Under Other Stars

Сынмин был довольно сильно потрясен произошедшим, Хенджин заметил это. Что ж, по правде говоря, такими были они все. Ради всего святого, что такое скрывалось в той тени и пыталось добраться до Сынмина? И как много такой хрени там водилось? Что, если они придут к ним на двор! Что, если они атакуют их дом под покровом ночи! Что если, что если, что если! Но такого ведь никогда не случалось прежде, так что, может быть, не случится и в будущем. Хенджин должен был надеяться на это. Для его и Сынмина блага. Этим вечером спать они ушли рано, не из-за чего-то конкретного, просто этот день, и в правду, выдался сложным и утомляющим для них обоих, а ночное дежурство Сынмина было совсем скоро, и затем снова будет очередь Хенджина. Чанбин еще раз проверил ногу Сынмина (теперь у них с Хенджином мэтчились синяки, как романтично), его колено немного припухло — походило на вывих, но не очень серьезный, ведь Сынмин мог ходить. Он несильно поранился, по крайней мере, не так, как Хенджин в тот раз. Но это не остановило Сынмина от того, чтобы, прихрамывая, спуститься к завтраку следующим утром и заявить Хенджину о том, что сегодня они, под надзором Феликса и с его инструкциями, будут приводить в порядок клумбы перед домом, чтобы к новолунию они могли уже начать цвести. И Хенджин согласился, как он мог не согласиться, он ведь обещал Сынмину, что поможет ему с цветами, совершенно невзирая на то, что в садоводстве он ничего не смыслил, ведь Хенджин становился хлебным мякишем рядом с Сынмином и соглашался на все, что бы тот его не попросил. Чанбин заметил это и подмигнул ему, и Хенджин чуть было не окунул его лицом в тарелку с хлопьями (к счастью, Сынмин не заметил этого). Поэтому теперь Хенджин был снаружи, с натянутыми до локтей зелеными садовыми перчатками, и стоял возле Сынмина, пока звучавший уставшим Феликс пытался объяснить им, что необходимо делать. Феликс отдежурил свою ночную смену, но не смог нормально отоспаться после (и это у него в принципе выходило редко: ему было сложно уснуть, когда солнце уже взошло над горизонтом, особенно летом — так он это объяснял). Утро выдалось ясным, солнце сверкало в небе, на траве все еще бликами переливались капли утренней росы. Было слегка прохладно, Хенджину это нравилось. Где-то в деревьях неподалеку щебетали птицы; Минхо и Чан решили отлучиться на утреннюю прогулку. Хенджин чувствовал, как в перчатках начали потеть его ладони, и как же он ненавидел это ощущение, но мысль о том, что потом ему придется выковыривать грязь из-под ногтей, была еще более ненавистной, поэтому перчатки все еще были на его руках. Феликс отыскал им на посадку несколько новых саженцев, но сперва им нужно было подстричь все кусты и избавиться от сорняков, и именно с этого они и начали. — Будьте осторожнее! Не разбудите пчелок! — напомнил им Феликс. — Если вам понадобится что-то, то придите и разбудите меня. Сынмин, основы ты уже знаешь, а ты, Хенджин, быстро учишься — вы, ребята, со всем справитесь, — и после этих слов он развернулся на пятках и зашагал в сторону заднего двора. Хенджин знал, что там сидел Джисон и ждал, когда его дорогой-ненаглядный присоединится к нему, чтобы немного вздремнуть, потому что, как говорил Джисон, утро — самое лучшее для этого время. И они принялись за работу. Хенджин, не заморачиваясь, сел прямо на землю рядом с одной из клумб, Сынмин опустился на корточки напротив него, но, скривив лицо, сдался и тоже сел. Хенджин сочувствовал ему, его колено, по всей видимости, болело довольно сильно. — Трава становится такой длинной, может, мне и правда следовало бы починить газонокосилку, которая есть у нас здесь, — пробормотал Сынмин, выдернув несколько сорняков из