Under Other Stars

Утро следующего дня встретило мир ясной погодой, облака мерно плыли по небу, а птицы пели в вышине крон деревьев. Хенджин прильнул к какому-то источнику тепла рядом с ним; голова ощущалась немного тяжелой — он не был пока готов вставать на встречу новому дню. Он слышал глухое эхо разговора снизу, растворявшееся в звуках старого дома. Под одеялом было тепло, но рядом с ним было что-то еще более теплое. Хенджин распахнул глаза, ему потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к ослепительно яркому утреннему свету, просачивавшемуся сквозь небольшую щелку между шторами. А потом он понял, что совсем рядом с его лицом было что-то темно-коричневое, очень-очень близко. Это был Сынмин! Волосы Сынмина, если быть точнее! Со слышимым вздохом Хенджин отпрянул назад: он случайно перевалился на сторону Сынмина и спал рядом с ним, почти обнимая! Ужасно! Что, если он потревожил Сынмина?! Но парень лишь промычал что-то на сонном и повернулся немного, не проснувшись, а, наоборот, улегшись на нагретое Хенджином место, будто пытаясь найти внезапно куда-то подевавшееся тепло. Боже, обычно только Сынмин перекатывался со своей стороны кровати, почему внезапно так повел себя Хенджин! Или не внезапно. Может быть, он часто так делал. Сынмин просто был слишком вежливым, чтобы сказать ему что-то, или же сам не знал об этом, все-таки, обычно он спал очень крепко. Хенджин вздохнул и провел ладонью по лицу, массажируя болевшие виски. Головная боль была несильной. Просто… назойливой. Он чувствовал, как побаливали мышцы, как и всегда после времяпрепровождения за напитками. А потом вернулись воспоминания, ух, ну и ночь! Первое чувство, охватившее Хенджина, оказалось что-то сродни грусти, за которой последовала решительность. Сынмин. Он не… верил в то, что он был создан, чтобы быть любимым, и Хенджин хотел показать ему, что его убеждения ошибочны. Хенджин не мог найти себе места: почему… каким образом в Сынмина еще никто не влюблялся? Кроме него, конечно. Или, может быть, они просто были слишком стеснительными, чтобы рассказать об этом. Должно быть, так и было. Сынмин мог быть каким угодно, но не нелюбимым. Он был таким… всем. Хенджин даже не мог подобрать нужных слов. Сынмин был всем. Должны были быть люди, восхищавшиеся им издалека, Сынмин просто не знал об этом и поверил в то, что его нельзя полюбить. И Хенджин был одним из тех людей. Восхищался им издалека. Но это изменится, изменится, как только Хенджин найдет где-то в недрах себя достаточно смелости для этого. Но на этом ночь не закончилась, так ведь? Нет-нет. Минхо признался в своих чувствах Чану. И Чан просто смотрел на него минимум секунд двадцать с раскрытым ртом, так долго, что Минхо заволновался и почти извинился, а Чан лишь пробормотал едва слышное и трогательное «ч-что?». Минхо рассмеялся тогда, поднялся с дивана, взяв его за руку, и увел в дом с «нам с Чаном нужно кое-что обсудить» для остальных. В ту секунду, когда дверь закрылась за ними, все сидевшие на веранде разразились громким смехом, и, может быть, Хенджин смеялся до боли в животе, может быть, это был алкоголь, может быть, — смех, создающий еще больше смеха, может быть, этого просто никто не ожидал в тот конкретный момент. Они все так привыкли к тому, как Минхо и Чан бережно обходились друг с другом, так совсем-не-аккуратно-о-чем-вы-вообще, что никто не предполагал такой поворот событий прошедшей ночью. Что ж, наконец-таки. Хенджин надеялся, что эти двое обсудили все. И обцеловали. Со вздохом Хенджин встал с кровати, но не прежде, чем взглянул на спокойно спавшего Сынмина возле себя. Он