Триада Феникса

Криденсу не давал покоя разговор с Гриндевальдом насчет обскура и того, что он может лишиться его, если слишком увлечется чувственными наслаждениями. Но разве это не проклятие, что ему для поддержания силы и мощи обскура придется терпеть лишения самому? Разве мало он страдал всю свою жизнь, чтобы продолжать в том же духе? Сущностью Криденса Бэрбоуна, да хоть и Аурелиуса Дамблдора, был он сам, именно он олицетворял себя, а обскур был лишь придатком, паразитирующим на его десятилетиями подавляемой магии. Пусть Криденс и учился управлять им, мог сделать так, чтобы тот не причинил никому вреда при прикосновении, как с Генри Шоу-младшим и его матерью, это не делало обскура главнее в этом теле. В первую очередь он человек. Ему не хотелось быть оружием, с помощью которого можно повлиять на ход революции в магическом сообществе. Но за то, что для него делал Гриндевальд, приходилось платить. Криденс прекрасно понимал это. За безбедную жизнь, за возможность узнать, кто он на самом деле. За то, что Персиваль вернулся к нему. Однажды он поделился переживаниями с Грейвзом, стараясь избегать темы своего предназначения Ради Общего Блага, и тот объяснил ему, что если бы от обскура можно было избавиться так просто, то Гриндевальд бы развел их по разным флигелям Нурменгарда, не давая видеться. Для Криденса это не казалось таким уж простым. То, что он обрел Грейвза было несказанной удачей, редким шансом на миллион. Многие ли могут признать, что обрели спутника, с которым хотели бы разделить всю жизнь, с кем страсть и любовь взаимны, уравновешивая чашу весов их отношений? Больше момента, когда Фоуксу впервые пришлось стать свидетелем их любви, Криденса тогда смутила шутливо брошенная фраза, что обскур может быть не так бесполезен, как кажется, даже в постели. Криденс не сразу заметил подвох, но когда понял суть сказанного, испытал легкий стыд. С той поры он невольно возвращался мыслями к этой невинно брошенной фразе, а возникающие в воображении откровенные картины и вовсе не давали покоя. Они не столько пугали, сколько… завораживали. И даже возбуждали его. Криденс никогда не занимался самоудовлетворением в присутствии Фоукса, уединяясь в ванной комнате. Ему было неловко, точно Фоукс живой человек. Феникс слишком умная птица, чтобы понять его неправильно, и его осуждающего взгляда он бы не вынес. Поэтому он всегда старался выпустить Фоукса на прогулку над окрестностями, если они с Грейвзом уединялись в его комнате. Потому обычно Криденс предпочитал оставаться в спальне Грейвза. Но когда это все же неизбежно произошло, его замутненное страстью сознание нашло в себе силы поразиться, с каким вниманием Фоукс наблюдал за ними. Фениксу хватало здравого смысла не ревновать хозяина к своему объекту любви, но но явно получал удовольствие от происходящего. В следующий раз во время занятия по трансфигурации Криденс поделился этим с Грейвзом, и того явно позабавили его тревоги. — Просто он весь в тебя, — с насмешливым блеском в глазах сказал тот. — Так же без ума от меня, как и ты. Будь они в спальне, Криденс запустил бы в него подушкой, но книгу было жалко. У самого Грейвза присутствие Фоукса не вызывало никаких проблем. «Должно быть ему льстит, что его обожает такая редкая и во всех отношениях волшебная птица», — решил для себя Криденс, но не видел в этом ничего плохого. Имей он такую же самоуверенность, как Грейвз, это бы тоже тешило в некоторой мере его самолюбие. Иногда феникс не отходил от Персиваля часами, следуя за ним то в библиотеку, то в гостиную, то в обеденную залу. Криденса забавляло легкое раздражение, с которым Гриндевальд иногда наблюдал за трепетным вниманием Фоукса к Грейвзу. Уж не завидовал ли он, что феникс выбрал не его? Хотя Гриндевальду и без того было в чем самоутвердиться — у него были свои последователи, харизма и дар убеждения. И Криденс являл собой живой пример этого дара, что даже после предательства и унижения в Нью-Йорке он все равно последовал за ним в Париже сквозь зачарованное пламя и не сгорел, как многие. Приходилось ли Грейвзу проходить через такое же пламя, чтобы доказать свою преданность Гриндевальду? После мыслей о Грейвзе и пламени на ум Криденса тут же приходил Фоукс и его трепетная привязанность. Подарки не прекращались — Фоукс таскал в замок блестящие, отполированные течением горных ручьев кусочки кварца и слюды, так что Грейвзу даже пришлось отвести для его даров отдельный ящик