Under Other Stars

Дождь сопровождал их по дороге домой. Хенджин держался за лямку своей спортивной сумки, забитой теперь одеждой и другими вещами, которые могли пригодиться: зубная щетка, немного снэков и средств личной гигиены. В другой руке он нес полный пакет с продуктами и со всем, что просили остальные. Сынмин тоже нес один пакет, а в руке Чанбина разместился холодильный контейнер, в котором вместе с мороженым для них всех лежало любимое мороженое Чонина. Капли дождя ударялись о землю, тучи заволокли все небо, заставляя мир вокруг выглядеть немного темнее. Разумеется, они не смогли найти ни одного зонта, и теперь Хенджин вымок с головы до пят, а впереди их ждал еще примерно километр пути. Они шли в тишине, Хенджин старался обходить крупные лужи (но не мог отделаться от мысли, что какая-нибудь из них могла оказаться порталом) и оглядывался по сторонам время от времени. Лес вокруг тоже затих, только дождь напевал свою спокойную песню. Хенджин удивился, заметив, что его не раздражала эта ситуация. Он не был против того, что он промок до нитки, что дождевая вода капала с волос на его лицо, что скорее всего он очень сильно простудится из-за этого всего. Конечно, его все устраивало, он же шел рядом с Сынмином, на лице которого красовалась еле заметная улыбка, а в глазах искрилось восхищение каждый раз, когда он смотрел на окружавший его лес. Ему на самом деле очень нравилось здесь, так ведь? Ему нравилась природа. Почему еще он так боролся за ее защиту, если не от огромной любви? Что ж, тогда Хенджин тоже полюбит природу. Хотя бы потому, что она имела большое значение для Сынмина. И, наверное, это было немного забавно: он находился в этом чужом (но таком знакомом) месте с шестью почти незнакомыми ему людьми, и вроде ему все еще нужно было паниковать и плакать по его родителям (хотя он и так занимался этим половину своего времени), но прямо сейчас он думал только о Сынмине. И о том, что он сказал, что эта куртка хорошо смотрелась бы на нем. И что он хорошо выглядел в черном. Может у Хенджина все же были шансы– Нет. Хватит. То, что Сынмин предположил, что та куртка пойдет ему, ничего не значит. Енхун тоже много раз говорил Хенджину, что его длинные волосы выглядят «пиздецки сексуально», и они все еще были и оставались друзьями. Сынмин просто добр к нему, потому что он всегда был таким. Добрым. Поддерживающим. Милым. После того как Феликс и Хенджин нашли все, что им было нужно, они зашли в супермаркет в центре, Хенджин с родителями редко ходили туда. Здесь было странно. Некоторые полки были полностью пустыми, на других недоставало всего нескольких товаров, но, так или иначе, ни одна не была полностью полной. И у Чанбина было объяснение этому. — Мы думаем, что это что-то связанное с тем, как долго какие-то вещи находятся на одном месте в реальном мире. Если, например, мешок картошки лежит на полке всего час или около того, тогда ему не хватает времени, чтобы отразиться в этом мире. Поэтому товары, которые раскупаются обычно очень быстро, не появляются здесь, но позже их можно найти в домах, куда их принесли. Иногда в магазинах поменьше вообще нет бананов, но мы проходимся по парочке квартир и находим их там. Это странно. Не думай об этом слишком много, иначе вывихнешь себе мозг. Не то чтобы у Хенджина был для этого достаточно большой мозг. Он просто принимал реальность такой, какой она была, как ему и сказал Чан. — Еще не темнеет, так ведь? — вдруг пробормотал Феликс, разрушая образовавшуюся между ними тишину. Они свернули с большой лесной дороги на дорожку поменьше, которая вела к их дому. Если бы они продолжили идти прямо, то оказались бы на обрыве, откуда открывался вид на весь мир. — Я так не думаю? Мы не так много времени провели в городе, а ушли мы в полдень, — ответил ему Чанбин не очень громко — как раз достаточно, чтобы его голос достиг слуха Хенджина. И все же, Хенджин чувствовал, что шли