Стоящий на эшафоте

На Пике Цинъюнь часто бушевал ветер, поднимающий искателей приключений на планёре так высоко, что те нередко пугались за собственную жизнь. Сейчас же ветер был мягок и лишь слегка трепал волосы, будто от той буйности ничего не осталось. Сяо, стоя на возвышенности, осмотрелся: почему-то доселе родной пейзаж казался ему чем-то чужим, будто он никогда не принадлежал этому месту. Якша уже и забыл, когда в последний раз здесь был, если вообще знает, какое сегодня число — так сильно он потерялся во времени после того дня. Такое странное ощущение: ничего не изменилось в пейзаже. На горе Аоцан всё также находится небольшой прудик и берлога Хранительницы Облаков, укутанная в гору, покрытую деревьями; на каменном лесу Хуагуан всё также острыми пиками стоят скалы, а Гора Хулао будто не изменилась и на камешек с прошедших двух тысяч лет, но будто сам взгляд Сяо на это место изменилось. Он прикрывает левый глаз: не может же это происходить из-за того, что он смотрит на мир чужим глазом. Им же, к слову, Сяо видит намного хуже: поразительно то, что у самого Архонта, как оказывается, было скудное зрение. Или дело совсем в другом? Узнать он может только при встрече с Архонтом. Скоро ли? Сяо готов ждать вечность, но не сложа руки. Сяо достаёт флейту: может быть, она ещё пригодна для игры? Без проверки не узнать. Игра на флейте давалась ему тяжело, будто кто-то неощутимый отвлекал его и не давал сосредоточиться на деле. Быть может, этим некто были только его мысли, ведь Пик Цинъюнь не был известен бродящими там духами. На душе всё также было до одури беспокойно. Сяо часто прибегал к игре на флейте в трудные минуты: так он звал своих умерших товарищей и через дымку они, слыша его игру, находили путь домой, а Якша находил покой. Будучи живыми, они часто хвалили его игру и просили сыграть вновь — а Сяо никогда не отказывал, зная, что каждая его игра на флейте для них может оказаться последней. И когда они умирали, он взывал к их душам через флейту, помогал им, запутавшимся и брошенным, найти путь назад. Его игра всегда предназначалась мёртвым, его мелодия всегда была грустна. Один раз, Ху Тао застала его на игре на флейте: Сяо тогда, сидя на холме, совсем не обращал внимания на внешний мир, погружённый в недавнюю утрату. Она вернула его назад простыми словами — всего-то назвала его по имени. Сяо, замеченный за тем, что не положено слушать «живым» собирался уходить. Ху Тао остановила его парой слов — что уже слышала эту мелодию. Сяо оцепенел, а девушка, увидев его реакцию, объяснилась, что в том, потустороннем мире, провожая умерших, она иногда слышит флейту. А некоторые из тех, кого она проводила в последний путь, напоследок просили одно: вновь услышать эту успокаивающую мелодию. Сяо тогда только отводил взгляд: он всегда считал, что его игра приносит только скорую утрату, и в ней нет ничего, кроме взывания к скорби, а потому сейчас, если кто-то попросит его сыграть, он наверняка откажет. Он тогда, честно, испугался за девушку, ведь она услышала эту мелодию, и корил себя за то, что не обращал внимания на окружение и позволил этому случиться, будто сама карма проклинает каждое его действие. И тогда он впервые открыто выразил переживание за кого-то другого. Ху Тао только посмеялась и сказала, что она быстрее встретит Сяо в загробном мире, чем он её. Сяо только оставалось надеяться, что так оно и будет, хоть он и знал: этому не бывать. Сейчас он играет для кого? Все товарищи отпеты, но ему самому будто бы нужна та утешительная песнь, которая приведёт домой. Он сам зовёт их, ему нужен совет. Сяо впервые чувствует себя действительно нуждающимся в чужом слове — до этого он обходился собственными мыслями. Что-то подсказывает ему — Моракс. Кому как не ему лучше всего знать Сяо? Хотя, если бы у Якши был выбор, он бы предпочёл незамысловатые и длинные разговоры Венти — было в них что-то по-особенному комфортное, убаюкивающее. Но Анемо Архонт там, в недрах земли, а Сяо тут, на поверхности. Меньше всего хочется думать о том, что Анемо Архонт давно погиб там, а все эти готовящиеся спасательные миссии не приведут ни к чему — худший исход, к которому он всегда готовится. Эти мысли всё не покидают его, как яд, как боязнь потерять близкого, как попытка ухватиться за тонкую нить, способную удержать его на плаву. Сяо чувствует, что скоро его карма возьмёт над ним контроль, что близок тот час, когда он, как его товарищи, будет поглощён и сойдёт с ума. Миазмы слишком плотно протекают в его венах, заменяя кровь. Его смерть приведёт лишь к катастрофе из-за того, что все те проклятья, что он несёт внутри себя, вырвутся наружу и захлестнут Ли Юэ. Он хочет встретить смерть достойно. Сяо убирает флейту за пояс: к горлу подкатил ком, не дающий сыграть дальше. Слёзы ли это? Ему незачем плакать. Ветер только становился сильнее, и в воздухе застряло вязкое, маслянистое ощущение, при вдохе тянущее внутри, будто смола. Он глубоко вздыхает и зря: это ощущение заполняет лёгкие, мешает дышать, и только Сяо понимает, чей приход вызвал столь резкую перемену. Он закрывает глаза и делает шаг в пропасть. Падает, расслабленный, не двигающийся, будто смирившийся с тем, что его ждёт и не собирающийся продолжать сражение. Перед глазами вспыхнула картина падения Венти, его обречённого, но вместе с этим прекрасно знающего, что так всё и произошло бы при любом стечении обстоятельств, не сопротивляющегося своему наказанию. «Это то, что ты чувствовал?» — единственный, едва слышимый вопрос. Чувство бессилия и вместе с этим полной уверенности в том, что это — правильный исход и справедливая цена за собственную оплошность, осознание того, что это конец прошлой жизни, возможного будущего и мнимого прошлого. Сяо морщится от наплывших воспоминаний: о том гнилом запахе крови, об отрезанной руке, вытекшем глазе и чувстве собственной беспомощности. Виднеется земля. Ещё один вдох: Сяо призывает копьё, готовится к атаке в падении — так совсем не чувствуется боль от преодоленной высоты, ведь он больше фокусируется на собственном ударе, нежели на вспыхнувшей в конечностях боли. Он отбрасывает мысли: невероятную боль приносит только воспоминание о последнем выражении лица Венти, которое он увидел. Смолистое ощущение никак не покидает его грудь и лишь нарастает с каждым шагом. Он смотрит вперёд: бесформенное нечто, принимающее то звериные формы, то человеческие, а иногда и обе вместе. Оно смотрело само на себя, будто запутавшееся, не знающее, зачем он вновь скитается по этой земле, которую покинул несколько тысяч лет назад. Ненависть и жажда мести — причина почему они, будучи мёртвыми, всё ещё сражаются. По своей сути Архонты бессмертны: их сознание и желание выплёскивается при их смерти вместе со всей их оставшейся силой, нередко провоцируя катастрофы. У Сяо достаточно сил, чтобы их усмирить, но не способен истребить на корню, поэтому его битве нет конца. Порождение смерти Архонта выглядело относительно безобидно в сравнении с тем первородном ужасом, форму которого любили принимать останки. Быть может потому, что их ненависть принимает такие образы не в силах усмирить себя же, либо потому что они имитируют существ, которых никогда не существовало в Тейвате, но которых павшие Архонты видели своими глазами. Сяо выставляет вперёд копьё: существо трусливо отступило на пару шагов назад, но он не раз видел, как такие с виду безвредные останки были самыми свирепыми, ведь они сродни младенцам. Родились недавно, оттого и в первые минуты кажутся безобидными. Их сознание способно держать в себе одну мысль: о мести, и не более того. Сяо не проявит милость — существо, одним своим существованием терзающее жителей Ли Юэ этого не достойно. Якша давно позабыл, каково это — проявлять милость по отношению к тому, кого он должен убить. Он знает: стоит ему нанести первый удар, так это безобидное нечто моментально захочет его съесть, восполнив телом Сяо свои силы и перейдя к поеданию более могущественных существ. Рука неприятно дрогнула от усталости, хотя сосредоточенность Якши на действиях