в комоде. К счастью, животных и земноводных он больше не приносил после того, как Грейвз обстоятельно попросил его этого не делать. Мумифицированные лягушки, ящерицы и мыши — это было бы уже слишком. Но больше всего Фоукс обожал с комфортом сидеть у Грейвза на коленях. Тот даже завел для этого отдельную подушку, на которой оставались глубокие рваные дыры от длинных острых когтей, как у древнего ископаемого ящера. Феникс подставлял под прикосновения шею и грудь, блаженно прикрывая глаза и тихо урча, точно был не птицей, а котом. Даже у Криденса он никогда не сидел на руках так долго, чему немного завидовал и иногда не мог с точностью сказать, кому именно — Грейвзу или Фоуксу. Как-то Гриндевальд не удержался от шутливой колкости, что Фоукс принимает Грейвза за самочку феникса, но того ирония нисколько не обидела, скорее наоборот. Зато сам Фоукс глянул на Гриндевальда с укоризной, и если бы у него были брови, он бы точно их нахмурил. Тем же вечером он спрятал пачку писем, на которые Гриндевальд собирался ответить. Криденс задавался вопросом, откуда у Гриндевальда столько терпения, чтобы сносить все эти шалости и почему он не попытается это остановить? Или не попросит самого Грейвза, имеющего негласный авторитет, чтобы велел Фоуксу не доставать его больше, как это сработало с полудохлыми грызунами и земноводными. Грейвза феникс точно послушает. Но Гриндевальд стоически молчал, снося проказы и не показывая, что не в силах справиться самостоятельно с одним единственным фениксом. Грейвз же в это старался не вмешиваться и никак не проявлял инициативу., вероятно полагая, что его участие будет воспринято скорее враждебно, чем с благодарностью. — Ты все еще хочешь встретиться с Альбусом Дамблдором? — тихо сказал Грейвз на ухо Криденсу, который наконец-то отвоевал себе у Фоукса право сидеть на его коленях. — А почему нет? — удивленно спросил Криденс. — Ведь он мой брат. Он развернулся, чтобы видеть его лицо, и коснулся густой широкой брови подушечкой большого пальца. Фоукс на своем насесте задумчиво наклонил голову, наблюдая за ними. — Хотя сейчас я понимаю, что повел бы разговор как-то иначе. Месяца четыре назад я пылал праведным гневом, мне хотелось выплеснуть эмоции. — Теперь уже не хочешь? — блаженно прикрывая глаза от нежных прикосновений, спросил Грейвз. — Я не знаю, — удрученно вздохнув, ответил Криденс. — Мне скорее интересно. Раньше я понимал, что у меня ничего не осталось в жизни. Нечем дорожить, не за что цепляться, только за ощущение несправедливости. Сейчас я не чувствую злости. Я чувствую… Грейвз взял его ладонь, отодвинул манжету рубашки и коснулся губами голубых вен и проглядывающих сквозь тонкую кожу жил на запястье. — Умиротворение? — Да, — зачарованно подтвердил Криденс, не отводя взгляда от его склоненного лица. — И теперь мне есть, что терять. Должно быть Грейвз чувствовал, как участился его пульс, касаясь губами вен, но для него это и не было никогда большим секретом. Он прижался ближе к Грейвзу, так что макушка того уткнулась ему в грудь. Криденс провел по длинным тщательно уложенным черным волосам, спускаясь ниже, бережно помассировал кожу под коротко стриженным седым ежиком на затылке. Именно такими моментами он наслаждался и дорожил ими, именно их не хотел терять. — Ты знаешь, что это заводит меня? — жарко прошептал Грейвз ему в запястье, легонько сжимая кожу зубами. — Знаю, — с неприкрытым удовлетворением признал Криденс. — Плохой мальчик, — усмехнулся Грейвз и нежно прикусил, посылая по телу Криденса волну томительной дрожи. — Может, выпустим Фоукса? — переводя слегка участившееся дыхание, спросил он. — Думаю, ему не захочется уходить в такой момент, — фыркнул тот, задевая губами запястье, обжигая его горячим дыханием. Криденс повернул голову — Фоукс и правда смотрел на них, переступил на толстой жердочке и наклонил голову, будто примерялся перед тем, как спикировать на цель. — Признай, тебе нравится, когда он смотрит, — с иронией потребовал Криденс. — Признаю. Но и ты не отрицай, тебе тоже нравится, — Грейвз шутливо воззвал к справедливости и продолжил, перемежая слова и поцелуи. — Он видит, что я забочусь о тебе. Что обращаюсь с тобой… с нежностью. — И делает все, чтобы часть этой нежности досталась и ему, — мягко усмехнулся Криденс, прикрыв глаза и ероша длинными пальцами седой ежик. — Не без этого. Вынырнув из-под руки Криденса, Грейвз потянул концы его шейного банта, чтобы развязать, и