Его любовь - мои цветы

      Утро после клуба всегда давалось ему с трудом. В голове слишком много шума, из-за чего даже думать было неприятно. Тело ломило и, как прекрасное завершение, — кашель, который со вчерашнего дня стал только сильнее. Но сильнее этого давило осознание того, что вчера он поцеловал Арсения, тем самым, наверняка, испортив дружбу с ним. Конечно, этого было недостаточно, но понимать, что теперь даже простое общение будет прекращено, неприятно.       Перед ним стояла большая чашка с недопитым травяным чаем без сахара, который уже давно остыл, а в руках была незажжённая сигарета. Он пытается прийти в себя, хочет зажмуриться и, открыв глаза, увидеть, что всё как раньше.       Что он до жути привязан к Арсению, а тот считает его одним из лучших своих друзей. Что им хорошо рядом друг с другом, что нет дурацкого признания и поцелуя. И он даже пробует закрыть глаза, но понимает, что так просто это не исчезнет.       Поэтому он легко поджигает сигарету, в один глоток допивает чай и моет кружку, а затем идёт на балкон. Ему нравилась квартира, в которой он жил: бабушкина подруга переехала в Испанию, встретив мужчину, в которого влюбилась, а за квартирой смотреть некому. Детей у неё не было, а Антону как раз нужно жильё.       Он не любил быть один, поэтому пригласил пожить к себе Диму с его отцом: кроватей хватало, а Позовы копили на квартиру: свою в Воронеже они продали, поэтому был шанс насобирать на две однокомнатные квартиры в Питере. Да и матери Антона так спокойнее: сын под присмотром, со знакомыми людьми, сыт и доволен.       Но полгода назад они съехали, наконец найдя варианты, которые им подходили. Это две квартиры, одна из которых даже была двухкомнатной. Правда выглядела она ужасно, зато денег хватало даже на начальный ремонт однушки. Так что Дима с отцом жили в одной из них, делая ремонт в той, что побольше.       Поэтому Антон хоть и привык, но всё же иногда чувствовал себя одиноко в такой квартире. Это была трёшка хоть и не в центре города, но близко к его университету, здесь уютный ремонт — что-то среднее между современным и двухтысячным. Ну и приятно было, что не нужно тратить деньги на съём жилья, что увеличивало его бюджет на расходы.       А ещё в квартире стоял прекрасный цветочный аромат, потому что в каждой комнате были живые растения. Он это любил, покупал для них новые горшки, пересаживая их, удобряя поливая. Да и вообще аромат ему нравился: цветами пах его кондиционер для белья, туалетная вода, да даже чай он пил чаще всего именно травяной.       Но главный плюс квартиры обнаружился не так давно: Арсений жил в пятнадцати минутах ходьбы от него, из-за чего они часто зависали у кого-то дома.       Мысли об Арсении не выходили из головы, было обидно так просто потерять дружбу. Он решил написать ему, поговорить о том, что произошло. Тем более он всегда может списать всё на то, что перепил — с кем не бывает.       Он кинул в рот пластинку от кашля и, найдя телефон, открыл диалог. Проблема в том, что он не знал, как начать. Решение было простое — плыть по течению, потому что хуже уже явно не будет.

Антон Шастун Привет, ну как ты? Я чёт вообще никакой. 11:37

      Арс был не в сети, поэтому он хотел поискать какой-нибудь глупый анекдот, чтобы добавить в диалог. Это традиция — каждый день они искали максимально несмешные анекдоты, рассказывая их друг другу. И почему-то в их переписке они становились настолько смешными, что иногда приходилось отодвигаться от экрана, просто чтобы отдышаться.       Но Арсений ответил буквально через секунду. Арсений Попов Да я такой же, похмелье никогда не радовало. Ты прости, я вчера уехал — отец позвонил. Ты его знаешь, как всегда дома скандал. А ещё увидел меня пьяного, думал вообще убьёт. 11:37 Арсений Попов Ты хоть нормально добрался домой? 11:38       О сложной семейной ситуации в доме Попова он знал прекрасно — его отец был всегда недоволен сыном: начиная от профессии, заканчивая поведением. Он просто хотел робота, который будет исполнять приказы, а вот живой человек так не может, поэтому часто в их семье были скандалы и ругань.       И хоть волнение за Арса было сильным, радость от ответа (который даже не был негативным) затмевала всё.

