***
— Новый год уже через три часа, а ты ещё не переоделся, — возмущённо проговорила Майя, расставляя блюда на столе. — Позовы придут через полчаса, Арсений уже давно готов, помогает мне на кухне, а ты? — Он просто бездельник, Майя Олеговна, — крикнул Попов из кухни, — но лучше мы убережём квартиру от бедствия в его лице. Вообще Антон зря переживал о том, что его мама и Арсений не найдут общий язык, — они оба в восторге друг от друга. Попов почувствовал материнское тепло и заботу, а Майя была совершенно очарована тем, что может опекать кого-то с удвоенной силой. Шастун быстро прошёл в свою комнату, закрыв за собой дверь. Только после этого он смог снять одежду — цветов становилось всё больше, многие приходилось втайне удалять, но теперь многие действия осложнялись болью. Аккуратно натянув на себя толстовку и джинсы, он скрыл рану на запястье под массивным браслетом — заставлять волноваться окружающих не хотелось, они и так делали это слишком сильно. Но это было неотъемлемой частью таких болезней — все понимали, к чему идёт, и поэтому начинали скучать по человеку ещё до его смерти. — Дима написал, что они уже в такси, ты где там? — именно мама чересчур старалась делать вид, что Антон не болен. Это бросалось в глаза, она словно пыталась показать ему, что ничего не изменилось, всё остаётся прежним, но он видел в её взглядах волнение и тревогу, переживания и надежду на благополучный исход. — Давай я помогу Арсу, а ты пойди отдохни немного, — улыбнулся Антон, забирая у матери бутылку шампанского, — ты и так устала. — Отлично, я доделаю укладку, а вы достаньте салаты из холодильника и отнесите их на стол, а ещё… — Майя Олеговна, мы всё сделаем. — Чем мне помочь? — спросил Антон, подходя ближе к парню. От Арсения приятно пахло цитрусовыми, которые сочетались с ананасом и терпким запахом имбиря и кедра, — этот запах пропитал весь дом не хуже антоновских фиалок и уже слился с Поповым. — Иди сюда, — Арс легко притянул его к себе, аккуратно обнимая, — посиди лучше со мной, я же вижу, что тебе плохо. Тебе не нужно притворяться, что всё хорошо, сегодня будут только близкие, — Попов легко поцеловал Антона в щеку и слегка прижался к нему. — Но завтра мы обязательно поговорим о твоём самочувствии. Антон таял от мысли, что Арсений заметил его состояние и переживал. А ещё больше ему нравилась мысль, что тот записал себя в члены его семьи, — это было приятно. — Я не хочу об этом разговаривать, — пробормотал Антон смущённо, всё ещё слишком остро реагируя на ласку, — тем более пока мама дома. На самом деле он чувствовал себя куда лучше, чем вчера, когда очередной приступ застал его ночью, но всё же недостаточно хорошо, чтобы притворяться здоровым. Арс расслабился в присутствии Антона, поэтому и лёгкие объятия, и поцелуи стали чем-то естественным. К большему пока не готов никто из них: касания остаются невинными, а одежда не покидает их тел. — Ты точно не хотел бы провести Новый год где-то ещё? — Антон боялся, что у Арса не остаётся выбора, что он диктует ему какие-то правила и заставляет быть рядом. — И пропустить такие блюда от твоей мамы? — тот показательно удивился. — Я просто подумал, вдруг ты хочешь отметить со своими… — Моя семья не поддерживает контакты со мной, откупаясь от меня карточкой, — в голосе парня было веселье, но Антон видел оттенок грусти в его глазах. — Не думаю, что они будут рады моему приходу, тем более после того, как ты немного испортил лицо Виктору. — Прости за это. — О, я даже благодарен — он заслужил большего, ты знаешь это. Антон только улыбнулся и прижал Арса к себе ближе, давая понять — он рядом и никогда не предаст. Он мог стоять так вечность, обнимая любимого человека и поглаживая его по голове, но никакой момент не может длиться всю жизнь. — У нас в семье не принято дарить подарки в новогоднюю ночь, но я кое-что приготовил, — Арс аккуратно повёл Антона в комнату. — Не хочу дарить тебе при всех, да и вы вроде же лично дарите подарки друг другу, — в комнате он достал красную коробку среднего размера, которую протянул Шастуну. — Я не всегда могу быть рядом, но знаю, что это снимает твою боль. Это не заменит меня, но так я всегда буду с тобой. Антон дрожащими руками принял подарок, сразу же пытаясь распаковать. Было видно, что коробку упаковывал сам Арсений: она плотно завёрнута в несколько слоёв бумаги и скотча, отчего раскрыть немного трудно. Но от этого было какое-то особое тепло внутри: парень не просто выбрал для него подарок, но и потратил время на его упаковку. А зная то, как важно тому всё делать идеально, было нетрудно догадаться, что в этот раз он выбрал желание угодить Антону. Глупая улыбка не хотела сходить с лица, а Попов молча и слегка напряжённо следил за каждым его движением. Наконец упаковка поддалась его усилиям, и он с трепетом открыл крышку. Внутри была толстовка бежевого цвета. Достав её полностью, он увидел надпись. — Объятия, — это слово было вышито белыми нитками в районе сердца. Антон поднял глаза на Арсения и с восторгом повторил: — Это твои объятия. Это великолепно, спасибо тебе. — Тебе правда нравится? Ты вроде всегда в разных толстовках, надеюсь, она тебе подойдёт. Примеришь? — Я правда не знаю, как благодарить тебя, но сначала ты получишь свой подарок, — поспешил перевести тему Антон. Снимать одежду совершенно не хотелось — утром он насчитал семь цветков у себя на животе и руках, что могло бы выглядеть даже немного эстетично. Убивало всю эстетику знание того, что цветы действительно росли из тела. А ещё они немного убивали. Совсем каплю. Шастун легко достал небольшую коробку и протянул Арсению. Он не мог придумать подарок долго, но Дима натолкнул его на определённые мысли. Они пили кофе в кафе под его домом, и Позов отметил, что отношения с Арсом словно дали Антону крылья: тот выглядел настолько счастливым, что, казалось, ещё немного — и он взлетит. — Ты стал моими крыльями, но это нечестно, что лететь могу только я, — сказал Антон, когда Арсений открыл коробку. Внутри была тонкая серебряная цепь, на которой висел кулон в виде распахнутых крыльев. — Я хочу, чтобы ты летел так же, как лечу я, когда ты рядом. Арсений аккуратно дотронулся до крыльев, поглаживая пёрышки как завороженный. — Падать всегда больно и страшно, но они не дадут тебе упасть, как бы сложно ни было, — Антон с надеждой посмотрел на парня, пытаясь донести свою мысль. Арсений тихо поднял цепочку и сжал кулон в руке. — Теперь я не боюсь, — шёпот на грани слышимости, а за ним — поцелуй. Отчаянный, нежный и ласковый. Касание губ настолько невесомое, что почти не чувствовалось. Это поцелуй душ, не тел. — Спасибо тебе, — они сказали это практически одновременно, не смея открывать глаза, пытаясь вложить в прикосновение больше, чем можно выразить словами. — Помоги мне застегнуть цепочку, — через время проговорил Арсений, поворачиваясь к Антону спиной. Парень легко подцепил её, соединяя концы. — Теперь я не сниму её. — Я вряд ли смогу снять твою толстовку, — улыбнулся Антон. — Носи её, когда я не рядом, — возразил Арсений, — всё остальное время мои объятия всегда в твоём распоряжении. Антон хотел что-то сказать, но был прерван звонком в дверь — приехали Позовы. — Я открою, а ты пока примерь толстовку и выходи. Шастун облегчённо вздохнул, радуясь тому, что не придётся объяснять причину своего нежелания снимать одежду. Он понимал, что поговорить всё равно придётся, так как скрывать всё бессмысленно — глупо переживать о том, что это неудобно, когда на кону твоя жизнь.***
— С Новым годом! С новым счастьем! — крики наполнили квартиру, как только часы пробили полночь. За окном гремели салюты, отчего звон бокалов был почти не слышен. Антону было хорошо в окружении родных людей, смеха и счастья. Он отбросил все свои страхи, сомнения и волнение, оставив место только для безграничной любви к людям, окружающих его. Шампанское он выпил легко, хотя обычно оно горчило. Возможно, сладости придавал вкус надежды, которой пропитана маленькая бумажка. Загадать желание в праздник было традицией в их семье: сначала он сжигал записку и бросал в бокал с детским шампанским, но вскоре подрос и до настоящего алкогольного напитка. Ему всегда было трудно выбрать только одно желание, поэтому его бумажки отличались заметной длиной. Они редко успевали полностью сгореть, из-за чего Антон часто доедал остатки листа. В этом году его желание было максимально коротким. И это было впервые, когда он не сомневался и не раздумывал.«Я хочу не потерять нас с Арсом».