они теперь немного быстрее, совсем чуть-чуть, а Чанбин то и дело оборачивался и посматривал через плечо, но у Хенджина было ощущение, что смотрел он вовсе не за ним и Сынмином, а за лесом. — Ты увидел их? — спросил Хенджин, очень тихо, чтобы не мешать дождю отбивать его песню об листья кустов и деревьев. — Кого? — Тени. — Да. Но они далеко. Они не смогут пересечь солевой круг вокруг дома. Надеюсь, дождь не размыл его совсем. И если все-таки размыл, нам нужно будет осыпать круги вокруг кроватей. — Что вы делаете, когда дождь начинается ночью? — Тот, кто дежурит, оповещает других. — Оу, ну да, хорошо, — и Хенджин когда-нибудь окажется на их месте. — То есть тени появляются только по ночам? — Именно, с заходом солнца. — Ясно. Я думал… неважно. — М? — Нет, просто… вчера Сынмин сказал, что нам нужно быть быстрее, когда я был ранен… и я думал, что это из-за теней. — А, нет, это из-за животных. Людей здесь нет, но всякой живности в лесу полным-полно. Волки, медведи, звери, которых мы относим к магическим существам. Их очень много. Не только феи и олени. Никогда не знаешь, кто придет на запах крови, и от этих существ даже теням спасения не будет. — Оу. Оу-оу. Хенджин почувствовал, как вниз по его позвоночнику пробежал табун мурашек, сопровождаемый морозным холодом, мешающим дышать. Появилось ощущение, будто за ним наблюдают, следят. Он и не думал об этом. Верно, здесь не было людей, и, конечно же, в лесу много кто обитал, не только… милые пушистые кролики и все такое. Не только сверкающие лисы и феи-пчелы. К его облегчению, скоро они оказались на их поляне, пройдя сквозь густые заросли травы. Для кого-то, кто наткнулся бы на эту свободную от многолетних высоких деревьев лужайку и не знал, что в этом доме живут люди, место показалось бы заброшенным, и выдавали обратное только облака дыма над трубой камина. Но теперь Хенджин знал: может клумбы с этой стороны дома и могли быть в ужасном состоянии, но с другой стороны они выглядели великолепно. Возможно, у Феликса просто еще не дошли руки привести в порядок и эти. Но Хенджин мог помочь ему! Непредвиденно сильный дождь размыл большую часть соли, Чанбин не смог сдержать при себе ругательства. Дверь распахнулась, и скоро в руках Феликса оказался Джисон, осыпающий лицо парня поцелуями. Хенджин ощущал себя странно. Не в плохом смысле, ни в коем случае, просто… такое искреннее проявление любви, увиденное собственными глазами, согревало его сердце. И он мельком взглянул на Сынмина, который не обратил на этих двоих и капли внимания, забежав внутрь и скрывшись за дверью, подальше от дождя. Хенджин последовал за ним и поскорее отнес пакет с продуктами на кухню прежде, чтобы никто начал ругаться на него за разбрызганную повсюду воду. Но никто ему и слова не сказал, Чонин просто недовольно глянул на беспорядок, который они устроили, и сказал, чтобы они оба потом убрали все за собой, и Сынмин пообещал, что они обязательно уберутся, а Хенджин подтвердил его слова несколькими кивками, а потом Чан отправил их всех переодеваться в сухую одежду, пока они окончательно не простудились. Хенджин сделал, как ему сказали и сменил свою одежду на сухую, ту, которую взял в магазине, и спустился вниз, где Чонин уже ждал его, чтобы вручить в руки тряпку и ведро, и Хенджин приступил к мытью пола прямо от входной двери и до кухни, где уже трудился Сынмин, отмывая все, что они натоптали. И к его огромному удивлению, после уборки с кухни его не отпустили: вместо тряпки Чонин всучил ему в руки лопатку: — Я пеку блинчики на ужин. А ты мне поможешь. И именно это Хенджин и делал. * * * Каким-то образом, не без помощи Сынмина, у них все же получилось испечь блины на всех домашних, и даже немного больше («Я съем их завтра на завтрак», — громко огласил Джисон). Хенджин не был хорош в готовке, и Чонин с Сынмином убедились в этом почти сразу же, но все было не так уж плохо, это стоило того, потому