Антон Шастун Да я сам вчера не помню, как уехал — перепил всё-таки. Если хочешь, приходи, пересидишь у меня, как раз и поговорим нормально. 11:39

Арсений Попов Спасибо тебе, а то отец скоро по третьему кругу пойдёт, а я это не выдержу, голова и так уже раскалывается. 11:41 Арсений Попов Я захвачу пиво? А то твои лечебные травяные настои пить можно только тебе, друид ты мой несчастный. 11:41

Антон Шастун Только если нулёвку — самое то похмелиться. 11:41

Арсений Попов Отлично, скоро буду. Как раз нужно обсудить вчерашнее. 11:42       Антон, только закончивший возносить благодарности всем святым за то, что Попов не делает акцент на прошлом вечере, сразу поник. Захотелось скорее отменить встречу, но бросать дорогого человека на произвол судьбы — последнее дело. Тем более успокаивало то, что Арс всё же согласился прийти, а это значило, что надежда, пусть и совсем слабая, всё же была. Поэтому, написав, что ждёт Арсения с нетерпением, Антон быстро потопал в душ — в запасе явно было минут пятнадцать, а то и все двадцать, а горячая вода помогает при простуде, да и расслабиться и настроиться на сложный разговор лишним не будет.       Так и получилось: Антон успел сходить в душ, выпить противный лимонный порошок от кашля и залипнуть в телефоне, а только после этого пришёл Арсений.       — Встречайте беженца, о милостивый сударь, — прокричал несчастный, только переступив порог квартиры, — я к Вам, достопочтенный, с дарами, чтобы не гневить душу.       На всё это представление Антон только усмехнулся, забрав пакет из рук Арсения. Его настроение, вопреки ожиданиям, было хорошим, что странно, ведь после ссоры с отцом всё было стабильно иначе. Обычно Арс приходил к Антону мрачным и неразговорчивым, подолгу молчал и не обращал внимание на окружающую его атмосферу. Иногда Шастуну казалось, что тот в это время находится в каком-то своём, очень уж далёком мире.       Вывести из такого состояния парня было невозможно: тот вяло отвечал на вопросы, почти не вступал в диалог и мало проявлял активность. Обычно просто требовалось время, а уже затем привычный Арсений возвращался в строй: шутил, перекидывался с Антоном фразами и переставал напоминать каменную статую.       Поэтому смена привычного за это время сценария с одной стороны добавляла немало очков к антоновой тревожности из-за предстоящего разговора, но, с другой, даже помогала. Ведь хороший настрой — почти половина успеха, верно?       Арсений, бросив куртку в шкаф, быстро прошёл на кухню, готовя стаканы под пиво и даже тарелки под закуски, — как будто дома был, ей-богу, а не в гостях.       Когда всё было готово, то Антон задумался: как начать разговор, да и ещё закончить его хотя бы хорошими друзьями? По всему выходило, что лучше валить свои грехи на алкоголь — так и дураком не будешь, и друга не потеряешь. Это же и давало хорошее подспорье для будущего признания — всё же под алкоголем пробуждается истина и тому подобное.       Но планы Антона вообще редко осуществлялись, а последнее время так и вовсе проваливались раз за разом.       — Ты прости меня за вчерашнее, — как-то резко вздохнул Арсений, словно также подбирал слова заранее, — я не знаю, какой чёрт меня дернул, что я к тебе полез.       Антон хотел возмутиться, но ему и слова не дали вставить.       — Вероятно, всё разом навалилось: медсестричка не согласилась на ужин, алкоголь в голову ударил, — начал перечислять парень, — да и с тобой я себя очень хорошо чувствую, комфортно так. Ну и красивый ты, зараза, чего тут скрывать. Но ты так быстро убежал, а потом и я ушёл, что не успел как-то всё объяснить. Ты не подумай, что я к тебе яйца подкатываю, ты мой друг, наверное, даже лучший. Поэтому ты прости меня, дурака.       Легче стало сразу — версия Арсения хоть и была неправильной, но сработала бы даже лучше его нелепых отмазок. А совесть, говорящую, что обманывать возлюбленных нехорошо, Антон без труда послал куда подальше.       То была ложь во всеобщее, чтоб его, благо.       — Хорошо, что мы поговорили, потому что мы друг друга всё же недопоняли, — Антон всё же решил подправить события прошлого вечера: врать — так по полной, а не по мелочам, — я не из-за поцелуя убежал, голова закружилась, коктейли в том баре, ты уж прости, гадость редкостная. Я потом даже, уж извини за подробности, пару лепестков выплюнул, совсем не смотрят, что добавляют.       А это было правда: даже сегодня утром он выплюнул пару синих лепестков, что было довольно неприятно, но всё же не смертельно.       — Да и если честно, то я и сам вчера был не против, — продолжил Антон, — и целуешься ты вполне прилично.       Арсений на это только задорно усмехнулся, а Шастун решил закончить:       — Так что всё хорошо, ты зря себя накрутил, мне даже понравилось, — последние слова он сказал немного тише, явно смутившись. Арсению легко, для него любые отношения были игрой, а для неопытного Антона многое впервой, отчего тот не знал, как правильнее себя вести.       — Значит, как-нибудь позже повторим, — рассмеялся Арсений и весело подмигнул, — развратник.       — Ой, отстань, — буркнул Антон, — лучше расскажи, что случилось. Отец серьёзно недоволен?       Попов вздохнул, отпил пива, но увиливать не стал: день чудес, да и только. Обычно выведать что-то у него приравнивалось к невозможному. Вроде говорит много, долго, а по делу — ничего.       — Да на этот раз всё даже спокойно, мы просто ограничились лекцией о недостойном поведении неблагодарного наследника, которому и так дали уж очень много поблажек.       — Хочешь, оставайся у меня, комната свободная есть, а отец как раз перебесится.       — С радостью, но, во-первых, не хочу тебя стеснять, а во-вторых, сам знаешь, не приду ночевать — скандал будет только хуже. А я не в состоянии вывезти ещё одну лекцию ближайшую неделю уж точно.       — Как хочешь, но если что — эта квартира всегда в твоём распоряжении, — ответил Антон, а мысленно добавил: «И я, кстати, тоже».       Они просидели ещё пару часов, решив закончить старые сценарии и сделать наброски для новых, — Антон всегда больше импровизировал в юморе, писать заранее же текст было сложно и муторно. Да и шутка, отрепетированная сто раз, теряла всю свою силу. Но Серёжа был непреклонен — сценарий гарантировал стабильность, а импровизация могла получиться, а могла и провалиться полностью.       Антон и не спорил — главное, что зрителям смешно, а они получают удовольствие, остальное незначительно.