переоделся, умылся, узнал в доносившихся с первого этажа голосах Феликса, Джисона и Чонина. Сынмин все еще спал, и Хенджин не посмел будить его, потому что не был уверен, ударит ли по парню похмелье. Не то чтобы кто-то из них пил так уж много (не считая Джисона), просто чтобы помочь разговорам стать чуть глубже, чем обычно, но все же… Хенджин спускался вниз по лестнице, ступеньки поскрипывали под его шагами, что стало уже таким привычным. Его встретил тот же коридор, что и обычно, пробиравшегося сквозь окна света было недостаточно, чтобы как следует осветить его. Как и обычно. Хенджин осознал, что теперь вокруг него было так много обычного и привычного: обычно он поднимался одним из первых, обычно после завтрака он проводил время с Сынмином или Чанбином, обычно то и обычно это — рутина. Хенджин создал себе рутину, даже не осознавая этого. Он адаптировался, да? Он привыкал к этому. Ко всему. Было ли это хорошо? Он не знал. С одной стороны, да. С другой — нет. Он не хотел адаптироваться, не хотел свыкаться — он хотел домой. Он всегда хотел вернуться домой. Это не было… домом. — Доброе утро, солнце! — улыбнулся Хенджину Феликс из-за стола с завтраком; Джисон, сидевший рядом с ним, выглядел так, будто прошел сквозь все круги ада, с гнездом на голове и ничем, кроме стакана апельсинового сока перед собой. Эликсир от похмелья, Хенджин знал. — Доброе, — пробормотал Хенджин, выдвинув себе стул рядом с Чонином и усевшись. Это было совсем не как обычно, это утро в целом было наполнено множеством всего, что не подходило под определение «как обычно», полная противоположность рутине. Обычно Чонин не был в числе проснувшихся первыми. Джисон и Феликс были иногда, но чаще всего первыми вставали Хенджин, Минхо и Феликс. Хенджин понял, что Феликс не дал Джисону иного выбора, кроме как подняться с кровати вместе с собой. — Уже поздно? — Хенджин посмотрел на озаренный солнцем двор. Утренней росы было уже не видно. — Достаточно. Позже, чем обычно, — ответил Феликс, собиравший себе сэндвич. Хенджин решил последовать его примеру. — Оу. — Сынмин все еще спит? — спросил в свою очередь Чонин. — Ага. — Вот интересно, когда там те двое проснутся, — пробормотал парень в свой стакан с соком, и, как по команде, сверху раздался тихий звук звона колокольчика и двух пар ног, спускавшихся по лестнице, одни шаги чуть более аккуратные, чем другие. Хенджин взглянул на трех других людей, сидевших с ним за столом, и почувствовал, как всех их охватило предвкушение. Вскоре в дверном проеме показался Минхо, Чан шел прямо за ним, смотря куда угодно, но не на них четверых. — Доброе утро, — Чонин не мог сдержать смех в своем голосе. Эпплсоус протяжно замяукала как только увидела Минхо, и ему пришлось поспешить на кухню, чтобы покормить ее. — Утра, — пробормотал Чан, — кто-нибудь заваривал чай? Они все отрицательно качнули головой, у Хенджина не было желания попить чай, он хотел лишь стакан апельсинового сока и таблетку обезболивающего, чтобы избавиться наконец от этой раздражающей мигрени. Чан вздохнул и свернул за угол на кухню вслед за своим… парнем? Они переглянулись, Джисон тоже казался полностью очнувшимся от своего похмельного забытия. Было тихо, никто не сказал ни слова, пока Минхо не вышел из кухни с небольшой ухмылкой, тронувшей уголки губ, и сел за стол. — Доброе утро! Уже все встали? — Нет, здесь Джисон, Феликс, Хенджин и Чонин, — прохрипел Джисон, это были его первые слова за все утро. — А, значит Сынмин и Чанбин все еще спят. — Хенджин, хочешь чай? — крикнул Чан с кухни. — Нет, спасибо, — крикнул Хенджин в ответ, и вскоре Чан вывернул из-за поворота с кружкой