Совсем другая история

– Стайлз, как насчет пиццы на ужин? – произнес Стилински-старший, войдя в комнату к сыну, забыв постучать. Такое случалось часто в связи с тем, что они жили вдвоем и обычно Ноа не заставал своего сына с девушкой (тем более с Оливией). Перед ним предстала картина, где двое подростков находятся в непроизвольной близости. Их носы буквально соприкасались, а щеки обоих покрылись румянцем, который проглядывался даже сквозь мрак комнаты. Ноа не сразу понял, что пришел в самый неподходящий момент и скорее всего ответственный для его сына. – Ой, прошу прощения. Я должен был постучаться. – отец застыл в дверях, боясь пошевелиться. – Сын, не представишь нас? – А? – прошептал Стайлз, осознавая упущенный момент, – А, да, конечно. – опомнился младший отодвигаясь от Лив, которая успела уже полностью повернуться в сторону Ноа. – Пап, это Оливия - моя одноклассница, – одноклассница, конечно, ни грамма больше, – Лив, это мой отец, – смущенно произнес Стайлз, слегка махнув в сторону мужчины ладонью. – Приятно познакомиться, – улыбнулась ведьма, кивнув в знак приветствия головой. – Взаимно. – конечно, Оливия! Та самая, про которую рассказывал Мечислав, – Я, пожалуй, пойду. А на счет пиццы вы подумаете. – уже почти за дверью произнес глава семейства. – Лив.. – неуверенно глянул Стайлз в сторону ведьмы. – Мне пора. Уже поздно. – Лив оборвала дальнейшую речь Стайлза, желая уйти от той неловкости, которой с недавнего времени стала пропитана комната. – Я тебя отвезу. – встал следом за Оливией парень. Ему не хотелось ее отпускать. Хотелось закончить начатое — прикоснуться к ее губам, обнять. – Не стоит. Я прогуляюсь. – уверенно произнесла Оллфорд. Ей действительно не помешал бы свежий воздух. – Стайлз, я серьезно. Не надо. – опровергла все будущие слова Стайлза, вставая и направляясь в двери. Оллфорд не помнила как они в звенящей тишине спустились вниз, как попрощалась отцом Стайлза и с ним самим, как все в том же тумане добралась до своего дома и оказалась у собственной двери и уже хотела вставить ключ, дабы отворить ее и попасть внутрь, но не успела она толком поднести его к замку, как дверь бесшумно отворилась и открыла вид на темную прихожую, заставляя ведьму сжаться изнутри. Она не одна. Туман в ее голове испарился. Рука вместе с ключом замерла. Мозг лихорадочно начал прокручивать пути отступления и исходы событий. Отца нет. Он не мог вернуться раньше положенного – предупредил бы. Страх. Лив старается не поддаваться панике, и делает мягкие шаги, оказываясь внутри. На крайних фалангах пальцев начинает ощущаться холодное покалывание. Она собрана. Да, может пару минут назад она не до конца понимала, где находится и что именно сейчас происходит, но это было пару минут назад. Сейчас она творец – творец магии. Внутренней магии. Эмоции не должны управлять тобой. Ты должна управлять ими. – слова, сказанные когда-то ей матерью. Шаг. Еще один. – Evanescentre. – ведьма произносит губами, но теперь ее выдает лишь невесомый остаток тени. Шаг. Еще один. Она в гостиной. Легко. Бесшумно. Она начинает крутить головой в разные стороны, ища источник, который посмел пересечь границу ее территории. Она останавливается, когда понимает что вроде никого нет. Вроде. За спиной что-то со звоном падает. Оливия, вздрагивая, резко оборачивается. Это было ее главной ошибкой. Уже через секунду ее хватают за плечи, плотно зажимая рот. Заклинание тут же улетучивается, как только до нее дотрагиваются чужие, но до боли родные, руки. Шоколад. Родной и такой манящий запах шоколада. Она не удивляется, когда возле ее уха слышится хриплый шепот: – Мы пришли поговорить. Просто поговорить, Вия. – последнее слово стало спусковым крючков, заставившее Оливию выпустить всю скопившуюся магию наружу. Вывернувшись из «объятий», руки подлетают вверх, впечатывая незваного гостя в стену. – Я ведь тебя предупреждал, что с ней шутки плохи. А ты мне всю дорогу твердил: нормально все будет, пусть кости разомнет. – пародирует голос блондина, припечатанного к стене, второй незваный