существа и его поведении не позволяет тому упасть в бессознательный сон. Предстоящая битва — единственное, что держит сейчас его на ногах. Он нападает первым: бесформенное существо приняло очертание существ, часто звущихся «демонами», но на деле являющийся олицетворением прививки, только вместо растений были объединены различные конечности животных и людей. У этого же «демона» в основании лежал скелет исполинских размеров, от спины которого отходил второй такой же торс, содержащий лишь руки, к одной из которой будто обвиваясь была прикреплена птичья конечность. Если попытаться описать это существо вкратце, то это будет нeчто иное, как гибрид человека и зверя с четырьмя конечностями, которыми он использует, и ещё четырьмя, связь с которыми была нарушена вследствие чего они не приносят никакой пользы. Можно было заметить ещё несколько заметно меньших конечностей, двигающиеся в такт движениям существа но не способные на какие-либо действия ввиду своей неестественной вывернутости в спираль. Даже так, его образ постоянно изменялся, не давая Сяо точно сказать, сколько конечностей тот имеет, и какой рукой будет пользоваться для атаки. Что же до оружия: как люди берутся за руки, так и эти две оторванные руки были будто сплавлены вместе и образовали собой нечто, похожее на косу, конец которой являлся острой костью. Вид этого существа был не более, чем смешанные чувства и ощущения умершего Архонта, которым придала вид выплеснувшаяся при смерти энергия. Таких чудовищ никогда не существовало в Тейвате, лишь во снах Сяо, впитавший после многочисленных битв воспоминания о этих существах, мог их встретить там, где ему снова приходилось с ними сражаться. Он привык. Однажды кто-то из людей застал его битву с таким отродьем, из-за чего сошёл с ума и Сяо пришлось лишить его жизни, чтобы не оставлять жить с остатками былого разума и навеки затуманенным взором. Самого Сяо бывало рвало от запаха гниющей плоти, которая так часто исходит от этих существ чем дольше он с ними сражается: сила Архонтов, питающая их жизнь, угасает, заставляя тело медленно распадаться. Так, иногда, он и побеждал: выжидая до последнего момента и пытаясь не обращать внимание на резкий и чересчур сильный запах. А затем выработалась привычка, и этот запах он более не воспринимает как что-то, пробуждающее рвотный рефлекс. Существо сначала ударяет справа, Сяо отскакивает и сразу же вонзает копьё в держащую оружие конечность, пока существо было занято тем, что вытаскивало своё оружие из щедро принявшей его удар земли. Копьё проходит через плоть и кость, и Якша усилием вырывает копьё, срезая конечность и снова пачкая свои руки в крови. Существо вскрикивает, и этот крик был поместью звуков различных зверей в глухом голосе. Пока оно хватается за раненую руку, Сяо ещё раз вонзает копьё: в кость, открытую благодаря отсечёнию, и вонзает практически до основания копья. Слышится тихий писк, Якша не успевает вытащить копьё, из-за чего с громким грохотом падает на землю, недолго перекатываясь. Смотрит на своего врага: тот сам решился пожертвовать оставшейся рукой, чтобы сбить с ног Якшу, и снова хватается за свою косу, но теперь из-за потерянной при взрыве силы заметно теряет в размерах и теперь был всего вдвое больше Якши при изначальных шести. Сяо отхаркивает прилипшую к горлу кровь, не замечает, что осколки кости врага впились ему в живот, и снова атакует. Судьба была благосклонна к нему в этот раз, подкинув останки довольно слабого Архонта, или же ту малую часть, что осталась от сильного представителя. Ему остаётся продержаться ещё с пару часов и сила сама покинет это существо. Но у Сяо нет столько времени: он чувствует, как его тело постепенно тяжелеет, не справляется с тем, чтобы оставаться в сознании. Левая рука существа тянется, чтобы захватить Якшу, пока правая атакует. Сяо приходится надеть маску, хоть и в его состоянии это больше будет ему во вред, нежели чем в пользу. Он отпрыгивает, прыжок столь высок, что существо растерялось, думая, что упустило Якшу из виду, и лишь потом заметило, что он находится над. Атака в падении: десяток тёмно-бирюзовых копьев воткнулось в существо, и то снова завыло и попыталось слабеющими руками сбросить с себя Сяо. Тот только сильнее воткнул копьё в одно из черепов существа, не чураясь пользоваться и правой рукой, хоть и боль была довольно сильной. Оно растворилось, оставив после себя мелкие чёрные частички, которые быстро сдуло ветром. Сяо называет это «чёрным снегом» — за то как оно опадает на землю и как формирует небольшие «сугробы», которые приходится уничтожать, дабы земля не пропиталась этой ненавистью и не стала чахлой. Сяо опирается на копьё, пытается крепко встать на ноги, но тело, почувствовавшее безопасность, вовсе перестало его слушаться. Он слышит шаги, и, насторожившись, вынимает оружие из земли и наставляет его на место, откуда он слышал звук. Из-за дерева показался Альбедо, сначала с слегка виноватой улыбкой, будто знающий, что скажет на его появление Сяо, а затем, увидев рану на животе Якши, беспокоящийся. Он идёт навстречу к нему, тот же, убрав копьё, делает то же самое. Почему-то у Сяо застряло ощущение того, что на месте Альбедо должен был быть Венти, что он должен был появиться и снова улыбнуться, показав, что всё прошедшее было лишь неприятным сном. Архонт ведь приходил только после того, как Сяо сражался с останками. Якша отзывает копьё, и делает ещё два шага перед тем, как его изнурённое тело не падает. Альбедо его ловит: было заметно, что алхимику трудно удержать его. — Оставь меня, — устало говорит Сяо. Тело клонит в сон, и он не сразу разбирает, что говорит ему Альбедо: его голос будто растворился в общем шуме, став его частью. Якша еле держит глаза открытыми, но знает, что не может уснуть здесь — небезопасно. Ему нужно протянуть, найти спокойное место, где его никто не сможет найти, и только тогда он сможет насладиться мимолётным покоем. Всё только усугубляет потеря крови и он даже не знает, найдётся ли у него достаточно сил, чтобы использовать силу Адептов для того, чтобы не идти до укромного места пешком. Альбедо же ставит его на ноги и крепко держит за плечи, чтобы тот не рухнул. — Тебе нужно вернуться, — он осматривает Сяо, — ты не сможешь протянуть долго. Он только противится, пытается убрать руки Альбедо с его плеч. Сяо кажется, будто ещё одна ночь, прожитая в Мондштадте, для него будет невыносимой: из-за напоминаний о тех событиях, из-за знакомых запахов и людях, некоторые из которых считают Сяо виноватым в произошедшем. Он не может их винить. — Отпусти. Это мелочи для меня. Альбедо вздыхает и всё равно не отпускает Якшу, зная, что тот упадёт, если алхимик это сделает. Сяо только ждёт, когда тот сдастся, чтобы он смог уйти не тревожить его более своим состоянием. Ему трудно жить с тем, что за него беспокоятся и думают, ведь он не привык и не может жалеть себя, когда находится на поле боя, чем и является вся его жизнь. Жизнь Якш всегда посвящена сражениям, и существуют они лишь ради того, чтобы уничтожать зло. Сяо только жаль, что он продолжает беспокоить Альбедо. Стоит переживать за существо, единственная цель которого — сломаться в бою? Незнакомец посмотрит и уйдёт, решив, что так и нужно, но стоит связи с кем-то стать прочнее, как беспокойство сразу придёт в силу. Людские отношения хуже проклятия заклятого врага для того, кому их иметь не дано в силу собственной службы. И всё же, ему не остаётся ничего, кроме как последовать за Альбедо. Сяо некуда возвращаться, кроме как в постоялый двор «Ван Шу», но отчего-то к этому месту начало развиваться стойкое отторжение. Быть может, он не хочет возвращаться в Ли Юэ лишь из-за того, что он не закончил своё дело в Мондштадте, а может из-за того, что своим изменением повлечёт много взглядов на себя. Многие знают о той борьбе, что ведёт Сяо, и его изменения разбудят вопросы о том, справляется ли он со своей обязанностью также, как и прежде. Альбедо сконцентрировал Гео энергию, принявшую форму волны, и ступил на неё. Сяо не оставалось ничего, кроме как