с восхищением наблюдая в нем разительные перемены. Криденс правда изменился, не только нравственно, но и внешне. Его волосы сильно отросли и лежали тяжелыми крупными локонами, завивающимися на концах, которые он взял привычку перевязывать цветной шелковой лентой. Рубашка с пышными рукавами, слегла пузырящаяся на предплечьях, облегающий фигуру жилет из дорогой ткани, как и брюки, подчеркивающие длинные стройные ноги, изящные сапоги с короткими голенищами. В замке обычно поверх всего он надевал еще и длинный пиджак, чтобы не мерзнуть, но в натопленной спальне всегда снимал его, небрежно вешая на спинку кресла. Он походил на викторианского юношу из романов немагов, которой бы обязательно покорил главную героиню своей статью и привлекательностью. Гриндевальд хотел выковать из Криденса оружие, которое не только смертоносно, но и обольстительно, и ему это в полной мере удалось, уча его как держать себя в присутствии других людей и наедине с собой. И все же окончательно раскрепостить Криденса в чувственном плане получилось именно у Грейвза. Изящно поднявшись с его колен, Криденс сам протянул ладонь, чтобы отвести его к постели. Молодое тело, жадное до ласки и самозабвенно упивающееся ею, не давало Грейвзу спуску. Взяв Криденса за руку и с улыбкой заглядывая в темно-карие, почти черные, как обскур, глаза, он поднялся из кресла и сделал несколько шагов навстречу. Каждый раз, если они не просыпались вместе в постели, начинался с ритуала раздевания, уделяя этому особое внимание. Грейвз мог бы поступить иначе — отстраниться от ошеломленного нежностью Криденса, снять с себя одежду, а после раздеть его самого и повалить на постель… Но Грейвзу нравился этот ритуал, он испытывал эстетическое удовольствие, обнажая бледную кожу, неторопливо обжигая ее поцелуями и прикосновениями. Криденс удивительным образом умудрялся сочетать в себе невинность и порочность, словно вмещал в себе две сущности, как это было с самим Криденсом и обскуром. Его прекрасный упрямый мальчик, когда-то такой робкий, замиравший всем телом от невинных объятий… Грейвз не мог до сей поры поверить, что все происходит на самом деле, что Криденс будет так самозабвенно отдаваться ему и его ласкам, но жар его ладоней красноречивее любых слов говорил об обратном. И все же стыдливое смущение не исчезло бесследно, чем Грейвз дорожил еще больше. Меньше всего ему хотелось, чтобы Криденс чувствовал стеснение, когда он будет его раздевать, а потому считал справедливым в первую очередь всегда самому избавиться от одежды, дать почувствовать над собой власть и превосходство. Едва Грейвз снял жилет и рубашку, как Криденс, подступил ближе, надавил ему на обнаженную грудь на пару дюймов выше солнечного сплетения, вынуждая сесть на постель. Пара шагов, корпус кровати ткнулся под колени, и Грейвз опустился на одеяло, не разрывая зрительного контакта с Криденсом, торопливо расстегивающего пуговицы на своем жилете. Он поставил одно колено на постель сбоку от ноги Грейвза и следом второе, оседлав его бедра. — Очень плохой мальчик, — повторил Грейвз, когда тот перешел к рубашке. Фоукс широко расправил крылья и издал тихое ворчание, точно решил, будто обращение адресовано ему. — Потому что вы плохо на меня влияете, мистер Грейвз. — Криденс игриво улыбнулся, оттянув в сторону правый уголок рта, кожа натянулась, образуя мимическую морщинку, похожую на лунный серп. — Как думаешь, у меня получится повлиять на тебя еще хуже? — расстегнув четыре верхних пуговицы, заинтригованно спросил тот. Отогнув ворот и оголив его плечо, Грейвз прижался губами к нежной коже. Криденс широко распахнул глаза, тихо постанывая от поцелуев в шею. Он уже получил то, что хотел. Кого хотел. Своего прекрасного и талантливого юношу, которому позволял распоряжаться собой и темпом развития их отношений, хоть и ставил иногда перед выбором, подталкивая к решению, потому что даже аврорская выдержка не бесконечна. Грейвз замер, перестав терзать бесконечные пуговицы, которые наконец-то закончились, просунул руку за пояс брюк и откровенно погладил пальцами над копчиком. — Да, сэр, — задыхаясь, согласился Криденс, прогнувшись в спине и подставляя грудь под заботливые ладони, — хочу, чтобы вы меня всему обучили. — Ты точно хочешь этого, мой мальчик? — прошептал Грейвз, не сдержав восхищенного вздоха, чувствуя, как внизу живота свело судорогой от предвкушения. Непристойные разговоры Криденс только познавал, но уже