***
Прошло три дня, однако Варису так и не удалось выяснить, где находится брат императора, хотя его искали шпионы по всему Вестеросу. После того, как покинул Красный Замок, Чуя будто сквозь землю провалиться. Дазая не могло не беспокоить его исчезновение и самое главное, что вызывало тревогу — это то, что Паук ничего не смог выяснить о его местонахождении. Более того, как доложили Дазаю через несколько часов после отъезда Чуи, он улетел на драконе. Как оказалось, один из драконов выжил. По словам очевидцев Накахара, будто зная об этом, подошёл к величественному зверю, погладил его по морде, которая в несколько раз была больше самого Чуи, дракон при этом издал странный звук: что-то среднее между тяжёлым вздохом и грозным рычанием, при этом из его ноздрей повалил пар; затем Накахара, использовав гравитацию, поднялся с её помощью на его спину. Дракон пролежал на земле ещё несколько минут, а затем взмыл в воздух и улетел, унося с собой Чую. Куда отправился дракон вместе с Накахарой никому известно не было, так как они поднялись вверх довольно высоко и вскоре исчезли из виду, однако Дазай подозревал, что Чуя решил покинуть Вестерос, зачем-то прихватив с собой дракона. Всё же тот принял его, раз уж не напал и унёс его куда-то на своей спине. Что же задумал возлюбленный? Дазай терялся догадках. Впервые в жизни у него не было ни то что ответов на свои же собственные вопросы, но и малейших предложений. Даже по поводу Мелисандры у Осаму имелись некоторые догадки, но не по поводу Чуи и последнее обстоятельство не могло не тревожить. Дазай вызвал к себе Вариса и отдал ему приказ разыскивать Накахару по всему Известному Миру — в каждом городе, в котором у Паука имелись шпионы, а если удастся что-то выяснить, доложить об этом немедленно в любое время дня и ночи. Однако шло время, а вестей о Чуе и драконе по-прежнему не было, и это казалось в двойне странным. Ведь дракон имел огромный размер и его невозможно было не заметить, если бы он замаячил где-то на горизонте. — Что же ты задумал, Чуя? — чуть ли не каждый день задавал себе вопрос Осаму, но безуспешно. Прошло несколько месяцев, и Дазай начал впадать в уныние, порой его снова одолевала меланхолия, и он начинал задумываться о смысле своей жизни. Иногда тоска по возлюбленному становилась настолько невыносимой, что продолжать своё жалкое существование вдали от него просто не было сил, и Дазай начинал снова предпринимать попытки свести счёты с жизнью. Однако Акутагава был начеку, поскольку знал в каком состоянии находится Дазай и старался глаз с него не спускать. Императора такое внимание раздражало, а когда Рюноске в очередной раз помешал ему совершить суицид, он просто вышел из себя, приставив к горлу Акутагавы кинжал и пригрозив ему убийством, если тот не оставит его в покое. Однако Рюноске довольно спокойно воспринял угрозу и произнёс: — Что ж, давай. Если таково твоё желание, можешь убить меня, хоть сейчас, потому что пока я жив, не позволю тебе совершить этот шаг. — Просто оставь меня в покое, — произнёс Осаму, убирая клинок и пряча его за пояс. — Уйди, я хочу побыть один. — Не сомневаюсь. И знаю, что ты сделаешь, если я сейчас уйду. Ты снова попробуешь убить себя. — Так ты что, не собираешься отходить от меня ни днём, ни ночью? Может, ещё и спать здесь будешь? — Может, и буду. Пока не удостоверюсь в том, что ты пришёл в себя, я не оставлю тебя в одного. Дазай раздражённо цокнул языком и, выйдя из своих покоев, позвонил в колокольчик, вызывая слугу. Когда тот пришёл на зов императора, Дазай приказал ему принести в его опочивальню ужин