клумбы. Хенджин выкинул сухие листья в ведро, которое они принесли с собой, вместе с несколькими сухими ветками с куста. — Или мы просто принесем новую из города? — предложил Хенджин. — Хм, ну либо так. Хотя, они очень тяжелые, а природа вокруг нас не в восторге от машин, так что… Верно. Природе не нравились машины. Что бы это ни значило. И Хенджину не очень-то хотелось разбираться в этом, если «не в восторге» означало что-то, похожее на вчерашние происшествия. Хенджин вырвал несколько сорняков, Сынмин изругался себе под нос, когда случайно ткнул себе в лицо сухой веткой. — Ты в порядке? — спросил аккуратно Хенджин. — Да, да, у меня все хорошо. — Ты просто… немного ворочался во сне, — Сынмин почти ударил Хенджина по лицу и навалился на него. Он не спал спокойно, как обычно. — Оу. Извини, кажется, мне… снились кошмары. Я не помню. — Нет, нет, все хорошо. Меня просто разбудить очень легко, и заметил, что ты спал неспокойно. — А я обычно спокойно сплю? — Да. — Ты наблюдал за тем, как я сплю? — озорные огоньки заблестели в глазах Сынмина, он усмехнулся, глядя на Хенджина и выкинув в ведро несколько сорняков. Мозг Хенджина замкнуло. — Нет! Нетнетнет, я просто… Я, я– у меня просто очень чуткий сон! А до этого ты меня никогда не будил, поэтому ты не– тебе не нужно– Смех Сынмина был ярким и радостным, он заставил сердце Хенджина запрыгать сальто. — Я шучу, Хенджин! Это была просто шутка, не  переживай. Лицо Хенджина залилось красным, или, по крайней мере, ощущалось огненным: — П-прости, я просто… до меня иногда правда плохо доходят шутки… — Ага. Я заметил это. И тебе не нужно извиняться за это. — Извини. Я– то есть– я. Не извиняюсь. Прости, я просто тупой. И… и вот снова, этот отвратительный спазм в его животе, который он не чувствовал так давно. Ну или несколько дней точно. Тупой. Глупый маленький Хенджин, который снова не смог понять обыкновенную шутку. — Хенджин. Ты не тупой. Хенджин оторвал взгляд от сорняков, Сынмин смотрел прямо ему в глаза с добрым выражением лица. Без обвинений, без жалости, в его глазах была только доброта, открытость и честность, и Хенджину хотелось закричать и рассыпаться на тысячи кусочков прямо на там, на траве рядом с этой клумбой. — Я знаю, что ты не глупый, и даже не пытайся сказать мне обратное. Хенджин раскрыл рот, закрыл, открыл снова: — Да, но я– я же, да ладно, я и не умный, у меня все плохо с уч– — Хорошие оценки не равны уму. Если ты умеешь применять знания, полученные из книг, в реальной жизни, это не значит, что ты умный. И если ты не умеешь делать так, это не значит, что ты глупый. Только то, что ты плох в математике и учебе в целом, не значит, что ты глупый. Быть умным — это гораздо больше, чем просто успехи в школе. — Да, но... мои друзья и– — Твои друзья постоянно делали тебя мишенью для насмешек, и ты это знаешь. И извини, но я думаю, они вели себя как куски дерьма, делая так, даже если они хорошие люди. Хенджин, ты не тупой, и не важно, что они или учителя или кто-либо еще говорили тебе. У тебя глаз наметан на игру как ни у кого другого, ты умен в стратегиях, ты замечаешь мелочи вокруг себя, ты очень восприимчив к чувствам других и в целом к людям вокруг тебя. Ты не глупый, ты просто привык думать так из-за того, что ты не преуспеваешь в учебе, как остальные люди, окружающие тебя. Хенджин молчал и пытался сморгнуть слезы из своих глаз. Он знал, что Сынмин видел это: он сидел здесь, в метре от него и изучающее смотря на его лицо. — Я– — Не надо. Я знаю, что ты собираешься сказать. Ты извинишься за то, что думаешь, что ты глупый. И Хенджин сомкнул губы. Это стало его автоматической реакцией, он всегда извинялся за всякие глупости и… Сынмин заметил это. Раздражало ли это