Кровавый Демон

Осаму отнёс Чую в его покои и уложил на кровать. Накахара был без сознания, ведь отключился практически сразу после ранения и больше в себя не приходил. — Чуя, только не умирай, — шептал Осаму на ухо возлюбленному, вытирая струйку крови, которая стекала из уголка его рта. Стоя на коленях возле кровати, Дазай взял Накахару за руку и сжал его ладонь в своей. — Не смей умирать! Я не смогу без тебя, я люблю тебя, слышишь? Люблю. Не смей умирать, не смей умирать, не смей умирать... — будто мантру повторял Осаму, но Чуя, увы, его не слышал. — Тебе помогут, обязательно помогут, мейстер сейчас придёт, ты только дождись. Дазай держал его за руку, обнимая и прижимая к себе, будто желая передать ему хоть часть своей жизненной силы, а про себя молил Семерых о спасении возлюбленного, хотя он не помнил, когда молился в последний раз и молился ли вообще когда-нибудь. Но Боги оказались глухи к мольбам Осаму: дыхание парня было тяжёлым, воздух входил в лёгкие и выходил из них с какими-то хрипами и свистом, его пульс слабел, а вскоре пропал окончательно, когда грудь Чуи приподнялась и опустилась в последний раз. — Нет! — выкрикнул Дазай, ведь он понимал, что это значит; в тот момент, когда он осознал, что Чуя умер, у него самого было такое ощущение, будто его сердце вырвали. Осаму уставился на свои ладони, которые были обагрены кровью возлюбленного, не в силах принять случившееся. В покои императора вошёл лекарь, но он уже ничем не мог помочь Накахаре. Прощупав пульс на шее парня, врач печально покачал головой и сказал: — Он мёртв. Голос мейстера вывел Осаму из ступора, и он поднял на него взгляд своих холодных и чёрных, как сама тьма глаз (по крайней мере, они такими сейчас показались лекарю), после чего тихо произнёс: — Ты слишком долго шёл, он не дождался. Дазай поднялся на ноги и подошёл к мейстеру, молниеносно взмахнув рукой, в которой оказался зажат кинжал. Мужчина схватился за горло и упал на пол, забившись в конвульсиях, между его пальцами сочилась кровь. — Уберите его и все вон! — приказал император, после чего слуги, забрав с собой тело убиенного, поспешили покинуть покои. Осаму же снова подошёл к кровати, на которой лежал Чуя, взял его за руку и, обняв, прижал к себе, чувствуя, как с каждой минутой его тело становится всё холоднее. Дазай никогда не плакал, даже в детстве, но сейчас слезы катились из его глаз, стекали по щекам и падали на рыжую макушку мёртвого парня, которого он не выпускал из объятий. Сколько часов Осаму так просидел, прижимая к себе Чую, он и сам не знал, совершенно потеряв счёт времени и отрешившись от реальности. Никто не рискнул войти в покои Накахары и потревожить императора. Уже минула ночь и за окном начало светать, а Осаму всё так и сидел, держа в объятьях возлюбленного. В дверь постучали, однако ответа не последовало. Стук повторился, но с тем же результатом, а затем в опочивальню вошёл Акутагава. — Дазай, — позвал он и приблизился к Осаму. Тот никак не отреагировал на голос, и Рюноске с опаской положил руку на его плечо. — Мне очень жаль, — тихо добавил он, но ответа так и не дождался, казалось, Дазай его не слышит. Акутагава продолжал стоять рядом с ним, а спустя минуту Осаму повернулся к нему лицом и посмотрел в серые глаза. — Чего тебе? — безэмоциональным голосом спросил он. — Со святым воинством покончено, — отчитался Рюноске, на что Дазай безразлично кивнул. — Многие горожане, находившиеся на площади, были убиты, — продолжил Акутагава. — Это вызовет недовольство среди населения, возможно, следует ожидать бунтов. — Я знаю, — проговорил Осаму, всё так же сжимая уже холодную руку возлюбленного в своей. — Акутагава, выясни, что удалось узнать о Мелисандре к этому моменту, и не нашли ли её. Пусть все силы бросят на поиски красной жрицы, впрочем, если не смогут её отыскать, пусть приведут любую другую жрицу Владыки Света, и как можно быстрее. Акутагава кивнул, но не спешил уходить, так как переживал за Дазая. — Иди, — произнёс тот. — Ну, чего ты ждёшь?! — Дазай, ты... — тихо сказал Рюноске. — Я не могу оставить тебя в таком состоянии одного. — Иди, — повторил Осаму. — Я хочу побыть с Чуей наедине. — Дазай... — Вон! — выкрикнул император, его глаза при этом опасно блеснули. — У тебя приказ. Выполняй! — Хорошо, — Акутагава снова кивнул и вышел, а Осаму так и остался сидеть возле погибшего любовника, сжимая его руку в своей.