Эта мысль билась в его голове каждый день, каждое мгновение, которое у него было. Казалось, что она отпечаталась у него на подкорке, так часто он возвращался к ней. И дело было не в отношениях, не в поцелуях и даже не в общении. Дело было в них самих. Больше всего Антону не хотелось, чтобы его болезнь стёрла их личности, все мысли и желания. Он желал Арсению счастья, потому что он его заслуживал. — Давайте, одевайтесь, пора на улицу, — голос Димы вывел его из мыслей, и он снова улыбнулся. Они живы здесь и сейчас, а это самое главное. Слегка подвыпившие и вмиг румяные от мороза, они наслаждались свежим воздухом и яркими красками в небе. Салюты пускали с разных сторон, их было так много, что небо, казалось, горело огнём. Антон завороженно следил за этим, поэтому, когда в него прилетел снежок, не сразу понял, что именно происходит. — Младших обижать нельзя, — тут же прокричал в его защиту Арсений и бросил снежок в Диму в ответ, — защищайся. — Позовы, вперёд! — громкий голос Темура Станиславовича прогремел где-то совсем рядом, и Антон лишь чудом увернулся от летящего снаряда. Зато не увернулась мама, которая, к слову, совсем не расстроилась, а лишь по-девичьи рассмеялась и бросила снежок в кого-то из парней. Сначала они пытались целиться по командам, но уже через пять минут стало понятно, что веселее было просто наслаждаться игрой. «Свои» и «чужие» смешались для Антона, и он старался попадать по любому, кто оказывался в его поле зрения. Он сосредоточенно целится, и отправленный дугой снаряд стремительно летит и предсказуемо попадает в цель, а именно — в согнутую и немного открытую поясницу Димы, который слишком не вовремя наклонился за новой порцией снега, и, распадаясь на части, засыпается ему прямиком в штаны. Дима вскрикивает и только смеётся, грозясь Шастуну расправой. Антон замечает, что Арсений пристально смотрит на него, словно только увидел, но не понимает причину такого взгляда. Поэтому ещё один снаряд летит прямо в Попова, но тот тут же уворачивается, нагло ухмыляясь. — Мазила, — он хотел добавить что-то ещё, но был перебит Майей Олеговной, которая обняла его. — Фух, дорогие, давно я так не отдыхала, — её щеки красные от холода и бега, шапка перекошена, а глаза блестят молодостью и озорством. Антон рад видеть маму такой — она заслуживала всего самого прекрасного, — но я пойду греться. В моём возрасте можно и заболеть. — Какой возраст! — восклицают одновременно Антон и дядя Темур, отчего мама только заливисто смеётся. — Но я с тобой, Майя, — отец Димы стряхивает снег с куртки и протягивает женщине локоть. — Я тоже, а то весь мокрый. Антон хочет идти за Димой, но Арсений его останавливает. — А мы ещё немного останемся, если вы не против, — против такой улыбки шансов было мало, да и остальные сделали слишком понимающие взгляды, поспешив заверить парней, что они могут гулять столько, сколько им хочется. Шастун не понимает, что происходит, но надеется, что Арсений знает, что делает. Но он только молча провожал взглядом отдаляющуюся троицу, отчего Антон начинает нервничать. Сегодня всё было хорошо, но он знал, что с Поповым нельзя быть уверенным в собственной стабильности. Антон быстро закусил щеку, втягивая побольше воздуха в лёгкие. Он чувствовал, словно Арсений где-то далеко отсюда. Самое обидное, что он понимал, что тот не принадлежит ему. Никогда не принадлежал. На самом деле они играли пару, даже слишком стараясь притворяться ею. Но факт был в том, что на самом деле Антон не мог назвать Арсения своим парнем. Он согласился дать им шанс, попробовать быть рядом, но не встречаться. Голова начинала болеть от множества мыслей, поэтому он старался сосредоточиться на биении собственного сердца. Когда дверь в подъезд закрылась, Арсений оказался рядом. Он аккуратно прикрыл глаза, мгновенно опустив свои губы на его. Это было неожиданно нежно и осторожно, будто бы Арсений боялся разбить хрупкую вазу, а не целовал парня. Буквально через секунду Антон почувствовал руки на своей спине, которые ласково выводили узоры на лопатках. Шастун приобнял его в ответ, стараясь не разорвать поцелуй. Он привык к тому, что их ласка была украдкой, словно их могли распять за какие-либо эмоции по отношению друг к другу. А ещё часто Антон понимал, что поведение Арса похоже на пластмассовое, игрушечное. Словно он переступал через себя, пытался доказать, что может это делать искренне. — Иди ко мне, — шёпот Арсения, а за ним — ещё один поцелуй, такой же нежный и пьянящий. Руки Попова пробираются под куртку и толстовку, но Антон не чувствует холода — его тело начинает гореть, отчего мороз кажется ничтожным. — Так и знал. Антон с непониманием посмотрел на Арсения, но вдруг почувствовал, как руки аккуратно поглаживают один из цветков на его спине, задевая лепестки. Было не больно — прикосновения парня, напротив, давали силы, и дискомфорт от ран притуплялся. Он больше не чувствует жара, только холодный ветер, который пробирается под куртку, заставляя дрожать. — Почему ты мне ничего не говорил про это? — голос Арсения хриплый и уставший, будто из него выкачали весь воздух. — Неужели ты правда думаешь, что мне абсолютно плевать на то, что ты умираешь? Антон, ты же сам знаешь, что я могу хоть немного облегчить это. — Прости. — Прости? Это всё, что ты можешь сказать? — Антону стыдно смотреть парню в глаза, словно он натворил что-то ужасное, а не просто не говорил о своём самочувствии. — Сколько их там сейчас? Я видел из-под куртки на руке один, вот ещё парочка. Я даже представлять боюсь, как ты это ощущаешь, как больно было, когда твою кожу разрывало на части. — Когда ты вот так описываешь, звучит и правда хреново, но на самом деле … — Да я даже слушать не собираюсь, как там «на самом деле»! Не пытайся разозлить меня, сегодня слишком хороший вечер, чтобы тебе это удалось, — Антон испугался, когда Арсений пошёл в его сторону, — он не хотел, чтобы тот уходил. Это было бы неправильно — Антон скрывал это не потому, что не доверял, а потому, что не хотел расстраивать дорогого сердцу человека. Но на деле Арсений просто подошёл ближе, чтобы обнять. — Я переживаю за тебя, понимаю, что это мало чем помогает, но я бы хотел знать о том, что происходит. — Прости, просто я и так на тебя давлю. Всем кажется, что мне тяжело, но я же понимаю, что ты тоже оказался в безвыходном положении. Мне хочется оградить тебя от всего этого, но я не могу, — говорить всё это, прижимаясь к телу Арсения, было донельзя правильно и просто. — Самое тяжёлое — это не просыпаться от цветов в лёгких, не чувствовать, как тело разрывает на части, а то, что мне приходится тащить тебя за собой. Я иду ко дну стремительно и бесповоротно, но ты летишь со мной. Я порчу твою жизнь, но так хочу, чтобы ты был счастлив. Я не знаю, как помочь себе, не знаю, как сделать так, чтобы ты не чувствовал себя обязанным быть здесь, делать всё это, спасать меня. — Это моё решение, нравится оно тебе или нет. Я с тобой, потому что нам хорошо вместе, мне нравится узнавать тебя, нравится проводить время с тобой, целовать тебя нравится. Я знаю, что этого недостаточно, но ещё я знаю, что не хотел бы быть сейчас нигде, кроме как рядом с тобой. Это было словно очнуться после долгой пытки — в душе царил беспорядок, но эти слова возвращали каждую частичку на правильное место. — Я так люблю тебя, — он сказал это тихо, так, чтобы голоса было не слышно, просто потому, что ему нужно было это произнести. — Я знаю, малыш, знаю.***