его? О боже, что если он считал это раздражающим– — И это не глупо извиняться, хорошо? Я знаю, как много ты это делаешь, я заметил, и я не собираюсь просить тебя прекратить делать так, потому что это может быть правда трудно. Просто хочу, чтобы ты знал, что тебе совершенно не за что извиняться. Пока это, конечно, не что-то серьезное, но тебе не нужно просить прощение за то, что ты не понимаешь чего-то: никто не разозлится на тебя, не пойми ты шутку, никто не разозлится, если им нужно будет объяснить шутку. Тебе не нужно просить прощения за то, что ты — это ты. В горле Хенджина затянулся небольшой узел, он снова сморгнул слезы. Никто и никогда не говорил ему настолько добрых слов, ему честно хотелось просто расплакаться и обнять Сынмина или что-то еще. Как, как он мог быть таким добрым? Как он мог быть таким… таким? — Я– Я… Я не знаю, что сказать. Спасибо тебе? — наконец сипло выдавил из себя Хенджин, стараясь смотреть куда угодно, но не в направлении Сынмина. Теперь ему стало еще и стыдно, он опять разнылся из-за какого-то глупого, нет, неглупого пустяка и. Боже. Хенджину казалось, что кто-то сдавливал его сердце. — Посмотри на меня и повтори за мной: я не глупый. И Хенджин сделал, как было сказано, даже если и чувствовал саднившие глаза слезы и снова чувствовал себя переполненным: — Я не… я не глупый. — Хорошо. А теперь поверь в это. Ты закончил со своей стороной? — Я… Да. — Чудесно, пошли к следующему кусту. Хенджин поднялся и попытался стряхнуть с плеч груз всех наполнявших его чувств, он не мог начать чувствовать себя подавленным ими сейчас, ему нужно еще много чего сделать, ради всего святого! Сынмин повозился немного прежде, чем выдохнуть и вытянуть руку. — Помоги подняться. И Хенджин помог. И господи, как же хорошо рука Сынмина лежала в его. *   *   * Хенджин не понимал этого. Он не мог понять, как Сынмин мог быть таким подарком небес. Таким добрым и умным и каким-то образом ему удалось не позволить атмосфере стать неловкой после того небольшого выплеска эмоций. Может быть, он заметил то, в каком состоянии был Хенджин, и поэтому постоянно менял темы разговора с одной на другую: они говорили о цветах, Сынмину хотелось посадить желтые, но у Феликса были только розовые, и, возможно, в ближайшие дни они прогуляются до города, чтобы попытаться найти там больше саженцев. Или выкопают их в лесу, ведь лес вокруг был пышным и насыщенным, и им не пришлось бы даже покидать периферию дома, чтобы наткнуться на какие-то причудливые цветы. Но опять же, кто знал, как мог отреагировать лес, если они просто так возьмут что-нибудь оттуда. Возможно, их поженят на королеве эльфов, как говорил тогда Чанбин. С Сынмином Хенджин заметил, как провалился в чувство ностальгии. Сынмин начал копаться в воспоминаниях и утянул с собой Хенджина, вскоре они предались воспоминаниям о том самом дне, когда они оба были в одной команде на уроке физкультуры и кто-то случайно бросил в Сынмина волейбольный мяч так сильно, что он попал тому в голову, сломав его очки. Хенджин и Дэхви отвели тогда Сынмина к школьной медсестре, и Сынмину пришлось покупать новые очки (те, которые он носил и по сей день). Воспоминания о Дэхви неприятно кольнули сердце, но не так сильно, потому что Сынмин сидел рядом с Хенджином, ковыряясь в земле клумбы, напоминая, что не все было потеряно и надежда все еще теплилась где-то в сердце. Потом Хенджин рассказал Сынмину какую-то нелепую историю о том, как они с Енхуном однажды случайно вломились в раздевалку перед уроком физкультуры, и Сынмин спросил, как они познакомились, и тогда Хенджин рассказал и эту историю. Это укололо сильнее, чем воспоминания о Дэхви, но Хенджин не показал этого. А потом они разговорились