Запрещающие знаки

- Жень, а, Жень, - это Наташка трясет за плечо. Женя перевернулась на спину, вытянулась на диване, и он приятно захрустел под ней - так и спала уткнувшись в спинку, не раскладывая, только подушку кинула. В комнате они живут втроем с мамой - и так не повернешься. Пусть лучше Наташка за столом занимается. - Ой, Жень, а что это у тебя с лицом? - Да так получилось, - проворчала она недовольно, присаживаясь, чтобы Наташке не было так уж вольготно ее разглядывать. Потерла со сна лицо - черт, болит глаз. - Жень, ты вот что, иди быстро умойся, а я пока сбегаю к тетечке Гале, у нее такой специальный грим есть для самодеятельности. Мы тебе все замажем, чтобы мама не увидела. Когда Наташка притащила от соседки, которая руководила чем-то таким артистическим в ДК Металлургов, коробку с краской для лица, уселась рядом и заставила ее глядеть в потолок, да не моргать еще, Женя спросила: - Обедать есть что-нибудь? - Не знаю, - беспечно сказала Наташка, возёкая кисточкой, и больно еще прижала то, что она там навозёкала пальцем прямо под глазом. - Если супа вчерашнего не осталось, нет. Я не варила. Здорово как! - воскликнула она, отодвигаясь, чтобы критическим взглядом окинуть свою работу, и тут же увязла носом в коробке с гримом. - А вот тут, смотри, еще для губ есть. Ой, как красиво! - заявила она, измарав в красном мизинчик и потянулась мазнуть Женке рот. - Чего ты тогда меня разбудила? - недовольно буркнула Женя, брезгливо отворачиваясь от краски. Красные губки в зеркале заднего вида хищно улыбнулись ей. Наташка вытаращила глаза: - Ой, я же вот что! - коробку с гримом она отложила на покрытый скатертью стол, который занимал в комнате почти все свободное пространство - здесь они собирались втроем, обедали, Наташка уроки свои готовила, мама шила, разве что Женя не могла притащить сюда с улицы разобранный карбюратор. Из-за сложенных в аккуратную стопку учебников Наташа извлекла книжку в самодельной зеленой обложке, которую Женя после собрания так и забыла в пиджаке. - А, - протянула Женя, - пассажирка забыла. Отнесу в бюро находок. - Нет. Не надо это в бюро. Я знаю, что это. Самиздат. Такие сами переписывают. Их нет нигде. - Какая нам разница. А вот откуда ты это знаешь? - Да ты только послушай, Жень! Я начала читать и не могу оторваться, - она азартно склонилась к столу, длинные темные косы легли на скатерть, и зашуршала страницами. - "Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй – плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке – был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках..." - И незаметно они вдвоем последовали за этой историей, злой на язык, лихой и печальной. Потом, когда Наташа устала, книжка перешла к Женьке, а там из своего закутка, отгороженного у окошка шкафом и занавеской, вышла мама. - Девочки, что вы делаете? - Мама, ну что ты, зачем встала? - Да я ничего, я с вами вот посижу тихонько, послушаю. Сменяя друг друга, они так и просидели за книгой весь день, за обедом только прервались - мама настояла. Так что быстренько наварили картошки (правда, Наташка чуть воду не упустила!) и сели дочитывать. Как вдруг в комнату с криком влетела соседка Алевтина Яковлевна: - Женя! Женечка! Гришка-то опять за свое! Ой, сделай что-нибудь! Галочка там!.. - хватаясь за сердце и причитая, она рухнула на диван, а Женька уже выскочила за дверь и побежала на кухню, откуда доносился шум и вопли побитой посуды. Дядя Гриша сидел в кухне на полу среди битых тарелок, покосившиеся полки, сорванные с гвоздя, болтались у него над головой, и, потрясая табуреткой, кричал на жену: - Уйди, Галина, стерва! Зашибу! - Тетечка Галя, невольно вжимая голову в плечи, металась, бормоча что-то успокоительное и пытаясь сунуться к нему, чтобы помочь подняться. С фронта он вернулся инвалидом - левую ногу отняли по самое бедро - и болезненно переживал свою вынужденную беспомощность. Особенно, конечно, легонько приняв на грудь. Женя быстро сориентировалась и, подхватив Галину Николаевну, передвинула ее к двери, закрывая своей спиной. - Дядь Гриш, ну ты чего? Давай-ка поднимайся. - Женька забрала у него табурет, поставила рядом, чтобы ему ловчее было опереться, и шагнула в сторону. Она понимала, что если полезет со своей помощью, только растравит душу. Григорий Иваныч умел подняться и сам. Какое-то время он повозился, но в конце концов, налегая на табуретку и кухонный стол, сначала нетвердо встал, опираясь на единственную ногу, а потом присел. Шумно выдохнул, надувая щеки, склонил голову, чтобы не было видно, как на лбу напрягаются жилы. - Артистка! - рявкнул он. - Гриша! Да что, я не сама это придумала! Из парткома меня выдвинули, училась, говорят, вот и организуй! Я же всю войну на комбинате помощницей в литейном отстояла. Сама пришла. И дальше бы работала, - Галина Николаевна шагнула было вперед, выглядывая из-за Женьки, и в сердцах махнула рукой. - Так платят хорошо! Я же не для себя стараюсь! Мне сына поднимать! - Меня ты, стало быть, в расчет не берешь! И сын уж не мой стал! - Гриша! - Я свою честную копейку сам зарабатываю, нам с Матюшкой на жизнь хватит! - А я что же - не честную?!. - Замолчь! Всю душу ты из меня вынула! Выдь отсюда! - и дядя Гриша шарахнул по столу, шея его налилась, пошла багровыми пятнами. Скрюченные от ярости заскорузлые пальцы неловко шарили вокруг, натыкаясь на стаканы и тарелки, пока не нащупали нож. Он начал было вставать, замахнулся, но Женька перехватила могучее запястье, толкнула его обратно и принялась разжимать кулак. - Иди, тетя Галя, иди, мы тут сами. - Громко всхлипнув, Галина Николаевна закрыла лицо руками и выбежала вон из кухни. Тогда дядя Гриша немного расслабился, выпустил нож, задышал шумно, отдуваясь: - В концерт свой пошла! У, стерва! - плеснул, почти не глядя, водки в граненый стакан, выпил единым духом. - Красивая баба! Ух, хуже черта! - скомкал размашисто на груди рубашку, будто сердце зажал в кулаке, - А, да тебе не понять. - Дядь Гриша, так ведь на работу. Выступают они сегодня. Из драмтеатра режиссер настоящий придет посмотреть, - припрятав нож в ящик подальше, Женька обошла стол и стала прилаживать на место кухонные полки. - На ночь глядя?! - А как же, вечером, конечно. Люди сначала смену отработали, а потом уж - в театр. Я тоже по ночам работаю. - Так ты работаешь! А это... - и он досадливо махнул рукой. - Очень важная работа. Людям нужно душой отдохнуть. - Очень важная! Попрыгунья-стрекоза... всю войну она... отстояла. - Дядя Гриша! Как тебе не стыдно такое говорить! Лучше бы сам сходил да посмотрел, что они там представляют! - Да уж схожу, как не пойти, - буркнул Григорий Иваныч, невольно покосившись на свою пустую штанину. - Так давай в следующий раз заранее купим билеты, возьмем цветов. Я тебя отвезу. Григорий Иваныч поглядел на нее долгим, пытливым взглядом, хмыкнул. Снова плеснул в стакан водки, кивнул, будешь, мол, и Женька замахала руками. - Дядя Гриша! - Эх, Женька, хорошая ты девка. Жалко, что не мужик. Когда она вернулась в комнату, села на диван рядом с умирающей от любопытства соседкой и, неловко взъерошив волосы, объявила, что все в порядке, мама только головой покачала. А утром, как стали собираться в город, - у Наташки