делал успехи. Если в самом начале он смущался и давил стоны, загнанно дыша, разрешая себе лишь произносить его имя, то сейчас за эти месяцы совершил стремительный шаг вперед, научившись провоцировать Грейвза бесстыдными фразами. — Да, — хрипло согласился Криденс, заправив за ухо выбившуюся прядь. Поджав живот, упиваясь сладкой судорогой, он расставил ноги чуть шире, съезжая вперед, чтобы через одежду прижаться пахом к возбужденному члену, а потом деловито и совершенно не смущаясь добавил: — Повлияйте на вашего мальчика. Криденс подался вперед, нажимая на плечи, вынуждая Грейвза лечь, и склонился над ним, заглядывая в глаза, поглаживая торс и мышцы пресса горячими ладонями. Во время прикосновений совершенно не ощущались старые зарубцевавшиеся шрамы на ладонях. Грейвз не поверил своим глазам, когда Криденс показал ему внутреннюю сторону ладоней — благодаря слезам феникса от рваных шрамов, оставленных пряжкой ремня, почти не осталось следа. Поцеловав исцеленную кожу, он с признательностью посмотрел на Фоукса, по ободрительному урчанию которого можно было сразу догадаться, что тот все понял. Грейвз зарычал почти как зверь от этой обжигающей неторопливости, от испепеляющего желания. Его не покидала мысль кончить эту прелюдию, содрать с Криденса одежду, опрокинуть на кровать, накрыть своим горячим телом, упиваясь его вздохами, стонами и хриплым дыханием, но упрямо продолжал сдерживать себя. Уж что Грейвз умел — так это ждать. Аврорская закалка воспитала в нем чувство времени и выносливость, как бы не хотелось заполучить все в одно мгновение. Нависнув над ним, Криденс услышал тихий скрип — должно быть кровать под их весом — и накрыл приоткрытым ртом сосок, коснулся его кончиком горячего языка, дразняще играя, и влажно засосал кожу, потираясь твердо стоящим членом. — Думаю, Персиваль слишком увлекся дополнительными занятиями, — послышался от двери голос с задумчивыми интонациями. Испуганный Криденс резко обернулся, шею и щеки охватил стыдливый жар. Грейвз выглянул из-за его плеча, Фоукс подозрительно сощурился. Увлекшись, они ни не услышали, как в спальню зашел Гриндевальд. Неужели он будет смотреть на них? Криденс не испытывал возмущения или смущения, его охватила оторопь. Он вообще не знал, как на это реагировать. Ему бы следовало остановить все и с достоинством объяснить, что такое недопустимо, что есть приличия и понятие частной жизни и уединения… Но и Персиваль тоже отчего-то медлил, молчал, не спеша выставлять Гриндевальда за дверь. Криденс вопросительно уставился на Персиваля, ища поддержки и ответов. — Давно следишь? — хрипло спросил Грейвз, успокаивающе поглаживая его по бедру, пока тот вслепую безуспешно шарил по одеялу, чтобы найти свою рубашку. — Я видел достаточно, чтобы сделать выводы, — коротко улыбнувшись в усы, признал Геллерт. Он опустился в кресло, еще хранящее тепло их тел. — Прошу, продолжайте, — миролюбиво попросил он. У Геллерта было полное право отдавать приказы своим сторонникам. Для того они и последовали за ним, чтобы стать орудиями в его руках. Но интимная жизнь не есть служение Ради Общего Блага. Криденс не сомневался, что у стен в Нурменгарде есть уши, но теперь ясно понял — и глаза тоже, Гриндевальд уже видел их. Только теперь разница заключалась в том, что и сам Криденс видел Гриндевальда. Для него он был решительным и харизматичным лидером, и Криденс даже мысли не допускал о нем в сексуальном плане. Но если бы допустил?.. Геллерт был примерно возраста Персиваля или чуть старше. Платиновый блондин и жгучий брюнет. Один восхищен его смертоносной силой и мощью, другой самим Криденсом, как человеком и личностью. Криденс вмещал в себе две ипостаси, и ни Грейвз, ни Гриндевальд не собирались его делить, а дополнить, сделать обе его крайности одной и той же сущности — светлую и темную — цельными. Едиными, как разномастные глаза Гриндевальда. Чтобы отвлечь Криденса, Грейвз обнял его за талию, наконец-то опрокидывая на постель. — Персиваль, должны ли мы?.. — смотря на него снизу вверх, настороженно спросил Криденс. — Аурелиус, мы можем совместить наши и ваши занятия, — вмешался Гриндевальд. — Занятия? — оборачиваясь, со смешком уточнил Грейвз. Фоукс, нахохлившись, отчего всколыхнулись длинные перья на загривке, с непониманием переступил с одной когтистой лапы на другую. — Обскур, Персиваль. Мой профиль учебного процесса не такой… расширенный, как твой. Поняв слова Гриндевальда превратно, Криденс