о баскетбольной команде: Сынмин задавал вопросы, Хенджин отвечал, а его внутренности трепетали каждый раз, когда он замечал, что Сынмин правда его слушал, несмотря на то, что он постоянно запинался, подбирая нужные слова, и не давил на него, не торопил с формулировкой предложений, и, может быть, от это было хорошо. Все было хорошо. Очень хорошо. И, почему-то, это… облегчало. Конечно, было болезненно говорить о прошлом, об их обычной жизни, которую они оставили в реальном мире, но, в то же время, это облегчало. Хенджин почти не… говорил ни о чем после попадания сюда через ту лужу, он просто держал все в себе и чувствовал эту боль в одиночку, даже если и знал чертовски прекрасно, что Сынмину было точно так же больно и плохо. И, выпустив это все из себя, ему стало легче, просто пообщавшись о прошлом без привкуса горечи на языке, даже несмотря на то, что ни один ни другой не вдавался в подробности или что-то особенно эмоциональное. Начал ли Хенджин принимать? Эта мысль вдруг мелькнула у него в голове. Он начал принимать, что теперь эта была его реальность, он начал отпускать? Нет. Он не позволит этому произойти. Они вернутся, они оба, он и Сынмин, и продолжат жить свои жизни, с особой теплотой вспоминая потом об этом месте. Это просто… вопрос времени. Хенджин встретится со своей семьей. Обязательно встретится. Он не мог не встретиться. — Вы двое, обед готов! — разнесся по двору голос Чана.  *   *   * За столом было тихо, за обед отвечал Чан, и поэтому там было так много всего, что им хватило бы еще на дня два, если не больше. Хенджин и Сынмин сидели плечом к плечу, в воздухе будто витала какая-то вялость, сонливость, что-то, что обычно сопровождало такие медленные расслабленные дни, когда ни у кого не было особо важных дел в планах. Не то чтобы у них здесь в принципе были какие-то важные дела, по правде говоря, но Чан говорил, что иногда они просто делали вещи важными для себя, чтобы у них были хоть что-то важное. Судя по всему, это делало жизнь здесь интереснее, и Хенджин очень хорошо мог это понять. Лишенный особого смысла тихий разговор; солнечный свет, просачивающийся в комнату сквозь окно, грел Хенджину спину. Сынмин должен был отойти поспать немного до вечера, и Хенджину снова будет нечего делать. Может быть, он выберется на пробежку, чтобы освежить мысли. — Я думал о том, чтобы выйти в город сегодня, кто-нибудь хочет со мной? — спросил Чан, оглядывая семерых людей. Чонин покачал головой, Джисон тоже. Черт, а почему нет? — Я могу, — отозвался Хенджин, Чан кивнул. — Я тоже пойду, — сказал следом Чанбин. Больше никто ничего не ответил, так что, видимо, пойдут только они трое. — Зайди в цветочный, посмотри, есть ли там какие-нибудь саженцы, — пробормотал Сынмин Хенджину, и Хенджин кивнул. — Какие именно ты хочешь? — спросил он. — Любые подойдут. Просто убедись, что они для летней высадки. — Хорошо. И спустя полчаса, трио покинуло дом. С плеча Хенджина снова свисала его спортивная сумка, Чанбин взял с собой рюкзак, как и Чан. В лесу вокруг них было тихо, особо-то громко там в полдень никогда и не было, заметил Хенджин. Было хорошо идти под тенью, которую отбрасывали на дорогу деревья: солнечный свет больше не ощущался таким палящим, как обычно. Они шли в тишине, и, возможно, она немного давила, ведь Хенджин не проводил так уж много времени с Чаном, а теперь тут были только они трое. С маленькой тропинки они свернули на другую, побольше, шли рядом друг с другом, Чан и Чанбин завели тихо беседу, и Хенджин не знал, как принять участие в разговоре. Он даже не знал почему. Почему присутствие Чана вдруг начало так давить, в то время как рядом с Чанбином он ощущал что угодно кроме давления? — Итак, Хенджин, как