что заставило Сынмина улыбаться. Чонин тоже был довольно забавным. Хенджин с ним почти не разговаривал, но чем больше времени он проводил рядом с этим парнем, тем больше он ему начинал нравиться. К Чонину он испытывал чувства, похожие на те, которые пробуждали в нем его младшие кузены. Конечно, нельзя было определить его точный возраст, ведь, как он говорил, в этом мире он провел большую часть своей жизни. Он вырос здесь, и он не имел никакого представления о жизни в реальном мире. Хенджин не смел спрашивать больше, чем уже знал, потому что Чонину явно были не совсем приятны разговоры на эту тему: он затих и быстро перенаправил разговор в другое русло, когда Хенджин спросил, как тот попал сюда. Он не был полностью уверен, и не мог точно вспомнить. А еще Чонин ругал Хенджина каждый раз, когда он забывал, где находились те или иные вещи и продукты (он был в этом доме всего лишь день!), когда он налил немного слишком много молока в миску с тестом («Теперь у нас будет еще больше блинчиков!»), и когда он выронил из рук лопатку уже в четвертый раз за полчаса. Он ничего не мог поделать с собой! Он ощущал давление от присутствия Сынмина, а когда на него хоть немного давило что-то, он становился неуклюжим. Но не когда дело доходило до баскетбольной площадки. Там это давление ему только помогало и заставляло чувствовать себя лучше. Он переживал и боялся, что Чонин был серьезен в своем недовольстве, что он правда злился на Хенджина за то, что тот был… просто собой, но затем Хенджин заметил этот веселый блеск в глазах парня, да и Сынмин никак на это не реагировал, поэтому, наверное, он не был на самом деле зол на него. Чонин и Сынмин явно были близки. По крайней мере, общались ближе, чем… Хенджин с Сынмином. У них были какие-то свои шутки, которые Хенджин не понимал, и это заставляло его чувствовать себя третьим лишним, но он знал — это нормально, у людей часто были свои внутренние шутки, а он и Сынмин не были так уж близки. Хотя, в каком-то смысле, и у них были шутки, которые поняли бы только они. А еще он видел, как комфортно было Сынмину рядом с Чонином, и каким… тактильным он был на самом деле. И может быть, только может быть, Хенджин завидовал. Совсем немного. Или все же отвратительно сильно. Он тоже хотел бы, чтобы Сынмин приобнимал его, пытаясь достать себе кружку из шкафа. Или, может быть, это Чонин был тактильным: он постоянно дразнил Сынмина, бил его по плечу и спине, смеясь, хватал за его руку, а Сынмин задирал его в ответ, и Хенджину тоже хотелось, чтобы на его ударяли дружески по плечу, или таскали под локоть с одного конца кухни на другой, но он не был пока для них таким близким другом. И это было грустно. Совсем чуть-чуть. А потом Сынмин забрал у него сковородку и, положив свою руку поверх руки Хенджина и крепко ее держа, показал ему, как переворачивать блины, и грусть как рукой сняло. А потом Чонин напортачил и просыпал сахар, и теперь настала очередь Хенджина ругать его, и хэй, все было не так плохо. Может Хенджин и не был хорош в готовке, но он смог рассмешить Чонина (как только он переборол свою стеснительность, что оказалось весьма несложно), и он понял кое-что. Заставлять людей смеяться было лучшим способом расположить их к себе. Да, Хенджин все еще чувствовал себя не в своей тарелке. И тоскуя по дому, он переживал, что его не примут в их компании. Конечно, они были очень добры к нему, но все же… Хенджин был новым лицом, а они, очевидно, были очень близки друг с другом. Не только Джисон и Феликс, они все, и Хенджин не был частью этого. А Сынмин был. Может быть, и у него получится. Ему просто нужно… заставлять их смеяться, понравиться им и доказать, что он не был… что он не был каким? Глупым? Безнадежным случаем во всем, что не баскетбол? Да. Он должен показать этим людям, что он стоил их времени. Когда блинчики были, наконец-таки, готовы, они расселись за круглым обеденным столом, на