Дневные лучи впервые показались ему настолько яркими: солнце слепило его глаза, заставляло прищуриваться, чувствовать щиплящее, парадоксально холодное тепло, будто солнце дарит только свет. Голова раскалывается: он помнит сон смутно, детали размываются, будто растёкшиеся краски, и он едва может уловить из него что-то «настоящее». Перед глазами чётко вырисовывается образ того клинка: не нужно долго думать, чтобы знать, кому изначально принадлежал он, и кто придёт за ним совсем скоро. Где он сейчас? Ответа нет, но Сяо знает, что клинок где-то рядом. Ему нужно слово Альбедо: кажется, что только алхимик может помочь ему.
Дышать неприятно трудно: Якша чувствует, что правая ноздря забита и вовсе не помогает дышать. На лице струёй запеклась тёмная кровь. Химмель крепко сжал его руку: это единственное чувство, позволяющее Сяо не потерять связь с реальным миром. Его рука тёплая, нежная, будто вобрала в себя то отсутствующее ныне солнечное тепло. Сяо поднимает взгляд и смотрит на него: лицо беспокойно, даже испуганно, будто Якша находится сейчас при смерти, а не испытывает небольшую слабость. Сяо вытирает кровь рукой, чем только сильнее беспокоит Химмеля. Впервые то, что происходило во сне, догнало его в реальной жизни. Он пытается найти связь, но безуспешно. И нужна ли она ему? Должен волновать лишь результат. Он нащупывает за поясом флейту, подаренную Анемо Архонтом: быть может, в ней таится ответ. Якша изредка играл на ней, но с годами стал относиться больше как к памяти об Венти, чем как к инструменту для игры, оттого лишь бережно хранил, чтобы в один день отдать её Архонту, сказав, что благодарен ему. Химмель иногда просил его сыграть, и только тогда Сяо пользовался ею, и играл тихо, будто не желая тревожить инструмент. Он помнит, как Венти создал стеклянный шар, имитирующий видом Глаз Бога, и наделил его способностью превращаться в лиру, и когда показывал это Сяо перед выпуском ярких фонарей, то обронил, что это не первый раз, когда он создавал предмет, способный превращаться в другой. Якша вспоминал об этом каждый раз, когда брал флейту в руки.
— Помоги встать.
Химмель кивает и берёт руку Сяо в свои две и аккуратно поднимает его на ноги. Хватка у него, при его желании, была сильной, из которой с трудом можно было выбраться. Он долго тренировался, чтобы суметь хотя бы поднять двуручный меч, и даже когда у него наконец-то получилось, то не остановился на этом и продолжил тренироваться, а когда Сяо приходилось с трудом и неумением обрабатывать раны Химмеля на руках, то тот показывал, как тренировки повлияли на него – медленно его худоба уходила на второй план, отдавая первенство постепенно проявляющим себя мышцам. И даже так, он всё ещё оставался Сяо почти по плечи: он как и Альбедо за три года почти не выросли, в отличии от Якши. Оттого алхимик изредка подшучивал над тем, что хоть Химмель и ниже, и слабее, всё равно носит Сяо на руках, когда тот ранен. Якша же всего один раз сказал, что получает раны только из-за того, что не хочет, чтобы пострадали другие. А Химмель только пытался доказать Альбедо, что Сяо намного чаще его спасает, только на его слова алхимик почти не обращал внимание.
Сяо смотрит на деревянную флейту: быть может, ответ на вопрос о местонахождении клинка тается в ней. Это единственная вещь, которая осталась у него от Венти, и единственное, что связывает его с прошлым ним. Но как подтвердить догадку? Сяо не знает, что именно использовал Венти, чтобы наделить предмет способностью к превращению. Свою силу Архонта, или же обычную Анемо энергию? Сяо наслышан о таланте Венти к накладыванию иллюзий. Всего один раз Сяо встретил у постоялого двора «Ваншу» Венти с Чжун Ли, – тогда ещё действующим Гео Архонтом. Он наблюдал со стороны, как те общались, как Венти громко смеялся, и Сяо решил, что ему не стоит осквернять дружескую беседу своим присутствием. Стоило ему вернуться на крышу постоялого двора, как его что-то крепко схватило сзади и Сяо вздрогнул, вырвался и обернулся, только чтобы заметить себя же с ярко-зелёными глазами, удивлённого, а затем и звонко смеющегося. Якша сразу схватился за копьё, и тогда Анемо Архонт снова принял свой облик и протянул ему руку, чтобы как следует познакомиться. Сяо через пару дней услышал о том, как сильно Венти получил по голове от Чжун Ли за эту шутку.
— Где Альбедо?
Химмель останавливается у двери и виновато смотрит на Сяо.
— Ушёл… Он оставил дверь открытой и на столе лежала записка о том, что он пройдётся по гавани в поисках места, где откроется разлом.