— Мы думали, вы друг друга где-то за сугробом прикопали, — просмеялся Дима, пропуская парней в квартиру. — Всё в порядке? — это было сказано тише, чтобы услышал только Антон. Он кивнул, подтверждая, что всё хорошо, но в глазах Позова было видно, что разговора всё же не избежать. — Давайте ещё посидим, такая хорошая компания у нас собралась! — мама звучала так радостно и восторженно, что не возникало даже мысли, чтобы отказать ей. У него, на самом деле, никогда не получалось ей отказывать — он любил её до безумия, пытаясь сделать всё для её комфорта. Да и компания правда была превосходная: все чувствовали себя очень комфортно, и не возникало ощущения, что они были собраны совершенно случайно. Словно взяли несколько кусков ткани, сшили их между собой, а на выходе получилось цельное изделие. Были шутки, взаимные подколы, множество историй, танцы и импровизированное караоке. Только после двух часов ночи силы покинули старших участников команды — Майя Олеговна и Темур Станиславович, извинившись, пошли спать. Они слишком устали за день, поэтому парни их легко отпустили, заверив, что со стола уберут самостоятельно. Было решено, что две комнаты стоит отдать взрослым, — им необходим комфорт. Диму и Антона, после долгих споров, надумали положить в одной спальне, а Арсению достался диван на кухне. — Мы спали с ним так с детства, не психуй, Арсюш, — Дима убрал последние тарелки со стола, и они прошли в свободную комнату. — Тем более тебе будет так комфортнее, сам знаешь. Арсений не ответил — только недовольно глянул на друга, закатил глаза и прилёг на кровать. — Ой, принцесса, не съем я Антона, перестань дуться, — брошенная Димой подушка попала в сидящего рядом Антона, отчего тот только рассмеялся. — Я вообще в душ иду, не скучайте. — Ты обиделся? — Иди у Димы своего спроси, — буркнул Арсений, но в его взгляде было что-то настолько честное, настолько уязвимое, что Антон подвинулся ближе. Он слегка огладил щеку парня, но тот прильнул к ней, совсем как кот, и прикрыл глаза. — Я не хочу, чтобы ты с ним ночевал. Ты… — Я твой, — Антон прошептал это ему в губы и аккуратно, совсем невесомо поцеловал, — я только твой. Он любил такие их поцелуи, когда они словно не могли напиться, когда не различали границы друг друга, соединяясь, становясь единым целым, больше, чем просто два целующихся парня. Они были не в силах разорвать физический контакт, наслаждаясь каждым миллиметром пересечения тел. Идеально. До смешного правильно. — Этого никто и ничто не сможет изменить, — Антон выцеловывал каждое слово, пытаясь донести простую истину, — ты навсегда во мне. Арсений выгнулся ближе к нему, помогая его ладоням оглаживать тело. Руки Антона дрожали от напряжения, от желания написать эту истину где-то на Арсении. — Докажи мне, — глаза Арса были всё так же закрыты, его кожа покрыта мурашками, а лицо явно выражало удовольствие. Им таким хотелось восхищаться, его хотелось целовать и гладить. Его всегда хотелось любить. Антон слегка прикусил кожу под ухом Арсения, вызвав протяжный одобрительный стон, а затем спустился мелкими укусами ниже, доходя до ключицы. Попов был возбуждён: красные щёки, слегка хриплый голос и прижимающийся к Антону член, твёрдость которого чувствовалась даже сквозь одежду. — Дима вернётся через пятнадцать минут максимум. — Значит, нам нужно очень постараться, — Арсений сам положил руку Антона на свой член, углубляя поцелуй. Тот сдался, аккуратно расстегнув джинсы Арсения, спуская их ниже, стараясь не разорвать поцелуя. Он чувствовал возбуждение парня, особенно остро заметное из-за адреналина и нехватки времени. — Всё, что ты захочешь, — Антон говорил уверенно и даже с закрытыми глазами мог сказать — Арсений улыбался. Улыбался той пьянящей улыбкой, ради которой он и правда мог сделать что угодно. Не задумываясь продать свою жизнь только ради простой улыбки. В детстве он мечтал о такой любви, чтобы фейерверки били ключом под веками закрытых глаз, чтобы слышать звон колоколов и быть счастливым. Его раздражало всеобщее желание говорить о любви каждому, кто хоть немного нравился. Для него это слово было особенным. Он никому не говорил, что любит, кроме мамы и Димы, но это совсем другая любовь. Но именно с Арсением хотелось кричать о любви, ведь это было так правильно, так хорошо и понятно. Были фейерверки, были колокола. Он обхватил член рукой, сразу же начав двигать ею, отчего Арсений застонал. Антон тут же прикусил его губу, напоминая о том, что стоит быть тише. Попов лишь сильнее выгнулся навстречу рукам, дыша всё глубже и чаще. — Да, вот так, — он выдохнул так рвано, что хотелось делать это снова и снова. Его голова была запрокинута, а грудь тяжело поднималась и опускалась. Антону нравилось чувствовать его под собой, наблюдать за тем, как ему хорошо, как он перестаёт себя контролировать, отдавая всего себя. Сейчас ему как никогда хочется признаться в любви, рассказать парню, насколько он прекрасен, но он лишь быстрее двигает ладонью, наслаждаясь тихими вздохами Арсения. Это сносит голову, но он не позволяет себе окунуться в эту пучину — чувствует, Попов уже на грани. — Антон… — тяжёлое дыхание не даёт говорить ровно, но он пытается, — я скоро… Шастун знает — рядом никаких салфеток, он видит, как расфокусированный взгляд Арсения ищет что-то такое, но это лишнее. Он слегка замедляет темп руки, спускаясь поцелуями вниз. Антон знает, что сквозь одежду прикосновения не так ощутимы, но ему было необходимо ещё хоть раз дотронуться. Касания не получаются нежными и аккуратными, скорее обжигающими, — так голодающие касаются первого куска хлеба, так жаждущие открывают бутыль с водой. И Антон сам себе напоминает умирающего от недостатка Арсения — он, как наркотик, глубоко внутри, даже не под кожей, а где-то намного дальше. Там, откуда не достать. Он не слышит шум воды, доносящийся из ванной комнаты, не слышит звуки салютов, в его голове только тихие, приглушенные стоны Арсения и биение собственного сердца. Он не знал, почему было так хорошо. Поцелуи Арсения, которые он чувствовал на губах, щеках и шее, прикосновения, которые забирались прямо под кожу, расплавляя его тело. Возможно, виной тому было желание Арсения — ответное, позволяющее, которое чувствовалось в каждом вздохе и движении. Антон помнит про время, поэтому открывает рот, старательно описывая одному ему известные фигуры языком вокруг головки, поглаживая рукой косточки таза. Его язык проходит у основания члена, задевая небольшие тёмные волоски возле яичек. Антон не знает, как правильно делать минет, но рассчитывает на то, что реакция тела ему всё подскажет. Арсений зажимает одну ладонь между зубов, второй сжимая одеяло, но его выдержки становится недостаточно, когда Антон берёт в рот чуть большую часть члена. Арсений почти скулит, что-то сбивчиво и непонятно шепчет, перемешивая между собой просьбы, ругательства