и вино, после чего вернулся назад и удобно устроился на кровати, закинув руки за голову. Акутагава стоял рядом, готовый, как верный пёс охранять своего хозяина, даже от самого себя столько времени, сколько потребуется. Когда слуга принёс ужин и вино, поставив всё это на небольшой столик, который стоял у окна, Дазай расположился за ним на одном из стульев, сделав приглашающий жест Акутагаве рукой. — Давай выпьем, — предложил Осаму, кивнув слуге на дверь, и тот покинул опочивальню императора, а Дазай налил себе и Акутагаве в кубки вина. Рюноске присел на стул и взял в руку свой, отпивая из него несколько глотков; Дазай сделал то же самое. Какое-то время оба молчали, император не сводил взгляда с Акутагавы, и тот, не выдержав, спросил: — Что? — Да так, — проговорил Осаму, вновь поднося кубок к губам. — Я вот думаю, почему ты меня спасаешь каждый раз? Когда мне хреново, ты всё время оказываешься рядом, и, знаешь, это помогает в какой-то степени. Даже само твоё присутствие. — Я не могу иначе. Ведь ближе тебя у меня никого нет, — Акутагава также отпил из своего кубка и поставил его на стол. — Не знаю, кем для тебя являюсь я, но ты мой единственный друг. Может быть, это слишком смелое заявление, но я считаю тебя другом, и мне очень тяжело смотреть на то, как ты себя изводишь. Я понимаю, тебе нелегко: твоя мать исчезла, Чуя тоже, но нельзя отчаиваться. Рано или поздно они вернутся и всё наладится. Осаму усмехнулся и, опустошив свой кубок, поставил его на стол. — Надеюсь, что Чую я ещё когда-нибудь увижу, но мать не вернётся. Да и не была она на самом деле моей матерью. Акутагава с непониманием посмотрел в глаза императору, а тот добавил: — Она оказалась самозванкой, в действительности моя мать давно умерла. Варис выяснил это по моему приказу. Были свидетели, которые находились рядом с ней в её последние часы. — Вот как? И кем же была эта женщина? Зачем притворялась твоей матерью? — Если бы я только знал. Этого Варис выяснить не смог, но, думаю, она определённо преследовала какую-то цель, ведь не просто так всё это затеяла и втёрлась ко мне в доверие. Возможно, хотела получить власть, не знаю, — Осаму пожал плечами. — Только Чуя знает ответ. — Почему Чуя? — Потому что демон, живущий внутри него, знает ответы на все вопросы. Выпив ещё по несколько кубков и поужинав, Акутагава с Дазаем вели непринуждённый разговор. Осаму даже стало как-то легче на душе, и он был благодарен Рюноске за поддержку, да и просто за то, что тот находился рядом. Спустя несколько часов Дазай сказал, что устал и хочет спать, но Акутагава не спешил уходить, и Осаму добавил: — Со мной всё в порядке, не переживай, я не буду пытаться сегодня умереть. — Я не верю тебе, — проговорил Рюноске. — И что, ты действительно собираешься спать в моих покоях? — Я не собираюсь спать, а буду охранять твой сон. — Тебе ведь тоже нужен отдых. Иди к себе. Обещаю, что ничего с собой не сделаю. Мне гораздо лучше. — А если... — начал Акутагава, но Дазай перебил: — Я даю тебе слово, что не покончу с собой. Слова императора тебе достаточно? — Да, — произнёс Рюноске и покинул королевские покои, пожелав Осаму спокойной ночи, хотя ушёл он не сразу, а некоторое время стоял под дверью, прислушиваясь к звукам. Скрипнула кровать, но больше из комнаты Дазая не доносилось ни звука в течение довольно долгого времени, потом кровать снова скрипнула и вновь наступила тишина. Шагов слышно не было, и Акутагава решил, что Дазай просто перевернулся на другой бок, постояв ещё какое-то время за дверью, Рюноске ушёл. Шло время. От Чуи по-прежнему не было вестей, но