чая в руке, над которой зависло облако пара, и сел рядом с Минхо. Даже если напротив тоже было свободное место. — Значит, как я вижу, вы двое со всем разобрались, — ухмыльнулся Чонин. Конечно, вот оно — братство. Хенджин мог видеть небольшие красные пятна, пропадавшие под краем горловины футболки Чана. У Минхо были точно такие же. Чан покраснел с головы до пят, Минхо же выглядел невероятно гордым собой. — Разобрались, — Минхо подтвердил предположение Чонина. — А я думал мы с Феликсом медленные, — фыркнул Джисон и получил от Чана смертоносный взгляд. — Мы медлили, потому что я понятия не имел, как сказать тебе, что я люблю тебя, на твоем языке, да и ты сам был немного идиотом, чтобы понять это, если я правильно припоминаю, — Феликс взглянул на своего дорогого, сидящего рядом с ним. — Чувствую себя так одиноко, — шуточно прошептал Чонин, и Хенджин не мог не кивнуть головой в согласии. Минхо позволил Чану собрать ему завтрак, потому что парень так искренне (но тихо и все еще стесняясь) настоял на этом. За столом воцарилась тишина, никто в самом деле не знал, как теперь себя вести, потому что фактически, наконец-то, в доме появилась новая пара. Что не было удивлением ни для кого, но это все еще было необычно и ново. К счастью, еще одна пара шагов спустилась вниз по лестнице, и сонный Сынмин вошел в гостиную, выглядя как угодно, но не удивленным или смущенным увиденным за столом. — Доброе утро. У нас есть какие-то планы на сегодня или мы начнем разбирать книги?

* * *

Неловкость не держалась долго. Вскоре все они поняли, что Минхо и Чан вели себя так же, как и всегда: Чан все так же каждый раз спрашивал разрешение прежде, чем коснуться Минхо, или когда хотел проводить его во двор, он все еще бормотал «это Чан» каждый раз, когда садился близко к нему, как и раньше. Ничего не изменилось. Или, что ж, Чан был теперь не так осторожен, он не ходил больше на цыпочках вокруг Минхо, он был… собой и влюбленным. И Хенджин догадался, что они пытались немного сдерживать это только потому, что они знали: Чанбин и Чонин придут по их душу, если они начнут сюсюкаться в присутствии остальных. День шел своим чередом, все занимались своими делами; Хенджин заметил, что Чанбин не переставал поглядывать на него и Сынмина почти периодически, и в очередной такой раз Хенджин поймал его взгляд и чуть качнул головой. Он знал, о чем думал парень. Он не собирался признаваться, он был готов ко всему, но не к этому. К тому же, он даже не… нравился Сынмину. Наверное. Скорее всего. Когда утро сменилось днем с обедом, приготовленным Хенджином и Чанбином (да, с едкими комментариями и да, Хенджин почти запустил в своего друга супницей), они все оказались за столом в гостиной, с четырьмя книгами на нем. Никто не решался прикоснуться к ним, Чан явно был совсем не в восторге от всей этой ситуации, отдав предпочтение игре с пальцами Минхо, он даже не смотрел на книги. Сынмин потянулся к первой. — Я возьму эту, Хенджин, Чанбин и Чонин, берите вторую и попытайтесь найти… я не знаю что. Остальные, постарайтесь тоже найти фрагменты текста, понятные без словарей, какие-нибудь рисунки, которые могут помочь и… еще что-нибудь. Хенджин потянулся за указанной книгой, ей оказалась Конституция. Он чувствовал, как его руки стали немного липкими из-за всей той пыли, покрывавшей книгу. Чанбин придвинул свой стул ближе к Хенджину, то же сделал и Чонин, и, сидя вот так, плечом к плечу… они искали что-то. Обложка книги на ощупь казалась кожаной, и Хенджин понял, что эта кожа скорее всего была настоящей, потому что книга была… нетронутой, но очевидно старой. Очень старой. Хенджин