и имя Антона. Он толкается в рот парня, отчего Шастуну становится немного некомфортно, но он старательно насаживается на член. Это тяжелее, чем ему казалось, но он сглатывает слюну, отчего Попов положительно стонет. Он старательно высасывает солоноватую смазку, выступающую из члена Арсения, проводя языком по углублению в головке, а затем, расслабляя горло, пытается взять как можно больше длины. Получалось не идеально — глаза слезились, дышать удавалось через раз, — но оно того стоило. Попов едва заметно замер, а затем вздрогнул всем телом, оставляя во рту Антона вязкую, немного горькую сперму. Он напоследок облизнул головку члена, а затем вытянулся и лёг рядом. Оба парня тяжело дышали, пытаясь восполнить кислород в лёгких, только сейчас вспомнив о том, что он необходим. — Вот теперь я верю, — хрипло усмехнулся Арсений, отчего Антон тут же рассмеялся. — Я готов тебе доказывать это столько, сколько вообще может быть нужно. — Смотри, аккуратнее, я могу и воспользоваться таким предложением, — Арсений встал с кровати, быстро натягивая бельё и джинсы, — в ванной прекратился шум воды, значит, Дима мог совсем скоро вернуться. Антон же просто провёл руками по лицу, отгоняя усталость, и поправил растрепавшиеся волосы. — Я пойду спать, Тох. — Снов, — Антон быстро поцеловал Арсения в подставленную щеку и улыбнулся. Это был прекрасный день.***
— Ну, рассказывай. Они расположились на балконе, набросав на пол кучу одеял и подушек и укрывшись большим пледом. Над головами медленно переливалась гирлянда, создавая полумрак. Это было привычно — так они делали в детстве, когда хотелось поговорить без родителей, в младших классах, когда нужно было обсудить важные проблемы, а потом и в старшей школе, разговаривая на совсем взрослые темы. С Димой Антону легко — между ними не было недосказанности, они не держали секретов и стояли друг за друга горой. Они действительно знали друг о друге всё, даже то, что не стоит знать никому. — Даже не знаю, что тебе такого сказать, — Антон прикрыл глаза, думая о всех тех изменениях, которые произошли в его жизни. Он просто отчаянно надеялся, что всё было к лучшему. — Ты же знаешь, мне важно всё, что у тебя происходит. — Я дурак, — он был рад обсудить происходящее с тем, кто сможет что-то посоветовать. — Это я давно знал, не переживай, — Дима усмехнулся, но его глаза оставались серьёзными. — Знаешь, просто со всеми этими проблемами я вдруг забыл, что Арс ещё и мой друг. Я почему-то решил, даже как-то неосознанно, что если он меня не любит, то значит ему абсолютно плевать на мои проблемы, — он сосредоточил свой взгляд на гирлянде. — Болезнь перешла на новую стадию, у меня прорастают цветы. Но физический контакт Арса с местом разрыва уменьшает боль и даже убирает раны. Дима громко выдохнул, отчего Антон остановился. Он не хотел расстраивать друга, но держать всё в себе было неправильно. Он откатил рукав и показал один из цветов — тот не выглядел болезненно, ведь Арсений ему помог. — Но из-за того, что Арс в меня не влюблён, я не решался просить помощи, почему-то для меня эти цветы кажутся стыдными. Но он заботится обо мне, сегодня он очень помог мне с этим, раньше всё было хуже. — Ты и правда дурак, Тох, но давай повторим, что я понял, — Дима делал так часто, это помогало понять точку зрения собеседника и восполнить пробелы. Хотя на самом деле в этом было что-то психотерапевтическое: так ты видишь свою проблему со стороны, решая что-то абстрактное и чужое. — Вы с Арсом начали отношения, но ты переживаешь из-за того, что ему приходится быть с тобой, а на самом деле он этого не хочет. Кажется тебе так из-за того, что он слишком сильно старается в ваших отношениях, а это выглядит неестественно. И именно поэтому ты игнорируешь прямые подсказки болезни, а вместе с тем и игнорируешь боль. И всё это только для того, чтобы твой парень не расстроился? То есть лучше умереть от разрыва кожи, чем поговорить с человеком, которого любишь? — Он не мой парень! — Из всего сказанного ты акцентировал внимание только на этом? — Антон не видел Диму, но по одному тону мог сказать, что тот был немного раздражён. — Потому что это важно. Мы не пара, Арс просто пообещал постараться, но он не мой парень. И думаю, я слишком часто и слишком много порчу, чтобы он им стал. Он отпустил все внутренние блоки, которые держали его мысли. Чувство вины, всепоглощающее, огромное, пожирающее все его силы, вернулось. Что он мог сказать Диме в своё оправдание? Как объяснить всё то, что навалилось, что он чувствовал внутри? Это сложно. — Расскажешь? — Антон знал, что если кто и сможет понять и поддержать, то это точно был Дима. Проблема только в том, что правильных слов не находилось. Да и разобраться со своими проблемами стоило хоть раз самостоятельно. — На самом деле пока не знаю как, прости, — Дима точно был недоволен ответом, но так гораздо проще. — Просто я сделал пару вещей, которые не стоило делать. И с одной стороны нас это сблизило, помогло по итогу, но с другой — меня это гнетёт. Я не знаю, как теперь лучше построить модель отношений, как вернуть внутреннее спокойствие. — Просто знай, что я всегда буду готов тебя как минимум выслушать. Что бы не произошло, как бы тяжело не было — я на твоей стороне. — Не думаю, что тут есть моя сторона, — прошептал Антон. Это была самая неприятная правда: есть правильная сторона, логичная, а есть его. Грязная, мерзкая и ужасная. Нельзя насиловать человека и надеяться, что по итогу всё будет просто и хорошо. Нельзя выебать пьяного парня, даже если он не в состоянии сопротивляться, а после этого строить с ним отношения и требовать спасения своей жизни. Оказалось, что спасать нечего. Это был один из тех кошмаров, от которых стоило просыпаться ночью в холодном поту, а потом постепенно осознавать реальность. Его же кошмар переместился в реальность, а виновен только он сам. — Сменим тему? — он всё же был не готов обсуждать всё это. — Катя зовёт нашего любимого свидетеля в гости и очень извиняется, что не смогла прийти сегодня — она получила смену в ночь в больнице. — Бедная, надеюсь, всё проходит не слишком ужасно, — он искренне считал, что работать в ночь, да ещё и новогоднюю — издевательство над людьми, но, зная гиперактивность Кати, она могла быть и рада. — И я обязательно загляну к вам. Как подготовка к свадьбе? — Ой, на самом деле мне нравится. Все говорили, что обычно невесты становятся помешанными на всех этих приготовлениях, но мы вдвоём полностью погрузились в это. Мы уже выбрали площадку, подписали договор с фотографом, видеографом и ведущим, да и ещё с парой специалистов. Скоро пойдём мне за костюмом, так что будь готов. — Уже определились со стилем? — ему было приятно слышать о том, как люди строят дальние планы и думают о своей жизни. Это значило, что будущее вообще существует. — Ну… Мы решили отказаться от прошлой концепции, так что пока разбираемся с этим, — замялся Дима. Он звучал не слишком уверенно, было ощущение, что пытается убедить ещё и себя. — Как отказались? Катя мечтала о полевой свадьбе! — Мы решили, что это не совсем уместно, она говорит, что ей не принципиально, а в окружении цветов находиться немного