Дазай больше не предпринимал попыток свести счёты с жизнью, хотя он тосковал по возлюбленному не меньше, чем прежде, однако надеялся на то, что Накахара всё же вернётся. Чуя был единственным человеком, который что-то значил для императора, хотя в последнее время он сблизился с Акутагавой: тот поддерживал его и стал, можно сказать, для Дазая настоящим другом. Бывало они проводили вечера за кубком вина и вели душевные беседы. А как-то раз, когда находились в императорских покоях и выпивали, Акутагава поцеловал Дазая. Тот был немного шокирован произошедшим, хотя он и раньше подозревал, что Рюноске влюблён в него. — Акутагава, — начал Осаму, разорвав поцелуй и оторвавшись от губ парня. — Прости, — произнёс тот, потупив взгляд, затем снова посмотрел в глаза Дазаю и сказал: — Я не могу так больше, Дазай. Не могу скрывать свои чувства. Я много лет в тебя влюблён и сейчас, когда Чуи нет, я подумал: может быть, у меня есть шанс? — Я догадывался, — проговорил Дазай, подходя к окну. — Но почему ты раньше молчал? — Я не мог решиться на откровенный разговор долгое время, а потом у вас с Чуей начались отношения и я подумал, что упустил момент. Наверное, так и есть, но я больше не могу терзаться сомнениями, я хочу знать, есть ли у меня хоть малюсенький шанс добиться от тебя взаимности? Акутагава подошёл к Дазаю и, встав напротив него, посмотрел в карие омуты. — Я люблю Чую, — произнёс Осаму, глядя в серые глаза. — Я знаю, — Акутагава взял Дазая за руки и, не разрывая взгляда, притянул его к себе. — Но его сейчас здесь нет, а я рядом. И я всегда буду рядом с тобой, что бы не случилось. Я люблю тебя. Рюноске приобнял Осаму, притягивая его к себе ближе, вновь накрывая губы возлюбленного поцелуем. Первым желанием Дазая было оттолкнуть от себя ученика, но поцелуй подействовал возбуждающе, к тому же у Осаму не было близости ни с кем с тех пор, как Чуя уехал, и он, сам не понимая, что творит, ответил на него, зарываясь в тёмные волосы руками. Поцелуй был долгим и страстным, и у обоих парней от него кругом пошла голова, дыхание сбилось, а сердцебиение участилось. Дазай запустил руки под одежду Рюноске, оглаживая его спину, а тот потянулся пальцами к пуговицам на одежде Осаму, тут же принявшись их растёгивать. Через пару минут все вещи парней оказалась на полу, и Дазай подтолкнул Акутагаву к постели. Разорвав поцелуй, тот улёгся на кровать, а Осаму оказался сверху на нём, целуя его шею и оглаживая стройное тело. Когда губы Дазая затянули в рот один из сосков, Акутагава не смог сдержать стона, а тот, продолжая ласкать податливое тело, принялся осыпать поцелуями его грудь. Воспользовавшись смазкой, Осаму проник внутрь Акутагавы одним пальцем и замер в нём ненадолго, давая тому время привыкнуть к чему-то инородному. Секунд через тридцать Осаму двинул рукой, проникая внутрь парня глубже, и тот застонал, подавшись бёдрами ему навстречу. Двинув пальцем ещё несколько раз, Осаму нащупал простату и добавил ещё один палец, резко толкнувшись в неё, отчего Акутагава снова не смог сдержать стона. Осаму развёл пальцы в стороны, затем свёл вместе, срывая очередной стон с губ партнёра, а его язык заскользил по бедру Рюноске, оставляя на нём влажную дорожку. Ладони Акутагавы оглаживали спину Дазая, а тот, ускоряя движения, всё быстрее двигал рукой. Добавив ещё один палец к двум имеющимся внутри Рюноске, Дазай резко двинул рукой вперёд, надавив на простату, отчего партнёр не смог сдержать нового стона и выгнулся на кровати, двигая бёдрами навстречу движениям Осаму. — Войди, — прошептал Рюноске, прижимая Дазая к себе