смутился еще сильнее. — Разве обскур годится для этого? — спросил Грейвз, удерживая собственный вес на вытянутых руках, застыв над неподвижным, полуобнаженным Криденсом. — Вот мы и проверим, — усмехнулся Геллерт. — Аурелиус может его контролировать, не причиняя ни физического вреда, ни страданий. Проявите фантазию. Магия, — он театрально взмахнул рукой, искоса поглядывая на сверлящего его взглядом Фоукса. — Рано или поздно вам наскучит простая физиология. — Не наскучит, — возразил Криденс с легким возмущением. — Не наскучит, — согласился Гриндевальд. — Но разве ты, Аурелиус, не хочешь расширить границы? Познать новый опыт? Что сказала бы мать, узнай она, что все ее праведное пуританское воспитание на протяжении двадцати лет обернулось крахом? Даже высечь его до полусмерти ей показалось бы недостаточным… И все же для Криденса это было слишком быстро и поспешно, как бы ни сопротивлялся самому себе и не хотел выглядеть отважно и решительно. Хотя, если вдуматься, он бы и не допустил откровенных фантазий, если бы мысли о публичной близости повергли в ужас. Но, к своему ужасу, он понимал, что допускает это… вот только не хотел уступать слишком поспешно, чтобы ни Грейвз, ни Гриндевальд не подумали, что он вконец испорченный. Винда бы на это сказала, что он «хочет пококетничать». — Ничего не будет без твоего согласия, Аурелиус. Никто не станет принуждать, — сердечно заверил Геллерт. Криденс перевел настороженный взгляд на Персиваля, заглядывая в его потемневшие глаза. Он хотел как-то намекнуть, что ждет его реакции, чтобы принять решение, но вместо этого представил обнаженное тело Грейвза и длинные черные ленты-щупальца обскура, гладящие его тело, оплетающие запястья… Криденса бросило в жар. Он метался, пытаясь понять, будет ли неправильно вот так сразу продолжить то, на чем прервались? Хотя он был так уверен и умиротворен до появления Гриндевальда, что это подстегивало рискнуть, и потому, обхватив Персиваля за шею и обняв за плечо, он приподнялся, повиснув на нем, и вновь коснулся губ уверенно и напористо, чтобы в голове больше не осталось места для сомнений. К счастью, Геллерт молчал, и на какой-то момент Криденсу даже показалось, что они с Персивалем вновь наедине, вот только подсознание каждую секунду повторяло, что за ними смотрят две пары глаз — Гриндевальда и Фоукса. Но вместо того, чтобы сгореть со стыда окончательно, Криденс попытался представить их с Грейвзом со стороны, представить их сплетенные в экстазе тела, тянущиеся за лаской друг к другу. Он развел ноги шире, когда тот лег на него, и задрал их, обнимая бедра Грейвза, вжался в него пахом. Легко сжав нижнюю его губу зубами, Криденс немного откинул голову назад, потянув за нее, открывая длинную крепкую шею, покрасневшую от желания и смущения. — Криденс… — с трудом проговорил Персиваль, жарко выдыхая в его рот. — Раздень меня, — попросил он, разжав зубы, и провел языком по своей нижней губе, задержав влажный кончик в уголке рта. — Ты меня убиваешь, — сипло прошептал тот, с неверием и восхищением изучая его лицо, пытаясь поймать поплывший взгляд. С трудом поднявшись на дрожащих руках над Криденсом, он стал сползать вниз, так что пришлось отпустить его из плена, разведя бедра и расслабив колени. Грейвз торопливо расстегнул его брюки нервным пальцами, Криденс приподнял зад, чтобы помочь раздеть себя. Лежа на постели, пока Грейвз снимал с него сапоги, он с вызовом покосился на Гриндевальда мутным взглядом, и тот наградил его довольной ухмылкой. Пусть смотрит, если ему так хочется. Криденс поежился от холода, пока Грейвз избавлялся от своей одежды, и коснулся своей груди, сжал соски, зашипел от острого удовольствия. «Вавилонская блудница» — так бы его назвала ма, если бы узнала, какие гнусности он себе позволяет. Но вместо того, чтобы почувствовать вину, Криденс улыбнулся, чувствуя, как горлу подступает смех. — Кажется, нашему мальчику хорошо и без нас, Персиваль, — усмехнулся Гриндевальд, немного шире расставив ноги. Грейвз насмешливо глянул на него, оценив позу. — А ты рассчитывал на то, что ему будет меня одного мало? — Ну… если это тот ответ, на которой ты надеешься… Хмыкнув, Грейвз лег на бок, устраиваясь рядом с Криденсом, обнял за талию, притягивая ближе к себе, поцеловал сначала родинку на правом плече, затем в сгиб шеи. Ладонь сползла ниже, поглаживая, подбираясь к прижавшемуся к низу живота твердому члену. — Персиваль... — хрипло выдохнул