***

Прошли сутки... Всё это время Осаму провёл рядом с Чуей: то поглаживал его по голове, то прижимал к себе, шепча что-то бессвязное, временами не в силах сдержать рыданий. Акутагава несколько раз заходил к нему, приносил еду и воду, но Дазай от еды отказывался, лишь просил оставить кувшин на столе, а самого Рюноске тут же выпроваживал, говоря, что хочет остаться с Чуей вдвоём. — Дазай, — решился как-то сказать Акутагава. — Прошло более суток... ты же должен понимать, что так нельзя. Чую необходимо предать земле, чтобы его душа упокоилась с миром. — Нет, — произнёс Осаму, даже не посмотрев на своего ученика. — Дазай... — Рюноске замялся. — Ведь это неправильно. Сколько ты собираешься так ещё просидеть рядом с ним? — Столько, сколько понадобится, — ответил Осаму. — Для чего понадобится? Что ты хочешь этим сказать? — Мелисандру не нашли? — спросил император, не отвечая на вопрос Акутагавы. — Нет, но в Эссос отправили корабль, на котором в ближайшее время доставят одну из жриц Владыки Света. — Хорошо, — Дазай кивнул. — Ты можешь идти. — Дазай, зачем тебе понадобилась жрица Владыки Света? Что ты задумал? Осаму не ответил на вопрос Рюноске, будто не слышал его, и тот, подойдя к нему ближе, присел рядом с ним на пол, неуверенно коснувшись рукой его ладони. — Я понимаю, — проговорил он, посмотрев в карие глаза. — У тебя горе, тебе сейчас очень тяжело, но ему ещё хуже, — Акутагава посмотрел на покойного. — Его душа страдает, там на том свете. О ней нужно позаботиться, чтобы она упокоилась с миром. Необходимо соблюсти все положенные обряды и предать тело Чуи земле. — Нет, — снова произнёс император, кладя ладонь на холодную руку возлюбленного. — Послушай... — пытался достучаться до Осаму Рюноске, но тот его перебил: — Я всё сказал. Иди, Акутагава. — Но... — У тебя что работы нет? — Я просто за тебя переживаю. — Не стоит. Оставь меня. Акутагава поднялся на ноги, покачав головой, и вышел за дверь, однако он не спешил уходить далеко, решив остаться рядом с покоями Чуи и тайно присматривать за Осаму. Дазай остался наедине со своим горем и телом возлюбленного, уткнувшись лбом в его плечо, он беззвучно плакал, до сих пор не в силах поверить в случившееся. Временами он отключался и проваливался то ли в сон, то ли какое-то забытье, но не надолго. Иногда он пил воду, которую принёс Акутагава, после чего снова сжимал в объятьях любимого. Прошли ещё сутки, Осаму по-прежнему не отходил от Чуи и не покидал его опочивальню, никто кроме Акутагавы не рискнул к нему за всё это время зайти. Рюноске заглядывал к Дазаю ещё несколько раз и пытался убедить его в том, что Чую необходимо похоронить, но тот был непреклонен. — Дазай, — зайдя к императору на вторые сутки, сказал Акутагава. — По всему городу происходят бунты, бедные слои населения недовольны тем, что произошло два дня назад. Королевская гвардия их пока успешно подавляет, но не обходится без жертв. Сегодня утром пришли новости из Простора, Штормовых земель и Железных островов. Там тоже много недовольных, повсюду вспыхивают мелкие очаги сопротивления. Главам Великих домов пока удаётся их сдерживать, но всё это грозит нам большими неприятностями, ведь все эти мелкие бунты могут перерасти в масштабную гражданскую войну. — И чего ты хочешь от меня? — безразлично спросил Осаму. Акутагава подошёл к нему и коснулся его плеча. — Посмотри на меня, Дазай, — произнёс он, но Осаму упорно не желал поднимать на него взгляд. — Ты нужен Вестеросу и Семи Королевствам. Необходимо подавить все эти восстания в зародыше, иначе потом будет сделать это гораздо сложнее. — Пергамент и перо, — произнёс Осаму и добавил: — Точнее два пергамента и королевскую печать, ты знаешь где она. — Осаму порылся в своих карманах и передал Акутагаве ключи от своих покоев, тот вышел, а вернулся минут через двадцать с требуемыми вещами. Осаму быстро написал два приказа и, подписав их, поставил печать под каждым, после чего передал всё Акутагаве. Рюноске пробежал глазами оба свитка, первый касался назначения