хотел бы знать, настолько старой, но у него было ощущение, что верного ответа он не узнает никогда. На первой странице обнаружились круги и увенчанное завитками, выведенное острым курсивом «Конституция». Хенджин и Чанбин переглянулись, затем Хенджин поднял глаза на Сынмина, который принялся за ту, немного пострадавшую от огня, книгу. Он листал словарь, затем снова возвращался к книге, делал заметки в своем дневнике, явно уже погрузившись в свой мир. Чан, хоть и с небольшой неохотой, взял книгу под названием Круг, листая страницы и рассказывая Минхо об увиденном. Феликс и Джисон перебирали страницы Конструкции. Что бы это «конструкция» ни значило. Хенджин перелистнул страницу — оглавление. Чернила сильно выцвели со временем, он едва ли мог отличить слова, но с числами подобной проблемы не возникло. В книге было минимум двадцать глав, она была самой объемной из всех. Сынмин взял самую тонкую. Меж его бровей залегла складка, он усердно старался разобрать написанное в книге. И Чанбин аккуратно подтолкнул Хенджина в плечо: он явно засмотрелся. — Круг — это что-то вроде организации. Был, — произнес Чан. — Тут есть картинки, даже рисунки скорее, где они стоят у стола, образуя круг. А на столе выгравированы те круги, которые мы видели. Какая-то организация… стояла за этим всем? Интересно. И ужасающе, Хенджин вдруг вспомнил каждый когда-либо просмотренный им фильм о сектах и организациях, стоящих за общественными системами. — Они кажутся… древними, — продолжил Чан, явно немного заинтересованно. Может быть, все-таки ему было любопытно. Хенджин перелистнул еще одну страницу. Абзац за абзацем, ничего кроме текста. Хенджин вздохнул, Чонин попросил листать дальше: все трое не питали желанием продираться сквозь текст со словарем, как это делал Сынмин. Еще больше страниц от и до заполненных текстом, где-то выцветшим, где-то с кляксами чернил, некоторые абзацы выглядели так, будто их писали в спешке. — Это книга законов, — вдруг выдохнул Чанбин. — А? — Смотри. Каждый новый параграф начинается с этой странной штуки. Конституция. Конституционное законодательство. Постановление, — Чанбин указал на какие-то предложения, прежде чем повернуть книгу немного ближе к себе и начать перелистывать страницы, указывая на начало каждого параграфа. Некоторые из них были длиннее, какие-то — короче, одни состояли из лишь нескольких слов, другие занимали почти три страницы. — Мы слишком тупые для этого, — пробурчал Чонин, Хенджин не смог сдержать смешок. Чонин был прав, если перед ними и правда был юридический текст, тогда… им не обойтись без Сынмина. — Феликс, Джисон, вы нашли что-нибудь? — Много рисунков. Карты. Они выглядят достаточно похоже на карты мира, но немного другие. Типа… материки расположены немного… по-другому. — Ты хочешь сказать, что… что? Ебучий случай, насколько эти книги старые? — вскрикнул Чанбин. — Не знаю… Или, может быть, это не реальные карты мира, не из нашей истории. Здесь много карт, они почти одинаковые, но в разных местах есть какие-то небольшие отличия, — Феликс отправил книгу через стол Чанбину, и Феликс был прав, по большей части карты не отличались, почти не отличались. Они не были как-то озаглавлены, на них почти не было каких-то обозначений. Там были карты конкретных мест, другие охватывали весь мир. На некоторых картах были нанесены какие-то геометрические рисунки. Чанбин отправил книгу скользить обратно к Феликсу и Джисону и вернулся к их книге законов. — Это так странно… — в конце концов пробормотал Сынмин. — Что такое? — спросил Хенджин. — Такое ощущение, будто… эта книга сожжена во всех нужных местах. Тут