Криденс. Он выгнулся на постели, вставая на лопатки и разводя бедра. Ему так хотелось ощутить заботливо гладящие между ног пальцы, скользкие от слюны. Но, увлекшись, он едва не забыл о самом главном. Потираясь членом о бедро Криденса и размазывая сочащуюся смазку по коже, Грейвз почувствовал, как его плеча почти ласково коснулось… что-то плотное, упругое. Оторвавшись от вылизывания горла Криденса и повернув голову, он увидел черную материю обскура. Кончик длинного отростка, лизнувший его, точно язык, выглядел плотно сформированным, однако чем дальше он был от его кожи, тем имел менее четкие границы, будто распадался в воздухе, как небрежно рассыпанный песок. — Очень хорошо, Аурелиус, — чуть хрипловатым голосом похвалил Гриндевальд. Персиваль на секунду задумался, прежде чем вернуться к шее Криденса — касался ли уже Геллерта обскур во время их занятий или нет? Откуда у него вообще родилась в голове эта идея? Казалось бы, для Грейвза должно быть делом принципа отстоять их с Криденсом отношения, не допуская никто третьего и явно лишнего. И его просящий взгляд говорил, умолял что-то предпринять, разрешить неловкую ситуацию… Но дело оказалось даже не в том, что это был Гриндевальд, привыкший получать то, что ему хочется, не в том, что они находятся в его замке, и если Грейвз воспротивится, то следующее утро может встретить в каменном мешке — камере в подвалах Нурменгарда… а может и вовсе не встретить. Но… нет. Грейвз понимал, что они с Геллертом не соперники, ведь делить им по сути нечего. Для него Криденс был человеком с изломанной судьбой и мрачным прошлым, которого ему хотелось оградить от дальнейших невзгод, окружить своей любовью и заботой. Гриндевальда привлекала волшебная сила, для него он был Аурелиусом Дамблдором, внутри которого сидит разрушительная сущность, способная не только убивать, но и обращать в руины дома, сеять хаос на улицах, оставляя после себя выжженное поле. Вот только так сложилось, что оба эти человека — Криденс и Аурелиус — являются двумя противоположностями одной и той же личности. Грейвз был согласен, чтобы Гриндевальд восхищался обскуром, умением Аурелиуса управлять им, в то время как сам он обожал только Криденса. И лишь потому сейчас они находились в одной комнате, не вступая в конфликт. — Персиваль… — спекшимися губами проговорил Криденс и жадно втянул воздух сквозь зубы, когда тот наконец-то сжал пальцы на его члене. Еще одно черное щупальце обрело форму, попозло по ложбинке вдоль позвоночника, первое же плотно обвилось вокруг руки, точно змея. Обскур был ни теплым, ни холодным, он будто перенимал температуру тела того, кого касался, и по структуре напоминал плотное желе. Криденс был окружен рваной дымкой, словно лежал на черном облаке, и лишь там, где сгустки обскура становились более широкими и плотными, можно было заметить мерцающие в глубине ярко-красные всполохи, точно дотлевающие на костре угли. Не собираясь больше оставаться в стороне, Геллерт поднялся из кресла под насупленным взглядом Фоукса и пересел на кровать с противоположной от Грейвза стороны. — Такой чувственный и раскрепощенный мальчик, — улыбаясь уголком рта, произнес он, медленно ведя по груди выгибающегося навстречу прикосновению Криденса, задевая пальцами напряженные соски, пока Персиваль вылизывал языком шею. Переведя взгляд на Грейвза, он мимолетно коснулся его обнаженного плеча, привлекая внимание, и когда тот вновь отвлекся от терзания и без того распаленной кожи, кивнул на Криденса. Приподнявшись на локте, но не переставая ласкать член, Персиваль жадно прикипел взглядом к его лицу. Глаза Криденса подернулись молочной пеленой, будто растворяя в белках расширившиеся зрачки и темную радужку. — Видишь, о чем я говорил? — с улыбкой объяснил Гриндевальд, переглянувшись с завороженным Грейвзом. — Само совершенство, — хрипло ответил тот, сглотнув ком. Тело Криденса будто само подернулось пеленой, точно так же, как и глаза, нечетко размывалось в черном мареве обскура. — Криденс, слушай мой голос, — попросил Грейвз, решив, что оглушенный чувствами, он может развоплотиться, перестав себя контролировать. — Он сильный мальчик, можешь не сомневаться в этом, — заверил его Гриндевальд, лаская грудь Криденса и спускаясь на живот. По телу Грейвза прошла дрожь, когда ползущий по спине щуп обскура с усилием потерся о поясницу, касаясь копчика, а затем нежно лизнул между ягодиц. Криденс немыслимым образом нашел в себе силы, чтобы