди. В такие моменты происходящее казалось ему чем-то нереальным, будто это был сон; мысли судорожно метались в рыжей голове, и они твердили о том, что это невозможно: ну не могут у них с Дазаем быть такие отношения, они ведь ненавидят друг друга, как же могут спать вместе, и как тело Чуи смеет так реагировать на прикосновения и поцелуи врага? И если бы не горячее дыхание Дазая, которое опаляло лицо и шею, если бы не его быстрое и громкое сердцебиение, которое Чуя ощущал своей грудью, наверное, он бы всё же подумал, что сходит с ума, а происходящее ему просто мерещится. Накахара зарылся пальцами здоровой руки в каштановые волосы, как же хотелось ему запустить и вторую ладонь в шевелюру Дазая, но, увы, из-за травмы он не мог сейчас этого сделать. Осаму оторвался от губ любовника, глядя в затуманенные от страсти голубые озёра своими, потемневшими от желания, карими и стянул с Чуи его нательную шёлковую рубашку, затем перешёл к брэ, и вскоре они тоже оказались на полу. Затем Дазай встал с постели и, быстро раздевшись, забрался к Чуе под одеяло, вновь накрывая его губы своими, оглаживая раскрасневшееся тело руками, покрывая лицо поцелуями, спускаясь всё ниже. Оставив несколько из них на шее, он принялся осыпать ими грудь любовника. Обхватив ладонью возбуждённый орган, Дазай задвигал ею, сорвав с губ Чуи протяжный стон и почувствовав, как пальцы Накахары сжимают головку его собственного члена, отчего он и сам не смог сдержать стона. Воспользовавшись лубрикантом, Осаму обильно смазал им анус партнёра; сжав его бёдра руками, Дазай приставил крупную головку члена ко входу, и, двинув любовника на себя, резко толкнулся в него, проникая до конца, отчего Чуя вскрикнул, ощутив долгожданную заполненность внутри. Член вошёл в растраханную дырку довольно легко, а когда проехался по простате, Накахару будто током прошило. Сжав плечо Осаму здоровой рукой, Чуя резко двинул бёдрами ему навстречу, со стоном встречая очередной толчок. Дазай переместился руками выше и впился в манящие губы поцелуем, размеренно двигаясь в любовнике, и заглушая очередной стон своими губами. Толкнувшись в Чую ещё несколько раз, Осаму слегка отстранился, прошептав: — Чуя, я прошу тебя, тише. Во дворце слишком много лишних ушей. Дазай снова двинул бёдрами вперёд, сжимая руками ягодицы партнёра, резко натягивая его на свой член, отчего Чуя вновь не смог сдержать стона. — Чуя, — вновь прошептал Осаму, толкнувшись в его тело в очередной раз, и Накахара вновь не смог сдержаться и застонал. — Не... ах... мо-гу... — кое-как выдавил Накахара в перерывах между толчками, которые просто сводили с ума и напрочь лишили рассудка. — Нас кто-нибудь услышит. — Дазай на некоторое время замер, неотрывно глядя в голубые глаза. — Тогда не стоило и начинать трахаться в этой комнате, — Чуя сам двинул бёдрами навстречу Осаму, насаживаясь до конца и прошептал: — Двигайся. Дазай снова толкнулся в любовника, чувствуя его нетерпение и дрожь, Чуя тихо застонал, ощутив как член попал по простате. Толчки Осаму ускорились и усилились, теперь он проникал в Чую со звуками хлюпов и шлепков бёдер о бёдра. Накахара обхватил Дазая ногами за талию, удерживаясь рукой за его плечо и резко двигался ему навстречу, ощущая, что внизу живота уже полыхает пламя, в котором, казалось, он сгорит без остатка. Дазай всё сильнее сжимал его бёдра руками, резко двигая на себя, с тихими стонами проникая внутрь, глядя в глаза раскрасневшемуся и вспотевшему любовнику расфокусированным взглядом. Движения Осаму ускорились ещё более, он уже просто