нет никакой полезной информации. Страниц просто нет. На некоторых разлиты чернила. — О чем она? — у книги, которая была у Сынмина, была сожжена и обложка. Сынмин сглотнул, глядя на Хенджина.: — Она… что-то о вратах. Я пока прочел не так много. Но здесь… эм… здесь сказано, что двери могут быть чрезвычайно опасными при принудительном появлении, и что это нельзя делать ни при каких обстоятельствах. Хенджин чувствовал, как кровь бушевала в его жилах, сердцебиение участилось. Он заметил, как Чан взглянул на него и потом перевел взгляд на Сынмина. — Звучит не очень хорошо… — пробормотал Джисон, остальные кивнули в ответ, все, кроме Хенджина. Это… Нет. Хенджин не хотел принимать это. — Я почитаю еще, может найду что-нибудь. Там, причину этой опасности, например. Я не могу… не знаю. Двери появляются и исчезают постоянно, так или иначе, что такого опасного может произойти из-за еще одной? Хенджин видел: Сынмин сказал это, чтобы успокоить рассудок Хенджина. Он почувствовал это от того, как парень удерживал его взгляд, так нежно и бережно. Хенджин просто кивнул в ответ: в его рту слишком пересохло, чтобы по-настоящему ответить ему. Он вернулся к лежавшей перед ним книге, если вдаться в подробности — очередным полотнам беспрерывного текста, вызывавших у Хенджина головокружение. — Мировой порядок, — пробормотал позже Чонин. — М? — Здесь… Это постоянно мелькает в законах. Это словосочетание. Кажется, будто это… ну, не изменялось последние столетия или что-то типа того, — Чонин тыкнул пальцем, и теперь Хенджин тоже увидел. Почти в каждом параграфе встречались эти слова «мировой порядок», выведенные чернилами, кое-где немного поблекшими. — То есть, это свод законов для вообще всего мира? Фух, — Чанбин уставился на страницы. — Выглядит как та еще задачка для… людей, вроде нас. — Может, эти книги и не предназначены для людей, вроде нас, — пробормотал Сынмин. — Это просто… такое чувство, будто это писалось так, чтобы понять было настолько трудно, насколько только возможно, если ты не… часть Круга. — Имеет смысл. Держать всех остальных подальше, — сказал Чан. Хенджин не хотел быть остальным, ему нужно было быть в Круге, чтобы разобраться во всем. Снова наступила тишина, прерываемая лишь шелестом страниц; Эпплсоус решила, что хотела поспать на коленках у Минхо, а не на диване. Спустя какое-то время Чан вздохнул. — А мы знаем, что произойдет, если у нас как-то все-таки получится пройти сквозь врата? Мы вернемся в наше… собственное время? Мы просто… потеряем друг друга? — Сомневаюсь, — ответил ему Сынмин. — Так как мы умерли, попав сюда, или что-то в этом роде, а время в реальном мире продолжает идти своим чередом. Может быть, мы просто… попадем в то настоящее, что будет в реальном мире, и продолжим существовать в нем. — Подожди, что? — перебил его Чанбин, другие тоже выглядели слегка встревожено. — В смысле, мы умерли, попав сюда? — …Вы не знали? — Сынмин явно не был готов к такому и выглядел слегка удивленно. — Нет? Сынмин кивнул в сторону Хенджина, он почувствовал, как все взгляды обратились на него. — А-а… Да. Ты умираешь, когда проходишь в дверь, — пробормотал Хенджин. Время в тот момент, казалось, остановилось. — Что ты имеешь в виду? — спросил Чанбин. Выражение его лица было нечитаемым. — Я… — Хенджин сглотнул. Ох, воспоминания. — К-когда Сынмин… прошел сквозь дверь, его обнаружили мертвым на том месте, где он прошел. Он просто… свалился замертво на автобусной остановке. Причин смерти не обнаружили, будто его сердце просто остановилось, — Хенджин осмотрел окружавших его людей, Феликс выглядел немного озадачено, как и Чонин: — Оу. Значит в реальном мире мы все мертвы? — Это не… ну, по сути, да, но это не все, — продолжил Хенджин, смотря на Сынмина и не сводя с него глаз. — После… похорон Сынмина я, эм… Ну, я заметил, что… люди начали забывать Сынмина. Типа, его… лучший друг больше не помнил его, но я помнил. Почему-то я все еще его помнил. Думаю, это потому, что я видел Сынмина в отражениях, в дверях, поэтому и продолжал… помнить его. — Что значит «забыли»? — спросил Чан. — Люди просто не помнили его больше. Его родители переехали, поэтому у них я не спрашивал. А потом, — Хенджин снова сглотнул, Сынмин выглядел немного грустным, но все еще так… будто принял это все. — Потом я пошел на кладбище, и… его могилы не было там. Она просто пропала, как и все статьи в газетах и… фотографии, — что-то щелкнуло у него в мозгу. — П-подождите, подождите, у меня есть альбом, я сейчас покажу, подождите! Хенджин вскочил, почти уронив свой стул в процессе, и оставил их семерых и ничего не понимавших за столом. Хенджин даже и не вспомнил ни разу о том, что у него с собой был фотоальбом, потому что единственная необходимая ему фотография стояла у него на прикроватной тумбе. Он взбежал вверх по лестнице, в его с Сынмином спальню, открыл свой шкаф и начал копаться в вещах. Фотоальбом он нашел быстро, потому что не так уж много вещей у него было, и поторопился вниз. Он почти хлопнул альбомом по столу рядом с Сынмином и принялся листать страницы. Первый класс, второй, выпускной кузины, он пролистывал разворот за разворотом, средняя школа, старшая школа, второй год старшей школы. — Вот, здесь, пустое место рядом со мной—! Но пустого места там не было. Там был Сынмин, смотревший в камеру с аккуратной улыбкой. Он был там, будто никогда и не пропадал с этой фотографии. Хенджин почувствовал, как застыла кровь в его венах. Сынмин выглядел немного удивленным. — Я- я- я- Сынмин, клянусь, тебя здесь не было, тебя не было на этой фотографии, там было пустое пространство, и на том селфи с вечеринки с выпускного я был один и тебянебылотамяклянусь— — Хенджин, я верю тебе, — сказал Сынмин и взял его за руку. Хенджин заметил, что его начало потрясти, чувствовал, как начала кружиться голова. — Я клянусь, ты пропал со всех фотографий, даже с той, в университете— — шептал Хенджин. Сынмин усадил его на стул рядом с собой. — Я верю тебе. Это не самая безумная вещь, которую мне пришлось услышать, после попадания сюда, — уголки губ Сынмина приподнялись в мягкой улыбке. Чанбин взял фотоальбом, перелистнул несколько страниц и рассмеялся с малыша Хенджина, сидевшего в своей ванночке с лицом, полностью вымазанном шоколадным мороженым. — Как ты заметил, что Сынмин пропал с фотографий? — спросил Чан, в его голосе тоже звучала эта мягкая интонация. Мягкая, но любопытная. — Я, — Хенджин сглотнул, Сынмин все еще держал его за руку, будто приземляя. — В университете… была общая фотография. Там была наша баскетбольная команда и студенческий совет, и все остальные команды тоже. Я заметил, что Сынмин пропал с этой фотографии. В тот момент я и понял, что что-то было не так, кажется… а потом я увидел его в отражении и… начал расследовать. А потом я понял, что что-то определенно было не так, и потом никто вдруг больше не помнил его, и абсолютно все следы, свидетельствующие о его существовании, просто пропали, и это было так, будто я был единственным, кто все еще помнил его. Я думал, что схожу с ума. А потом оказался здесь, тоже. Пара мгновений тишины. Все усваивали только что полученную от Хенджина информацию. Никто из них и не задумывался о том, что случилось со всеми воспоминаниями, оставшимися в