Мрак

Мертвые тяжелеют всегда как-то по-особенному. Один знает. До секунды чувствует, когда жизнь покидает тело. Последний вдох, выдох, движение глаз, последняя попытка продлить свое существование еще хоть немного… мгновение конца… и — закономерный итог. Каким бы хорошим и сильным ни был человек, смерть неотвратима. Неостановима. И равнодушна к чувствам тех, кто остается после. Девчонка, неподвижным комком застывшая у него на руках, совершенно точно мертва. И дело даже не в том, что ее изумрудные глаза стеклянной неподвижностью смотрели в звездное небо. Не в замершем посреди привычного ритма сердце, проглядывающем сквозь рваные края раны на груди. Не в том, что она наконец-то перестала дразнить и задирать его, Всеотца, называя стариком… вовсе нет… Все дело в том, каким тяжелым стало ее маленькое тело. Маленькое мертвое тело. Один выдохнул тихо и сильно. Пальцы сами потянулись убрать перепачканные в крови, темно-алые пряди с кажущегося спокойно спящим лица. Тихонько сдвинуть вбок, заправить за уши, пригладить скорбной рукой. Чтобы не мешали любоваться бесконечно-прекрасным ночным небом той самой девчонке, которая оставила несбывшейся мечтой свое желание отомстить за любимых. «Которая умерла из-за него». Эта мысль беспокойной занозой ковырялась в сердце. Давила, колола, дергала. Заставляла думать, думать… соотносить. Вспоминать о собственной заносчивости, гордыне, гневе. О том, что по итогу привело девчонку к гибели. Предсказуемо, ожидаемо, закономерно. Вот только было во всем этом что-то очень неправильное, несправедливое, ненужное. Что-то, не дающее покоя. — Дурочка… зачем же ты?.. Я бы сам справился… Ну куда ты полезла?.. Вот же глупышка… Вопросы. Те, на которые уже никто не даст ответа. «Почему она не сбежала, не оставила в беде, не предала?» Бессмысленно жалеть смертных. Они всегда уходят, дай только повод. Уходят навсегда, рискуя и умирая за идею, закон, любимых. И каждая такая смерть всегда казалась Одину бессмысленной и глупой. Всеотцу, Владыке девяти миров лучше, чем кому-либо известно, как глупо жалеть тех, кто уже умер. За них стоит радоваться. Для них все закончилось. Они свободны. Враги, друзья, близкие… все уходят рано или поздно. Перестают страдать. Им совершенна не нужна жалость тех, кто остается. Тех, кто обречен жить вечно. И эта девчонка… она умерла вовсе не потому, что бросилась спасать незнакомого старика… она умерла потому, что пришло ее время. Где есть жизнь — есть и смерть. Таков незыблемый закон. Да. Все так. Просто пришло время. Нужно оставить ее и двигаться дальше. У него все ещё остается важное дело. Небесный лорд. Нужно найти кого-то, кто поможет, кто знает… нужно… попытаться… потому что она… нужно идти… Один крепче сжал рукой худенькое плечо под грубой тканью рубашки. Эта девчонка такая маленькая, такая беззащитная, хрупкая… почему-то раньше он почти не замечал, какая она на самом деле, раздражаясь от ее дерзости и бесконечных угроз. Но сейчас… сейчас было слишком поздно. Слишком поздно ему захотелось защитить ее. И зачем только бросилась в драку? Зачем полезла спасать его? Зачем?.. «Переживала за меня, да? Никак влюбилась?» — И впрямь старый дурак… надо же было сказать такое! Только и думал, как непочтительно ведет себя… даже не заметил, что она умирает… Хотелось встряхнуть ее за плечи, но руки бережно опустили мертвое тело на землю. Нужно бы похоронить ее. Нужно все сделать по принятым здесь обычаям. Отдать должное ее смелости и доброте. Нужно… смириться с тем, что эта девчонка, всего пару дней назад живая и противная, больше никогда не… больше не… Она мертва. Умерла, как сотни и тысячи до нее. И с этим ничего не поделать. Ему остается только похоронить и забыть. Тогда почему, черт побери, так хотелось снова услышать от нее насмешливое фырканье? Увидеть, как она щурит глаза, выплевывая презрительно «старик»? С чего вдруг