присоединиться. Он попробовал переместиться благодаря своей силе, но не смог ни сосредоточиться на месте, куда хочет переместиться, ни сконцентрировать свою силу для перемещения. Идти пешком от Ли Юэ до Мондштадта отняло бы у них столько времени, что пришли бы они туда уже на рассвете. — Почему ты так относишься ко мне? — прерывает тишину Сяо. — Только из-за того, что ты обещал Венти? Даже стоя спиной к Альбедо он чувствует его едва заметную улыбку. Якша оборачивается и видит, как алхимик слегка поднял голову и посмотрел на звёздное небо. Звёзды выстроились в ряд стрелой мерцающие, красивые, но будто не изменяющиеся, как купол над городом. Они редко меняют своё положение, редко мерцают ярче или бледнее, но мало кто обращает на это внимание. — Мы всё-таки друзья. Иногда мне кажется, что даже если бы Венти не был бы первостепенной причиной нашего с тобой общения, то моё отношение к тебе бы не изменилось. Сяо закрывает глаза: странное ощущение пробирает его с головы до ног, и он даже не может описать его. Благодарность? Но за что? Доверие? Но к чему? Сяо не находит ответа на этот вопрос, останавливается на одном описании — «странное». Сяо не может позволить себе иметь близких людей, так он только обрекает себя на большую скорбь. Его беспокоит то, насколько плотно Альбедо засел в его жизни, и что чем дальше он идёт с ним по этому пути, тем быстрее обрекает алхимика на верную смерть. Сяо медленно присаживается находясь на каменной волне — благо, места достаточно, и Альбедо, увидев действия Сяо, сделал её только больше. — Тебе стоит уйти, пока не будет поздно. Моя карма… Нет, всё, что связано со мной, может тебе навредить. Я не хочу, чтобы с тобой случилось то же, что и с Анемо Архонтом. — С самого начала я сказал тебе, что буду с тобой до конца этого пути. Я знаю, к чему это приведёт, но всё это… Время я стоял на одном месте, — он оборачивается и смотрит на Сяо. — Я перестал видеть в смерти смысл, причину для того, чтобы её оплакивать, причину для того, чтобы её бояться. И поэтому погрузился с головой в исследования и перестал видеть людей как нечто с душой. Неправильно, правда? Но я видел как они умирали и возвращались тысячу раз, и мне казалось что я сам перестаю воспринимать их как нечто существующее, имеющие эмоции и чувства, прошлое и будущее. Это неправильно, я знаю, но я живу слишком долго на этой земле. Такой срок, что каждый проживший его станет воспринимать окружающее как декорацию или созданную специально для него вещь, которая будет подстраиваться под него. Поэтому я не боюсь смерти, Сяо. Она способна вытащить меня из этой меланхолии и бессмертного чувства собственной неприкосновенности. Даже иногда я допускаю мысль о том, что она для меня будет прекрасным избавлением, хоть я и не могу позволить себе забыть всё то, что мне было доверено. Но помнят ли они о том, что доверили мне, или я зря решил, что отдам свою жизнь на хранение того, что им было дорого? Никто из них не приходил забирать у меня то, что доверили. Венти был единственным, кто был готов отказаться от всего в обмен на одну просьбу. Поэтому я решил: если я смогу увидеть смерть, чтобы ты хоть раз увидел жизнь, этого будет достаточно. В груди у Сяо будто повесили новый груз, тяжелый до невыносимости. Он знает, что не должен позволить Альбедо идти с ним дальше, что будучи спиной к спине к нему у алхимика останется лишь пара лет жизни. Сяо не способен изменить его мнения, связь слишком сильна. Якша закрывает глаза: причины этого решения как и оно само не должно его волновать, но что-то не даёт ему покоя. Он вспоминает своих товарищей, и тот ужасающий вид, в котором он видел их в последний раз. Сяо точно не хочет чтобы Альбедо закончил также, чтобы был выпотрошен и умерщвлён таким способом, которое нельзя пожелать даже самому заклятому врагу. Но они встали на этот путь вместе: оба побежали вслед за Венти, оба потерпели поражение, оба находятся в той же ситуации. Но Альбедо есть куда вернуться. Что же до Сяо? Ему суждено погибнуть на поле битвы, у таких как он нет и не должно быть понятия «дом», куда можно вернуться и где можно переночевать. Как бы не пытался это скрыть Чжун Ли, как бы не пыталась отвлечь его заботой Гань Юй, Сяо ощущает свою судьбу под кожей, неприятно щиплящую и говорящую о том, что ему не сбежать, как бы он того не желал. Они приближаются к Драконьему хребту: морозный ветер приносимый оттуда чувствуется при малейшем приближении к этому месту. Альбедо легонько хлопает по плечу Сяо, показывая тем самым, что ему пора встать на ноги. Он слушается, и почти сразу после этого Гео энергия распадается и волна снова исчезает на ходу. Альбедо идёт вперёд, к «Дворцу погребённой столицы» — как это сам называет алхимик. Сяо только следует за ним; от сонливости ноги тяжелеют, но Альбедо убеждает в том, что они скоро придут. Непрерывный снегопад и морозы царящие в Драконьем хребте помогали Якше остаться хоть в какой-то бодрости ума, хотя вскоре даже неприветливая погода не была способна взбодрить его, а только напомнила о том, что и через такие морозы он нередко проходил. Альбедо, видя это, подставлял своё плечо, чтобы Сяо мог опереть на него тяжелеющую голову, но Сяо только отказывался. Виднелась небольшая пещера, снег рядом с ней был растоплен, а внутри виделись вещи, по всей видимости, принадлежащие Альбедо. Первым же впечатлением Сяо, когда тот вступил внутрь, было одно — тепло. Пройдя такой путь, внезапный прилив тепла заставил ощущать себя комфортно, будто в безопасном и уютном доме, а не переделанной в некое убежище пещере. Сяо опёрся спиной об стену и скрестил руки, чувствуя, как от ощущения тепла он медленно проваливается в сон, и только присутствие рядом Альбедо не позволяет ему этого совершить, будто подсознательный страх того, что алхимик может напасть в тот момент, когда Сяо будет безоружен. Глупый, но не прекращающий пульсировать в голове страх. Он знает, что Альбедо так не сделает; знает, что человек, проведший столько дней у его постели и каждый час проверяющий его состояние, не способен на такое. У Сяо возникает доверие, хоть он и изредка задаётся вопросом, не является ли он для Альбедо чем-то сродни подопытного, попавшего в такую ситуацию, наблюдение за которой может дать некие плоды в деятельности алхимика. Сяо закрывает глаза: даже если это так, на него это не должно влиять. Если кому-то угодно сделать его игру частью своей партии — это на его совести, он отвечает лишь за свою. Якша медленно садится: если засыпать, то так удобнее, хоть ему и не впервой засыпать стоя. Краем глаза замечает, что Альбедо берёт со стола перевязки и направляется к нему, и вспоминает — рана на животе. Когда её нанесли, Сяо почувствовал не более, чем небольшую прибавку к итак бушующей боли, но он всё никак не может привыкнуть к тому, насколько осторожно и взволнованно на это принято реагировать. — Утром вернёмся в Мондштадт, — начинает он, — нужно поменять тебе бинты и осмотреть раны. Сяо прикладывает руку к животу: кровь давно перестала течь, и одну из этих особенностей наверняка заметил Альбедо — повышенная регенерация, равномерное распределение боли на всё тело и меньший шанс погибнуть от ранений в обмен на то, что эта боль будет преследовать несколько лет. Сяо никогда не обрабатывал свои раны, даже не обращал на них толком внимания, и только видящая его после сражения Гань Юй умоляла о том, чтобы тот не отказывался от чужой помощи, а затем долго перевязывала его раны. У Сяо много больших и маленьких шрамов: всех их он прятал, будто они не более, чем знак его слабости и отсутствия должного навыка сражаться, а не признак его боевых заслуг, ведь все ранения, которые он получал, были от существ настолько могучих, что на победу над ними пришлось бы пожертвовать несколькими Адептами. И теперь и на его глазу красуется шрам, рядом с ещё одним признаком его слабости — чужим глазом. — В этом нет необходимости, — Сяо задирает голову, — сила Адептов справится. Альбедо садится на корточки напротив Сяо, и тот только с едва нахмуренными бровями кивает и