капитана королевских гвардейцев Фукудзавы Юкичи на должность Лорда Командующего, прочтя второй приказ, Акутагава опешил, проговорив: — Ты назначаешь меня своей десницей? — Правильно. Рад, что ты не разучился читать, Акутагава. — Но ведь я же палач. — И что? Назначение у тебя. Тебе и карты в руки. Мне сейчас не до государственных дел. — Как скажешь, — проронил Рюноске. — Иди работай. Акутагава ушёл, не рискнув сейчас говорить Осаму ничего, что касалось похорон, к тому-же он знал, что Дазай скажет то же самое, что и говорил ему до этого. Осаму прилёг на кровать рядом с Чуей, приобняв его и шепча: — Прости меня. Это я во всём виноват. Мне давно следовало уничтожить септу и всё святое воинство. Если бы я это сделал, ты сейчас был бы жив. Никогда не прощу себя за это. Прости, что не смог спасти тебя. Осаму уткнулся лбом в плечо Чуи, поглаживая его второй рукой по лицу. — Я люблю тебя, Чуя. — Вновь солёные ручейки побежали по его щекам, а когда уже не было слёз, Осаму почувствовал невероятную усталость и сам не заметил, как отключился. Проснулся он от чьего-то прикосновения, а затем услышал знакомый голос, который вырвал его из объятий тяжёлого, беспокойного сна: — Дазай. Есть новости. Осаму открыл глаза и увидел Акутагаву, после чего поднялся с кровати, немного пригладив волосы рукой. Рюноске направился к двери и, открыв её, обратился к кому-то ещё: — Проходи. В опочивальню вошёл молодой гвардеец. Поклонившись императору, он произнёс: — Ваше Величество, красная жрица Мелисандра найдена. Ее взяли в Королевской Гавани, похоже, что она направлялась во дворец, — доложил он Осаму. — Приведите её сюда, — распорядился император и вскоре стражники доставили Мелисандру в покои Чуи. — Мама? — не веря своим глазам, проговорил Осаму, с удивлением глядя на красивую, молодую женщину, на вид лет тридцати не более, хотя на самом деле она была гораздо старше. Её волнистые, длинные волосы красного цвета частично ниспадали на плечи и струились ниже по спине, почти сливаясь цветом с бархатным красным платьем с глубоким декольте. Дазай подошёл к ней ближе, вглядываясь в красивые серые глаза, которых он не видел более девяти лет, но несмотря на то, что был ребёнком, когда она уехала, он хорошо её помнил. — Да, это я, — ответила Мелисандра и слегка улыбнулась сыну. — Все выйдите, — приказал Дазай, и стражники покинули его покои. — Значит, ты жива? Почему ты не давала о себе знать? — спросил он, так и не разорвав взгляда. — Пока был жив прежний император, это было опасно, — ответила жрица. — Потом у меня были кое-какие дела, но я направлялась к тебе, когда меня взяли твои гвардейцы. — Ты выглядишь уставшим, Осаму. — Вероятно так и есть. Зачем ты подослала наёмного убийцу к Чуе? — спросил Дазай, внимательно глядя на мать. — Потому что он представлял для тебя угрозу. — Что за глупости! — На самом деле, Чуя был родным сыном Акияма Дазая, прежнего императора, — заявила женщина и взяла Осаму за руку. — У него давно была связь с Фуко Накахарой, и Чуя его сын, а не покойного мужа Фуко. Чуя старше тебя на несколько месяцев, а учитывая то, что его мать — прямой потомок королевской династии Таргариен, он имел больше прав на престол, чем ты. Многие боятся тебя, Осаму, и ненавидят, Чуя мог найти поддержку в каких-нибудь знатных Домах Вестероса и организовать переворот, чтобы свергнуть тебя. Многие Дома предпочли бы видеть на троне его, а не тебя, и если бы они знали правду, то непременно возвели его на престол, тем более, учитывая тот факт, что твой отец всё-таки женился на матери Чуи. — Что? — Дазай не мог поверить в услышанное. — Так значит, Чуя мой единокровный брат? — По отцу. — Почему ты оставила меня с этим извергом? — Я не смогла тебя забрать, он не позволил. — Ты хоть представляешь, что он со мной делал? — Нет, а что он делал? — Это уже не важно, — Осаму нахмурился и отошёл в сторону от Мелисандры, больше не пытаясь встретиться с ней взглядом. — Ты ведь ведьма, причём очень сильная, как нам недавно стало известно, почему ты не