некомфортно. Да и тебе… Это ощущается так странно и неожиданно, что все слова вылетают из головы. Он хочет сказать, что они не правы, повторить в миллион первый раз, что цветы ни в чём не виноваты, но только смотрит с сожалением на лучшего друга, который смущённо избегает взгляда. О свадьбе с полевыми цветами Катя мечтала давно, ещё до предложения руки и сердца она рассказывала Антону о том, что выросла в селе и поэтому хочет видеть такие мотивы на своём торжестве. Она показывала фотографии свадебных букетов, состоящих из колосьев, трав и полевых цветов, рассказывала о том, как будут оформлены столы, в чём будет Дима и какое платье хочет она сама. Когда Катя говорила о будущей свадьбе, она расцветала, заражая любого слушателя ощущением причастности. И Антон мечтал с ней — как будет подавать кольца под аккомпанемент живой музыки, как будет танцевать среди полевых цветов, как будет радоваться за друзей, нашедших своё пристанище, свою семью. И он точно видел, как спокойно и уютно будет на такой свадьбе. Он знал, что для неё это — не просто картинка в голове, а та самая мечта, которую никак нельзя предавать. Ни за что и ни из-за кого. Ну, или не из-за Антона уж точно. — Это неправильно, — Дима решил заполнить паузу, и Антон словно отмер. — Неправильно отказываться от мечты только из-за того, что у твоего друга есть неразделённые чувства к кому-то! Вы заслужили свадьбу своей мечты, вы же работаете ради неё не покладая рук. Да я простить себе не смогу, если буду стоять на свадьбе и знать, что она не та, которую вы видели в своих головах, — он слегка повысил голос, буквально тараторя все слова, проглатывая некоторые окончания. — Слушай, ты нам намного дороже, да и на самом деле… Ему хватило пары слов, чтобы снова возмутиться: как Дима не понимает? Неужели он думает, что Антон будет спать спокойно, испортив ещё и свадьбу друзей? — Ты должен пообещать мне, что несмотря ни на что, несмотря ни на какие трудности, ваша свадьба будет зависеть только от ваших желаний, а не от внешних факторов, — он потряс Диму за плечи, вынуждая смотреть себе в глаза. — Ладно-ладно, обещаю, — Дима благодарно улыбнулся, а затем добавил: — Спасибо тебе. — Какие котята! — голос Арсения звучал бы восхищённо, если бы не львиная доля сарказма. — Уж простите, я без фотоаппарата, так бы запечатлел такую красоту — и сразу в интернет, — он плюхнулся по другую сторону от Антона, быстро забираясь под плед и переплетая их пальцы, отчего Шастун слегка покраснел и отвёл взгляд. — А вот зря, было бы в твоём профиле хоть что-то красивое, а то одни твои фотографии, — поддел Дима, забирая бутылку вина, принесённую Арсением. — Но вот за это спасибо, теперь можешь оставаться. — Ещё немного, и я подумаю, что ты пытаешься забрать моего Антона! — он смеялся, но Шастун на всякий случай прижался к парню ближе — мало ли что он там подумает. Арсений на это только отпустил его руку, а затем аккуратно приобнял за плечи. — Бойся-бойся, я тот ещё ловелас, — Дима ухмыльнулся и стрельнул взглядом в Арса, — могу случайно вас двоих соблазнить и не заметить. — Ага, он с детства говорил, что мечтает о гареме, — поддержал шутку Антон, — только эту счастливую весть не забудь своей невесте сообщить. Парни весело рассмеялись, воображая эту картину. Почему-то Антону представилось, как они с Арсением в одежде для танца живота выплясывают перед Димой, а тот, располневший и полуобнажённый, сидит с кальяном на подушках. Они решают посмотреть какой-то фильм вместе, потому что идти спать кажется неправильным. Выбор стандартно падает на «Гарри Поттер», потому что это именно та сказка, которой им так не хватает в жизни. И хоть они знают, что сказка не продлится долго даже там, окунуться в атмосферу оказывается приятно. Парни так и засыпают, лёжа вперемешку, под мерцание гирлянды и тихий звук фильма. Антон думает, что это самое правильное, что он делал за последнее время.***
— Если я прочитаю ещё хоть слово, то моя голова просто взорвётся от переизбытка информации, — их подготовка к последним экзаменам началась слишком поздно: сначала не было желания, потом были другие экзамены, потом они отмечали начало сессии, затем уже сдачу каждого из экзаменов… Одним словом — времени на подготовку не было. И если экзамен Антона несложный, то Арсению напоследок предстояло как минимум выстоять бой против самой строгой преподавательницы кафедры. — Много осталось? — Антон заинтересованно приподнял голову с плеча Арса, заглядывая в его конспекты. Свои он давно прочитал несколько раз, но чтобы не раздражать человека собственной свободой, продолжал перечитывать давно известный материал. — Да проблема в том, что я вроде всё это знаю, всё понимаю, но если она задаст сложный дополнительный вопрос, то я просто не смогу ответить. — Почему? — Растеряюсь, думаю, — Арсений закрыл конспект и посмотрел в потолок, — мне бывает трудно быстро и правильно реагировать в ситуациях, требующих моментального ответа. — Хочешь я тебя поспрашиваю? — Нет, экзамен послезавтра, если я сегодня ещё услышу хоть что-то о режиссуре, то и правда сойду с ума. — Пошли тогда в торговый центр? Ты вроде что-то хотел купить, да и мы планировали выполнить одно из желаний на год, — ещё неделю назад они решили начинать выполнение планов с наиболее простого — навык смешивания коктейлей. Для этого им нужно пару видов алкоголя, сиропы и несколько инструментов. И если последнее они нашли среди одногруппников, то алкоголь необходимо было приобрести. — Да, я думаю купить немного одежды, а то твою таскать жалко, — Арсений и правда носил всё, что было в шкафу у Антона, но нельзя сказать, что он сильно возмущался. Напротив, ему это даже нравилось. Но родители Попова прислали тому денег за спокойное поведение на рождественском ужине, куда его пригласили бабушка с дедушкой, поэтому ему не терпелось их потратить. — Да зачем, тебе очень хорошо в моих вещах, — Антон мимолётно поцеловал парня в шею и улыбнулся, — ты в любой одежде супер. — Что, прям идеал? — Арсений тоже улыбался, и Шастун залип на этой улыбке, просто кивнув в ответ. С Нового года прошло чуть больше двадцати дней, но они провели это время в спокойствии и идиллии: много разговаривали, шутили на только им понятные темы и просто наслаждались обществом друг друга. Болезнь мало давала о себе знать — он периодически находил новые цветы на теле, но это совсем не удивляло. Да и Арсений старался сразу залечить место разрыва, либо и вовсе предотвратить это. И если Антона новые цветы не удивляли и не расстраивали, то Попов на каждую рану реагировал болезненно. Ему казалось, что он недостаточно старается, плохо что-то делает и может всё исправить. Антон не мешает ему — спорить бессмысленно, да и не хотелось тратить на это время. Когда оно становится ценностью и наградой, то глупости сами испаряются из жизни. Да и его эмоциональное состояние и так балансировало на грани, поэтому добавлять себе стрессов не хотелось. — Вызвать такси? — Если можешь, будет супер, — торговый центр был в двадцати минутах ходьбы, но для Антона это становилось непреодолимым расстоянием. Лёгкие работали недостаточно, постоянная отдышка и слабость от любой