***

      — Да откуда я знаю, что это такое, — устало отвечал Антон, обессиленно лёжа на кровати. Вчера он чувствовал себя лучше, тем более на фоне того, что ссоры с Арсением практически с божьей помощью удалось избежать. Сегодня же сил не было даже добраться до кухни, поэтому визит Димы сначала был воспринят парнем как благословление вселенной, не меньше.       Проблема была совсем в другом — болезнь, начинавшаяся как обычная простуда, перестала быть на неё похожей.       Уж очень мешали лепестки цветов, которые он периодически откашливал.       И если Дима явно не знал названия цветов, то Антон, выросший в семье флориста, безошибочно определил — фиалка. Правда, знание это ему никак не помогала — боль в лёгких мешала воспринимать любую информацию.       — Если бы я знал, то не мучал бы ни тебя, ни себя, уж поверь мне, — вздохнул Шастун.       Чувствовать себя беспомощным непривычно и, если быть до конца честным, неприятно. Обычно он был тем парнем, который заботился, помогал и решал какие-то проблемы. Теперь же проблемы пришлось решать другому, потому что с ухудшением самочувствия страдала и его мозговая активность — думать о проблемах уж очень не хотелось и не моглось.       — Я позвонил отцу, тот проконсультируется с коллегами и постарается приехать к вечеру. Случай явно редкий и необычный, возможно, это прорыв в науке.       О прорывах в науке он думать не мог — здравый эгоизм всё же побеждал. Помочь медицине, несомненно, важно, но и жертвовать здоровьем как-то не слишком хотелось.       — Ты попробуй поспать, думаю, это затянется, а любому больному нужен хороший сон, — натужно вздохнул Дима и вышел из комнаты.       Совету он последовал с удовольствием, потому что сон пока что был единственным, на что хватало сил. Да и другого полезного дела он найти всё равно не мог. Поэтому он прикрыл тяжёлые веки и открыл их уже, когда за окном темнело. За дверью были слышны голоса Димы и его отца, а затем и какой-то совсем тихий женский голос.       Он напомнил Антону о маме, которой он, видимо потеряв остатки стыда, не звонил третий день. Они списывались по паре слов, убеждаясь, что всё хорошо, и снова пропадали. Это было непривычно — его мама воспитывала сама, с поддержкой бабушки, поэтому связь с родительницей он ощущал сильную.       Он обязательно ей позвонит завтра, когда станет немного легче, незачем её пугать плохим самочувствием.       — Антон, не спишь? — тихо спросил Дима, проходя в комнату, и, увидев отрицательный кивок, продолжил: — Отец приехал с Ириной Викторовной, она квалифицированный психиатр, знакомая с подобными проблемами.       Если бы у Антона были бы силы, то он бы рассмеялся — какое отношение психиатр имел к кашлю? — но вид у Димы был крайне озабоченный, а голос — серьёзным, поэтому спорить не стал: мало ли, какие там у этих врачей смежные области в науке.       — Здравствуй, Антон, — он увидел в двери женщину, которой было между тридцатью и сорока. Выглядела она уверенно: приятная улыбка, красивый костюм и глубокий голос. — Давай я сначала проведу осмотр, хочу увидеть всё своими глазами, а не по рассказам.       Парень, поздоровавшись, кивнул. Страха перед врачами у него никогда не было, поэтому переживаний он вообще не ощущал.       — Что от меня требуется?       — Сними футболку, я для начала тебя послушаю. Как говорится, начнём с наименее волнующего.       Антон быстро исполнил указание, оставшись в одних шортах. Сев ближе к женщине, чтобы ей было удобнее слушать его лёгкие, он начал дышать по её указаниям.       — Всё понятно, одевайся, — кивнула Ирина Викторовна, — теперь я хочу поговорить немного с тобой.       Дождавшись согласия, психиатр начала с ним разговор, казалось бы, ни о чём, но всё же обо всём сразу. Антон даже не заметил, как успел поведать ей о своём детстве, матери, учёбе в университете, болезни и даже глупой влюблённости в Арсения. Своих откровений он не совсем понимал и немного стыдился, но вид у женщины был такой добрый, а у него в голове творилась такая путаница, что хотелось всё рассказать понимающему человеку.       