воспользовалась своей Силой против него, ты так легко согласилась уехать и оставить меня с ним? — Нет, Осаму, это было нелегко, прости, что не смогла отстоять своих прав на тебя. Сила у меня имелась, это правда, но её было недостаточно в то время. Вернувшись в родной город, я стала жрицей Владыки Света и, со временем, пройдя обучение, смогла увеличить её в десятки раз. — Мелисандра, — проговорил Дазай, снова посмотрев матери в глаза. — Я много слышал о тебе, как о ведьме, и о твоих сёстрах — жрицах Владыки Света. Я знаю на что вы способны. Ты должна вернуть Чую в мир живых. — Осаму, не сходи с ума. Он опасен для тебя. Я ведь тебе уже объяснила. Из-за него ты можешь потерять всё и даже жизнь. — Мне всё равно. Мама, пожалуйста, ты должна вернуть его мне. Я люблю его, понимаешь? — Ты хочешь сказать, что ты... — Мелисандра запнулась на полуслове, посмотрев на сына. — Вы что, любовники, но вы же братья? — Да, мы любовники, — Осаму кивнул. — И тот факт, что у нас с Чуей оказался общий отец, не изменит моих чувств к нему. Ты сделаешь это? — Сколько прошло времени с момента его смерти? — Больше двух суток. — Это плохо. Очень плохо. Его душа уже далеко. Если я его верну, он не будет прежним. Возвратить душу можно, но нужно совершить жертвоприношение, и вернётся она не одна. — В каком смысле? — Перед тем, как отправиться в Чистые Земли или на Асфоделевый луг, душа человека должна преодолеть непростой путь, который лежит через пограничную зону — Серые Равнины. Твой Чуя сейчас там, и его душу может вернуть только демон, так как демоны свободно могут перемещаться между Асфоделевым лугом и Серыми Равнинами, но он придёт в этот мир вместе с ним и может натворить много бед; твой возлюбленный станет другим человеком. Демон будет жаждать крови, и Чуе придётся убивать, даже если он этого не хочет, это может уничтожить его изнутри и чем всё закончится, предсказать сложно, но вряд ли чем-то хорошим. Если он искренне тебя любит, то его чувства помогут ему оставаться человеком и хоть как-то контролировать этого демона, если нет, то он возьмёт над ним верх и никому не будет от него спасения. У тебя дар, как и у твоего деда — моего отца, ты можешь нейтрализовать чужие способности и магию, на него он тоже будет действовать, ты сможешь лишать демона сил на какое-то время. Но он будет очень могущественен и если выйдет из под контроля, то легко уничтожит Королевскую Гавань, а может быть не только её. Ты готов пойти на такой риск? — Да. Сделай это. — Хорошо, но мне нужна жертва. — К твоим услугам полное подземелье заключённых, приговорённых к смертной казни, мама. — Пусть приведут одного из них сюда. Его кровь должна смешаться с кровью Чуи. — Я отдам распоряжение, тебе ещё что-нибудь нужно? — Свечи, жаровня, чтобы развести огонь и полная темнота. — Я могу присутствовать? — Если хочешь, но приятного в этом зрелище будет мало. До темноты ещё есть пара часов, мы можем поговорить, если есть желание. Осаму кивнул и, присев на кровать рядом с Чуей, посмотрел на мать. — Интересно, Чуя знал о том, что Акияма являлся и его отцом тоже? — рассуждал он, задав этот вопрос, скорее, самому себе, а не Мелисандре. — Спросишь у него сам, когда он вернётся, хотя ему лучше об этом не знать, — ответила красная жрица и, пододвинув стул к кровати, на которой сидел Осаму, присела на него. — Что касается Акиямы, то, конечно, ему это было известно, ведь даже я знала. Его связь с матерью Чуи считалась греховной, и Его Воробейшество мог добраться до Фуко, если бы узнал об этом, наверное, поэтому твой отец и поспешил жениться на ней, но он не рискнул признать Чую, как сына. — Наверное, ты права, мама,— задумчиво проговорил Дазай. — Где же ты была все эти годы? — Сначала я обучалась в Ордене Владыки Света, потом путешествовала по миру. — Почему ты вернулась именно сейчас? — Я слышала, что меня разыскивают по твоему приказу, и поняла, что ты знаешь, что я жива. Поэтому я решила вернуться. Когда гвардейцы меня схватили, я не сопротивлялась, хотя могла уйти