нагрузки делали прогулки нереальными. Врачи, приезжающие к нему из разных стран, только разводили руками — либо операция, либо взаимные чувства. Иначе цветы просто разорвут лёгкие, а затем проберутся во всё тело. Бесконечные анализы результатов не давали, его прикроватная тумба заставлялась всё новыми и новыми лекарствами, а сам он становился похожим на подопытную крысу. Было неприятно обнажать душу и тело перед бесконечными консилиумами, но ещё неприятнее было знать, что всё это бессмысленно. Болезнь не остановить, оставалось просто стараться жить, наслаждаться тем временем, что ему отведено. — Мы хотим что-то покрепче? — Антон внимательно смотрел на многообразие алкоголя, не зная, что именно стоило купить. Они выбрали пару рецептов, но до сих пор не могли решить, какой из них предпочесть. — Там был коктейль «Запретный плод», звучит интересно, должен быть достаточно крепким и, я надеюсь, вкусным, — Арсений достал телефон, просматривая список ингредиентов, — да и тут есть лавандовый сироп. — Ты же не слишком любишь такое, — Антон слегка нахмурился, поворачиваясь к парню. — Зато любишь ты, — Арсений ответил не раздумывая и прошёл вглубь магазина. — Ищи лучше кальвадос. — Это что ещё такое? Где я должен такое найти? — Яблочный бренди, очень вкусно. Антон только глупо смотрел по сторонам, не зная, где именно искать этот бренди, поэтому решил оставить это на Арсения. Сам он начал выбор сиропов — им был нужен лавандовый и лаймовый сок. Стойку с сиропами он заприметил быстро, однако огромный выбор не позволял мгновенно сориентироваться. Его лавандовый сироп нашёлся мигом — видимо, его количество в организме было таким, что он просто притягивался к подобному. Бросив сироп в корзинку, он продолжил поиски. — Смотри, какие люди, — его быстро похлопали по спине, отчего Антон радостно развернулся, — ты опять свою траву пьёшь? — Лёша, привет! Ты чего тут? — перед ним стоял его бывший одноклассник, который после девятого класса улетел в Москву. Поэтому видеть его в Питере было странно. — Где бы мы ещё встретились! Антон был рад видеть парня, в школе они общались достаточно близко, да и сейчас периодически поддерживали связь. И ему сейчас отчаянно не хватало общения — по характеру живой и активный парень умирал со скуки в квартире. И несмотря на то, что они с Поповым общались достаточно много, Антон хотел видеть и других людей. — Да прилетел знакомиться с родителями парня, он из Питера просто, — Лёша счастливо улыбнулся, показывая на кольцо, украшающее безымянный палец, — можешь нас поздравить. — Ты выходишь замуж? — Антон был в шоке, внимательно рассматривая кольцо. — Ты ж говорил мне, что раньше сорока тебя никто не затащит под венец! — Он совершенно точно стоит того, чтобы поменять планы, — ухмыльнулся Лёша. — Да и это было так давно, мы же в девятом классе были, тогда всё казалось другим. А у тебя кто-то есть? — Тогда я вас поздравляю, правда. Очень за тебя рад! А я в отношениях, но до свадьбы далеко пока, — посвящать в сложность их ситуации не хотелось — слухи могли пойти с немыслимой скоростью. Если Антон умрёт, то на Арсения посыплется негатив, а Шастун такого не хотел. — Главное будьте счастливы друг с другом, а остальное приложится, — Лёша слегка приобнял Антона. — Ну, я побежал, а то меня с вином уже заждались, — он разорвал объятия и показал бутылку. — А ты, смотри, в клумбу не превратись со своим сиропом. Хорошее настроение словно испарилось, и он едва нашёл силы на то, чтобы улыбнуться на прощание и договориться обязательно встретиться. Эту реакцию объяснить нельзя: вот ты всячески убегаешь от болезни, прячешь голову в песок, делаешь вид, что твоя жизнь не рушится, и в душе надеешься на благоприятный исход, но в один момент накрывает с головой. В ушах шумело, он слышал только биение собственного сердца, отдающее где-то в горле. В глазах немного плыло, но Антон упорно шёл к единственному источнику спокойствия — Арсению. Люди вокруг смешались безобразным пятном, проплывая мимо ярким водоворотом. В груди жгло, дышать было невероятно тяжело, для вздоха требовалось множество усилий, и он боялся просто задохнуться. Он бы мог понадеяться на то, что цветы сгорят в огне, но это было бы слишком просто. Он боялся и не знал, что нужно делать. Антон старался сделать множество мелких вдохов, но ему всё ещё не было достаточно кислорода. Казалось, что всего воздуха мира не хватило бы ему сейчас. Сердце всё сильнее стучало о его рёбра, словно пытаясь выпрыгнуть из груди. Антон его понимал — ему и самому отчаянно хотелось убежать. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль о том, что это ненормально, но она была тут же вытиснута более чёткой, более навязчивой: «Бежать!» Казалось, остановись он — мир рухнет, а сам Антон умрёт. Мир вокруг двигался слишком быстро, он просто не успевал за происходящим. — Шаст? — взволнованный голос раздался недалеко от него, заставив остановиться. Воздуха становилось всё меньше, паника давно захватила тело, лишив воли. — Тоша… Он чувствовал руки, поглаживающие его плечи, слышал ласковый голос, пытающийся успокоить, но дышать нормально не получалось. Такое уже было с ним, но каждый раз как первый. К этому нельзя подготовиться, нельзя выработать иммунитет. — Вспоминай, что говорил Дима, — Антон старался сконцентрироваться на звуках голоса Арсения, но шум в ушах мешал этому. — Давай считать вместе, — он дождался утвердительного кивка Шастуна и продолжил: — Десять — ты жив. Это упражнение посоветовал Позов, когда узнал о панических атаках друга. Нужно было досчитать от десяти до одного, а на каждую цифру называть причину, почему не стоило паниковать. Это было очень тяжело, и у Антона почти не получалось назвать столько причин. — Девять, — Арсений взял его лицо в свои руки, вынуждая смотреть себе в глаза. Его большие пальцы успокаивающе поглаживали щёки, пытаясь расслабить. Антон не мог сказать ни слова, просто пытался сосредоточиться на ощущениях, поэтому Арс продолжил сам: — ты чувствуешь тело. Антон отчаянно всматривался в лицо Попова — он был его якорем. Рассматривал детали, пытаясь дышать медленно. Голубые глаза, лёгкая небритость, сухие губы — он раз за разом смотрел на детали лица, концентрируясь, стараясь запечатлеть образ у себя в голове так, чтобы он не пропал ни при каких обстоятельствах. — Восемь, — Арсений не останавливался, пытаясь успокоить парня. Получалось слабо: руки Антона дрожали, а дыхание было тяжёлым, прерывистым, — ты почти сдал экзамены. — Семь, — Попов ласково улыбнулся, — продолжай дальше сам. — Ты рядом, — Антон выдавил это из себя с трудом, словно отрывая от самого себя. Этот факт успокаивал лучше любых других, потому что без помощи он бы просто расплакался. Несмотря на все усилия, паника не желала уходить, в груди всё так же горело, а лёгкие не хотели работать. — Шесть — дома мы выпьем, — причина пришла в голову сама, но Антон тут же её озвучил. Ему необходимо было расслабиться, потому что иначе он рисковал потерять себя. Так было почти с начала их отношений: вина за изнасилование (а именно так Антон про себя и называл тот секс в ванной), стресс из-за болезни, страх смерти, волнение