позволяет алхимику перевязать его рану. Якше ничего от этого не будет: боль не ослабится, но может, так алхимику будет легче. Знать, что он помог тем, чем смог. Сяо кладёт свою голову на плечо Альбедо, пока тот перевязывает ему живот: быть может это играет лишь роль успокоения, и даже Гань Юй, прекрасно зная Сяо, просила его беречь себя лучше только потому, что так становится на душе легче. Он слишком много тревожит её своими травмами, знает, хоть и вовсе не заставляет её на это смотреть: ему любит улыбнуться неудача, заставляя встречаться с теми кого он знает в самый неподходящий момент. — Пока предлагаю переночевать здесь, — продолжает Альбедо, — нас не посетит спокойный сон, если мы сразу вернёмся в город. Будет много вопросов, дел… Не успеем отдохнуть. А здесь нас никто не найдет, в этом я могу быть уверен. Альбедо встаёт и треплет Сяо по волосам, как тогда, в кабинете Ордо Фавониус, и Сяо снова едва поправляет волосы так, что они остаются такими же взъерошенными. — Доброй ночи, Сяо. Якша кивает: ему так редко желали чего-то подобного. Закрывает глаза, сосредотачивается на дыхании лишь для того, чтобы не дать чувству необходимой осторожности верх, и проваливается в глубокий сон. Он открывает глаза, и практически сразу осознаёт, что сейчас находится во сне. Перед ним — бесформенная мгла, где не видно ни начала, ни конца, ни пола, ни потолка, будто простирающаяся бесконечно вдаль и вширь. Сяо может идти: с лёгкостью, будто ступает по земле, хотя на деле под его ногами нет ничего. Там же, в «пустоте», он видит уже знакомое лицо — тот парнишка, что с недавних пор преследует его во снах. Он сидит, прижав колени к груди и уложив голову на лежащих на коленях руках, и как только видит Сяо, то сразу улыбается и встаёт, машет ему рукой. — Вот мы и встретились! — голос его чересчур жизнерадостный. Сяо подходит к нему, подозревает, что с ним произойдет дальше, и какую неведомую сторону его жизни ему придётся вновь открыть. — Где мы? Парнишка указывает пальцем на лежащего вдали младенца, укутанного в нечто окровавленное, похожее на пелёнку. Рядом с ним «мгла» превращалась в нечёткий, но всё же пейзаж, будто детские воспоминания, под пеленой лет превратившихся в череду ощущений и образов, нежели в нечто настоящее. Около младенца силуэтами лежали два окровавленных бездыханных тела, видимо, принадлежащие его близким, ведь застыли они в позе, явно защищающей слабое дитя. — В твоих воспоминаниях, — отвечает парнишка. Сяо недоверчиво изгибает бровь: не может быть такого, чтобы человек мог вспомнить то, что произошло в таком возрасте. Когда Сяо посещал Чжун Ли, тот обожал среди своей россыпи историй и рассказов говорить о том, как устроены люди. Якше всегда казалось, что они его искренне интересовали, но он никогда не спрашивал, почему. — В таком возрасте? Разве люди… Да кто-нибудь, помнят то что случилось с ними до трёх с половиной лет? Он не знает и не помнит, как родился, как выглядел и каким был его первый шаг по этой земле. Даже в своих самых отдалённых и старых воспоминаниях он уже сражался бок о бок с Мораксом и вёл сравнительно ту же жизнь, что и сейчас. И даже в своих самых глубоких воспоминаниях он выглядел так же, каким и помнит себя сейчас, и никаких признаков на то, что происходящее в его снах реальность, для него не было. Парнишка только улыбается ему и делает пару шагов вперёд к младенцу, прежде чем снова присесть и наблюдать, и ладонью показывает Сяо, чтобы тот присоединился. — Для кого-то три с половиной, для кого-то два. Люди подвергаются инфантильной амнезии, бессмертные тоже, иначе бы их психика бы попросту не выдержала, — он посмотрел в сторону, — но не это важно. Разве ты здесь видел людей? Их здесь не было никогда, и ты таких не встречал. Ну, «здесь», как в пространстве иллюзорном… А там одним только богам знать, что их подопытным помнить, а что нет. Послышались шаги, а затем, будто из ниоткуда, появилась знакомая фигура Архонта. Парнишка тянет Сяо за рукав, чтобы тот присел, и ему приходится только послушаться. Фигура без лица, такая же эфемерная и нечёткая, но как только он поднимает младенца, лицо проявляется, настолько чёткое, будто главная деталь, запомнившаяся неокрепшему уму. На его лице было заметно замешательство, и ничего в его взгляде тяжёлом не выдавало того Анемо Архонта, что Сяо видел прежде: он был будто поглощённым окружающими его сражениями. Сяо смотрит на парнишку: тот расплылся в восхищённой улыбке, будто неимоверно рад увидеть своего учителя, и с уголков его губ тихо послышалось — «Барбатос». Младенец тянет свои руки к Архонту, будто ища в нём спасителя, и, как только дотрагивается до его лица, прекращает свой плач. Барбатос, после секунды неподвижности, прижимает ребёнка к себе, его тяжелый взгляд будто пронзает лучи света, делая его лицо мягче, и его образ становится вновь таким же мутным, пока воспоминание не впадает в тьму. Сяо вновь смотрит на парня: у того течёт одна единственная слеза. Якша указывает на это, и тот сразу неуклюже пытается вытереть своё лицо рукавами, чтобы не показывать себя в таком свете, а затем покачал головой. — Ничего, я просто рад, что снова могу его увидеть… Разве ты тоже не рад? Хотя-бы так, но всё же. Таясь столько тысячелетий внутри теперь, погружаясь в воспоминания, я осознаю, насколько сильно скучаю по нему… Ну! Не пора раскисать. Мы же всё ещё его увидим. Если он выжил, конечно. А когда встретим, ты ему всё-всё расскажешь и всё-всё спросишь, идёт? А то вот так узнавать дело поганое: то пару лет жизни забыл и теперь не вспомнить, то помнишь так, что лучше бы забыл. И это нам ещё повезёт, если в хронологическом порядке вспомнишь! А не как сейчас: одно воспоминание из младенчества, а другое из подросткового периода… Хотя, может так и лучше? Тебя как ломает, так и показывает. Ничего просто так здесь не дают и не показывают. Сяо смотрит вдаль, в такую же бесформенную мглу, что и прежде. «Венти» — каждое упоминание как ножом по сердцу. Он начинает готовиться к худшему: что не столь страшно то, что Венти погиб там, в Бездне, чем то, что Сяо может скончаться прежде, чем их встрече будет суждено наступить. Хоть он и победил останки Архонта, но всё же одного, слабого, и то прибегая к использованию своей ослабевшей руки только ради того, чтобы ими двумя возместить силу одной. Он не сможет встретить серьёзного противника в таком состоянии — он знает. — Я не знаю, успею ли его встретить. Парнишка недоумённо посмотрел на него, Сяо же ответил ему усталым взглядом. — Я чувствую как слабею, как с каждым днём всё меньше справляюсь с поставленными мне задачами и… Со своей ролью, как Адепта. Терзания оружию незачем, но мне… Нужно чужое слово. Тот улыбается, и эта улыбка слишком сильно напоминает Сяо об улыбке Венти, и будто наносит повторную рану. У парнишки — лицо Сяо и повадки Анемо Архонта, у него отражение того, кем Якша возможно, но мог бы быть и стать. — Слово Моракса, так? Сомнения — страшная вещь! Любой заточенный клинок затупит… Ты спроси совета, но ни на что не надейся — действуй так, как знаешь. Он не отпустит тебя просто так, но если что-то заподозрит, так что будь аккуратен, хорошо? — Я не собираюсь сложить свои полномочия как Адепта. Мне только нужно время… Парнишка вновь улыбается и не даёт Сяо досказать: — «Чтобы набраться сил и вновь сражаться». Я всего-лишь желаю тебе добра. Мне незачем желать тебе иного: вместе с тобой пропаду и я, ведь я сам не больше, чем коллективное сознание. Ну, то есть, я всё ещё часть тебя, но принявшая оболочку. «Меня», как знающего, что было и в прошлом и в настоящем не было, а вот «его», как твоя прошлая жизнь, было. Понимаешь, к чему веду? Пространство, в котором они находятся, постепенно светлеет — признак того, что вскоре наступит утро. Чёрная мгла постепенно превращается в дневную дымку. Парнишка замечает это и прощально улыбается, зная, что эта встреча не будет их последней — им ещё предстоит много чего повидать, и много чего рассказать. Это — только царапины на поверхности. «Только знай: не помнить — значит