крепче, и тот не заставил себя больше упрашивать. Смазав свой возбуждённый орган средневековым лубрикантом, Осаму, сжав бёдра Акутагавы, одним резким движением вошёл внутрь. Рюноске вздрогнул, ощутив, как член возлюбленного проехался по простате, отчего его тело прошило приятным разрядом. Даже несмотря на грубоватое вторжение, боли он практически не почувствовал, так как был довольно сильно возбуждён. Ощущение полной заполненности просто сводило с ума, Акутагава не мог поверить в своё счастье и в то, что чувствует в себе именно Дазая. От осознания этого факта сердце парня забилось ещё быстрее, а от следующего толчка, он вскрикнул, впиваясь в плечи возлюбленного ногтями, ощущая, как чужие пальцы больно сжимают бёдра, а огромный член проникает глубже, заполняя его ещё более, доводя до безумия. Дыхание обоих парней сбилось окончательно, Дазай смотрел в затуманенные от страсти серые глаза расфокусированным взглядом своих карих, накрывая губы Рюноске поцелуем, проникая в рот языком всё глубже и вновь толкаясь бёдрами вперёд. Внутри у Акутагавы было довольно узко и от ощущения, как упругие, тёплые стенки приятно сжимают член, просто крышу сносило. В голове пронеслась мысль о том, что он у Рюноске, несомненно, первый, но потом все мысли покинули кудрявую голову, и Осаму, оторвавшись от губ партнёра, принялся вбиваться в него всё более грубо и резко, доводя своими движениями любовника до безумия, заставляя того стонать и вскрикивать от каждого толчка и сам не в силах сдерживать стонов. — Я люблю тебя, — прошептал Рюноске, обвивая Дазая руками за шею, двигаясь навстречу яростным толчкам партнёра, который вбивался в него всё резче, проникая внутрь с пошлыми хлюпами и звуками быстрых шлепков тела о тело. Чувствуя, что уже на грани, Рюноске стонал всё громче, ощущая внизу живота адское пламя, которое, казалось, сожжёт его без остатка, если Дазай остановится хоть на секунду, но он и не думал останавливаться, ускоряя движения всё сильнее, отчего пламя внутри Акутагавы становилось всё более нестерпимым. Двигаясь навстречу друг другу, словно в каком-то безумном танце, любовники одновременно достигли пика наслаждения: Рюноске выгнулся под Осаму, раздирая кожу на его плечах до крови, с криками изливаясь на свой живот, а Дазай, не сдерживая громких стонов, кончил в него, обессиленно падая на разгорячённое, вспотевшее тело сверху, не в силах даже пошевелиться. Пару минут спустя, когда дыхание и сердцебиение обоих партнёров восстановилось, Акутагава зарылся пальцами в каштановые волосы, целуя Осаму в губы лёгким поцелуем, однако тот отстранился от него, посмотрев в серые глаза и произнёс: — Акутагава, если Чуя вернётся и узнает... — От меня не узнает, — тихо проговорил тот, но в его глазах застыла печаль, ведь даже после того, что произошло между ним и Дазаем, тот продолжал думать только о Чуе. Будто прочитав его мысли, Осаму откатился с любовника в сторону, буркнув: — Извини, но ты и сам всё понимаешь. — Да, — ответил тот. — Понимаю, но от этого мне не легче. Дазай ничего не ответил, молча одевшись, а Акутагава сделал то же самое, после чего покинул покои императора. Несколько дней они не виделись, Дазай старался избегать Акутагаву, да и тот особо встреч с ним не искал, поскольку понимал, что Осаму его избегает. Рюноске не испытывал стыда из-за того, что между ними произошло, несмотря на то, что Дазай был первым мужчиной в его жизни, и это неудивительно, ведь Акутагава сам этого хотел. Однако он чувствовал, что Осаму жалеет о произошедшем, ведь тот по-сути изменил Чуе, поэтому Рюноске считал, что