городские соревнования! - мама вдруг подозвала к себе Женьку и протянула ей платье. - Примерь-ка. - А у самой глаза покраснели - всю ночь не спала, на Женьку перешивала. - Мам, ну, зачем ты?! - Ничего, ничего, а то ты у меня совсем на мальчишку стала похожа. Платье было из нарядного черного ситца в цветочек с широкой юбкой и отложным воротничком - Женя смотрела на себя и не узнавала, из-под наскоро намазанного грима в зеркале ей весело подмигивал фингал. А мама поправляла, одергивала и застегивала, просила поворачиваться туда-сюда и обратно - ну, вот, по фигуре село! Наконец, мама застегнула на ней тугой поясок и вытащила из шкафа свои босоножки. Женька вяло пыталась сопротивляться: - Мам, я же за рулем, куда это? - Надевай, тут подошва плоская, каблучок маленький, размер твой, все удобно... В это время в дверь позвонили, и Наташка, которая торчала в проходе, насмешливо, но благоразумно молча, оценивая Женькины метаморфозы, побежала открывать. Вернулась она через минуту, аккуратно задернула за собой занавеску, которой был отгорожен угол с маминой кроватью и шифоньером, и, поднеся палец к губам, прямо-таки застыла на месте. - Наташа, кто там? В ответ Наташка сделала большие глаза. - Ой, мама, там к Женьке молодой человек пришел. Так и сказал, мне Евгению Александровну, сказал, представляешь? - Что ты мелешь? Какой еще молодой человек? Вадька что ли? Прорабатывать по комсомольской линии явился? Собирайся давай, опоздаем! - рявкнула Женька и, потеснив Наташку в сторону, рванула занавеску. В углу на стуле действительно сидел самый настоящий и молодой человек, светловолосый, в белой рубашке без рукавов, никакой не Вадька, и Женька остановилась в замешательстве. Молодой человек поднялся навстречу и долгим внимательным взглядом посмотрел на Женю. Потом лицо его просветлело, он тепло улыбнулся: - Здравствуйте, Евгения Александровна! Я вас, признаться, не сразу узнал. - Это вы? - промямлила Женя, неловко вращая на талии душный пояс, который все сильнее впивался в живот, с трудом отыскав в памяти строгое лицо давешнего лейтенанта. В форме он выглядел совершенно иначе, как-то больше, значительнее, что ли. - Я вас тоже... - Да, у меня сегодня выходной, решил зайти, рассказать вам... В это время из-за занавески вышла мама и Наташку, которая явно намеревалась торчать там и подслушивать, вперед вытолкнула. - Добрый день! Женя, ты нас не представишь? - Это... - тут Женька замялась, потому что имя лейтенанта вылетело у нее из головы, но он с готовностью сам пришел ей на помощь. - Миша. - Капитолина Геннадьевна. А это моя младшая дочь, Наташа. - Очень приятно. - Наташенька, иди собирайся, - и мама, ловко развернув за плечи, спровадила Наташку за занавеску. - Вы с Женей работаете? - Мама, это... - промямлила Женя, лихорадочно соображая, как бы помягче преподнести всю эту историю с милицией, но лейтенант снова ее выручил. - Можно и так сказать. У меня деловой разговор к вашей дочери. - Чайку с нами попьете? - Мама, мы же опоздаем в бассейн, - невежливо вставила Женька, и мама укоризненно на нее посмотрела. - Миша, вы увлекаетесь спортом? Девочки сегодня идут на городские соревнования по плаванию. Наташа участвует. Может быть, и вы им компанию составите? Все-таки выходной день, о делах еще успеете поговорить. - С удовольствием! Так и вышло, что в городской бассейн они отправились втроем. Да Наташка еще тоже фортель выкинула. Во дворе, когда усаживались в папин старенький москвич, уложив спортивную сумку в багажник, она и говорит: - А вы, Миша... - Михаил Андреевич! - одернула ее Женька. - Михаил Андреевич, - насмешливо