выжить. Как для новорождённого появление на свет является психологической травмой с которой надо сделать одно — забыть, так и для тебя эти воспоминания не более, чем рождение на свет» Сяо резко пробудился: Альбедо дёрнулся от такого движения со стороны Якши, ведь не ожидал, что тот проснётся настолько рано. Действительно: солнце только встало высоко над землёй, и даже в городах в такое время почти не видно ни души. Он сам не сильно рад тому, насколько его сон был скоротечен: ему даже не дали задать и вопроса, а «воспоминание» было настолько коротким, что не порождало ни единого ответа. Но он не может спать долго: всё-таки, его старая, привычная жизнь всё ещё держит верх над ним, пробуждая каждые полчаса ради того, чтобы Сяо проверил окрестность на наличие опасности, хотя Якша, как ни странно, начал спать без внезапных пробуждений чаще. Он встаёт: бинты на его животе пропитались его запекшейся кровью, хотя рана успела затянуться за то время, что он спал, а на руке, кажется, они были заменены, или же Сяо не помнит того, как они выглядели до этого. Сяо снимает бинты на животе и смотрит на Альбедо: тот сидел на стуле и видимо также спал, пока его не разбудило пробуждение Якши. Он собирается с мыслями: нужно вернуться в Ли Юэ и сказать Мораксу о том, что он решил, иначе он не сможет сделать и шага вперёд, одержимый сомнениями. Чжун Ли наверняка удивится, спросит, к чему такие изменения, и Сяо нужно придумать ответ, хотя за него прекрасно скажет то, как он теперь выглядит. С ним Якша может встретиться пока только через Ху Тао, что ещё одна проблема — сама Ху Тао. Она не откажет ему, знает, но давать ей видеть себя таким, проходить через ещё один разговор он не хочет — он увидел уже достаточно испуганных из-за его изменения взглядов. Ему не остаётся ничего, кроме как пройти через это, тем более, что в её разговорах он может не участвовать, хотя прекрасно знает, что не сможет заставить себя игнорировать её. — Я вернусь в Ли Юэ, у меня осталось незаконченное дело, и затем я приду в Мондштадт. Сяо после минуты тишины добавляет: — Не следуй за мной. Альбедо взъерошил волосы Сяо: как тогда, в кабинете Ордо Фавониус, так, как сделал бы брат своему младшему. У Якши вновь не получается поправить взъерошенные волосы так, чтобы они выглядели также, как раньше. — Я доверяю тебе. Тем более, пока ты спал, я осмотрел тебя и не нашел никак ранений или других способных ослабить тебя вещей, так что, если всё-таки ты попадёшь в бой, то справишься без моей помощи. Если я тебе понадоблюсь, найдёшь меня в стенах Ордо Фавониус. Альбедо поднимается со стула и движется к выходу из пещеры — Сяо лишь провожает его взглядом. Одна только мысль: если бы алхимик осмотрел Якшу, то тот бы наверняка проснулся — любое движение или прикосновение к нему заставляет его проснуться. Может быть, Якша проникся доверию к алхимику, и от этого засыпая зная, что единственный человек рядом это он, то погружается в беспамятный сон. Быть может, начал различать то, как прикасается Альбедо, и не просыпается понимая, что это он. Но даже так, беспамятный сон — плохой знак, он теряет свои прежние качества, которые не раз спасали ему жизнь, и не имеет разницы то, доверяет ли он кому-то настолько, что готов доверить ему свою жизнь, ведь по-итогу, ему суждено остаться одному. Сяо вздыхает и направляет Анемо энергию для того, чтобы переместиться в другое место: силы к нему вернулись, а значит идти из Мондштадта пешком в Ли Юэ нет смысла, к тому же, это отнимет слишком много времени. Перемещается он в укромный переулок, откуда немного пройтись и окажется в ритуальном бюро «Ван Шэн», где работает Чжун Ли. Наведывался туда он не часто, только из-за того, что ему нужна была встреча с Мораксом, и даже так, Ху Тао нередко передавала ему успокоительные, как она говорила, «от анонима». Сяо знал, от кого они, и каждый раз корил себя за то, что всё ещё беспокоит отложившего свои полномочия Гео Архонта. Зная, как себя из-за этого чувствует Сяо, Чжун Ли передавал ему их всегда через чужие руки, и никогда не просил того, чтобы передающий сказал от кого они, но от этого Сяо было не легче. У входа в здание бюро стояла Паромщица, и сразу узнала Якшу, глубоко поклонилась ему и отошла от входа, позволяя ему самостоятельно открыть дверь. Она знала его в лицо, и, как говорила Ху Тао, уважала за его деяния ради защиты Ли Юэ и всегда беспокоилась из-за того, насколько часто тот приходит в ритуальное бюро, ведь для обычного человека поход туда никогда не является следствием приятной новости. «Она передавала свои соболезнования» и «она интересовалась, как твоё самочувствие» — часто упоминала Ху Тао. Сяо никогда не разговаривал с ней, всё обходилось двумя жестами: поклоном с её стороны и кивком со стороны Сяо — признаком того, что не нуждается в таких формальностях. Сейчас же она, увидев Якшу, на секунду остолбенела и удивилась, а затем попыталась принять обычный учтивый вид, будто не обращая внимания на те изменения, которые произошли с Якшей. Сяо не прячет правую руку, уже будто приняв этот «шрам» как часть его жизни. Дверь поддаётся с трудом: Паромщица уж было хотела вмешаться, но стоило ей подойти, как дверь тяжело открылась. Комната была залита дневным светом благодаря двум большим окнам, находящимися напротив двери. В центре был стол, по его бокам два длинных дивана.Сяо всегда сомневался, подходящая ли это обстановка для столь мрачного бизнеса, но на вопрос об этом Ху Тао всегда отвечала, что с похорон и смерти нужно снимать табу, и с этим Якша отчасти был согласен. «Если бы не страх, по смерти бы никто не плакал» — он помнит эти слова, но не знает, кому они принадлежали, и, быть может, будь у людей к этой теме отношение намного лучше, у Сяо бы убавилось работы, ведь из-за страха людей к ней ему нередко приходится справляться с большим количеством проблем. Люди пугаются за свою жизнь, Сяо приходится их защищать, и из-за этой паники и страха перед смертью они, бывало, обрекали себя на большую опасность. Справа от гостевой комнаты был небольшой коридор, по пути которого было два кабинета. Один из них принадлежал Чжун Ли, кому или чему другой — Сяо не знал, так как никогда не заходил дальше первой комнаты. За столом сидела Ху Тао, скучающая и строящая карточный домик, то и дело поговаривающая: — Небо в тумане, земля в обмане, ну а в кармане — чепуха на аркане! Она не сразу заметила заметила Сяо, но как только закрылась дверь, то радостная дёрнулась чтобы встретить нового посетителя, из-за чего обрушился домик. Сначала она остановилась, поняв, что это не новый посетитель, а всего-лишь Сяо, которому нужно встретить Чжун Ли, а затем её глаза расширились и рот слегка раскрылся от того, как Сяо изменился. Он ждал вопросов, но их не последовало: Ху Тао, видимо, поняла проблему, из-за которой он появился здесь, но затем та только улыбнулась, снова села на диван и похлопала по месту рядом, не сразу осознав, что Сяо нужно наоборот, сесть напротив. — Садись рядом, дело есть! Сяо только вздыхает в ответ на это предложение: ни к чему хорошему это обычно не приводило. За такими словами часто стояли либо странные предложения со стороны владелицы бюро, либо не менее странные истории про то, что с ней произошло во время работы или попыток завлечь посетителей странными скидками. И каждый раз в конце было только предложение для Сяо сотрудничать с ней, ведь Якша каждый день встречается со смертью, а работа Ху Тао — убирать после неё и придавать её работе дельный вид. Он скрестил руки и слегка нахмурил брови. — У меня нет времени. Мне нужно встретиться с Чжун Ли. Всякий раз, когда он говорил ей, что у того «нет времени», Ху Тао улыбалась и говорила, что её просьба не займёт много времени. Так она и отнимала у Якши добрый час разговорами и историями, совершенно забывая про то, что время это вычитается из её рабочего дня, а не выходного, но это для неё не было столь важно. Сяо знает, что и этот раз не будет исключением, но каждый раз говорить ей это стало будто частью традиции. Он никогда не приходит для того, чтобы