возлюбленному нужно какое-то время, чтобы всё обдумать и, возможно, принять какое-то решение. Прошло почти полгода с тех пор, как Чуя исчез из Красного Замка и Королевской Гавани, но Дазай по-прежнему его не забыл, и Акутагава это прекрасно понимал. От этого было больно и паршиво на душе. И хотя, когда Чуя уехал в прошлый раз, Акутагава готов был броситься на его поиски, так как боялся, что Осаму что-нибудь сделает с собой, сейчас он был рад его отъезду. Дазай вроде бы чувствовал себя нормально и больше не впадал в состояние меланхолии, и Рюноске казалось, что у него есть шанс добиться взаимности любовника, если только Накахара не вернётся. Что же касается Дазая, то он вообще не мог разобраться сейчас в своих чувствах. Да, он по-прежнему любил Чую, но нельзя сказать, что к Акутагаве совсем уж был равнодушен. Осаму долго обдумывал ситуацию, и то, как ему следует поступить и, наконец, принял решение. Отыскав Акутагаву в Палате Малого Совета, Дазай передал ему в руки лист пергамента, тот развернул его со словами: — Что это? — Твоё новое назначение, — последовал ответ. — Что? — переспросил Акутагава, пробегая лист глазами. — Ты отправляешь меня в Ночной Дозор? — Именно. — Но... Дазай, тебе не кажется, что моё место не там, а здесь? — Сейчас твоё место именно там, Акутагава, — произнёс Осаму. — Активность за Стеной довольно сильно возросла в последнее время. Мне нужно знать, что затевают Белые Ходоки и способны ли они достаточно сильно повредить Стену, чтобы прорваться в города людей. — А по-моему ты просто хочешь от меня избавиться. И вовсе не потому что тебе стыдно или ты испытываешь раскаяние из-за того, что произошло. Ты просто боишься, что наши отношения перерастут во что-то большее. — Много думаешь, голова разболится, — грубовато оборвал Рюноске Дазай. — У тебя есть приказ. Выполняй! — Как пожелает Ваше Императорское Величество, — Акутагава склонил голову и, развернувшись, покинул комнату, а Осаму подошёл к окну, задумчиво глядя на улицу. Вскоре из дворца вышла одинокая худощавая фигура, одетая в длинный чёрный плащ с меховым воротником, отороченный тем же мехом внизу — обычная одежда для воинов Ночного Дозора, можно сказать, униформа. — И где ты её раздобыл так быстро? — пробормотал Дазай, а Акутагава махнул кому-то рукой и к нему подошёл один из стражников. Рюноске сказал ему несколько слов, и тот ушёл, а Акутагава повернулся назад и встретился взглядом с Осаму, который стоял у окна, скрестив руки на груди. В его взгляде император заметил боль и упрёк, и Дазай отвернулся, не в силах выдерживать более этого взгляда. Ведь он понимал, как и Акутагава, почему на самом деле отсылает его со своих глаз долой. Да и в какое именно место, тоже имело немаловажное значение. Ведь воины Ночного Дозора постоянно должны были находиться на позиции, они не имели право жениться и создать семью, также родных и близких практически никогда не навещали. Они были словно монахи, как в некоторых культурах, и безусловно Дазай понимал, какую боль причинил Акутагаве, отдав ему подобный приказ. Однако он не сомневался, что Рюноске выполнит его беспрекословно, не станет возражать и просить императора сменить гнев на милость. Когда конюх подвёл к Акутагаве коня, тот запрыгнул в седло и, ни разу не оглянувшись, покинул Королевскую Гавань. На душе у Акутагавы кошки скребли. Всю дорогу, пока ехал к Стене, жалел о том, что сделал первый шаг, и о том, что они с Осаму переспали. Ведь если бы не это, Дазай не услал бы его от себя прочь, Рюноске это чётко понимал, но всё же в душе теплилась надежда на то, что император передумает и вернёт его во дворец, особенно, если не появится Чуя.***