Якша кивает и отпускает руку Химмеля: силы к нему вернулись, стоило чуть-чуть пройтись, и даже голова больше не гудела, хоть и детали сна всё никак не проявлялись. Он не удивлён, что Альбедо решил их покинуть: тот не будет терять время, которое он может провести на исследование или приближение к заветному ответу. Когда Сяо в один из дней навестил алхимика в его лаборатории, тот за кусочком пирога и тёплым чаем из Ли Юэ поделился о своей главной цели: познать искусство Кхемии и выполнить последнее поручение своей наставницы – «показать истину мира, его смысл». Сяо внимательно его слушал.
«Прошло столько лет, но я всё ещё не нашёл ответа на её вопрос, и всё ещё не смог обуздать искусство создания жизни. Иногда я спрашиваю себя: сколько лет ушло у моей создательницы для изучения этого искусства? смогу ли я найти ответ? почему спустя столько лет я не приблизился к разгадке и на шаг? или быть может, я когда-то познал это искусство, но теперь не смогу вспомнить и крупицы былых знаний? Иногда мне кажется, что скоро я забуду самого себя. Эрозия всё не хочет отпустить меня с миром, вцепилась в моё плечо и медленно забирает всё, что я знаю и берегу. У меня мало времени, я не могу терять его на то, чтобы быть с тобой и Кли столько, сколько должен. Мне жаль, но моё время скоро придёт, и, возможно, я окончательно забуду, кем был. Пока этот день не наступил, я должен посвятить себя поиску ответа на её вопрос, и, если я успею, я смогу уйти без сожалений о том, что не смог выполнить то, ради чего был создан»
Вечер тогда стоял живописный, они сидели за столом, на котором в гору были сложены приборы и записи, Альбедо смотрел на медленно заходящее солнце, заставляющее нетронутый снег блестеть, а деревья прятать сугробы в своей тени, и изредка выпивал из чашки.
«Это эгоистично, но одна из причин, почему я прохожу этот путь с тобой: я хочу благодаря ему найти ответ на свои вопросы. Я не чурался проводить эксперименты над Химмелем, только чтобы понять, как он был создан и приблизиться к тому искусству, загадка которого стоит передо мной. И если мы продолжим гоняться за Венти, и если у него получится сломать барьер, то, быть может, я узнаю истину этого мира, и когда вновь встречусь со своей наставницей, расскажу ей всё. Я уверен, что он откопает правду, мне нужно лишь следовать за его следами. Мой путь - наблюдателя. От меня не требуется ничего более, кроме как следить за вами и записывать результаты. Я эгоист, Сяо. Потому что смерть обходит меня стороной, позволяя наблюдать дальше, и трогает только тех, кто был по мою правую руку»
Сяо лишь молча слушал Альбедо. Поэтому сейчас для него то, что алхимик покинул их, не дожидаясь, не является чем-то необычным: ему нужно двигаться дальше, с ними или без. Якша бы никогда не назвал алхимика эгоистом: он был наслышан о том, как все деньги, зарабатываемые с его картин, уходили на благотворительности, всегда слышал от Кли истории о том, какой её брат замечательный, да и сам Сяо никогда не забудет того, как тот каждый час проверял его состояние и находился рядом после того рокового дня. Быть может, эгоистично его желание выполнить своё предназначение и найти нужные ему вопросы, но кого тогда нельзя считать эгоистом? Ведь даже это он делает не ради себя.
— Найдём его.
Они выходят из постоялого двора: напоследок девушка у входа провела их с настороженным видом, и когда пересеклась взглядами с Сяо, только кротко поклонилась ему, прикрывая своё лицо. Солнце всё также было холодным, изредка подрагивали оттого пальцы. Якшу не переставало покидать чувство, что за ним следят издалека. Изредка он поглядывал по сторонам, но не мог найти того, кто наблюдал за ним, хотя и ощущал, что это далеко не один человек. Вся гавань была будто усыпана миллелитами, настороженными торговцами, которые из разу в раз спрашивали у солдат, к чему им закрывать лавку, за место которой они платили, и на доход с которой им ещё предстоит жить. Солдаты всё объясняли, зачитывали указ, последовавший из Нефритового дворца, и торговцы, каждый раз бурча, собирали вещи и закрывали лавки. Гавань казалась одновременно и людной и безжизненной: в воздухе витало напряжение, лица были у кого угрюмые, у кого даже напуганные, особенно у тех, кто недавно говорил с солдатами и слушал их выученные речи. Даже ритуальное бюро «Ваншэн», кажется, было закрыто: Сяо заметил пару людей, стоящих у входа, и отрицательно кивающую паромщицу, по губам которой читалось: «Извините, мы не можем ничем вам помочь». И стоило ему отвести взгляд от ритуального бюро, как он увидел Ху Тао: даже на её извечно улыбающемся лице не красовалась улыбка до того момента, пока она не увидела Сяо и не радостно помахала ему, затем подбежав.