навестить её, но каждый раз его приход превращается в их длительный разговор. Сяо для неё желанный гость, он знает, Ху Тао для него — забавная живая девушка, от которой нередко болит голова. — Ну на пару минуток! — Ху Тао озорно улыбнулась. Сяо вздохнул и присел напротив неё. Он — не лучший кандидат на роль собеседника для таких людей, как она. Сравнимо с тем, как Сяо провёл с Венти праздник Морских фонарей — он попросту не поспевает за темпом речи таких людей, как они. Ху Тао собрала разбросанные карты в аккуратную стопочку, некоторые из них крутя перед тем, как положить к остальным. Сяо только наблюдал и не поддерживал те промежуточные, казалось бы, ненужные истории, которые она рассказывала. Как день прошёл, как ей не удалось всучить человеку скидку на похоронные процессии, как Чжун Ли ворчал намного больше, чем обычно. В ответ на них Якша кивал, но не говорил и слова — он всё равно не поспеет за темпом следующей истории, да и Ху Тао, казалось, была не против молчаливости Сяо. Быть может привыкла, ведь встреча далеко не первая, а быть может, все эти истории, которые она рассказывает, не больше, чем просьба Чжун Ли поддержать как-нибудь Якшу, напоминая ему о том, как проходят коммуникации между людьми. — Вот слушай, меня тут одна…э-э-э… — она попыталась вспомнить, перебирая варианты в голове. — Астролог, гадать на картах таро учила. А у меня ни черта не получается, может я тебе погадаю, а? А потом Чжун Ли о встречи попрошу, он всё равно весь день в кабинете киснет, даже на него не похоже. Обычно его в такие дни днём с огнём не сыщешь в бюро, приходится по всему Ли Юэ искать, чтобы в конце найти где-нибудь в театре. Сяо вспоминает, как ему самому приходилось так искать Чжун Ли, как ждать, пока рассказчик закончит свою историю и Гео Архонт покинет его, чтобы прогуляться дальше по городу, поговорить с различными людьми, торговцами. Якша наблюдал издалека и не хотел появляться на людях слишком сильно, но когда Чжун Ли замечал его, то всегда спрашивал, не желает ли тот также послушать рассказ. Сяо приходилось соглашаться, и Архонт любил объяснять тому все тонкости искусства, которым он так сильно увлекается. Якша только слушал. Находиться одному в четырех стенах не было похоже на Чжун Ли, и Сяо даже не может припомнить, когда в последний раз слышал слова Ху Тао о том, что Чжун Ли сидит в своём кабинете. Просил он её о встречи всегда только из-за того, что у Ху Тао на редкость намного лучше получается искать его, чем у Якши. Ему остаётся только согласиться на предложение владелицы бюро, иначе он обрекает себя на большие диалоги перед тем, как она всё-таки уговорит его, и по-другому не может быть. И хоть она могла попросить об этом Чжун Ли, Сяо знает, что она бы так не сделала — это вышло бы чересчур скучно для неё, ведь Архонт бы не разделил её энтузиазма. Чжун Ли знает столько, что невозможно запомнить простым человеческим мозгом, оттого если бы та попыталась провернуть нечто такое с ним, то это бы превратилось в урок для неё. Глаза Ху Тао засверкали как только Сяо согласился, и та взяла в руки карты, пытаясь на ходу вспомнить что с ними делать. — Та-а-к… Ты должен в уме загадать вопрос, а карты должны дать ответ… Она ещё крестом как-то карты выставляла штук десять: одна — ситуация, вторая развитие, третья обстоятельства, а дальше-то что… Говорила, что это очень важно, но я ничего не помню, — Ху Тао приободрилась. — Хоть что-то да должно получиться. Она перемешивает карты так, будто игральные, хотя даже Сяо уверен, что эти гадания делаются совсем не так. С каждой перетасовкой Ху Тао всё замедляется, постепенно убеждаясь в том, что совсем не понимает, как эти гадания работают, и как их делать не то чтобы правильно, но хотя бы убедительно. Она бросает на Сяо растерянный взгляд. — Слушай! А может по-своему сделаем? Ну, я веером карты разложу, а ты одну выберешь, и это ответом будет? Честно, совсем не понимаю, как она это делала. Надо будет снова в Мондшадт пойти, попросить обучить ещё разочек. А то вдруг кому-то карты смерть подскажут, а тут моё бюро тут-как-тут! Или как услугу отдельную сделать… Сяо соглашается: так намного быстрее, нежели чем если бы она выставляла карты, перетасовывала их снова, и между этим сидела и недоумевала, что ей такое выпало и что оно означает. Ху Тао, напевая что-то очень знакомое, выставляет веером перед Сяо карты и протягивает ему. Он неохотно тянет руку: лицо владелицы бюро изменяется так, будто они играют в карты, а не гадают. Выбирает четвёртую слева из шести, а затем поворачивает карту к себе: на ней был изображён скелет с косой, смотрящий на того, кто эту карту держал, и под его изображением было одно слово — «смерть». Сяо не удивлён, хотя понимает что в таких делах которые основываются на звёздах и прочем слово «смерть» никогда не будет иметь того же значения, к которому он привык. Ху Тао пыталась заглянуть, что же такое заставило Сяо так рассматривать эту карту. Он поворачивает её лицом к владелице бюро: на лице той отразилась смесь из удивления и попытки сдержать смех, хотя она была той, которая видела, что вытаскивал Сяо, и, быть может, эта реакция вызвана только потому, что она сопоставила карту с тем, кто её вытащил. — … Накаркала, конечно. Она засмеялась так сильно, что постучала по столу, пару секунд пыталась набрать воздуха, и только потом её лицо озарила капелька серьёзности. Смотря на Ху Тао и держа в руке эту карту Сяо ощутил неприятную неловкость, из-за чего положил предмет смеха Ху Тао на стол. Она снова протянула ему карты, теперь на выбор одна из пяти. — Ну-ка, вытащи ещё одну! Не может же быть всё так плохо, — она пыталась приободрить Сяо. — И что за вопрос ты задал? Сяо прервал её ожидания сказав: — Я не задавал. Не вижу в этом смысла. Он, бывало, видел людей, которые могли благодаря Глазу Бога или иным вещам предсказывать будущее либо читать линии судьбы, но никогда не пробовал их услуги на себе по собственному желанию, хоть ему и, бывало, делали это в зависимости от его желания. Якши ощущают судьбу ярче всего, и ему не нужен человек, который скажет ему: «тебе предстоит утонуть в реках чужой крови и бесконечных сражениях» — он знает это сам, и это всё, что он умеет. Сражаться и выживать. Ху Тао же, услышав его слова, наклонила голову и протяжно возмутилась. — Да как-будто так неинтересно! Ну давай, последнюю! Она будто слегка разочаровалась в том, что Сяо не разделяет её энтузиазма, но и такое холодное отношение было намного лучше тех лекций, которые ей мог преподать Чжун Ли, с объяснением тонкостей такой вещи как гадание. Сяо еле слышно вздохнул и вытянул ещё одну карту: вторую слева. Карта была перевёрнута, и на ней был изображён повешенный за ногу человек. Он показал эту карту Ху Тао и та указала на неё пальцем: — Это помню! Астролог говорила, что это связано с отсутствием воли и бессильем, — она отпустила смешок, — но чтобы ты две такие карты сразу вытянул! Сяо откладывает карту в сторону: Ху Тао забирает обе из тех, что он вытащил, и кладёт себе в стопку. Судьба действительно решила измываться над Якшей дальше, не считаясь с тем, что ему пришлось пережить. Ху Тао, увидев насколько померкли глаза Сяо и как тот задумался попыталась его приободрить, но он её прервал: — Мне уже предсказывали смерть, — слабо улыбнулся Сяо. — Я впервые за столько лет вновь почувствовал её хватку… Она замерла и чуть не выронила карты, услышав эти слова, будто совсем не ожидала от Якши откровений. Тон Сяо казался непривычно тяжёлым, будто из-за объяснения значения карты он задумался. Но что они могут предсказать? Они оба делали гадание не по правилам, в шутку или скорее от унылого безделья, но даже так результат этих попыток оставил на сердце осадок. Сяо знает: она переведёт его слова в шутку или в беззлобный интерес сравнимый с детским лепетом, но не со зла, а ради того, чтобы он меньше задумывался об этом. — И ты что сделал? — её глаза заблестели. — Ну, выдал что-то в стиле: «я встречаюсь со смертью каждый день» с крутым лицом? А, точно, хорошо если ты хоть что-то