от них, использовав Силу. — Ты останешься здесь или уедешь? — Если ты хочешь, то я останусь. — Хочу. — Хорошо, тогда я больше никуда не уеду. Можно тебя обнять, Осаму? — спросила Мелисандра. Дазай кивнул, и мать заключила его в объятья. — Я так скучала по тебе, дорогой мой, — прошептала она ему на ухо. — Мне тоже тебя не хватало, — произнёс Осаму и обнял мать в ответ. Немного отстранившись от неё через время, Осаму серьёзно посмотрел в её глаза и произнёс: — Мама, можно задать тебе один щекотливый вопрос? — Задавай, — Мелисандра кивнула. — Акияма Дазай точно был моим отцом? — Осаму не отводил от матери взгляда, пытаясь отследить её реакцию на свои слова. Мелисандра выдержала взгляд сына и прочитать её было очень сложно, однако Дазай сделал некоторые выводы для себя. — Что за вопрос, Осаму? — выражение лица Мелисандры приняло бесстрастное выражение. — Почему ты вообще его мне задаёшь? — У меня есть причины, поверь. Начнём с того, что во всей моей внешности, нет ничего от Акиямы. Порой, глядя на него, я пытался найти хоть какое-то сходство, но напрасно, даже Чуя, если подумать, на него больше похож. Я так же совершенно не похож на тебя, мама. Да и Акияма иногда в пьяном бреду говорил нечто такое, что наводит на мысли о том, что он не являлся моим отцом и знал об этом или догадывался, — говоря об этом матери, Осаму вспоминал, с какой ненавистью бывший император наносил ему физические травмы в детстве и называл ублюдком, прежде чем в очередной раз изнасиловать. Ведь он не делал ничего подобного с Чуей, и Дазай подумал, что причина могла быть в том, что Акияма не являлся его отцом. — Ну что ты такое говоришь, Осаму? Конечно, Акияма был твоим отцом. — Мама, то, что ты сказала по поводу Чуи, ведь не является достаточной причиной для свержения законного наследника с трона. Если бы он даже каким-то образом доказал, что Акияма был его отцом, он ведь тогда получается — бастард, а бастарды не то что не наследуют престолы, но и любое имущество своих отцов. Даже то, что Чуя потомок Таргариенов ничего не значит, ведь их свергли более трёхсот лет назад. Да, потом Дейнерис Таргариен захватила власть, свергнув Серсею Ланнистер, но правление её продлилось не долго. Три сотни лет на престоле другая династия. Учитывая всё это, я считаю, что Чуя не может быть угрозой для законного наследника, если он действительно, конечно, законный. Ты хотела убить его, чтобы избавиться от угрозы для меня, но по-моему причин было не достаточно. Я спрошу ещё раз: Акияма Дазай мой отец? — Осаму, выброси эти глупости из головы. Конечно, он твой отец, и только ты являешься законным наследником престола. — Ладно, — решил не спорить Дазай и сменил тему разговора, хотя мать его не убедила в своих словах. Они проговорили ещё около часа, потом Осаму покинул свои покои для того, чтобы отдать необходимые распоряжения. Когда стемнело, в опочивальню Чуи привели пленника, а также принесли свечи и жаровню. Мелисандра развела огонь в жаровне, расставила свечи вокруг кровати и зажгла их, после чего сделала знак Дазаю, и он подтащил к ней упирающегося пленника. Красная жрица коснулась его лба рукой и сказала, глядя ему в глаза: — Подойди к покойному. Пленник покорно подошёл к постели, на которой лежало тело рыжего парня. — Повернись ко мне, — продолжила ведьма, и осуждённый выполнил её требование, в ладони у Мелисандры сверкнуло лезвие ножа, взмахнув рукой с зажатым в ней кинжалом, она разрезала его одежду на груди. Убрав клинок, красная жрица рванула одежду с левого плеча пленника, который смотрел куда-то перед собой пустым взглядом. Её правая рука метнулась к обнажённой груди несчастного, с противным хрустом пробив грудную клетку, проникла внутрь, мгновение спустя ведьма выдернула окровавленную руку из его тела, и Осаму увидел, что она сжимала в ней всё ещё бьющееся сердце жертвы, а та, даже не пикнув, замертво рухнула на пол. Склонившись над Чуей и шепча заклинание, Мелисандра поднесла сердце жертвы к его губам и несколько капелек крови с него, упали