резко сесть, и сжал ладонь над верхней пуговицей брюк Гриндевальда, просунув пальцы за пояс, другой рукой ненавязчиво вытягивая полы рубашки. Геллерт тихо, прерывисто вздохнул, член отозвался болезненным возбуждением на не присущую их отношениям требовательность. — Аурелиус, — прикрывая глаза, обрамленные бесцветными ресницами, позвал он, — можешь расстегнуть брюки не пальцами, а с помощью обскура? — Могу вырвать их с мясом, если хотите, — с хриплым смешком поведал Криденс, торопливо выталкивая пуговицы из петель и при этом умудряясь контролировать обскура, ласкающего мелко подрагивающего Грейвза и подбирающегося к мошонке. — Использование твоего дара доставило бы мне удовольствие, — запоздало признался Гриндевальд, потому что Криденс уже стягивал вниз расстегнутые брюки вместе с нижним бельем. — Я знаю, что еще доставит удовольствие. По губам Криденса скользнула хитрая лисья улыбка. Глаза окончательно побелели, растворив в себе цвета. — А я думал, Геллерт, что может уж там ты не блондин, — найдя в себе силы для иронии, заметил Грейвз, прежде чем поцеловать Криденса в лопатку. — Думать у тебя выходит из рук вон плохо, мой друг, — с сарказмом ответил Гриндевальд, но тут же растерял всю свою иронию и приглушенно выдохнул, когда пальцы Криденса сжались на основании члена, касаясь белых лобковых волос. — Если хочешь познать всю мощь обскура, то тебе все же придется снять штаны, — не унимался Персиваль, переглянувшись с Фоуксом. — Чтобы твой самец-феникс цапнул меня в зад? — Ну… если это тот ответ, на которой ты надеешься… Возможно, Гриндевальд ответил бы на это что-то еще, но Криденс, видимо устав от их перепалки, склонился над его пахом, обнимая губами головку члена. Геллерт испустил тихий вздох, смежив веки, и Персиваль невольно залюбовался белым веером ресниц. Он надавил на его плечи, вынуждая лечь на кровать, чтобы Криденсу было удобнее, а потом переполз на коленях за его спину. Обскур окутывал тело Криденса, словно черная полупрозрачная органза, хаотично собираясь в сгустки, трепещущие, как растекающиеся в водной толще чернила, из которых и тянулись клубящиеся щупальца. Одни исследовали обнаженное тело Грейвза, нежно касаясь под подбородком, гладили запястья, как тот недавно ласкал запястья самого Криденса. Другие обвились вокруг мошонки и основания члена, мягко надавливали на анус Грейвза, точно прося разрешения проникнуть внутрь. До этого во всех отношениях необычного опыта он уже оказывался под Криденсом, отдаваясь ему. Но когда смертоносный магический паразит пытается овладеть тобой… Это пугало до чертиков и завораживало одновременно. Грейвз устроил ладонь на затылке Криденса, массируя шейные позвонки и оставляя на горячей, покрытой испариной солоноватой коже невесомые поцелуи. Учащенно дыша, он терся каменным стояком о ягодицы Криденса, не спеша проникать внутрь, и тот глухо замычал, вбирая глубже член Гриндевальда, подставляясь под прикосновения, едва заметно покачивая задом, маня и моля о большем. — Криденс, — неразборчиво пробормотал Грейвз: буквы слились в тихий шелест, когда упругий как язык кончик обскура толкнулся, растягивая мышцы, проникая внутрь, поглаживая гладкие стенки. Однако, Криденс все же исполнил пожелание Гриндевальда. Дождавшись, когда тот немного потеряет концентрацию, отдавшись обволакивающему ощущению рта на своем члене, он материализовал из обскура еще несколько щупалец, которые легко подняли Геллерта над постелью. Тонкие черные отростки обвили пуговицы, выталкивая их из петель, поднырнули под одежду, потянули ее — сначала темно-синий жилет и шейный платок, затем рубашку, кожаные сапоги и, наконец, украшенные витиеватой вышивкой брюки. Геллерт чуть приподнял голову, чтобы взглянуть на Криденса, и тот, будто услышав его, посмотрел в ответ. Гетерохромные глаза, голубой и карий, встретились взглядом с абсолютно белыми. — Аурелиус… — протяжно выдохнул он. Пальцы касались макушки Криденса, перебирая волосы. Несколько прядей выбились из-под нежно-голубой ленты и теперь свисали по бокам, прикрывая уши и точеные скулы. Уткнувшись носом в лобковые волосы и позволяя толкаться в расслабленное горло, Криденс левитировал безвольно повисшего на щупальцах Геллерта, точно его как жертву несли на руках, чтобы возложить на ритуальный алтарь. Обскур обвивался вокруг тела, словно угольно-черная анаконда, ярко контрастируя с белоснежной, почти бесцветной кожей. — Кажется, ты наконец-то заставил