который поставили клубничное варенье, яблочное повидло (а Эпплсоус снова улеглась на колени Минхо), сгущенку — все на любой вкус. Блины вышли очень вкусными, а присутствие Сынмина рядом успокаивало, несмотря на то, что Хенджин все еще вел себя тихо, по сравнению с другими. Чанбин сонно жевал свой блин с медом, сидя напротив Хенджина: он дежурил этой ночью и ушел вздремнуть, но его разбудили на ужин. Следующей ночью дежурил Чонин, за ним — Сынмин, а затем — Хенджин. Судя по всему. Во время ужина Хенджин старался побольше наблюдать за своими новыми знакомыми, потому что теперь он не был так… испуган и сбит с толку от непонимания, где он оказался и что произошло. Смех Чанбина был задорным, и смеялся он от всей души, заставляя и самого Хенджина улыбаться. И он был тем, кто постоянно проверял и следил за тем, чтобы Хенджин тоже был вовлечен в разговор, чтобы не оставался в стороне. Он объяснял ему, в чем дело, когда они обсуждали какие-то насущные вопросы, спрашивал, что он думает по тому или иному поводу, и заставлял его тем самым принимать участие в общих обсуждениях, когда он сам не проявлял в этом инициативы. И Хенджин правда был очень ему благодарен за это. Чонин, в самом деле, оказался очень тактильным: он постоянно прислонялся к кому-то, или задирал и касался, и по большей части обращено это все было к Чану, сидевшему рядом с ним. И, как выяснил Хенджин, у них не было каких-то закрепленных за ними мест за столом. Понятное исключение — Феликс и Джисон: они всегда сидели рядом друг с другом. В основном Минхо помогал Чан, и тот не сопротивлялся этому. Хенджин не был уверен в том, какие между этими двоими были отношения: они жили в одной комнате и, понятное дело, были близки, они ходили на прогулки вместе, и Хенджин часто видел их друг с другом, но атмосфера между ними была другой, не такой как у Феликса и Джисона. Они не держались за руки. Они не касались друг друга и не называли друг друга… так, что можно было бы понять статус их отношений (Джисон обращался к Феликсу "милый" и "дорогой" при каждом удобном случае). И они не выглядели как пара. Может быть, потому что они ей и не были. Хенджину нужно будет спросить Сынмина об этом. Хенджин также заметил, что, несмотря на всю помощь Чана Минхо, он делал это не так уж часто. Минхо сам прекрасно передвигался по дому: другие его органы чувств работали отлично. И каждый раз, прежде чем помочь, Чан сначала спрашивал, а хотел ли сам Минхо, чтобы он, например, положил ему в тарелку еще блинов, потому что руки того были заняты ласканием Эпплсоус. Хенджин сделал себе в голове пометку на этот счет, он не хотел бы оступиться и сделать что-то не так, хотя он и правда никогда… не контактировал близко со слепыми людьми, и он совершенно… не знал, как правильно себя вести. Но ему хотелось получше узнать Минхо, и его колкие замечания и подколы заставляли Хенджина смеяться себе под нос. Он был смешным и совсем не тихим. Такие выводы мог теперь сделать Хенджин, немного понаблюдав за парнем. И Чан тоже вовсе не был тихоней, но в этом представлении он скорее был зрителем, чем звездой шоу. Он был аккуратным, он оглядывал время от времени всех, оценивая обстановку, и поглядывал в окно, пока небо медленно-медленно темнело, опуская на землю сумерки. Дождь уже прекратился, и они должны были обновить и укрепить солевой барьер прежде, чем солнце опустилось бы за горизонт. Чан, казалось, никогда не терял своей бдительности, будто всегда старался держать ситуацию под контролем, и, кажется, Хенджину это не казалось. Хенджин понял, что Чан был здесь кем-то вроде главного: он всегда был в курсе всего, знал, кто и где находился, приглядывал за окрестностями, он всегда был спокойным и собранным. Будто скала посреди бушующего моря. Хенджин чувствовал, что Чану можно доверять, что на него можно было положиться, даже несмотря на то, что он едва ли его знал. Феликс и Джисон были неразлучны