Прошло два месяца... Акутагава по-прежнему служил в Ночном Дозоре, Дазай не передумал и не вернул его в Королевскую Гавань. Акутагава тосковал по возлюбленному, ему было очень тяжело без него, но он понимал, что ничего не может сделать. Да, он имел право подать императору прошение о возвращении в Королевскую Гавань или об отставке, но об отставке мог просить лишь тяжело больной человек или человек преклонного возраста. Причин подавать подобное прошение у Рюноске не было, ведь он был молод и полон сил, однако мог всё же попробовать, в надежде на то, что Дазай смилуется и решит пойти ему навстречу. Насколько Акутагава знал, Чуя так и не вернулся, и хотя новости до Ночного Дозора доходили не в первую очередь, всё же он был в курсе некоторых сплетен, касающихся императора. Примерно раз в неделю Ночной Дозор выходил на разведку по ту сторону Стены. А поскольку Дазай назначил Акутагаву одним из главных, точнее, командующим войсками Ночного Дозора, ему было решать, кто пойдёт за Стену на этот раз. На такие мероприятия Акутагава всегда ходил лично и брал с собой с десяток бойцов. Однажды вернувшись с одного подобного задания, Акутагава отправил послание императору через ворона: «Дазай, я зашёл так далеко, как никто раньше не заходил до меня, и то, что я увидел меня поразило. Вся группа разведки погибла, выжил лишь я и чудом избежал обращения в Вихта. Но дело не в этом. Белые Ходоки собирают огромные кости, а также к ним в руки попал череп — это дракон, наверняка тот самый, который был под началом Короля Ночи триста лет назад. У меня нет предположений зачем они это делают, но, видимо, это происходит не просто так. Думай сам. Но мне кажется, что ничего хорошего Вестерос не ждёт в ближайшее время». — Седьмое пекло! — выругался Дазай, получив записку через ворона и тут же написал ответ: «Акутагава, немедленно возвращайся в Королевскую Гавань». Поставив свою печать на письме, Дазай свернул его в тугую трубочку и перевязал лентой, после чего прикрепил к лапе ворона и, сделав птице жест рукой, отправил её в обратный путь. Через полторы недели Акутагава явился во дворец, император находился в Палате Малого Совета, как и прочие лорды и высокопоставленные лица. Расправив плечи, идя к месту назначения уверенной походкой, Акутагава сделал знак рукой слуге, который хотел доложить о нём Его Императорскому Величеству. Тот отступил в сторону, поклонившись, и Акутагава вошёл в дверь, сразу распахивая обе створки. Дазай о чём-то говорил с Варисом, но когда вошёл Акутагава, прервал разговор, переведя взгляд на последнего, затем произнёс: — О, Акутагава, наконец-то! Заждались мы тебя. — Я прибыл, как только получил послание от Вашего Величества, — произнёс тот, расстёгивая плащ и откидывая одну его полу в правую сторону, наблюдая за взглядом Осаму. — Итак, — сделав бесстрастный вид, провозгласил император, хотя он был рад видеть Акутагаву, но, понятное дело, никак этого не показал. Акутагава небрежно скинул с себя плащ, повесив его на руке, прошёл в помещение и бросил на стул по правую сторону от Дазая, после чего слегка склонился в почтительном поклоне и произнёс: — Ваше Величество, позвольте доложить о том, что мне довелось увидеть за Стеной. Дазай кивнул и Акутагава начал свой доклад: — Как я написал в своём послании, Белые Ходоки собирают кости дракона, и они почти все уже собраны. Не хватает нескольких. А это значит, что им кто-то помогает отсюда. Ведь Вихты не могут проникнуть за Стену. — И кто же это? — Я не знаю, Ваше