Час пролетел незаметно, доктор мягко завершила расспрос и крепко задумалась.       — Мне бы хотелось ошибаться, Антон, поверь мне, но боюсь, что мои опасения подтвердились, — женщина вздохнула и начала свой рассказ.       Так Антон узнал о своей болезни — ханахаки, которая являлась настолько редкой, что исследований о ней практически не было. Эта болезнь, объясняла женщина, поражала тех, кто чист сердцем и душой, чьи чувства искренни и крепки.       Болезнь развивалась на фоне безответной влюблённости, а её первые проявления возникали именно в то время, когда были предпосылки к тому, что чувства безответны. Основное же начало заболевания, то есть лепестки цветов, появлялись именно тогда, когда безответность чувств становилась понятной.       Если судить по словам Ирины Викторовны, то это был самый лёгкий и безболезненный период — дальше, судя по тем малым сведениям, что были в науке, он начнёт выкашливать целые бутоны. Тут, судя по всему, стоило радоваться, что у него это были фиалки, а не колючие розы.       Но на этом болезнь не останавливалась, находя для себя всё новые развлечения. Далее цветы начинают прорастать из тела, разрывая кожу, находя себе дорогу.       Он бы рассмеялся, представив себя ходячей клумбой, но шутить желания не было — он как никто понимал серьёзность ситуации. Боль от разорванной кожи представлялась слабо, но Антон прекрасно понимал, что приятного в этом ничего не было. Осложнялось это тем, что цветы каким-то чудным образом воспринимались организмом частью тела, поэтому их удаление, хоть и было необходимым, ощущалось болезненно.       Снимало болевое ощущение присутствие объекта неразделённой любви: причём чем ближе он находился, тем легче должно быть больному.       Дальнейших сведений практически не было — больные либо излечивались, либо умирали, когда количество растений в организме мешало его существованию. Перспектива смерти в девятнадцать его откровенно пугала, поэтому необходимо узнать о лечении.       — Понимаешь, Антон, исходя из всех сведений, единственный адекватный выход — это если Арсений полюбит тебя. Он наиболее спокойный и безболезненный, — в её взгляде не было жалости, только сочувствие, за что женщина сразу ему понравилась. — Но, несомненно, медицина не стоит на месте. В Германии делают сложнейшую операцию — тебя лишат определённого отдела в мозгу, который отвечает за эмоции. Так болезнь отступает, по крайней мере, по тем данным, что сейчас есть.       — Что я смогу чувствовать? — он держался на чистом упрямстве — узнать всё было невероятно важно, пропустить какие-то детали он считал невозможным.       — Ничего, в этом и проблема. Больше никаких эмоций или чувств, но на другой стороне весов — твоя жизнь.       Антон потерянно вздохнул, устало откидываясь на подушки. Этот разговор его конкретно вымотал.       — Мы оставим тебя, а завтра, если хочешь, я приеду. Как минимум помощь психотерапевта тебе не помешает.       Антон только растерянно кивнул, согласившись на завтрашнюю встречу. Он аккуратно вылез из постели, пообещал Диме завтра всё обсудить, проводил их с отцом и Ириной Викторовной и рассмеялся от отчаяния.       Любовь до гроба — так он мечтал всю жизнь.       Ему верилось, что его суженый будет один и на всю жизнь, что он полюбит так сильно, что ничего не сможет ему помешать. Смерть, да и только.       Бойся своих желаний — так говорили многие, но только в такие моменты люди понимали смысл высказывания. Всё сбылось: и любовь сильная, и одна она, да и до конца жизни, тут уж никак не поспорить.       Проблема в том, что эта самая жизнь оказалась слишком короткой.       Заставить Арсения влюбляться в себя казалось кощунством, ведь любые чувства должны быть искренними и свободными. Привяжи он таким образом Попова, всегда будет чувствовать, что загнал того в клетку: любить любят, а отпускать не планируют. Как попугайчика, ей-богу.       Такой участи он парню не желал, это было слишком.       Телефон громко пиликнул, отчего Шастун вздрогнул и отвлёкся от своих мыслей. Дмитрий Позов Ты как, держишься? Прости, что ушёл, думал тебе нужно время всё переосмыслить. 22:01