за Арсения, переживания за маму и всех вокруг вылились в панические атаки. Он не мог сказать точно, что становится катализатором этих приступов, как и не мог выделить систему, но точно знал, что это совершенно ненормально и ужасно мешает жить. — Пять — мы ещё не съездили на море, — Антон постарался вспомнить о списке желаний, стараясь не делать множество вздохов, а дышать медленно и ритмично. Начинало помогать, хоть и слабо, но это было хоть что-то. — Четыре, — Арсений удовлетворённо помогает, — ты всё ещё должен мне свою фотосессию. — Три — ты должен мне свидание, — с кислородом в лёгкие поступает и аромат парфюма Арсения, что во взаимодействии дарит спокойствие. Как амнезия — погружение медленное, но уверенное. — Два — я тебя не отпущу так просто, — Арс, кажется, забивает на правила, но это, на удивление, хорошо помогает. — Один, — Антон устало прикрывает глаза, ощущая тяжесть во всём теле. Поход в магазин выдался слишком изматывающим, — я слишком хочу тебя поцеловать, чтобы умереть. И Попов правда целует его: медленно, спокойно, уверенно, не отпуская лицо из своих рук. Он внушает спокойствие, помогает прийти в себя. Шастун и правда готов жить ради таких поцелуев — тогда кажется, что между ними всё хорошо.***
Шастун курит на кухне, пока Арсений раскладывает покупки на столе, оставляя только то, что нужно для вечера. Им не удалось нормально купить продукты, Антон чувствовал себя слишком разбитым и потерянным, поэтому они взяли лишь всё для коктейлей, а остальное заказали в доставке. Паника отступила, оставив место раздражению и злобе, которые Антон безуспешно пытался подавить сигаретами. Ему не нравилось чувствовать себя слабым, ему не нравилось собственное чувство вины, он хотел бы отпустить от себя Арсения, но не мог. Образ счастливой жизни с парнем настолько его поглощал, что он начинал в это искренне верить. Хотелось принимать эти заботу, ласку и внимание за правду, старательно игнорируя всё, что между ними было. И если внешне у Антона это получалось, то внутри он сгорал от раз за разом наплывающих чувств. — Я порежу что-то на закуску, достань бокалы и найди тот рецепт, — Арсений, увидев, что Антон докурил, поспешил дать ему работу. Тот с лёгкостью выполнил поручение и, дождавшись, пока Попов освободится, начал зачитывать рецепт. — Мы же не будем по одному коктейлю делать? — Шастун дождался утвердительного кивка и глянул в инструкцию. — Давай на четыре порции тогда. Положи в стакан для смешивания восемь ягодок ежевики и подави мадлером, — он непонимающе посмотрел на парня. — Это что ещё за херня? Антон любил готовить, но коктейли до этого не делал ни разу, только молочные, а вот Арсений, кажется, фанател по барменской тематике и пытался пробовать разные сочетания. — Вот это, — Арсений вытащил предмет, отдалённо напоминающий молоток для мяса, — толкушка для того, чтобы выдавливать сок из фруктов разных, ягод, — он быстро выполнил указания и посмотрел на Антона. — Что дальше? — Нужно налить сиропы, — Антон начал мысленные подсчёты ингредиентов на четыре порции, — сорок миллилитров лаймового сока, столько же сиропа лаванды, — запах коктейля ему уже нравился, поэтому, проследив за аккуратными движениями Попова, он добавил: — Ну, и сто шестьдесят кальвадоса, надеюсь, он вкусный. — Поверь, очень вкусный, — пообещал Арсений, добавляя лёд и размешивая. — Тут ещё нужен стрейнер и ситечко, — Антон даже спрашивать не стал о том, что такое стрейнер, но Арсений, благослови его боги, сам объяснил. — Это штука для фильтрации коктейля от косточек, льда и тому подобное, — он максимально аккуратно разлил получившуюся смесь по бокалам и поднёс к столу. Пахнул коктейль и правда приятно, да и насыщенный бордовый цвет привлекал не меньше. — Давай до дна, это же шот. На вкус коктейль оказался очень интересным и вкусным — даже Арсений, который не слишком любил травяные настои, оценил. Пился коктейль даже слишком легко, хоть и был крепким, поэтому спустя какой-то час парни чувствовали опьянение. За это время они переместились с кухни в гостевую комнату, съели всю закуску и раскурили сигару, которую принёс Арсений. От последнего стало только хуже — опьянение начало ощущаться сильнее. Разговоры текли плавно, переходили с темы на тему, не останавливаясь на чём-то конкретном. Арсений пытался сесть максимально близко к Антону, но тот старался незаметно отдалиться — он догадывался о своей реакции на такую близость и хотел этого не допустить. — Вот скажи мне, — Арсений глядел в глаза Антону внимательно, даже несмотря на расфокусированный взгляд, — почему ты меня не хочешь? — Это неправда, — Антон не знает, как объяснить происходящее: ему нравится проводить время вместе, нравится всё, что делает парень, но если дело идёт к большему… Возбуждение накатывает очень медленно, а потом перед глазами встаёт картина того, как Антон прижимает Арса к двери и насилует — слабое алкогольное согласие последнего считать нельзя. Член от такой картины мгновенно опадает, и Антон не хочет продолжать что-то большее, чем поцелуи. Он читал про стокгольмский синдром и боится, что у Арсения какое-то его проявление, ведь нельзя хотеть секса с тем, кто тебя насильно заставил отдать свою девственность, из-за кого ты живёшь с человеком не по своей воле, из-за кого ты не можешь даже отношения начать. Арсений притягивает Антона к себе, садится на его бёдра и беззастенчиво кусает за шею, тут же зализывая место укуса. — Я больше не возбуждаю тебя? — он произнёс это почти в губы Антону, хрипло и томно, пытаясь не оставить ни единого шанса на отступление. — Я хочу тебя. Если наше воздержание — тактика соблазнения, то она сработала. — Я не могу, только не снова, — Антон прикрыл глаза, стараясь максимально отдалиться от происходящего, — давай я тебе отсосу. Это было проще: он бы встал на колени и вылизывал, вымаливал прощение, как делал это в новогоднюю ночь. — Привлекательно, но нет, — Арс стащил с себя футболку, немного поёрзав у Антона на коленях, отчего тот ощутил явный стояк. — Я хочу почувствовать твой член в себе, как в прошлый раз. У Антона сносит крышу — иначе такую реакцию не объяснить. Он быстро оказывается сверху, прижимая Арсения к полу. Глаза замечали и расфокусированный взгляд, и участившееся дыхание, и блядкие движение бёдрами вперёд. — Ты хочешь, чтобы я тебя изнасиловал, как тогда? — его голос твёрдый и уверенный, отливающий сталью. — Чтобы воспользовался? Он не понимает такой реакции парня — сам он бы бежал после такого, причём как можно дальше, но никак не просил бы добавки. — Я хочу тебя в себе сейчас, — Арсений шире раздвинул ноги, практически обхватывая торс Антона коленями, — хочу сейчас, хотел и тогда, — Шастун хочет что-то возразить, но его тут же перебивают: — Ты никогда не насиловал меня, я возбуждаюсь от одной мысли о том, каким жёстким ты был в сексе. Я думал об этом слишком часто, чтобы не быть уверенным в том, что твой член в моей заднице — то, что нужно. Осознание, что Арсений действительно хочет его, захлестнуло с головой и заставило кровь буквально бурлить под кожей. Он внезапно понял, что все его переживания были пустым звуком, необоснованными и глупыми. Арсению