реальном мире после их падения, но теперь они знали. В реальном мире от них ничего не осталось. — Значит, мы все мертвы? — пробормотал Джисон. — Но мы и здесь можем погибнуть. Это не имеет смысла. — Никого из нас просто… больше не существует в реальном мире? — Чанбин откинулся на спинку своего стула. — Не уверен, ужасает ли это или успокаивает. — Тоже думал об этом, — закивал Сынмин. — Почему ты раньше не рассказал нам? — спросил Минхо. — Я… мы думали, вы знаете, — ответил как есть Хенджин. Минхо просто кивнул. — Что ж, это значит, что никто нас не ищет. Не скучает. Значит, никому не больно, — пробормотал Феликс, немного потерянный в своих мыслях. То же сказал и Сынмин тогда. Нежные, добрые души, всегда думающие в первую очередь о других, а не о себе. Хенджин заметил, как Джисон взял руку Феликса и сжал ее. — Они скорее всего нашли наши тела на поле боя. Подумали, наверное, что мы умерли под перекрестным огнем, — до его слуха донеслось бормотание парня своему возлюбленному. — Но почему? Почему… почему Сынмин пропал со всех фото в реальном мире, но сейчас он снова там? — заговорил Чонин в свою очередь. Он забрал себе альбом и рассматривал классные фотографии, на которых были Хенджин и Сынмин. Сынмин пожал плечами, Хенджин не имел ни малейшего представления, он чувствовал себя немного перегруженным всем этим. — Потому что он больше не существовал в той реальности, — сказал Минхо. Все за столом замолчали. — Он существует в этой, поэтому теперь он есть на фотографиях. — Но почему тогда на них есть другие люди? — По той же причине, почему машины остаются на тех же местах, дома стоят нетронутыми, а магазины заполняются сами по себе. Частицы реального мира. Наш мир зеркалит его, но не полностью. Поэтому остальные все еще есть на фото. И снова тишина. Никто не понимал, что сказать. Они были частицами, воспоминаниями реального мира, все они. Они ушли, умерли в том мире, будто никто из них никогда и не существовал в нем, ведь никто больше не помнил их. Они были одиноки. По-настоящему одиноки. Только они ввосьмером, в их маленьком коттедже, живые только потому, что ни природа, ни тени не добрались до них. Пока. Они были мертвы. И живы в то же время. И одиноки. Так одиноки, что от этого одиночества больно скручивало внутренности. Чонин поднялся, и ножки его стула проскрипели по полу. — Ладно, время для чая, я думаю.

* * *

— Привет. — Привет, — пробормотал Хенджин, когда Сынмин сел на кровать, он уже переоделся в свою пижаму и держал дневник, до которого раньше руки не доходили. Хенджин урвал себе из игровой одну портативную игровую приставку на ночь, потому что с наступлением ночи он не мог справиться с тишиной и собственными мыслями. После чаепития они решили, что на сегодня книг им было достаточно (Хенджину не было, а может и было, он чувствовал себя немного переполненным от всех тех эмоций и информации, а потом еще фотография эта) и решили посмотреть фильм. Джисон испарился в их с Феликсом спальне, чтобы поспать перед предстоящим ночным дежурством, и после фильма и ужина они сели играть в настольные игры, и Хенджин тоже присоединился к ним. Он должен был. Ему нужно было отвлечься на что-то. Он чувствовал, что терял время. Чувствовал, будто реальный мир медленно ускользал от него, будто эта связь между ними увядала день за днем. Хенджин скоро выберется. Произошедшее ранее напомнило ему о том, как он чувствовал себя после, ну, смерти Сынмина. Просто месяцы грусти, а потом ничего. Никто не помнил его, и внезапно Хенджин оказался в этом один. Что, если с ним произошло то же самое? Что, если прямо сейчас его отец был одним