Величество. Пока находился на Стене не видел этого. Из Ночного Дозора никто подобного не делал, это точно. Но у предателя определённо есть какой-то способ связи с ходоками или Королём Ночи. — Возможно, кости были перемещены за Стену давно? — Может быть. Но как думаешь, что они сделают, когда соберут их все? — Король Ночи вновь обратит дракона в Вихта или его кости: получится что-то вроде костяного дракона, кто знает? Хотя я не уверен. Возможно, он способен поднять его так, чтобы тот был, как в первоначальном виде. Мы не так много знаем о Короле Ночи и его способностях. — Есть ещё кое-что, — произнёс Акутагава. — И что же это? — поинтересовался Дазай. — Моя способность не может защитить от клинка Короля Ночи. Когда меня заметили, он метнул его в меня, не знаю, как я избежал удара, но Расёмон не защитил меня, клинок пробил броню. — Плохо, — произнёс император, а затем перевёл взгляд на Фукудзаву. — Нужно готовить войска к выступлению. Если Король Ночи поднимет дракона, Стена рухнет и мы понесём гораздо большие потери, чем если выступим против Белых Ходоков сами в нужный для нас момент. Лорд Куникида, ваша задача готовить корабли. Поскольку Чуи нет, используем катапульты и дикий огонь, ну и, конечно, стрелы с наконечниками из Драконьего стекла или Валирийской стали. Каждый боец должен иметь при себе оружие из вышеперечисленных материалов. — Да, Ваше Величество, — кивнул Лорд Командующий. — Что-то ещё? — Нет, все можете быть свободны. Когда лорды разошлись, Акутагава подошёл к Дазаю сзади, положив руки на его плечи и принялся их массировать. Расслабившись и прикрыв глаза, Осаму откинулся на спинку стула: ему приятны были прикосновения Рюноске, а массаж расслаблял напряжённые плечи. — Когда я должен вернуться на Стену? — склонившись к уху императора, тихо спросил Акутагава. — Ты останешься здесь, — ответил тот. — То есть ты решил меня разжаловать? — уточнил Рюноске. — Разве не этого ты хотел? — спросил Дазай, накрыв руку Акутагавы своей ладонью и слегка поглаживая. — Да, этого, — произнёс Акутагава, не веря своему счастью: от прикосновений Осаму его сердце забилось в груди, как ненормальное. — Но почему ты передумал? — добавил он. — Ты выполнил свою миссию, Рюноске. К тому же ты всё ещё моя десница, и ты нужен мне здесь. Дазай поднялся со своего места, приобняв Акутагаву за талию и притягивая его к себе, впился в его губы жадным поцелуем, от которого у обоих парней кругом пошла голова, а дыхание участилось. — Пойдём, — произнёс Дазай, разрывая поцелуй. — Куда? — спросил Рюноске. — Тебе нужно принять ванну с дороги, а потом жду тебя у себя. Тебе часа полтора хватит? — Вполне, — ответил Акутагава и поцеловал Осаму в губы лёгким поцелуем, а затем добавил: — Я так скучал по тебе. — Наверное, я тоже, — произнёс Дазай и направился к выходу, Акутагава последовал за ним, не помня себя от радости, ведь его возлюбленный сказал, что скучал по нему. «Неужели у меня появился шанс, и Дазай может ответить на мои чувства? — мысленно говорил себе Акутагава, пока направлялся в свои покои. — Только бы Чуя не вернулся. Его возвращение всё испортит». Сказав слугам принести в его опочивальню ванную и наполнить её водой, Акутагава лёг на кровать и принялся ждать. Император прошёл в свои покои, приказав слуге принести туда ужин и вино через полтора часа, раздумывая над тем, почему вдруг решил продолжить с Акутагавой отношения. Наверное, Осаму просто уже не верил в то, что Чуя вернётся. И его часто посещали мысли о том, что Накахара его не любит. Ведь если бы любил, разве смог бы вот так исчезнуть на восемь