как небо и звезды. Не всегда, конечно, но большую часть времени. Когда Джисон не рисовал в мастерской или не был занят своими ежедневными обязанностями, он был рядом с Феликсом, а когда Феликс не трудился в саду или не делал свои собственные дела, его всегда можно было найти рядом с Джисоном. И они оба были очень забавными. Феликс был дружелюбным, заботливым и спокойным, Джисон же, наоборот, был более… в нем будто горел вечный бенгальский огонь. Искрящийся. Живой. Сегодня на нем была ярко-желтая майка и старые джинсы, все в пятнах от краски. Он был будто ходячий букет представлений о художниках, а Феликс был ходячим сборником стереотипов о садовниках. Они так подходили друг другу. Так дополняли друг друга. Хенджин восхищался этим. Ему не терпелось поскорее узнать больше о них всех (и он вытеснил куда подальше это надоедливое «что если», «что, если он был не достаточно хорош для них?»). И вот — Сынмин, сидящий рядом с Хенджином. Из-за дождя его волосы вились сильнее, чем обычно, и какие же нежные чувства это пробуждало в сердце Хенджина. Он походил на щенка еще больше, чем обычно. Он смеялся и улыбался и спокойно вступал в любые разговоры, ему без сомнений было комфортно среди этих людей, или же он слишком хорошо в этом притворялся. Сынмин не обращал на Хенджина много внимания, пока он не говорил что-то, но это не беспокоило Хенджина. Хотя, он все же совсем немного завидовал, потому что Сынмин улыбался все это время Чонину. Но не больше. Боже, как ему не нравилось это чувство. Оно заставляло его чувствовать себя неуверенно! Сумерки окончательно укутали собой лес, солнце окрасило небо в нежно-розовый; Чан вскоре встал со своего места и огласил, что он и Чанбин уходят укреплять барьер, и что остальным нужно начинать готовиться ко сну. И этим они и занялись. Все, кроме Хенджина и Чонина, которые забыли убрать за собой на кухне после готовки блинчиков, поэтому с тяжелым вздохом Хенджин вооружился тряпкой и приступил к работе. * * * Ночь наступила вокруг них тихо и незаметно. Капли дождя то и дело падали с листьев плюща и скатывались по окну, Хенджин слышал, как они ударялись о карниз. Он лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок; комната была погружена в теплый желтый свет: лампа Сынмина на прикроватной тумбе все еще была включена, потому что он читал книгу, время от времени перелистывая страницы. Шелест бумаги и дыхание Сынмина звучали успокаивающе. Но в мыслях Хенджина был бардак, будто все его мысли превратились в огромный и неподдающийся контролю ураган, мешающий уснуть. Он снова лежал возле Сынмина, и если бы он подвинул ногу всего на десять сантиметров в сторону, то смог бы коснуться его ноги своими пальцами. От этого дух захватывало. И это ужасало. Теперь, когда свет солнца сменился на блеск звезд, Хенджин снова вспомнил, что находился в реальности-отражении, и что здесь не было его родителей. Они остались в другом мире, как и вся его жизнь, и, боже, как же сильно он хотел вернуться. Вместе с Сынмином. Он хотел, чтобы они все вернулись в реальный мир. В этом месте не было… ничего. Ничего, кроме магических существ, зарослей и теней. Ужасающе интересно. Хенджин обязательно найдет способ вернуться домой. Он должен найти его. Там у него было все. У него была его команда, и они нуждались в нем. И у него все еще была его семья! Он не мог оставаться здесь! Он должен найти способ вернуться, отсюда должен быть выход! Он должен найти его, получше изучить этот мир и… просто найти выход. Он должен. — Я слышу, как скрипят шестеренки у тебя в мозгу, знаешь? — подал голос Сынмин, поправляя съехавшие с носа очки. — Оу. Оу, извини, — как он- Что? — Не нужно извиняться за это. Ты просто начинаешь трясти ногой, когда задумываешься о чем-то. — А, извини, — пробормотал Хенджин, сгорая от стыда. Глупая привычка. — И за это тоже извиняться не нужно. О чем ты думаешь? — Ни о чем… — Ты всегда был плохим