Антон Шастун Не знаю, что и сказать, если честно. Я, видимо, пока не до конца осознал, что происходит и как я в это попал. 22:02

Антон Шастун Ты прав, мне нужно побыть одному. Слишком много мыслей, я хочу немного разобраться во всём, но надеюсь, ты завтра сможешь прийти. Обидно осознавать, но сам я тут с ума сойду. 22:03

      Дима что-то долго писал, но, по всей видимости, стёр, отправив самое важное. Дмитрий Позов Я всегда с тобой, помни про это. 22:07       Но тут же добавил следующее сообщение, которое радости не прибавляло. Дмитрий Позов Из-за кого это всё? 22:07       Он только усмехнулся, но всё же ответил.

Антон Шастун Из-за меня, из-за кого же ещё. 22:08

      Во всём и правда был виноват только он: винить других он не привык. Дмитрий Позов Ты знаешь, о чём я говорю, вроде не глупый. Всё равно рано или поздно я докопаюсь, так лучше сам скажи. 22:09       Ответить он решился только через несколько минут. Дима прав — осознание проблемы было началом на пути к её решению.

Антон Шастун Арс. 22:15

Дмитрий Позов Бляяяяять. 22:15 Дмитрий Позов Ты обязан ему сказать, это важно. Может, всё взаимно. 22:16

Антон Шастун

Завтра решим. Я спать, спокойной ночи.

22:17

Дмитрий Позов Снов, береги себя. 22:18       Все решения он и правда решил отложить до завтра: на свежую голову думалось лучше. Он зашёл в диалог с Арсом, но тот был в сети час назад.

Антон Шастун Ночь. Звонок в дверь. Мужик открывает и видит старуху с косой, всю в рюшечках, в бантиках розовых, в подвесках. Мужик спрашивает:

— Ты кто?

— Смерть твоя.

— Какая-то ты… нелепая… 22:19

      Анекдот и правда забавный, особенно если учесть его ситуацию. Да и традиции нарушать было нельзя.       Перед сном он долго рассматривал лепесток фиалки. На языке цветов она значила одно — безответная любовь и верность.       Воистину так.