единственным человеком, который помнил о нем, потому что он увидел его в отражении? Сколько времени прошло в реальном мире? Люди начали забывать Сынмина спустя примерно пару месяцев, сколько времени уже прошло? Забыли ли уже и Хенджина? Его уже точно похоронили, но была ли его могила на месте? Было ли его имя все еще выгравировано на гранитном могильном камне под тенью елей? Хенджин не знал. Все, что ему было известно: он терял время и должен вернуться. — О чем думаешь? — тихо спросил Сынмин. — А? Ни о чем, — Хенджин вышел из своих мыслей и взглянул на парня рядом. Его очки соскользнули с его носа. Снова. Они, скорее всего, были ему великоваты. — Ты пялишься на стену, не играешь и трясешь ногой — ты думаешь о чем-то, — черт, он что, был настолько очевидным? Хенджин вздохнул, отложил приставку и развернулся к Сынмину. — Я просто… такое чувство, будто я теряю время или что-то в этом роде. Будто, если я в скором времени не найду путь назад, то моя жизнь… ускользнет от меня безвозвратно. Сынмин смотрел на него немного грустно, но понимающе. — И я не знаю, я просто… это все, о чем я могу думать. Возвращение. И я так… расстроен все время и злюсь на эти книги, и боюсь, что снова сорвусь, как тогда с Чаном и… — Хенджин, все хорошо, — Сынмин отложил книгу, больше фокусируясь на своем соседе по комнате. — Это нормально — чувствовать себя так. Ты хочешь что-то сиюминутно, и ты в новом месте, почти без ответов, это нормально — чувствовать себя подавлено. И злиться. Я уверен, что остальные понимают это, Чан в особенности. Хенджин вздохнул и кивнул. — Мы сможем вернуться когда-нибудь? — пробормотал он. Ему нужно было хоть какое-нибудь подтверждение. Ему нужно было утешение. Сынмин посмотрел от него с небольшой улыбкой на лице. — Мы постараемся, — не «сможем». Потому что Сынмин не мог обещать этого Хенджину, и это разозлило его, не Сынмин, а весь этот мир. Оно скручивало его внутренности, составляло ему компанию в самый темный час, но Хенджин просто отгораживался от этого. Они постараются. Они постараются найти путь назад, потому что это все, что они могли сделать. У них не было четких ответов, никаких подтверждений или комфорта. Никакого комфорта, кроме руки Сынмина, потому что он вновь взял руку Хенджина в свою и сжал ее. — Мы постараемся. Завтра мы снова погрузимся в книги как следует. Нам все равно особо нечего делать. Хенджин сглотнул и кивнул. — Хорошо, — пробормотал он тихо. Сынмин не отпускал руку Хенджина, пока что нет. Хенджин, в свою очередь, не мог оторвать взгляд от сидевшего перед ним парня. Он так… успокаивал. Он был таким драгоценным. Золотой свет от лампы, стоявшей на прикроватной тумбе Сынмина, освещая комнату будто образовывал вокруг его головы ореол. И Хенджин не удивился бы, если над его головой и правда был нимб: Сынмин был таким ангелом, олицетворением всего самого хорошего в мире. Он был таким полным любви. Таким… всем. И Хенджин хотел сказать ему об этом. Но ему не хватало смелости, поэтому он отпустил его руку и вернулся за своей приставкой, просто чтобы отключить ее. Его сердце билось немного слишком быстро, и он надеялся, что Сынмин не мог расслышать этого. Или мог? Если так, то, может быть, это утешило бы какие-то смятения парня о том, что он был нелюбимым, как он считал. — Нам лучше пойти спать, — пробормотал Сынмин, откладывая книгу на тумбочку. Хенджин кивнул, прежде чем парень выключил свет, и темнота окутала комнату. Оба они слышали отдаленное эхо разговора снизу: Феликс решил выйти к Джисону на веранду. — Спокойной ночи, Хенджин, — пробормотал Сынмин в темноту. — Спокойной ночи, Сынмин. Хороших снов.