ты справляешься? — послышался голос Чана, он шел посередине, а Хенджин — слева. Вопрос застал его врасплох. — Я? Оу, я, я в порядке, кажется. — Вчерашние события не слишком тебя напугали? — Нет, не очень. То есть, Сынмин говорил мне, что в лесу водится много всякого так что… Не думаю, что это как-то травмировало меня, — Хенджин выдавил из себя улыбку их лидеру. Лидеру. Хах. Что ж, по правде говоря, он и был лидером. Немного отстраненным, но всегда обо всем осведомленным. — Это хорошо. Да, мы обычно не сталкиваемся с такими существами, обычно ходить по лесу невдалеке от дома не опасно. — А если глубже? — Тоже не особо. Не из-за существ, там просто легко заблудиться. Кажется, будто лес… Такое ощущение, что он постоянно меняется. Не знаю, как лучше это объяснить. — Хах. Я понял. — Как ты вообще? Я имею в виду, это все большие перемены для тебя. — Это большие перемены и для Сынмина тоже… — пробормотал Хенджин прежде, чем смог остановить себя. — Я знаю, но я говорю про тебя, а не про него, — в голосе Чана было что-то, что не понравилось Хенджину. Или скорее, в его голосе было что-то, что звучало так, будто он знал о чем-то, и Хенджину это не нравилось — Я… у меня все хорошо, — не очень-то, на самом деле. — Вроде. Но становится лучше. — Это хорошо. — Я просто… скучаю по своим родителям и… все такое, — пробурчал Хенджин, он решил быть честным. Какой смысл врать, секретов в их доме не было: все прекрасно видели, что сердце у Хенджина все еще болело и что он скучал по родителям (так он, по крайней мере, себя чувствовал). — Это нормально. Пройдет. Но Хенджин не хотел, чтобы это проходило. Он хотел домой. Тема разговора сменилась, Хенджин немного стеснялся, но все равно принимал в нем участие. Они прибыли в город, миновали дом Хенджина, и Хенджин пытался не смотреть в его сторону. Некоторые машины изменили свое положение, но все еще были поросшими разными растениями. Было тихо, и Хенджин понял, что никогда не сможет привыкнуть к этой тишине в городе. Чан рассказал, что когда они с Чонином впервые наткнулись на город, он выглядел совершенно иначе. Машин было не так много, а дороги в центре были выложены брусчаткой вместо асфальта. Хенджин не мог даже представить, чтобы город выглядел так. — Как вы… нашли это место? То есть, Чонин уже рассказал мне, как вы вдвоем нашли друг друга, и что вы просто… много всего объездили. — Именно так. Мы колесили по округе, следуя указателям, от города к городу в попытках найти себе пристанище. В те времена я как бы… устал от вечной беготни и просто хотел осесть где-нибудь, поэтому, когда мы нашли этот дом, я решил, что мы останемся здесь хотя бы на какое-то время. Но это «хотя бы на какое-то время» немного растянулось, и вот — мы все еще здесь. Это невероятная морока, найти здесь подходящее для жилья место, если с тобой нет… целой группы людей, где есть кто-нибудь, кто знает, как понять пригодна ли вода, как провести электричество и все такое. — А откуда вода в нашем доме? — Из скважины в саду. Она подземная. — Хорошо, — так много вещей нужно было уладить, ух. Хенджин надеялся, что их дом простоит в таком состоянии настолько же долго, сколько он пробудет в этой реальности. Указатель привлек внимание Хенджина, когда они пересекали перекресток. — Мы не спешим? — спросил он. — Не особо, еще рано. А что такое? — Можем мы… можем мы сходить в университет? Чан и Чанбин переглянулись и кивнули: — Конечно. Вместе они поднялись по холму к университету, в голове Хенджина всплыл вопрос. — Как ты попал сюда? Я имею в виду, я знаю, что случилось со всеми другими в общих чертах, но так как ты здесь пробыл дольше всех, я просто подумал… — Я не то чтобы полностью уверен, — оу. Хорошо. — Или… вроде и