его накрыло чувством вины? Потрепанный старый плащ полукругом раскрылся над девчонкой за секунду до того, как с ней стало твориться что-то непонятное. Линии появлялись и расползались по неподвижному телу словно нехотя. Темные, они сплетались и расходились симметрично по рукам и ногам, начинаясь от крошечного пятнышка на лбу, терясь под лохмотьями, испачканными грязью и кровью. Это самое пятнышко, небольшой ромбик, — Один заметил бы его раньше, если бы не постоянно нависающие длинные пряди, шапка, надвинутая по брови или чуть более приветливое поведение покойной, — что это за метка? Какой-то знак? — Черт… как же это больно… — Что? Ты жива? Нечасто Всеотцу доводилось удивляться с такой силой, как в тот момент, когда безжизненное тело неожиданно дернулось, а следом заругалось, встало и, привычно сверкнув злющими глазами, ответило: — Переживал что ли? Не бойся, я не умру, пока не отомщу Небесному лорду. Она замерла на месте, потягиваясь, запрокинув и сцепив в замок руки над головой. Ее испачканное грязью и кровью лицо выглядело таким довольным. Странные линии бледнели, не оставляя следов. А дыра в груди… дыра, которая убила бы любого человека… ее больше не было. Бледно-розовый кусочек стремительно нарастающей кожи сверкал сквозь прореху в рубашке, пока девчонка продолжала тянуться вверх с кошачьей грацией. — Так ты бессмертная? Она улыбнулась, снимая через голову разодранную рубашку. Бросила ее на землю, потянулась за нижней кофтой. Сверкнула насмешливо взглядом из-за плеча, оставила исподнее в покое, подошла к ручью и стала смывать засохшую на груди кровь, подныривая рукой под край одежды. — Нет, конечно. Просто у меня есть козырь в рукаве. Но в ближайшее время я больше не смогу его достать, так что не подставляйся без нужды… старик. — Хорошо. Он только и мог, что смотреть. Жадно хватать взглядом простые движения, слушать ее голос, терпеливо объясняющий особенности печати Бьякуго, запоминать хмурую складку меж бровей и взгляд из-под полуопущенных век. Смотреть, смотреть… и молчать. Ее неожиданное воскресение из мертвых странным образом делало его… счастливым? — Знаешь, старик, мне тут пришла в голову отличная идея. Конечно, лучше бы она пришла пораньше, но… в общем, ты вроде как можешь менять свою внешность, да? Один спокойно кивнул, не отрицая очевидное. От его старческой немощи уже давно не осталось и следа. Принятый в разгар битвы облик великого воина до сих пор был на нем. И не заметить разницу было невозможно. Однако девчонка по-прежнему звала его стариком. «Такая глупышка!» — Ну так вот, я что подумала, а ты можешь принять вид одного из тех, кто напал на нас и пробраться в замок? Меня можешь провести под видом пленной. Так мы сэкономим время и так у нас будет больше шансов разузнать что-то, не подвергая себя опасности. — Думаешь, в замке никто не догадается? Ты серьезно считаешь, что забраться в логово врага — самый безопасный вариант? — Трусишь, старик? Если боишься, так и скажи. Я придумаю что-то еще. — У меня есть идея получше. Давай просто устроимся туда на работу. Грязная работенка, на которую всегда не хватает прислуги. Думаю, если мы проберемся за ворота без лишних подозрений, дальше будет проще осмотреть все и выудить нужные секреты. Девчонка умолкла обиженно еще на «идея получше». Привыкшая решать все сама, надеяться лишь на себя, она боролась с собой, хмуро обшаривая взглядом землю, словно искала ответ или подсказку. Идея старика и впрямь звучала лучше, но признать это было сложно. Смотреть на ее метания было даже забавно: как она присела у воды, бесцельно перебирая пальцами холодные струи, как резко встала и прошла к дереву, так же резко затормозила, не дойдя пары шагов, присела и подняла с земли какой-то камень, как полезла в карман, пытаясь что-то достать, как отразилось замешательство на ее лице, когда она не нашла нужного. — Нет… нет-нет-нет… Где