его потерять дар речи, — с улыбкой шепнул Грейвз на ухо Криденсу и прихватил зубами мочку, отодвинув прядь. Он осторожно потянул конец шелковой ленты вниз, распуская густые длинные волосы. Криденс будто опомнился. Поднимая голову, он провел по влажно блестящему от слюны члену, плотно сжимая припухшими губами изнывающую плоть, лизнул напоследок головку, надавил кончиком языка на щель и приподнялся с довольной улыбкой, так и не доведя Геллерта до оргазма. Обскур медленно опустил его обратно на постель, но не спешил разжимать роковые объятия. Подтверждая свое определение магического паразита, он тесно сжимал его, как осьминог, разве что не было оставляющих кровоподтеки присосок. Облизав покрасневшие губы, Криденс переполз ближе к подушкам и устроился с комфортом. Волнистые волосы разметались по наволочке подобно дымным завиткам обскура. Не говоря ни слова, он прогнулся в спине, вновь сжимая твердые, болезненно ноющие от возбуждения соски, стопой поглаживая бедро Гриндевальда рядом с пахом. Обскур будто подталкивал Персиваля и Геллерта в спину, тянул к Криденсу, чему они не особо сопротивлялись, а на какие-либо разговоры не осталось ни сил, ни желания — в голове царила ватная пустота. Расположившись по бокам от Криденса, они гладили его грудь и плечи, живот, ноги, ласкали член и поджавшиеся яички, терзали пальцами между ягодиц и по очереди целовали в пылающие губы. И сами не понимали, кто именно из них шептал «мой мальчик», «какой ты красивый», «само совершенство», «ты чудо». Оглушенный ощущениями Криденс выгибался навстречу ладоням, прогибаясь в пояснице, подставляясь и сходя с ума от того, что он был желанным. Его любили, его хотели, обожали. И он любил их в ответ, лаская оба члена одновременно, касался черным дымными щупальцами, точно хотел полностью оплести их обскуром, стать с ними единым целым, слиться, поглотить их в себе. Касался распаленной кожи, гладил изнутри, проникнув в их разгоряченные страстью тела. Криденс надавил зубами на нижнюю губу, блестящую от слюны и припухшую, алевшую от поцелуев, чувствуя обскура как продолжение собственного тела, ощущая, как Геллерт и Персиваль сжимаются на нем, как напрягаются их мышцы, отзываясь на давление, как в экстазе дрожат тела. И когда первый из них кончил, заливая бедра Криденса теплым семенем, это лишь распалило сильнее, чтобы довести до оргазма остальных, обрести блаженное забвение для всех троих. Обскур растворился в воздухе, словно туман с первыми лучами солнца. Прикрыв глаза и облизывая истерзанные поцелуями губы, Криденс изможденно выдохнул, ускользая в забытье, и только постель удерживала его от того, чтобы не провалиться окончательно. Он чувствовал на бедрах, между ног и на животе липкую сперму, но не было сил ни для того чтобы поднять руку и вытереть ее ладонью, ни тем более чтобы без палочки убрать ее заклинанием. Да и не хотел. Ему нравилось чувствовать ее на себе, как она, остывая, холодит кожу. Геллерт тяжело и устало повалился рядом с ним на кровать, Персиваль устроился рядом, обнимая Криденса и утыкаясь носом в шею, вдыхая запах его волос. — Я же говорил, — многозначительно заключил Гриндевальд, и Грейвз расслабленно засмеялся, обжигая кожу Криденса дыханием. — Геллерт, кажется сейчас время для твоего черепа. — Еще одна шутка, и я выну твой череп, Персиваль, — простонал тот, даже не утруждая себя, чтобы добавить язвительных интонаций. — Лучше бы подумали, как там Фоукс, — заплетающимся языком проговорил Криденс. Геллерт приподнялся, ища взглядом феникса, который сунул голову под крыло, изогнув длинную огненно-красную шею. — С ним все в порядке. Кажется, он спит, — беззаботно заключил он, падая назад на подушку. — Фоукс… — с тревогой позвал Криденс, но тот демонстративно развернулся на насесте к ним спиной, распушив длинный веерообразный хвост. — Это называется «показывать презрение», — фыркнул Геллерт. — Ничего, Персиваль найдет, как утешить его после увиденного. Или он начнет теперь ненавидеть его так же, как и меня. Мне все равно. — Мерлин, столько откровений, оказывается, можно из тебя выжать, если отыметь обскуром, — не остался в долгу Персиваль. — Целуйтесь, — меланхолично потребовал Криденс. — Что, прости? — опешил Грейвз. — Нет, — категорично ответил Гриндевальд. — Или дайте тишины. — Криденс скосил глаза сначала на одного, перевел взгляд на другого, а потом загадочно добавил: — Если вдруг надеетесь на продолжение чего-то подобного.