не нужно было его прощать, потому что он никогда не винил Антона. От одной такой мысли он почувствовал себя настолько возбуждённым, каким ещё не разу до этого не был. — Уверен, милый? — Антон говорит всё так же уверенно, замечая, как зрачки Арсения расширяются ещё сильнее. Рука Шастуна перемещается под резинку трусов парня, постепенно оглаживая член, явно требующий внимания. К его удовольствию, собственный член также подаёт однозначные признаки накатывающего возбуждения. — По… ах… пожалуйста, — голос Арсения срывается на стон, когда Антон полностью берёт его член в руку, начиная дрочить. — Скажи мне, чего ты хочешь, — Антону нравилась реакция Арсения, нравилось, что он из заносчивого и самовлюблённого парня превращается в мальчишку, готового на всё ради удовлетворения потребности. — Тебя… хочу… — Антон замедлил движение руки, отчего Арсений разочарованно застонал. — Скажи мне чётче. — Трахни меня так, чтобы я мог только кричать твоё имя, — этого хватило Антону, чтобы стащить с него штаны вместе с нижним бельём, а затем и кое-как стянуть одежду с себя. — Господи, да-а, — простонал Арсений, когда Антон закусил кожицу под ключицей. Антону нравилось то, насколько отзывчивым был Арс, как он реагировал на каждое его прикосновение. Он чувствовал каждую дрожь, каждый стон, и это заводило нереально. Он поглотил в себя тот развратный стон, который вырвался изо рта Арсения, когда Антон впихнул два пальца в этот самый рот. Арсений буквально захныкал оттого, что его член оставили без внимания, но, глядя Антону прямо в глаза, очень старательно обсасывал пальцы, вбирая их в себя как можно глубже. От знания того, как эти губы ощущаются вокруг члена, уносило, но он старался максимально прочувствовать момент. — Как ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? — Антон вытащил пальцы изо рта Арсения, подставляя их к анусу. — Пожалуйста, — он был полон нетерпения, но быстро подчинился, когда почувствовал укус на своей шее, — жёстче, прошу тебя. — Плохой мальчик, — пальцы Антона аккуратно вошли в парня, медленно растягивая, но Попов, сгорая от нетерпения, сам подался вперёд, насаживаясь сильнее, быстрее. — Ещё, пожалуйста, Антон… Шастун только подчинился, добавляя третий палец, разрабатывая его. Он с упоением слушал требующие стоны, которые Арсений даже не пытался приглушить. Он готов — это было настолько очевидно, что не хватало только огромного плаката с призывом к действию. Арсений притягивает парня к себе, стонет в губы, когда Антон сгибает и разгибает пальцы внутри, а затем требовательно целует. Хотя это никак нельзя было назвать обычным поцелуем — они словно вылизывали рот друг друга, выпивая без остатка. — Какой грязный мальчик, — он обрывает себя на полуслове, потому что Арсений настолько нетерпеливо двигает бёдрами, намекая на продолжение, что игнорировать уже нельзя, — перевернись и встань на колени для меня. От внезапной идеи темнеет в глазах, он понимает, что такое может себе позволить только с Арсением. Это возбуждает, хотя кажется, что сильнее уже нельзя возбудиться. Но Арсений раз за разом доказывает — можно. Его покорность приятна, он чувствует свою власть в сексе с ним, хоть из них двоих именно у Антона не было опыта. Но Попов настолько гармонично смотрится в такой позе, что сил сопротивляться своим желаниям не было. Раньше он думал, что это мерзко. Думал, что он точно такого не сделает и даже не позволит делать с собой, но все мысли улетают от совершенно нового стона, когда язык Антона впервые проходится между ягодиц. Пахнет лавандой — их гелем для душа, а ещё нереальной смесью из возбуждения и желания. Он вылизывает Арсения старательно, не жалея слюны и усилий, а спустя время уверенно скользит языком внутрь. Если он думал, что Арсений до этого стонал, то теперь чувствовал совершенно иные звуки. Это был полурык-полустон, казалось, что Попов совершенно не контролировал себя, погружаясь в пучину наслаждения. — Убери, — он заметил, как рука Арса потянулась к члену в попытке подарить желанную разрядку, но у Антона были другие планы: — Я тебе не разрешаю себя касаться. Возможно, Арсений и хотел возразить, но Антон тут же вернулся к его анусу, отчего у него только и получилось, что застонать. Антон старательно трахал его языком — то замедлял свой темп, то снова наращивал. Он вылизывал его дырочку так, словно ничего вкуснее в его жизни нет. И на тот момент так и было — удовольствие от такого действия застилало глаза и шумело в ушах. — Кончи для меня, мой хороший, — он ненадолго отрывается от своего занятия, когда видит, как дрожит парень, как ноги почти не держат его, а сам он только стонет что-то умоляющее, перемешивая это с его именем, — сладкий мальчик. Антон шлёпает его по ягодице, а затем снова скользит языком внутрь, двигая им так быстро и глубоко, насколько это вообще возможно. Арсений действительно кончает через минуту, громко вскрикивая и падая на кровать. Его дыхание тяжёлое, Антон видит, как тело ещё подрагивает, не отошедшее от оргазма, но его собственный член ноет так, что всё сознание сосредоточено только на одном желании — выебать Арсения. — Смотри, как ты кончил даже без помощи рук, — Антон кусает шею Арсения, а затем снова шлёпает, — умница. Он аккуратно поднимает почти ничего не понимающего Арса снова на колени, придерживая его одной рукой. Второй помогает себе втолкнуться членом в анус парня под собой, а затем ею же накрывает его член. Антон делает первый толчок, и мысли окончательно выпархивают из его головы, оставляя только нереальное удовольствие. Ему необходимо двигаться быстро, он буквально вбивает член в Арса, отчего тот кричит, видимо, чувствуя то же болезненное удовольствие, что сейчас испытывал сам Шастун. Он начинает трахать Попова ещё быстрее, резко толкаясь вперёд бёдрами, пытаясь войти как можно глубже. Антон видит, что Арсений почти не соображает от возбуждения, двигаясь навстречу и пытаясь устоять. Шастун чувствует, как член Арсения постепенно вновь твердеет, поэтому ускоряет движения рукой — в такт с собственным членом. — Антон, а-ах, пожалуйста, — Арсений почти кричал, когда он толкнулся ещё сильнее и грубее, чем раньше. Антон убрал руку с торса парня, отчего тот чуть не упал, но всё же удержался, а затем пальцами скользнул в рот Арса, входя так глубоко, что дыхание Попова окончательно сбилось. Антон с оглушительным стоном кончил, а затем, спустя ещё пару движений руки, кончил и Арсений. Сил не было даже на то, чтобы вытащить член, — он просто завалил их набок, ощущая на руке липкую сперму. Он аккуратно поднёс руку к своему рту, слизывая сперму Арсения с неё. — Охуенно, — Арс звучал настолько удовлетворённо, что хотелось трахнуть его вновь, — теперь ты точно от этого не отмажешься. У Антона была только одна мысль — он и не хотел. — Станешь моим парнем? — Антон звучит уверенно, правильно, но внутри застывает кровь. Он боится отказа, но понимает — это самое идеальное время для такого вопроса. Потому что если не сейчас, когда все проблемы обговорены и решены, то когда? — Кто-то после такого может отказать? — Арс улыбается, а в душе Антона взрываются фейерверки. Арсений Попов — его парень. Это шок.