гость, сидящий за барной стойкой и жуя зеленое яблоко. – Заткнись. – шипит волк, перевернутый спиной к стене, которая чудом не пострадала от столкновения с его телом. – Дорогая, может уже опустишь свои великолепные ручки? – Не, не стоит, фиалка. Пусть повисит. Он ведь так хотел веселья. – ехидничает Брендон, уже расправившись с яблоком и отыскав в холодильнике виноградный сок: – О, мой любимый. – Вдох, выдох, Оливия. Вдох, выдох. Убивать нельзя. Особенно идиотов. – вторит сама себе Оллфорд, поглощая кислород, – Что вы здесь делаете? Жить надоело? Так, я могу это запросто устроить. – наигранно спокойно выплевывает ведьма, все еще держа руки перед собой. – Сама говорила, что идиотов убивать нельзя, – цокает брюнет, отхлебывая прямо из пачки сок, – А так, как мы таковыми и являемся, и прощения нам нет, мы были бы рады если бы ты с нами просто поговорила. Да, Ал? На обращение к себе блондин лишь угукнул, пристально разглядывая девушку перед собой. Она изменилась. В последнем воспоминание Алестера она была загнанным подростков, который потерял все, что имел. Сейчас она не походила на прошлую себя. Мягкие черты лица сменились на более резкие. Четкие скулы, еле видимая россыпь веснушек, темно-медовые волосы, волнами спадающие с плеч. В детстве ее волосы были чуть темнее его собственных, позже они приобрели золотистый оттенок, и с каждым годом темнели. Они шутили, что лет через 20 ее волосы станут темнее кудрей Брендона, и она превратиться из милой блондинки в горячую брюнетку. Теплые воспоминания мигом разлились в грудной клетке блондина, причиняя обжигающею боль. Но главное, что бросилось в его глаза это последствия недостачи сна. Кошмары. Она твердо стоит на ногах, значит без ее трав здесь не обошлось. Они многое упустили в ее жизни. Они предали ее. Скорее всего она даже слушать их не станет, просто прогонит. Но они заслужили. Они заслужили смерти. Она, возможно, и покидает их пару раз в стену, но не причинит заслуженной боли. Она не монстр. Она не как они. – Что вы хотите? – ее холодный тон моментально уничтожает все веселье Брендона и убирает ухмылку с его лица. – Плохо слушаешь, фиалка. Сказал же поговорить, – брюнет поднимается со своего места, – И опусти Алестера, а то мне его жалкая пародия на Паркера уже надоела. – он делает шаг, собираясь обогнуть барную стойку, совершая ошибочное действие. – Сделаешь еще шаг и мы посмотрим на твою пародию Человека Паука. Брендон, не забывай, что у меня две руки. – ведьма заставляет замереть оборотня, кидая в его сторону уничтожающий взгляд. – Оливия, мы правда пришли просто поговорить, – в знак капитуляции парень вскидывает руки вверх. – Мы не причиним тебе зла. – О да, вы просто побежите докладывать своему собачнику все слово в слово, - хмыкает Оллфорд. – Никакого зла. – Мы понимаем твой гнев и твое недоверие в нашу сторону, – наконец подал голос Алестер, – Мы пришли только поговорить ни больше, ни меньше. Пожалуйста, Оливия. Это важно. – в его голосе звучали ноты безысходности и сожаления, – Нам жаль. Мы правда чертовски сожалеем за все случившиеся, – оборотень хотел еще что-то сказать, но его прервал истеричны смех девушки: ‐ Сожалеете? Блять, серьезно? Это все? – ее голос моментально потерял все спокойствие, – Ваш вожак убил мою мать! Вы все знали! Знали, что он собирается сделать, но доносили ему каждое мое слово! – Оллфорд начала активно жестикулировать, пытаясь подавить панику, и в связи с потерей концентрации внимания Оливии Алестер с грохотом упал на пол, безмолвно наблюдая как глаза ведьмы начинают блестеть от рвущейся наружу влаги. – Олив.. – Нет! Заткнись, Брендон! Вы разрушили мою жизнь! Уничтожили! Я вас считала друзьями! Братьями! А вы..! Вы просто предали! Ненавижу! Убирайтесь! – предметы, находящиеся в комнате, дрожали. Все буквально ходило ходуном. Оливия, выплеснув магию и уничтожив все стеклянное в доме, беспомощно рухнула на пол, опустив лицо в ладони. Ее плечи начали потрагивать, но от нее больше не исходило ни звука. Они сидела посреди комнаты, окруженная кучей разбитого стекла, и