да, а вроде и нет, — Хенджин заметил перемену в интонации Чана, и сразу же пожалел о том, что спросил. Он звучал… грустно. — Я был на корабле вместе со своей сестрой, мы собирались навестить родственников. Что-то случилось по пути и… в гавани нас никто не ждал. Ни единой души, маленький городок был полностью заброшен, были только люди с корабля и больше никого. Я думаю, весь корабль целиком прошел сквозь врата посреди моря или что-то вроде этого, так как вода отражает солнечный свет и… да. Сообщество. Чонин говорил, что Чан выглядел очень плохо, когда он встретил его впервые. И с ним была сестра… Ее здесь больше не было, так ведь? И с Чаном произошло то же самое, что и с Чонином, верно? Блять. Хенджину не стоило спрашивать. Но он забыл об этом гнетущем чувстве, когда они наконец достигли вершины холма. Потому что по какой-то причине его университет выглядел почти точно так же, как и в реальном мире. Возможно, потому что старые здания уже были старыми в его реальности, некоторые из них уже тогда были покрыты мхом и запутаны в плющ. Двор весь зарос и был захламлен, на парковке стояли оставленные догнивать там машины. В остальном все выглядело так же, как выглядело до этого. Хенджин молчал, проходя по двору, минуя здания: в этом у них проходили занятия по иностранным языкам, а в том был компьютерный класс, оборудованием из которого они могли свободно пользоваться. — Ты учился здесь? — спросил Чанбин. Хенджин кивнул, ведя их к главному зданию. В отдалении он увидел уличную баскетбольную площадку, и, честно говоря, ему захотелось расплакаться. Он хотел бы, чтобы Сынмин был сейчас здесь с ним. Хенджин поднялся по каменной лестнице к главному зданию, отодвинул со своего пути несколько лоз плюща, шагнув в холл. Тяжелая деревянная дверь была сломана, красные ковровые дорожки, расстеленные по коридорам, сгнили из-за дождя. — Вау. Никогда не был здесь внутри, — прошептал Чанбин. Их шаги гулом разлетались в пустоте. Хенджин никогда еще не видел университет таким тихим. Таким молчаливым. Обычно, коридоры были заполнены эхом смеха, криков, музыки из музыкального кабинета в конце холла. Хенджин пробежался кончиками пальцев по каменным стенам; стекла рамок фотографий полопалось в некоторых местах, Хенджин старался идти аккуратнее, чтобы не наступить на их осколки. Солнечный свет струился сквозь разбитые окна и отражался от его осколков, танцевал солнечными зайчиками на стенах, подсвечивая темные углы. Чан и Чанбин тихо следовали за Хенджином, шедшему по бесконечной паутине коридоров. — Это место — чертов лабиринт, — пробормотал Чанбин, когда Хенджин свернул на очередном повороте. Он ощущал себя так… одиноко. В ностальгическом смысле. Это было так… странно и сбивало с толку: его университет не должен был быть таким безмолвным. Хенджину стало  интересно, были ли кабинеты заполнены людьми в реальном мире прямо сейчас. Был там сейчас день вообще? Там вполне могла быть и ночь. Скучали ли друзья Хенджина по нему? Может быть. А может нет. Хенджин не мог думать об этом сейчас. Очередной лестничный пролет вывел их на второй этаж, ступеньки немного поскрипывали, и Чанбин смотрел на них слегка с подозрением прежде, чем пойти за Хенджином. Хенджин обогнул угол, вошел в арку библиотеки. Все было точно таким же, но, в то же время, нет. Некоторые окна были разбиты, несколько книжных стеллажей обвалились и книги разлетелись по всему помещению. Хенджин прошел к одному из столов в центре библиотеки, наклонился и чуть было в голос не рассмеялся (чувствуя острую боль тоски, скребущую изнутри). «Енхун был здесь» было выцарапано на крышке стола, а рядышком «Хенджин тоже». Это был один до жопы длиннющий проект, в котором они принимали участие, и