месяцев? Дазай знал, что никогда не поступил бы так сам, чтобы между ним и Чуей не происходило. Быть вдали от возлюбленного для него просто было невыносимо, и какой смысл хранить верность тому, кто этого не оценит? Осаму точно знал, что Акутагава его любит и всегда будет рядом. Рюноске ему нравился, и он подумал: «Почему бы и нет? Возможно, когда-нибудь я смогу полюбить его так же, как люблю Чую?» Раздумывая обо всей этой ситуации, Дазай сам не заметил, как задремал, сегодня он встал довольно рано, к тому же плохо спал этой ночью. Проснулся он от того, что кто-то поглаживал его по волосам, а открыв глаза, встретился взглядом с серыми глазами Рюноске. В этот момент в опочивальню вошёл слуга, который принёс ужин. Поставив его на стол, он удалился, а Осаму, сонно потирая глаза, попытался сесть на кровати, однако рука Акутагавы не позволила: — Лежи, — произнёс он, оглаживая второй рукой лицо возлюбленного и целуя его в губы. — Ужин остынет, — проговорил Дазай, но Акутагава покачал головой, сказав: — Ничего, я не голоден. Я безумно скучал по тебе. Акутагава прилёг рядом с Осаму на кровати, поглаживая того по груди и вновь целуя в губы, шепча: — Я хочу тебя. Осаму лёг на бок, разворачиваясь лицом к любовнику и обвивая его за шею руками, сам накрывая его губы поцелуем. Через минуту одежда обоих оказалась на полу, и Дазай, целуя живот партнёра, проник внутрь него одним пальцем, двигая рукой и массируя простату. Акутагава, прикрыв глаза, подавался бёдрами ему навстречу и постанывал, пытаясь принять в себя пальцы глубже, которых в нём уже было два. Обхватив орган Рюноске второй рукой, Осаму задвигал ею вдоль ствола, продолжая растягивать партнёра, срывая с его губ всё новые стоны, чувствуя его дрожь и нетерпение. Посасывая соски любовника, Дазай поигрывал с ними языком, двигая одной рукой по его члену, а второй резко вгонял пальцы в анус партнёра, постепенно добавив к двум из них третий и четвёртый. — Да-за-ай, — простонал Акутагава имя возлюбленного. — Я больше не могу, возьми меня. Осаму ничего не ответил, лишь вытащил из любовника пальцы, поставив того в коленно-локтевую позу, и шлёпнул его по голому заду, от чего тот вскрикнул и прижался ягодицами к бёдрам Дазая, желая поскорее почувствовать его внутри. — Да-за-ай, — вновь простонал Рюноске, а Осаму, быстро нанеся смазку на свой член, резким толчком вошёл внутрь любовника, отчего тот вскрикнул, сжав пальцами простынь. Обхватив бёдра партнёра руками, Дазай слегка подался назад, затем резко толкнулся вперёд, выбивая этим движением очередной стон из горла Рюноске. Сразу же взяв ускоренный темп, Осаму проникал в любовника довольно грубо и на всю длину своего члена. С губ того срывались протяжные стоны и вскрики, он интенсивно подмахивал Дазаю, всё быстрее двигаясь ему навстречу, принимая его в себя без остатка. Чувствуя приближение разрядки, Акутагава задрожал всем телом, впиваясь пальцами в край кровати, а Дазай ускорился ещё сильнее, до боли сжимая бёдра партнёра руками, яростно натягивая его на своЙ член. Вскрикнув, Рюноске излился на простынь, а Осаму в него, после чего повалился на любовника сверху, целуя его в плечо. — Как-то быстро сегодня получилось, — произнёс Дазай, проводя пальцами по влажному плечу. — Просто я безумно тебя хотел, — проговорил Акутагава. — Я тоже, — послышалось в ответ. — А теперь можно и поужинать. — Наверное, ужин уже холодный. Позову слугу, чтобы принёс другой. — Как хочешь, — сказал Акутагава и принялся одеваться, а Дазай, также облачившись в свою одежду, вышел из комнаты и позвонил в колокольчик, вызывая слугу.