согласилась Наташка, - вперед садитесь. Мы еще Томку и Марусю по дороге подберем. - А вы знаете, Михаил Андреевич, - объявила Наташка, когда подъехали к стадиону, и девочки, захватив спортивные сумки, потянулись к служебному входу, - Женька раньше тоже плавала, а теперь на трибунах сидит, говорит, за меня болеть некому. Значит, вы теперь тоже будете? Обещаю вам призовое место! - Иди уже, призовое! С пестро одетой толпой выходного дня Женька с Михаилом Андреевичем прошли на трибуну. Музыка из громкоговорителей, солнечный блеск на поверхности бассейна, девочки в купальниках с номерами - волосы спрятаны под тесными разноцветными шапочками - сбившись стайками, выслушивают последние указания тренера. Женя старательно глазела по сторонам, в компании милиционера да еще затянутая в это чертово платье, она чувствовала себя не в своей тарелке. - А я все пытался вспомнить, где вас видел, - весело заметил лейтенант, когда они уселись на свои места. - Статуя физкультурницы в парке - ведь это вы, правда? - Как вы узнали? - Женька почувствовала, что краснеет, и отвела глаза, сделала вид, что расправляет складки на юбке - так вот зачем платья нужны! Она терпеть не могла эту дурацкую статую и воспоминания о том, как проводила часы за позированием в прозрачной и светлой мастерской, сидя в одной спортивной майке и трусиках, пока товарищ Голубева, скульпторша, замешивала глину и оглаживала руками размятые бесформенные комья, пока они не превращались под ее пальцами в Женькины руки и плечи, и... Иногда она спрашивала себя, почему согласилась, почему не ушла насовсем с первого же сеанса, хотя каждый раз буквально сгорала со стыда. - У меня профессиональная память на лица. - А в платье меня не признали. - Подловили. Не ожидал увидеть вас такой. - Помолчали. - А почему вы бросили? - Чего это? - испугалась Женя, мысленно она все еще стояла посреди мастерской, и, вырванная оттуда, инстинктивно попыталась прикрыться руками. - Плавать. - Некогда. - А знаете, я совсем не умею плавать. Научите? В бассейне как-то неловко. Здоровый лоб. Ведь понимаю, что учиться совсем не стыдно, а ничего не могу поделать. - Конечно. У вас все получится, сразу как только почувствуете, что вода сама вас держит. Если хотите, сходим с утра пораньше на речку. Вот хорошо после смены, народу на берегу никого. - Она не заметила как увлеклась, разговорившись о плавании, а потом на стометровку уже вышла первая пятерка. В индивидуальном зачете Наташка была всего лишь шестая, а вот в эстафете ее команда завоевала второе место! Перед эстафетой на полчаса объявили перерыв, и трибуны заметно опустели, зрители разбрелись перекусить или просто размяться. Михаил Андреевич тоже отлучился, обратно принес мороженое. И они просто сидели рядом на деревянной скамье, вытянув ноги, и глядя в небо. Солнечные блики качались на поверхности бассейна, слепили глаза. - Собственно, - негромко проговорил лейтенант, - я шел сообщить вам, что девушку по указанному вами адресу мы действительно нашли. Имя у нее очень оригинальное оказалось - Аделаида. Только вот... - Что? - Липовецкий забрал заявление. Я обратил его внимание на явные несостыковки, они действительно хорошо знакомы. Так что, я думаю, для вас все ограничится общественным порицанием. - Спасибо, вам, Михаил Андреевич. - Я не на службе, зовите меня просто Миша. - Спасибо, Миша, что не стали ничего говорить при маме. У нее сердце больное. Конечно, она не обрадуется, что я подралась... - А вам очень идет это платье. На прощанье они пожали друг другу руки. - Спасибо вам за этот день, Женя. Я давно так хорошо не отдыхал.