вбивал Чую в постель, каждым своим толчком срывая с губ Накахары стоны и крики, которые тот не в силах был сдерживать. Дойдя до предела, ощущая, что огонь внутри стал уже нестерпим, Чуя, с бешено колотящимся сердцем задрожав всем телом и выгибаясь под Дазаем, всё резче двигаясь ему навстречу, с криками излился на свой живот, чувствуя ещё какое-то время в себе грубые движения партнёра. Толкнувшись в Чую ещё с десяток раз, Осаму, с рыком излился в любовника, резко двигая его на себя, после чего вышел из него и лёг рядом, целуя в плечо. Накахара повернул голову к Дазаю и провёл пальцами по его лицу, прошептав: — Что ты со мной делаешь? Я совершенно теряю контроль в такие моменты. — Я тоже, — тихо проговорил Осаму, неотрывно глядя в голубые озёра, потянувшись к устам любовника своими. Их губы встретились и слились в нежном поцелуе, пальцы Дазая зарылись в рыжую шевелюру, а рука Чуи скользнула на его шею. Когда поцелуй закончился, Осаму прошептал: — Если кто-нибудь слышал твои стоны и крики, у нас могут быть проблемы. — Но ты же сможешь их решить? Дазай кивнул и произнёс: — Всё решаемо, но это не значит, что можно расслабиться и потерять бдительность. Осаму обнял Чую и повернул его к себе задом, целуя в шею, а тот спросил: — Ты выяснил у пленника почему он хотел меня убить? — Его наняли, кто, пока неизвестно, он и сам не знает. Но отныне к тебе будет приставлена охрана, никуда без неё из дворца не выходи. — Надо же! А мне что, позволено покидать Красный Замок? — Конечно, ты можешь ходить, где тебе угодно, ты ведь не пленник. — Но ещё совсем недавно я им был. — Забудь об этом. Ты свободен, но всё же покидать страну я тебе не советую. — Так и знал, — пробормотал Чуя, хотя это уже было неважно, он не собирался уезжать из Королевской Гавани. — Мне не нужна охрана, — добавил он. — Я могу и сам себя защитить. — Чуя, я знаю, что ты можешь за себя постоять, но в данной ситуации охрана тебе просто необходима. Я не хочу чтобы с тобой произошло что-то плохое. Пообещай, что не станешь покидать дворец без неё. Накахара тяжело вздохнул и произнёс: — Ладно. Но сколько времени это будет продолжаться? — Не знаю, пока не отыщем того, кто нанял убийцу. Кроме того, твою пищу теперь будет пробовать кто-то из слуг, я боюсь, что тебя могут попробовать отравить. Да и находясь во дворце, не расслабляйся, всегда будь на чеку. — Хорошо, — Чуя согласно кивнул, ощутив, как что-то твёрдое упирается в его задницу. Дазай снова поцеловал Чую в шею, а затем раздвинул ягодицы парня руками, резко двинув его на себя, проникая внутрь сразу же до конца. Накахара застонал и прикрыл глаза, ощутив на шее поцелуй и почувствовав новый толчок члена, и как тот проезжается по простате. Сжав бёдра Чуи руками, Дазай принялся резко натягивать его на свой орган, сразу же взяв ускоренный темп. Накахара быстро двигал бёдрами ему навстречу, ощущая внизу живота нарастающий жар, насаживаясь на крупный член любовника с пошлыми хлюпами и при этом постанывал. Ладонь Осаму легла на его рот, прикрывая и заглушая звуки. На этот раз разрядка пришла быстрее и спустя минуту обоих парней накрыло волнами острейшего оргазма. С криками, которые заглушали пальцы Дазая, Чуя излился на простынь, а Дазай в него. — Ты великолепен, — прошептал Осаму, покидая разгорячённое тело любовника, целуя Чую в щеку. — Ты тоже, — ответил Чуя, переворачиваясь на спину и расслабленно откидываясь на подушку. — Пора ужинать, — произнёс Осаму, вставая с постели и вытираясь полотенцем, после чего передал его Накахаре, натягивая на себя одежду.