лжецом, — верно, потому что, когда Хенджин врал, он не мог смотреть человеку в лицо, а он все еще не сводил глаз с полотка. — Я просто… хочу понять, как можно вернуться домой. Сынмин вздохнул, Хенджин поднялся в сидячее положение, кажется, спать они больше не собирались. Он слышал отдаленный и едва различимый разговор из комнаты Минхо и Чана. Книга Сынмина лежала открытой на его коленях, но сам он перевел внимание на сидящего рядом парня: — Хенджин… — Я знаю, знаю. Пути назад нет, — так ему говорили все, — но я просто… он ведь должен быть, так? Если сюда можно как-то попасть, значит и выбраться отсюда можно. Мне просто нужно… понять, как это сделать. Тут должна быть какая-то связь, потому что я видел тебя в реальном мире, и ты меня видел и… должен быть какой-то способ… — Я согласен с тобой. — А? — Я согласен с тобой. Способ должен быть, если есть вход, должен был быть и выход, но найти его — совершенно другое дело. Я не уверен точно в том, настолько активно его искали остальные, но я знаю, что Чан… находил что-то. Как-то раз, я тогда только попал сюда, он заикался о каких-то вратах, но потом неожиданно замолк, упомянув это. Я думаю… может быть, он знает намного больше того, о чем говорит. И, возможно, Джисон и Феликс тоже знают, и Чонин. Чанбин не знает ничего. Я его спрашивал. Это было первым, о чем я его спросил: есть ли отсюда выход. И он сказал, что его нет. И я много думал об этом… Знаешь, ты и сам уже видел, что этот мир полон разных… существ. Некоторые из них существуют только в мифах, каких-то письменах и сказках, старых как само время и как моя бабушка. И я подумал, а что, если все эти истории основаны не на выдумках? Что, если создания этого мира просто оказывались в нашем мире, и потом уже их описали в книгах? Что, может быть, они, как и мы, проходили сквозь врата, и поэтому теперь у нас есть сказки о феях, лесных духах и водяных. Это имело бы смысл. Или, по крайней мере, я вижу в этом смысл. Оу. Оу… да. Да, в этом определенно был смысл. Хенджин просто кивнул, смотря на Сынмина со слегка приоткрытым ртом. Он никогда бы и не додумался до такого. — В этом есть смысл, — сказал он. Он правда был, и это заставило огонек надежды разгореться теплым пламенем в сердце Хенджина. Если Сынмин был прав, и его небольшая теория была верна, то способ выбраться отсюда точно существовал. Хенджин очень на это надеялся. — Ты поможешь мне с поисками? Поможешь найти выход? — осторожно спросил Хенджин. Сынмин взглянул на него и пожал плечами: — Почему нет. У нас здесь не то чтобы есть чем заниматься. Никаких обязательств и рамок. Можно попробовать, и даже если мы ничего не найдем, то получше узнаем этот мир. Тепло расползалось солнцем где-то в груди. Сынмин поможет ему, он поможет ему! Они найдут выход отсюда и продолжат жить так, как жили раньше! Это придавало ему сил, дышать снова стало легче. Сынмин улыбнулся Хенджину и вернулся к своей книге, как ни в чем ни бывало. Будто не он только что пообещал Хенджину целый мир. Он и не обещал. Но Хенджин ощущал это именно так, и это было его единственной надеждой. Неожиданно, сонную тишину дома разрушил громкий шум. Хенджин почти подскочил на месте и понял, что источником резкого звука был колокол. Колокол на веранде. Звон продолжался полминуты точно, а потом до его ушей донесся крик Чанбина: — Тени здесь! И Хенджин вскочил на ноги. Все спокойствие испарилось, будто его и не было вовсе. Что имел в виду Чанбин? Тени были здесь! Почему никто ничего не ответил?! Что, если они уже были в доме, что, если– — Хэй, успокойся. Чан и Чанбин ведь обновляли сегодня солевую линию, помнишь? Нам не о чем беспокоиться. — Все слышали? Джисон? Феликс? — голос Чана отдавался от стен, разносясь по всему дому. — Да! — раздалось немного тише в ответ. Хенджин узнал голос Джисона. — Чонин? — Да! — Сынмин и Хенджин? — Да! — прокричал в ответ Сынмин. — Отлично, — крикнул Чан, и в доме