Запрещающие знаки

Выйдя из подъезда, Женька привычным движением взъерошила волосы на затылке и рассмеялась: - Ерунда какая-то. - Она уже направилась к выходу со двора, как вдруг услышала торопливые шаги за спиной: - Женя! Постойте! - и, повернувшись, почти столкнулась с Аделаидой. Она покачнулась на каблуках, Женька придержала ее за локоть и тут же сунула руки в карманы, в этот раз и сама обожглась - не иначе. Молчание сгустилось над ними, и будто бы сделалось душно. - Зачем вы меня пригласили? - спросила Женя - Посмотреть, что из этого выйдет, - серьезно и откровенно, глядя прямо в глаза. - И как? - Это было интересно. - Возвращайтесь к своим гостям. - Их я уже знаю, с ними скучно. Я хочу побыть с вами. Давайте лучше пройдемся, - с этими словами Аделаида непринужденно взяла ее под руку, увлекая Женьку за собой в парк. Женя хмыкнула, поглядела в сторону. - Вы сейчас хотели сказать что-то неприятное, правда? Давайте. - Зачем же? - Не люблю недомолвок. Это напрасная трата времени. Принципиальные разногласия можно сразу обозначить, а недоразумения разрешить, - они перешли дорогу, по тропинке выложенной плитками из гранитной крошки миновали заросли шиповника и свернули на парковую аллею. - Я ничего о вас не знаю, чтобы судить, ну, кроме... - Кроме? - Кроме того, что вы плохая хозяйка и дружите с Липовецким, - ухмыльнулась Женька. Ада рассмеялась. - Неправда! Вы знаете обо мне куда больше, чем я о вас. Мой папа - знаменитый Петр Воронов. Вы видели Калерию. - Эта Калерия - она ваша... - Боже сохрани! Папина двоюродная сестра из Иркутска. Вероятно, она рассчитывала, что отца переведут в Москву, и она сможет поехать с нами, но он никогда не согласится на перевод. "Здесь я могу работать, а там буду перебирать бумажки", - так он говорит. Еще вы знаете, что я люблю Булгакова, вообще книги. И теперь будете знать, что я учусь на филологическом. А еще я плохая хозяйка, - добавила она со смехом. - И хочу узнать вас поближе. Разве этого мало? Женька не ответила, не нашлась, и Ада продолжила: - Теперь моя очередь. Почему вы работаете в такси? - Потому что я умею водить машину. - Вам нравится? - Конечно. Ада засмеялась: - Как у вас все просто. - Я практичная. - Да, - Аделаида снова посмотрела на нее долгим взглядом. - Да, - и добавила, - а зонтик не взяли. Будет дождь! - и, внезапно вырвавшись немного вперед, она запрокинула голову и закружилась, раскинув руки. Здесь на улице она сделалась какая-то... более настоящая, доступная, понятная, что ли. Наверное, примерно такой же эффект производит встреча вживую с актрисой киноэкрана. - Вы любите дождь? - Нет. Дорога скользкая. - Нда, и с таким складом ума вы взялись за "Мастера и Маргариту"! Что вам понравилось у Булгакова? - Он... дышащий. Несмотря на всю позу, эффекты... Он про другое. - Это лучшее определение из тех, что я слышала. Вечер мягко ложился под ноги, сумерки клочьями цеплялись за ветки деревьев и кустарников. Над аллеей покачивались растяжки с красными звездами из электрических лампочек - украшения к первомаю, но они не горели, и фонари еще не зажглись. Теперь темнеет поздно, но людей в парке - почти никого, наверное, по случаю пасмурной погоды. Перед ними от газона до газона разлилась лужа, и Женька легко перемахнула ее. - Давайте руку, - но Ада внимательно смотрела себе под ноги. И только тут Женька поняла, что стоят они у той самой Физкультурницы, о существовании которой она хотела бы вовсе забыть, и похолодела. Аделаида не спеша изучила в отражении ее гипсовое лицо, а потом подняла глаза на саму статую на пьедестале. - Это вы! - Идемте. Вам показалось. Уже темнеет. - Нет, я хочу посмотреть поближе, - она шагнула в сторону и с неожиданной легкостью поднялась на отлитую из цемента урну в виде многогранника, установленную у скамьи, оттуда, подобрав юбку, шагнула на постамент. Он был нешироким, и Аделаида оказалась со статуей лицом к лицу, вплотную, обняла за плечи, коснулась лица, шеи, провела по обнаженному плечу, следуя рельефу мускулатуры. - Это вы! Даже не думайте отрицать! - Спускайтесь. - Она прекрасна, - сказала Аделаида и кончиками пальцев погладила статую по щеке. Это было так странно, Женьке показалось, что и она ощутила это прикосновение. Даже коснулась невольно собственной щеки, будто могла удержать ее пальцы. Откуда ни возьмись налетел ветер, швырнул горсть колючей пыли в лицо, сминая в мелкую рябь глянцевитую поверхность луж, и разом зароптали, заныли, склонившись перед ним деревья. Скопившийся за день сор наперегонки ринулся по асфальтовым дорожкам, а вдалеке потихоньку откашлялся гром. Аделаида вскрикнула, волосы ее развевались на ветру, длинная юбка, тревожно жалась к коленям. Она совсем прислонилась к Физкультурнице, чтобы не упасть. - Спускайтесь! - позвала Женя, перекрикивая переполох растревоженной природы. - Сейчас ливанет. - Спускайтесь! - повторила она, вплотную подойдя к постаменту, и протянула руку. Ада присела и