они? Черт! Где они?! Дотошное выворачивание карманов и ощупывание каждого уголка ее бесформенной одежды судя по всему не принесли результата. Один молча смотрел, как девчонка стала обшаривать каждый клочок земли, переворачивая камни, поднимая ветки, раз за разом безрезультатно, с отчаянной надеждой на удачу. — Что-то потеряла? — Перчатки! Темно-синие перчатки с обрезанными кончиками! Они… нет, только не их! Пожалуйста, только не их!!! Видимо, она наконец-то вспомнила, как забрал эти дорогие ее сердцу вещи один из бандитов, как отшвырнул в сторону, прежде чем продолжить свои издевательства. Как она обещала убить за них — и убила же… — Эти? В руке Одина пара старых, сильно изношенных матерчатых митенок, подобранных из чистой интуиции за несколько секунд до драки. На тыльной стороне у них металлические пластины, все в царапинах и выбоинах. На внутренней — пара десятков аккуратно зашитых дырочек. К носке такие точно не пригодны — лучше выкинуть. И чего это девчонка так вцепилась в них? Хотя, какая разница. ДОроги и дОроги. — Да… они… это они! Это… Ее голос внезапно оборвался горловым спазмом. Захлебнулся накатившими воспоминаниями. Она резко вырвала из руки Одина и прижала к груди зажатые в кулак перчатки, позволяя слезам вновь расчерчивать свое лицо. Надрывный выдох, больше похожий на всхлип, раздался спустя минуту. Девчонка повернулась и, сделав над собой усилие, договорила начатое, словно в награду за помощь: — Это Его перчатки. Моего жениха. Спасибо, что сохранил их. Они мне… дороже жизни. Разговаривать с плачущими женщинами у Одина никогда особо не полчалось. Выслушивать скорбные истории их несчастной любви или злоключения по жизни, подробности несчастливого детства, брака, проблемы с деньгами, любовниками, детьми… Даже если ему хотелось затащить такую женщину в постель, он крайне редко позволял ей выговориться. Но когда непривычно тихая девчонка вдруг упала на колени как подкошенная, спрятала лицо в ладонях и выплеснула охрипшими рывками наболевшее, Один ни разу ее не перебил. Подошел, обнял вздрагивающее тело и успокаивающе похлопал ладонью по спине, пока бурная истерика не сошла на нет. А потом уложил ее голову себе на колени, укрыл непривычно послушную девчонку собственным плащом и с давно позабытой нежностью пригладил растрепавшиеся волосы, убрав несколько розовых прядей с лица. — Поспи немного. Я покараулю. Что ж, нужно признать, ход с перчатками принес Одину уважение и послушание строптивой девчонки. Проснувшись спустя три часа, она быстро согласилась с планом проникновения в резиденцию Небесного лорда под видом слуг, предложила остричь свои волосы под корень и покрасить оставшиеся в темный цвет, чтобы походить на мальчишку. Развела бурную деятельность, изо всех сил стараясь помочь. Улыбалась и шутила, словно это не она пыталась убить Одина всего сутки назад. — Знаешь, я, конечно, могу надеть Хенге, но он столько чакры сожрет, а мне сейчас лучше копить каждую капельку для Бьякуго. Да и Окашо без чакры не сработает. Затратные техники, ничего не скажешь, но они того стоят. Только благодаря им я все еще жива на самом деле. Одину пришлось снова сменить внешность. Подобрав образ не слишком тощего подростка, чтобы соответствовать своей напарнице, он превратил Гунгнир в палку, на которую повесил мешок с посудой и сменой белья. Было откровенно приятно смотреть на восторг и восхищение наблюдавшей за превращениями девчонки. — И как мне звать тебя, старик? Может, придумаем нам имена, раз мы оба теперь мальчишки? Ее предусмотрительность поражала. Один задумался на мгновенье. Имя было необходимо, знакомое имя, чтобы потянуло откликнуться, иначе даже идиот заподозрит что-то неладное. У него было такое на примете: — Стоило бы, если не хотим глупо попасться. Пожалуй, можешь звать меня Синн. А как ты себя назовешь? — Менма. Зови меня так, старик.