возможно им обоим было самую малость до лампочки до него, чтобы фокусироваться на нем во время группового занятия. — На что ты смотришь? — спросил Чан, забавляясь реакции Хенджина. — Просто воспоминания, — ответил Хенджин и выпрямился. Он окинул взглядом библиотеку: несколько картин упали, огромный гобелен с дальней стены тоже наполовину лежал на полу и– это дверь? — Что за хрень? — прошептал Хенджин про себя, переступая через большие книги. — Хм? — Я не знал, что здесь была дверь, — Хенджин приблизился к двери, отодвинул тканое полотно немного в сторону. Он взглянул на Чана и Чанбина, как бы уверяясь, что он мог попытаться открыть дверь, и получил от Чана любопытный кивок. Хенджин взялся за дверную ручку и прокрутил ее, но дверь не шелохнулась. Хенджин повернул ее еще раз, попытался надавить и толкнуть ее, он услышал что-то внутри. И он надавил на дверь всем своим весом, и, наконец, она поддалась с громким хрустом. Хенджина моментально охватило облаком пыли и таким старым воздухом, что стало трудно дышать. Хенджин почти пополам сгибался, откашливаясь, Чан похлопал его по спине. Господь бог, как же много пыли! Когда кашель прекратился, Хенджин переступил через порог комнаты. Комнаты за библиотекой. Комнаты, о существовании которой Хенджин даже не подозревал. А существовала ли она? Было темно, воздух был затхлым, но сухим; Чанбин порылся в своем рюкзаке и нашел фонарик, которым осветил комнату. Хенджин заметил полосу света, исходящую от противоположной стены, он подошел к ней, нащупал пальцами что-то мягкое. Он отодвинул штору в сторону, случайно сорвав ее целиком с петель, и всю комнату озарило солнечным светом. Он выпустил ткань из рук, позволив ей обвалиться на пол. — Черт, — сказал на выдохе Чан и Хенджин обернулся. Комната была небольшой, совсем небольшой. На стенах было несколько книжных полок, стеллаж — они были явно старее тех, что размещались в библиотеке. В середине комнаты располагался стол, на нем лежали книги, какие-то записи и стояла печатная машинка, покрытая толстым слоем пыли. Паутина в углах, какие-то бутылки, подушечки и кресла. Комната была старой. Такой же старой, как и университет. В тот момент Хенджин вспомнил все слухи о комнатах, спрятанных в стенах, о том, что кто-то однажды сосчитал количество окон снаружи и изнутри и их число не сошлось. Почему эта комната была спрятана? Сколько еще таких мест таил в себе университет? А другие места, другие старые здания города? Но все эти вопросы испарились из его мыслей, пока его глаза блуждали по противоположной ему стене. Меловая доска и какие-то выцветшие записи на ней. Из-за пыли Хенджин не мог разобрать слов, но слова его и не волновали. Его волновали круги. Круги, пересекающие друг друга. Он видел их раньше. В дневниках. Он просто пролистывал страницы тогда, но видел точно такие же круги. Что они значили? Почему они были здесь, и почему они были там? Что за чертовщина? Они означали что-то? Значили они что-то большее, чем просто… круги? Или это просто были рисунки из реального мира. Но– но– так много вопросов! — На что ты смотришь? — пробормотал Чанбин, он копался в книгах на столе. — Думаю, я видел эти круги раньше… — выдохнул Хенджин. Чан аккуратно смахнул часть пыли с доски, но вместе с ней и немного мела. — Нет, не надо, — Хенджин поспешил остановить его. Чан вопросительно приподнял бровь. — Я хочу… показать это Сынмину. Я не знал, что здесь есть эта комната. А я думал, что знал все об университете… — Хорошо, — пожал плечами Чан и нажал на клавишу печатной машинки. Она не двинулась с места: наверняка вышла из строя от времени. Трое парней немного осматривались, Хенджин не смел прикасаться к книгам, они явно были старыми и потертыми