снова установилась тишина. ­— Ч-что– — Просто убедились, что все слышали колокол и осведомлены о том, что опасность сегодня ночью немного ближе. — Ч-что значит «ближе»? — сердце Хенджина колотилось как никогда быстро. Он не мог найти себе места. — Это значит, что тени где-то рядом, и Чанбин вышел наружу, чтобы убедиться, что они не пересекут барьер. Соли обычно достаточно, чтобы держать их подальше, или… только ее в принципе и достаточно, но если линия прерывается где-то, размыкая круг, то барьер становится бесполезен, и они могут пройти через него. — Тогда что– что будет, если они пройдут? — Чанбин предупредит нас. Тени странные, они не умеют проходить сквозь стены и используют двери, может быть, потому что они следуют за людьми из реального мира. На случай, если они окажутся в доме, у нас в комнатах есть своя соль: мы насыпем линию вокруг кровати. Но я не припомню, чтобы Чан рассказывал о том, что им удавалось попасть в дом. Если они пересекут барьер, Чанбин будет звонить в колокол, пока все не ответят, что знают об опасности. Каким-то образом спокойность в голосе Сынмина заставила успокоиться и Хенджина. Он осторожно подошел к окну, и, отложив в сторону свою книгу, Сынмин тоже встал с кровати. И вот, они стояли рядом друг с другом перед окном, вглядываясь в темноту. Сынмин выключил лампу, чтобы они могли видеть происходящее на улице немного лучше. Этой ночью Чанбина сопровождали масляные лампы, рисовавшие на траве двора длинные тени. Хенджин предположил, что они служили для отпугивания теней. Он понимал, что не поспит хорошо этой ночью. Его эмоции находились на грани, и, кажется, Сынмин это тоже заметил. Они оба смотрели наружу до тех пор, пока, пока, что-то зашевелилось! В лесу! Что-то темное, и очень медленно, но Хенджин точно увидел что-то боковым зрением и задержал дыхание. Сынмин повернулся и тоже посмотрел в том направлении: — Старайся не смотреть прямо на них, и тогда сможешь увидеть лучше, — и так Хенджин и сделал. Окинул взглядом двор, и здесь! Новое… колебание… темноты, снова прямо на краю леса. Они не подходили ближе, по крайней мере, не сейчас. Белоснежная полоса соли сияла во мраке ночи. — А если появятся какие-нибудь звери? Существа? Что, если они зайдут на двор и попытаются напасть на Чанбина? — У Чанбина с собой есть ружье. — У него есть что?! — Ага. И он умеет им пользоваться. Хотя, большинство из них пугаются звона колокола, поэтому нам и не нужно оружие здесь. Но Чанбин настоял на том, оно ему нужно. Скорее всего, потому что он боится медведей. Но ты всегда можешь просто зайти в дом, если кто-то заявится сюда. — Он боится медведей? — Да. Можешь спросить у него, он расскажет. — А, — на дворе снова все стихло. Хенджин больше не замечал каких-либо движений в темноте, по крайней мере, пока что не замечал. Но он все еще не смел сдвигаться с места, он был слишком на взводе из-за зашкаливавших эмоций. И Сынмин тоже никуда не отходил, продолжая стоять рядом и вглядываться в темноту. — Ты боишься чего-нибудь? — спустя несколько мгновений спросил тихо Хенджин. — Только того, что человечество убьет само себя и планету. И змей, — как Сынмину удавалось оставаться в любых ситуациях таким невозмутимым? — Ясно. — А ты? — Эм… просто… всякая чушь. — Если ты боишься чего-то — это не чушь. — Что ж… дедлайнов по сочинениям… и одиночества, — к концу предложения голос Хенджина стал тише. — Какого именно одиночества? — А есть разница? — Конечно. Ты можешь быть в одиночестве, не чувствуя себя оставленным, брошенным. Но чувство, будто тебя все бросили, неотделимо от одиночества. Ты можешь чувствовать себя одиноко, лежа под усыпанным звездами небом, только потому что ты один, и тебе не с кем разделить эти эмоции. И можешь чувствовать себя одиноким, чужим в полном людей доме, будто здесь нет никого, кто понял бы тебя, и никому ты здесь на самом деле не интересен и не важен. И тебе хотелось бы кричать об