ответил… Нет, ну странно, если бы тебя этим бы попытались запугать! Ты же знаком с ней. И не боишься, потому что знаешь, как и я, что жизнь начинается после неё. Он видел людей, боящихся встретить смерть и сделать следующий шаг, стоило им заглянуть в темноту и не знать, что их ждёт дальше. Другие же шагали вперёд него, прекрасно понимая то, что это станет их последним решением — идти вперёд. Только звери боятся темноты и огня, человек шагает им навстречу — это немногое, что связывает Сяо с людьми. Его не испугать смертью; кому, как не ему знать, что она с собой несёт и что отнимает. — Видеть смерть и касаться её — моя работа. Я к ней привык. Привычка притупляет страх, — Сяо смотрел в стол. — Только не знал, что встречусь с… Таким. Пара пальцев на руке непроизвольно дёрнулись — это заметила Ху Тао. Тот запах гнили и крови, что он почувствовал тогда, вновь ударил в нос, будто он снова находился там, в разломе. Сяо невольно начал погружаться в события того дня, но владелица бюро, увидев как медленно будто мертвеет его лицо, ответила ему: — Поэтому тебе так нужен Чжун Ли? Ты же не пришёл бы ко мне с просьбой попросить о встрече из-за какой-то мелочи. Слушай, если там не обойдётся без крови и пары лишних мёртвых тел, знаешь о ком замолвить словечко, да? Она смеётся: не с ситуации, а только для того, чтобы успокоить Сяо и показать своим настроем то, что здесь нет ничего страшного, ничего, что может ему навредить. В этом кабинете — да, что его ждёт дальше — он не знает. Её смех будто отрезвляет, не позволяет погрузиться в мысли из-за своей звонкости. — Да, я знаю, — брови Сяо изогнулись, и он не был в силах ответить даже слабой улыбкой на её попытки приободрить его. Ху Тао, увидев его нахмуренное лицо, тихо затопала ногами и забила руками по столу так, что карты слегка дрожали. Она редко вела себя так: разве что только когда Сяо приходил весь в крови, еле держащийся на ногах и просящий её об одном — найти Чжун Ли. Ху Тао тогда, конечно, шутила и пыталась не нагнетать обстановку, но каждый раз, когда Сяо отказывался от её помощи и просил только о встрече с Чжун Ли, то, бывало, говорила, что того в гробу отвезёт и далеко не живого, если тот не получит никакой помощи. И шутила: «гроб — это лучший транспорт из всех возможных. Доставляет в такие дали, куда даже мысль не достаёт, а тебя доставит прямиком к праотцам». Сяо сказал ей о том, как к его ранам стоит относиться благодаря силе Адептов, и только это успокаивало владелицу похоронного бюро и позволяло ей вместо беспокойства спокойно шутить про мертвеца у порога. — Не строй такое лицо, дурно становится! Как будто себя хоронишь уже! Да я тебя с того света достану, слышишь? Найду тебя там, и пинком обратно, к живым, ещё благодарен мне будешь… Вот честно! Улыбаешься и так редко, а когда так измученно выглядишь, то холодок по спине сразу. Ну-ка, скорчи своё привычное каменное лицо! Ху Тао потянулась к лицу Сяо, чтобы большими пальцами нахмурить ему брови, а указательными потянуть уголки губ вниз, хотя удобнее бы было бы сделать это наоборот. Казалось, что она воспринимает это чересчур всерьёз, но её чувство приближающейся смерти и её ощущение сравнимо с тем, какое ощущает Сяо. Они оба знают, что это не закончится хорошо. Они оба чувствуют, что Якше дышит в спину смерть, а вместе с ним и самой владелице. Это умение чувствовать её дыхание приходит со временем, когда привыкаешь к ней, когда встречаешь её у чужих дверей, когда смотришь ей в глаза и знаешь, что от рукопожатия с ней тебя отделяет один шаг — они с ней почти коллеги. — Попрошу я твоего Чжун Ли, договорились. Жди здесь, сейчас я всё устрою! Угостись пока… — она осмотрела комнату где не было и намека на наличие какой-нибудь еды. — Чем-нибудь. Она резко встаёт с дивана и бежит в одну из комнат, где сразу, по открытию двери, закричала: «Чжун Ли! Тебя твой Адепт просит встретиться». Затем она закрыла за собой двери и довольно долго не появлялась. Сяо ждал, не двинувшись с места, только его мизинец нервно постукивал по столу. Ему нужно снова подумать о том, что сказать: он будет как всегда прямолинеен, но даже так, ему почему-то трудно подобрать слова, будто своим желанием он предаст Гео Архонта. Ху Тао вскоре выходит из кабинета Чжун Ли и с улыбкой оглашает: — В постоялом дворе «Ван Шу», через часик! Я попросила его как можно быстрее. Ему даже не было интересно к чему такая спешка, представь! Будто всю жизнь этого ждал. Сяо встаёт и направляется к выходу, лишь кивнув владелице бюро в ответ, и только когда почти открыл дверь, сказал: — Спасибо, Ху Тао. И ушёл, не увидев, как та улыбнулась и как помахала ему на прощание. Он никогда не говорил ей «спасибо» за её помощь и считал, что она была достойна того, чтобы он хоть раз преодолел себя и сказал эти слова, и удалился так поспешно лишь из-за того, что не знал, какой будет её реакция. Да и нужно ли было ему её увидеть? Выражение эмоций и чувств следует приберечь для дорогого тебе человека, по мнению Сяо же, он для неё — всего-лишь знакомый, и ему не нужно, чтобы эти отношения становились ближе и подвергали её, человека, опасности, с которой она не сможет справиться. Сяо переместился с помощью Анемо энергии в постоялый двор «Ван Шу»: даже если встреча через час, последнее, что он хочет — появиться последним, ведь именно он причина, почему Чжун Ли вынужден покинуть свой кабинет. Он ждёт на крыше здания и с каждой минутой всё больше сомневается в том, что его решение верное. Как это странно: иметь столько сомнений в такой небольшой период времени, если «небольшими» можно назвать пару недель в рамках прожитых тысячелетий. «Отказаться» — такое непосильное ему решение, он не может бросить Ли Юэ на произвол, хотя, задумываясь, понимает, что на его место с лёгкостью придёт другой и, быть может, преуспеет в этом больше, чем Якша. Нет незаменимых людей, есть только время, которое требуется на поиск замены, он знает. Как заменяют старое оружие, как разрывают отношения. Только его решение кажется ему чересчур эгоистичным: он готов умереть, защищая людей, так зачем сбегать с поля боя? Другой предмет встаёт на чашу весов — Венти и его последняя воля. Срок уже настал, и Сяо не имеет права игнорировать его, хоть и не знает, что таится за просьбой Архонта, и что отнимет у Якши. Так проходит час: мучительно и долго, но Сяо остался на своём, и готов понести за собой всю ответственность за его решение. Тем более, он не решил для себя, что навеки бросает свой долг как Якши — ему нужно только время. Он спрыгивает с крыши сразу же, как видит Чжун Ли, опирающегося одной рукой на ограждение террасы. Архонт стоял к нему спиной, Сяо отвернул взгляд, будто если Моракс посмотрит на него, то Якша не сможет более высказать то, что хотел, гонимый чувством вины. Его всё беспокоит вязкое чувство того, что он сделал и дал не всё, что мог, что уходит, оставив за собой большой долг. Чжун Ли оборачивается и смотрит на Сяо, тот набирается духу, ведь не хочет отводить разговор в сторону или внезапно говорить, что передумал и встреча вовсе не была чем-то важным. — Властелин Камня, я должен временно сложить свои полномочия как Адепта. Сердце на секунду замерло, что Моракс не повёл и бровью, будто ждал этого момента. Он убрал руку с перил и приложил к подбородку. Сяо только ждёт его ответа: больше ничего не копошится в его голове, и лишь слово Архонта поставит точку в его решении. — Значит в твоих жилах всё ещё течёт его кровь. Что ж, я этого ждал. Чжун Ли снова оборачивается и смотрит на открывающийся с террасы вид, Сяо же бросает на этот вид лишь один, не любующийся и не разбирающий детали красоты природы взгляд, и вновь смотрит на молчащего Чжун Ли. Он поворачивает голову в сторону Якши. — Ты не скован контрактом, Сяо, и имеешь права покинуть Ли Юэ в любой момент — я не имею права держать тебя здесь насильно. Сяо опускает взгляд: в горле застряло странное чувство горечи, которое он не может описать. Голос Чжун Ли звучал твёрдо, быть может даже грубо, непривычно, ведь он редко прибегал к такой интонации. Раньше он