и могли развалиться, и Хенджину казалось, что они содержали в себе что-то очень важное. Он не знал почему. Может, из-за кругов. А может, он просто был глуп– нет. Может, он просто искал связи и скрытый смысл там, где их не было. — Не думаю, что тут есть что-нибудь интересное, — сказал Чанбин спустя какое-то время, и Хенджин понимал, что они должны были идти дальше. — Хм, надо будет как-нибудь прийти взглянуть на это вместе с Сынмином. — Хочешь еще осмотреться здесь? — спросил Чан у Хенджина. — Не-а, это займет весь день, если мы пойдем обходить весь кампус. Тут все точно такое же, как и было, просто… заброшенное. — Вещи здесь имеют тенденцию быть такими, — улыбнулся Хенджину Чан, когда они вышли обратно в библиотеку. Хенджин хмыкнул в ответ и закрыл за собой дверь, просто чтобы держать… всех остальных подальше от этой комнаты. И чтобы не позволить влажному воздуху погубить книги и все остальное, ведь комната явно была закрыта долгое время. — Может, пойдем тогда в центр? Сынмин, вроде, говорил тебе найти какие-то саженцы для кустов спереди? — Ага. — Чудесно, тогда пройдемся по некоторым цветочным. И я бы хотел заглянуть в какие-нибудь музыкальные магазины: я, вроде как, хочу научиться играть на пианино, — сказал Чан, когда они спускались обратно в фойе университета. — Да? Сынмин умеет играть, он мог бы тебя научить, я думаю. По крайней мере, каким-то основам, просто попроси его. — Ты, кажется, много знаешь о Сынмине, — уголок губ Чана тронула легкая улыбка. — Д-да, то есть, мы же дружим. И ходили в школу вместе. И это небольшой город, — вполне правдоподобно. У Хенджина просто была очень хорошая память! — Хорошо, я поговорю с ним. Я уже умею играть на гитаре, или, во всяком случае, я так думаю, потому что я всему учился самостоятельно, но мне хотелось бы верить в то, что у меня есть музыкальный слух, и моя игра звучит очень даже сносно, так что… Они шли по территории университета, Хенджин сунул руки в карманы. Ему нравилось слушать Чана. Хенджин не знал, как это объяснить, это просто было приятно. — Ты умеешь играть? — спросил он его. — Только в баскетбол, — отшутился Хенджин. — Ну, не то чтобы. Я ходил в музыкальную школу на фортепиано будучи ребенком, но я ничего уже не вспомню. — Это круто. — Ага. Чанбин спросил, могли ли они по пути зайти в один хозяйственный магазин: он хотел новую кофемашину, заменить ту, что была у них на кухне, на капсульную. Чан сказал «да», Хенджин — тоже. Солнце все еще было высоко на небе, они никуда не спешили (особенно потому, что Хенджин знал, что Сынмин проспит до вечера, и ему не хотелось мешать ему, но и рассказать уже наконец об их находке в университете ему не терпелось). Несколько облаков размеренно плыли по небосклону; они спустились с холма и направились в сторону центра города. Ветер перебирал листья деревьев, сорвав несколько и пустив их по дороге. Было спокойно. Тут всегда было спокойно. Чан и Чанбин тихо о чем-то разговаривали; они поворачивали с одной улицы на другую, шагая по потрескавшемуся асфальту. Брошенные машины, разбитые окна: Хенджин уже научился постоянно смотреть себе под ноги, особенно в центре. Он думал о том, какие ему купить цветы. Нет, не купить, просто забрать. Пока кое-что не привлекло его внимание. Хенджин остановился как вкопанный перед автобусной остановкой, и ему потребовалось какое-то время, чтобы понять. Страх охватил его каждую клеточку его тела одновременно с чувством облегчением. Острая боль тоски, острее, чем когда-либо до этого, заскребла его сердце, он почувствовал, как слезы начали покалывать глаза. Он не мог оторвать взгляд от окна автобусной остановки, и казалось, будто ему сильным ударом выбили из легких весь воздух. — П-папа?