этом на весь мир, но ты чувствуешь, будто тебя никто не услышит. Что твой крик просто проигнорируют. Мне кажется, разница в этом. — Тогда… страх быть оставленным… — Хенджин никогда не размышлял об этом с такой точки зрения. Что-то снова промелькнуло в лесу, и скоро что-то синее пробежало по двору, за ним бежало что-то поменьше и что-то белое. — Должно быть, лиса с лисятами, — сказал Сынмин. Он старался не говорить слишком громко, чтобы не мешать спать Чонину в соседней комнате. — Им плевать на тени, — заметил Хенджин. Сколько смелости в столь маленьких созданиях. — Они быстрее них, поэтому и не боятся. — Есть ли поблизости еще небольшие семьи животных? — На счет семей не знаю, но я видел кроликов. Ну или они просто похожи на наших кроликов, но у них были красные круги на спинках. Не знаю, что они значат. — Ясно. А ты видел каких-нибудь… других существ? — Скорее слышал, чем видел, на самом деле. Они не любят выходить на двор. — И их можно понять, — однако это немного расстраивало. Тучи, покрывавшие все небо, наконец-таки начали рассеиваться, позволяя луне осветить землю своим холодным светом. Хенджин не мог перестать выглядывать тени, но, кажется, они ушли. Прошла минута, две, Сынмин все так же стоял рядом. Что-то сверкающее пролетело в воздухе, Хенджин угадал в этом создании их шмело-фей. — Только не рассчитывай на то, что все существа, которых ты повстречаешь здесь, окажутся дружелюбными и безопасными. Тут обитают не только лисы и феи, — снова мягко заговорил Сынмин. Хенджин взглянул на него: освещенные серебром лунного света черты его лица казались еще более потрясающе утонченными. — Что ты хочешь этим сказать? — спросил Хенджин. — Неделю назад, когда я пошел в город в магазин, на дороге, совсем недалеко от нашего двора, я видел следы крови. И это не первый раз, парни тоже видели подобное. Туши убитых животных в городе, в лесу, и даже у нас на заднем дворе. Это дикий лес и дикие звери, и они не видят в нас какой-либо угрозы. Феликс как-то упоминал, что они находили в лесу человеческие кости две зимы назад. Поэтому наравне с любованием здешними красотами, нам нельзя забывать об осторожности и уходить глубоко в лес в одиночку. С дорогами и тропами все в порядке, они безопасны, но вот сам лес… я бы не ходил туда один. Не без Чана точно. — Понятно, — слова Сынмина заставили табун мурашек пробежать по коже Хенджина. Кровь на дороге, трупы в городе? Звучало ужасно. Они и правда находились здесь с великодушного позволения природы. Эмоции Хенджина снова были на пике. И вдруг по дому пронесся пронзительный крик, отражаясь от стен и создавая эхо, от чего звучало это еще более пугающе. Хенджин сам едва ли не закричал от испуга, почти свалив с подоконника цветок Сынмина. Крик длился секунд пять-десять, прежде чем оборваться так же резко, как и начался. И он звучал… очень знакомо. И близко. Хенджин посмотрел на Сынмина, но тот был просто удивлен. Не напуган. И сердце не скакало у него в груди как бешеное, будто пытаясь вырваться из оков ребер. — К-какого– какого черта– — Это Феликс. Что?! — Что?! Сынмин долго смотрел на дверь, но потом снова развернулся к окну. На его губах виднелась еле заметная грустная улыбка. — Он страдает от ночных кошмаров. Мне нужно было тебя предупредить, прости. Они не часто посещают его. — Все нормально, у нас все в порядке! — Хенджин услышал голос Джисона, снова запутавшийся в многочисленных стенах комнат. Оу. О нет. Хенджину было так жаль этого парня. — Он… в порядке? — Да, хотя нет, нет, он не в порядке, но вряд ли он вспомнит хоть что-то наутро. Иногда его приступы длятся дольше, просто предупреждаю. — Черт, это… грустно, — сказал поникшим голосом Хенджин. Сынмин потрепал его по плечу и отошел от окна, возвращаясь в кровать. — Да, очень. А нам нужно попытаться уснуть. Не думаю, что тебе стоит пренебрегать сном, особенно учитывая, что приближается твоя очередь дежурить ночью.