на них, окрасив в ярко-алый цвет, при этом рот покойника слегка приоткрылся. В её левой руке вновь сверкнул кинжал, которым она проткнула всё ещё трепыхающееся сердце. Вытащив из него окровавленный клинок, ведьма воткнула его в грудь Чуи с левой стороны, продолжая шептать заклинание, а сердце пленника, которое держала в другой руке, бросила в огонь, разведенный в жаровне в самом начале ритуала. Мгновенно в опочивальне поднялся сильный ветер, хотя окна и двери были закрыты, от его порыва шторы на окнах надулись и заколыхались, а пламя свечей покачнулось, но не погасло. Послышался гул, а по комнате закружил чёрный смерч, в центре которого просматривалось что-то светлое. Сам смерч искрился и потрескивал, время от времени по нему пробегали небольшие разряды молний красного цвета. Взвившись вверх под потолок, этот чёрный вихрь со светлым пятном в центре, резко спикировал вниз и вошёл в Чую через приоткрытый рот; из груди парня донёсся странный утробный звук, похожий на рёв и крик одновременно, тело Чуи при этом дёрнулось и начало выгибаться. Дазай наблюдал за происходящим, стараясь не упустить ни единой детали; все действия его матери и то, что именно творилось сейчас с его возлюбленным, выглядело весьма пугающе, но ему не было страшно. Мелисандра села на кровать рядом с Чуей, который продолжал судорожно выгибаться на постели, издавая странные звуки, и вытащив из его груди кинжал, возложила свои руки на раны парня, которых было теперь две, продолжая шептать заклинание. Раны на его теле на глазах начали затягиваться, а когда исчезли совсем, она убрала руки и Чуя замер, будто успокоившись, пугающие звуки, которые он издавал тоже прекратились. — Вот и всё, — произнесла она, посмотрев на сына. — Утром он придёт в себя. — Я могу его касаться? — спросил Осаму, подходя к постели, где лежал его возлюбленный, и присаживаясь рядом с ним. Чуя был всё ещё бледным, но его кожа постепенно принимала здоровый оттенок, однако главным было не это, а то что он снова дышал. — Можешь, — произнесла Мелисандра, задувая свечи. — Где мои покои, я очень устала? Ритуал отнял у меня все силы. — Я сейчас распоряжусь, и тебя проводят, — сказал Осаму, склонившись к Чуе и целуя его в лоб. Позвонив в колокольчик, который висел у двери в опочивальню с обратной стороны, Дазай вызвал слугу и отдал распоряжение о том, чтобы для его матери подготовили покои, а также о том, чтобы в его спальне прибрались и принесли чистую одежду для Чуи и теплую воду. Мелисанда ушла вслед за слугой; император снова сел рядом с возлюбленным, поглаживая его по голове, тот спал или был без сознания, Осаму так и не понял, но его грудь ровно вздымалась и опускалась, Чуя, без сомнения, был жив. Вскоре пришла горничная и принесла одежду для Чуи, мужчина-лакей поставил рядом с кроватью тазик с тёплой водой и положил на постель полотенце. Слуги пытались казаться невозмутимыми, но Осаму видел в их глазах ужас, хотя сейчас его это волновало меньше всего. Ещё двое слуг убрали труп, жаровню со свечами, и вымыли пол от крови. Когда все вышли, Дазай снял с Чуи грязную одежду, намочив полотенце, он обтёр его лицо и тело от крови, обратив внимание на то, что от ран на груди возлюбленного не осталось и следа, после чего переодел его в чистую одежду и снова вызвал слугу. — Заберите воду и смените постельное, — распорядился он, а слуга, поклонившись, взял тазик с водой и полотенце и вышел из комнаты. Минут через пять он вернулся назад и заменил постельное, пока Осаму, подняв Чую, держал его на руках. Положив Накахару на чистые простыни, Дазай лёг с ним рядом, уткнувшись носом в тёплую щёку, и вскоре уснул. Проснулся он рано утром, едва за окнами забрезжил рассвет, но не оттого, что выспался, а от громкого крика. Кричал Чуя, который сидел на постели и в недоумении озирался по сторонам. Он был окутан красным свечением, а вокруг него летали разнообразные предметы. Осаму тут же прикоснулся к нему рукой, сверкнула белая вспышка, и красное свечение погасло, а предметы упали на пол.