безвучно рыдала. Она правда пыталась ненавидеть их — забыть, но не вышло. Они предали ее, но ведьма все равно в глубине души скучала и любила этих двух оболтусов, хоть и не признавала сама себе это. Как можно ненавидеть людей, которые сыграли главные роли в большей части твоей жизни? Но она пыталась. Это глупо. Вся эта ситуация из вон выходящая. Лив не должна была с ними разговаривать. Не должна была бояться причинить им боль. Она должна хотеть стереть их с лица земли. Но она не может. Не может прекратить смотреть в глаза цвета коры темного дуба. Не может прекратить вдыхать запах шоколада, который окутал комнату. Не может перестать думать о том, как сильно она хочет их обнять — прижаться к ним. Все это чрезмерно глупо и опрометчиво. Любовь зла. Это выражение используют не только по отношению к влюбленным, которым не ответили взаимностью. Не только к тем к кому «вторая половинка» относится пренебрежительно: не уважает мнение, не ставит чужие желания ни в какие рамки, запрещает что-то или вовсе поднимает руку. Да, такое, к сожалению, встречается. Но в таких ситуациях иногда, а может даже чаще чем иногда, те, которые подвергаются такому отношению, все равно остаются в этих отношениях. Вы спросите: почему? Потому что бояться или думают, что такое больше не повториться, но оно все равно повторяется из раза в раз. Потому что любят. Согласитесь, что это абсурд, ведь никто не заслуживает к себе такое отношение и ни в коем случае нельзя терпеть такое. Но некоторые терпят. Но так же это выражение можно подставить к ситуации, когда любовь иная. Такая какая возникает у детей по отношению к близким. Ребенок может продолжать любить родителей, когда те от него отказались, но все равно пытаться наладить контакт. Или когда взрослые потребляют алкогольные напитки или, еще хуже, наркотические вещества, но их дети все равно продолжают пытаться спасти их и найти точку соприкосновения. Почему? Потому что любят. Любят. Все это абсурдно и неправильно, но такое было, есть и будет. Иногда правда режет глаза. Любовь зла. Это чувство сыграло очень плохую игру с Оллфорд. Она не чувствует как ее поднимают с пола и переносят на диван. Она не хочет отрывать ладони от лица. Не хочет их видеть. Темные глаза и фарфоровые волосы. – Выпей. – перед ее лицом оказывается протянутая рука Алестера со стаканом воды, – Ну же. – его голос спокойный — приводящий в чувства, но глаза обеспокоены. – Отравить меня решили? – шепотом спрашивает ведьма, все же поднимая голову и смотря в глаза напротив. – Правильно, зачем вам мучиться с ведьмой-истеричкой, можно же просто отравить и избавиться от проблем. – Не говори глупостей. – Никакая ты не истеричка и не проблема для нас, – подает голос Брендон, до этого тихо стоящий в углу комнаты, нервно вертя карандаш в руках, – Молчи, фиалка. Просто молчи. Теперь будем говорить мы. – обрывает он Лив, когда та хочет что-то вбросить в диалог. – Это обычная вода с валерьянкой. Выпей и успокойся. – девушка принимает стакан из рук блондина и делает сначала неуверенные, но после жадные глотки жидкости, в то время как «гости» садятся на противоположный диван. – У вас есть две минуты, чтобы заинтересовать меня. – на ее слова они лишь молча переглянулись. – Время пошло. – Мы бы хотели прояснить ситуацию. – растеряв всю уверенность, начал брюнет. – Вы с отцом тогда пропали. Мы искали вас, но у нас мало что выходило.. – Искали, чтобы убить? – усмехнулась Оливия, ставя уже пустой сосуд на журнальный столик перед собой. – Нет. – Выслушай, Оливия. Не перебивай. – твердо отрезал Алестер, – Нам жаль. Очень. Ты не представляешь на сколько. Но мы приехали сюда не для того, чтобы как-то навредить тебе или твоему отцу. – в один миг его взгляд потерял всю ту уверенность, которую он желал посеять, и приобрел частицы боли, сожаления и, наверное, ..надежды? – Мы уже давно покинули стаю.. – почти беззвучно произнес блондин, устремив свой взгляд куда-то в пол, боясь столкнуться с удивленным и до конца не верящим взглядом ведьмы. – Пора расставить все точки над «i», Вия.