слышал её только в битвах, только тогда, когда наблюдал за Гео Архонтом в период постоянных сражений, и тогда, когда он приходил за теми, кто нарушил контракт. Отношения же между ним и Якшей — контракт без прилегающих к нему слов и договоров. Он спас Сяо и дал ему его имя, Сяо же в ответ взял на себя роль того, кто сражается ради того, чтобы защитить Ли Юэ. Моракс заботился о нём, он знает, переживал и узнавал от других, как Сяо себя чувствует, и питал к нему родительский интерес и желание заботиться. Быть может «отпустить» для него было одним из вариантов того, как закончатся его отношения с Сяо: тому больше не будет нужна его помощь, и он пожелает уйти и жить своей жизнью. На глазах Моракса уходило много Адептов, много контрактов было разорвано, нарушено, и хоть между ним и Якшей нет контракта, их отношения он, скорее всего, расценивает также, как и тех, с кем его сковывает контракт. — Я не желаю отказываться от моих обязанностей защищать Ли Юэ и перестать быть Адептом, — Сяо нахмурил брови. — Мне нужно время исполнить последнюю волю моего друга, это было моё обещание. Обещал ли он? Скорее выражает свою благодарность ему за спасение, и его долг за то, чему позволил случиться. — Я знаю, как ты трепетно относишься к таким поручениям, — Чжун Ли скрестил руки. — Наступает эра людей, Сяо. Мы, Адепты, больше не нужны Ли Юэ также, как и было тысячу лет назад. За то время, что я провёл среди них я понял, что они способны взять всё на себя. Чжун Ли идёт вперёд, к Якше, но на деле проходит мимо него, к выходу, зная, что после этих слов Сяо будет легче, если он останется один и не будет угнетён присутствием другого человека, ждущего от него ответ. И лишь на мгновение останавливается и говорит Сяо: — Ты волен решать, что тебе делать, а что нет. За столько тысячелетий защиты Ли Юэ и беспрекословного выполнения своих обязанностей ты достоин отдыха. Моракс уходит, оставляя Сяо одного. Он смотрит вдаль: с постоялого двора «Ван Шу» открывался прелестный вид на окрестности Ли Юэ. Ветер едва треплет его волосы, и Сяо задаётся единственным вопросом: «Свобода ли это?» Заслуженная или же навязанная? Это не имеет значения, он продолжит выполнять то, что ему было повелено с начала его «новой» жизни, только не сейчас. Если Ли Юэ понадобится его помощь, он придёт, если кто-то, зовущий его по имени, будет в беде — он поможет. Сейчас ему нужно возвращаться в Мондштадт, где его наверняка заждались. Сяо концентрирует Анемо энергию и перемещается в окресности Мондштадта, Спрингвейл, дальше — пешком. Он надеется встретить кого-то, кто будет хорошо знать этот регион и поведает ему о том, где же находится логово Ужаса Бури. Как бы активно и в красках не говорил бы Венти об Мондштадте, знаменитой там выпивке и еде и с тем же и о прелестной природе, об этом месте он не проронил и слова, будто на одно только его упоминание висело табу. Сяо остаётся только идти, и аккомпанементом к его шагам является повторение тех слов, которые сказал ему Чжун Ли. Если теперь с Ли Юэ его только связывает служба, от которой тот временно отказался, вернётся ли он туда снова? Чтобы отведать миндального тофу в постоялом дворе, встретиться с Ху Тао ради встречи с Чжун Ли, встретить Гань Юй и вновь побыть её наставником? Скорее всего, нет: ему нельзя делать необязательные связи слишком близкими. Скорбь это то, что хочется чувствовать меньше всего. Впереди Сяо увидел девушку с золотистыми глазами и длинными тёмно-каштановыми волосами, подвязанными банданой, напоминающей кроличьи уши. Она заметила Сяо и коротко помахала ему рукой, видимо, узнав, ведь в стенах Ордо Фавониус существование Якши не было чем-то неизвестным. Он подходит к ней, думая, что она сможет ему подсказать расположение логова, девушка же на это улыбнулась в знак дружелюбности. — Да хранит тебя ветер! Я Эмбер, скаут Ордо Фавониус. А ты Сяо, так? Наш алхимик после твоего появления сам не свой. Тебе нужна помощь? У Эмбер приятный, дружелюбный голос, не вызывающий отторжения и будто сам по себе располагающий к последующему разговору. Сяо кивает ей в ответ: — Мне нужно узнать, где логово Ужаса Бури. Скаут на секунду остановилась, удивилась, будто это последняя вещь, которую может спросить прибывший в Мондштадт незнакомец. Раз об этом месте ему не говорил даже Венти, значит так и есть: кому же в здравом уме придётся по духу идти в чьё-то логово? Эмбер вытянула руку и показала вправо от себя: — Отсюда долго идти, но видишь там, вдалеке, небо темнее? Вот там находится логово Ужаса Бури, но я должна предупредить, что находиться там совсем не безопасно. Может, тебя провести? Сяо отрицательно помахал головой: — Нет, я доберусь сам. Он ступил в том направлении, в котором показала скаут. Об его прибытии в Мондштадт Эмбер, скорее всего, расскажет другим рыцарям в качестве своего отчёта об обходе местности, и Альбедо, вскоре, узнает тоже. Придёт ли он за ним, как было и всегда? Сяо не обращает на этот шанс внимания. Дорога извилистая, заросшая, напоминающая о том, что это место далеко не то, что хотят посетить люди, прибывшие в этот регион. Чем ближе Сяо подходит к логову, тем свирепее становится ветер, а вытоптанная дорога земляная заменяется каменной, похожую на которую можно встретить на выходе из столицы. Он поднимается по лестнице, наполовину закопанной в песке: над ним, в камнях, аркой свисают руины бывших стен. Идёт дальше: разрушенные стены лишь формой напоминают о том, что это место было неприкосновенно, закрыто — сейчас от этих стен остались лишь руины, открывающие вид на башню. Сяо проходит мимо стен и выходит к мосту, ведущему напрямик к высокой, но разрушенной башне. Под ним: разрушенная закольцованная дорога и остатки былой цивилизации. Сяо спрыгивает с моста и идёт по левую сторону. Руины напоминали закольцованный город, потерявший былую красоту и теперь своим существованием напоминающий о эпохе, года которой давно прошли, и истории которой более никому не интересны. Сяо идёт дальше: ему нужно встретить «кого-то» или «что-то», если слова Анемо Архонта были верны. С дороги он спускается вниз: путь дальше будто был заслонён скалами, которых раньше здесь не было и теперь служащие крышкой гроба в истории этого города. Чжун Ли лишь изредка рассказывал о Мондштадте, и всего один раз упомянул революцию в этом регионе, по истечению которой, по его словам, в Мондштадте изменилось всё: от Архонта до формы страны, и упоминал то, что эту смену власти он не может назвать «к лучшему». Сяо всего один раз спросил: «почему?» — и Чжун Ли не ответил, переведя тему. Якша не спрашивал более, но этот вопрос так и остался витать. Декарабиан был и считался тираном, так почему же Барбатос, ценящий свободу и людскую жизнь, не вмешивающийся в неё но при этом чуткий к просьбам людей «не лучше»? Сяо не может найти ответа, и не может найти чего-нибудь, что выставило бы Анемо Архонта в плохом свете. Венти ведь также спас Сяо, и не раз, поэтому он считает что находить изъяны в нём как минимум признак неуважения. Минуя разрушенную арку, от которой осталось одно из двух оснований, торчащий будто кол из земли, Сяо вновь спускается по дороге, усыпанной песком. Он видит впереди него дерево, нетронутое, с пышной кроной, совсем отличающееся от тех, что он видел раньше — от них остались ветки и не более того. Это дерево было окружено водой и имело подле себя совершенно мало земли, будто небольшой островок, покрытый кустами и зелёной травой. Слева: деревянный мостик, но он ведёт в никуда: видимо изначальное предназначение его стёрлось из-за изменения формы страны. Якша ступает на островок: ветер, ныне свирепый, здесь затихал и только запах свежей травы был ощутим. Сяо обходит дерево и замирает. На траве лежал парень, с такими же волосами, как у Венти, заплетёнными в косички но без присущего Архонтам градиента в волосах, и одетый в совершенно другую одежду, нежели чем которую любил носить Архонт, но с всё той же сесилией, украшающей его тёмно-коричневый плащ и будто скрепляющей его. Он открывает синие глаза и смотрит на Якшу.

«Кто ты?»