положила ладони ей на плечи, Жене пришлось подхватить ее за талию, чтобы поставить на землю. Все замерло на секунду, даже ветер утих, оглушительная тишина обрушилась на них, но уже в следующую секунду новый порыв ветра и принесенные им крупные холодные капли дождя заставили их пуститься бегом в сторону оркестровой площадки, где для летних выступлений музыкантов была поставлена крытая деревянная беседка. Перешагнув широкие деревянные ступени, они спрятались внутри, дождь ринулся следом, и они отступили в глубину. Сразу стемнело. Потоки дождя колотили по крыше, укрывая беседку непроницаемым занавесом, и только в неровном ореоле зажегшихся фонарей можно было различить отдельные сверкающие капли. - Нет, Женя, вы не просто таксистка, - вздохнула Аделаида. Подняла свои белые перламутровые руки, запрокинула голову, обнажая шею и встряхнула мокрыми волосами. Красивая. - Я просто таксистка. А это просто дурацкая статуя. Все есть то, что есть, и я в том числе. - Безусловно, - Ада наклонилась и приподняла подол платья, безуспешно пытаясь выжать воду, белые колени расцвели в сумерках. - Но вы уверены, что знаете, кто вы? - Совсем близко оглушительно ударил гром, все осветилось. Ада вскрикнула. На мгновение в свете молнии показалось, она закрыла лицо руками и в следующую секунду бросилась Женьке на шею. Сердце колотилось, саднило в груди, и Женька подумала с досадой, ведь пробежали всего-ничего, неужели совсем растеряла форму? Тоже мне физкультурница! Впервые тогда она остро с потрясающей ясностью ощутила чужое тело под одеждой, как нечто значимое, зовущее к тому, чтобы его ощущать. Голова сделалась такой легкой, так бывает еще от недостатка кислорода. Если слишком долго оставаться под водой, размывает мысли. Женька неуверенно положила руку ей на спину, чувствуя каждый вздох, и спросила хрипло: - Разве вы не любите дождь? - Люблю. Он многое скрывает и оправдывает. А потом смывает грехи, - она повернула голову и легонько потерлась лбом. Щека у нее была теплой, почти горячей, волосы - прохладные. - Обнимите меня. Мне холодно, - руки ее скользнули Женьке под пиджак, и сомкнулись, прижимая еще теснее. И снова это было сказано так, будто иначе и не могло случиться. Женя послушно распахнула пиджак и обхватила ее, укрывая полами. Из-под сплошного полога дождя вынырнул человек, вскочил на площадку, отфыркиваясь, отряхнул кепку, легкую куртку, потер мокрое лицо. И только теперь заметил их, стоящих в тени. Шагнул поближе и спросил весело: - Слушай, друг, закурить не будет? Ну, и дождина! - Не курю, - виновато ответила Женька, но Аделаида не двигалась, только руки ее вздрагивали, комкали на спине рубашку, и Женька тоже не шелохнулась. Парень остановился, кивнул и почему-то отступил обратно к самым ступенькам, отвернулся нахохлившись на сырость. А потом и вовсе, подняв воротник, сиганул обратно под дождь и исчез. Женька осторожно склонила голову. Сквозь влажные пряди волос Аделаиды выглядывало бледное фигурное ушко - кусочек безе. - Теплее? - почему-то шепнула Женька. - Да, - Ада подняла к ней лицо, и ее беспросветные глаза заслонили собой ночь. Находиться рядом с ней было странно. Когда Наташка была маленькая, зимой они пускали мыльные пузыри во дворе на морозе, и смотрели как изнутри оплетает их морозная узорная паутинка. Вот и теперь все чувства смешались, оформились в такой мыльный пузырь, и за вязью инея ничего было не разобрать. Больше всего это походило на боль и покалывания в отмороженных пальцах, когда с мороза заходишь в тепло. Только теперь болело внутри. Но ведь это же хорошо, когда боль сменяет полное отсутствие ощущений. Разве это не говорит о том, что замерзшее тело оттаивает, оживает, и чувствительность возвращается?.. Вернулась домой Женька за полночь. Мама, конечно же, не спала. Уложила Наташку на свою кровать за занавеской, а сама шила потихонечку, подол на платье заказчицы приметывала. - Ты почему так поздно, доченька? Все хорошо у тебя? - сразу спросила она с какой-то необъяснимой тревогой заглядывая в лицо. - Мам, ну, ты чего? Просто ливень был. Под крышей переждала, а потом пешком пока дошла. - Чайку согреть тебе? - Нет, - отказалась Женька, - лучше сразу спать, - повесила пиджак на спинку стула и с удовольствием потянулась. Напряженные мускулы на мгновение снова воскресили ощущение близости гибкого тела другой девушки, Женька вздрогнула и поспешила выйти в ванную. Пока она умывалась, мама разложила диван, застелила постель и переоделась в ночную рубашку. Погасили свет, улеглись, и Женька уткнулась поглубже в подушку, а мама потрепала ее по волосам: - Что, курила опять? - Мам, да сколько лет назад это было, - пробормотала она, почти и не притворяясь, что совсем уже спит. - В гостях курили. Я просто рядом была. - Ну, смотри. Весь этот разговор, привычная суета, приготовления ко сну, - все это волнорезом рассеивало, разбивало в мелкую пыль впечатления сегодняшнего вечера, приносило покой.