— И ты здесь! Помогаешь Адептам, да? Ну, ты же знаешь, что моё предложение всё ещё в силе? Хотя, конечно, хочется, чтобы в этот раз обошлось без жертв…
Ху Тао всегда не любила справляться с насильственной гибелью, как бы сильно она не пыталась снять табу с темы смерти. Сяо пару раз присутствовал в момент, когда Ху Тао приходилось справляться с такими заказами, и каждый раз видел грустно изгибающуюся бровь, как бы сильно та не пыталась скрыть свои чувства. Она никогда не говорила об этом, но Сяо знает, что это скрывается далеко за корнями того, почему её ритуальное бюро было основано.
«Всё-таки, смерть от старости - лучшая»
Она шутила после похорон, пыталась не показаться какой-то грустной, какой-то «не такой», но Сяо затем слышал от неё истории про то, что она, изредка, навещает похороненных ею людей в загробном мире и спрашивает, что они хотели бы сказать тем, с кем не успели попрощаться. Она затем находила заказчиков, родственников, делала всё, что могла, только чтобы передать последние слова покойника. Сама говорила, что у людей, медленно чахнущих из-за болезни или старости есть время на последние слова, но не у тех, чья жизнь прерывается внезапно, оттого её дело – передать эти слова вместо них.
— Нет, по личным причинам.
Ху Тао наклонила голову, недоумевающе посмотрела на Сяо, а затем громко ахнула и засмеялась, отчасти наигранно, для должного эффекта, хоть и знала, что Якше толком не понять, где человек играет, а где переживает настоящие эмоции.
— И ты туда же!
Она ткнула на Сяо пальцем, и только потом поняла, что Якше не понять той шутки, которую она заложила в этих словах, в этой слегка ехидной гримасе и ухмылке. Ху Тао наигранно прокашлялась и продолжила:
— Ну в общем, потом… Зайдёшь ко мне может? – она посмотрела на Химмеля и глаза её засверкали. – О, вот ты мне нужен! Да не пугайся так, не в гроб же тебя класть собираюсь и землёй посыпать. И вообще гроб – лучше пространство из возможных. Заводит в такие дали, куда мысль не дотягивается. Так вот!
Ху Тао подходит к Химмелю и кладёт ему на плечи руки, а тот только растерянно посмотрел на вздыхающего Сяо, предвещающего то, что ему предложит хозяйка бюро.
— Ты же с Сяо сражаешься вместе, да? Так вот, слушай! Предлагаю нам объединиться, суть такова: ты…
Сяо прервал её:
— Я не раз тебе говорил, что после убийства останков не остаётся ничего, что можно положить в гроб.
Он никогда не злился на неё за то, насколько она настойчиво продвигает эту идею: она юна, и не встречалась с тем, что было частью работы её предков, не встречалась ещё лицом к лицу с тем, ради чего было основано её бюро, оттого относится к этому с небольшой шуткой, даже после того, как Сяо в деталях описывал ей, с чем сражается. Ху Тао посмотрела на него с надутыми щеками и едва опущенными бровями, будто её задело то, как отнёсся к ней Якша, хоть и в её гримасе не было и капли злости.
— Ты даже не дал мне досказать… Меня другое интересовало! – она отпустила плечи Химмеля и тот облегчённо вздохнул.
Ху Тао окликает паромщица с серьёзным взглядом, будто сама недовольна тем, как ведёт себя хозяйка, словно та снова пристаёт к прохожим с предложениями о акциях и скидках, а не общается со старыми приятелями. Паромщица даже не смотря на отношения Ху Тао и Сяо относилась к последнему больше, как к клиенту, к которому надо выражать такое же уважение, как и к любому пришедшему в «Ваншэн», и с которым не стоит относиться, как к старому приятелю и не терять манеры при его виде. Ху Тао прощается, говорит лишь, что в следующий раз скажет, «если тот, конечно, скоро наступит», и при этом хоть и улыбается, но в её словах чувствовал нотка опасения за будущее. Миллелиты наверняка приходили в её бюро, раз оно закрыто, и зачитывали ей указ, говорили, может быть, о возможных потерях и о том, что дни для бюро могут выдаться тяжелыми в плане количества работы, оттого и видно, что подошла она к Сяо, заговорила с ним из-за того, что ей нужен был щелчок, вернувший бы её в реальность. Химмель долго провожал её взглядом: Сяо мало рассказывал ему о ней, поэтому образ Ху Тао для него предстоял в ореоле тайны, только чтобы затем узнать, насколько та настроением и характером не похожа на типичных мрачных хозяев бюр, будто одним своим видом поддерживающих табу на теме смерти.
— Что ей было интересно? – он смотрит на Сяо.
— Скорее всего, снова хотела упросить протащить её на поле боя.
Сяо сказал это так, будто каждый раз, когда слышал это не начинал её отчитывать монотонной речью о том, что смертным не стоит соваться в дела Адептов как и в их службу, ведь одно только нахождение рядом с ними негативно влияет на людей, что уж говорить о них во время исполнения долга и использования своих сил. Ху Тао со скучающим видом выслушивала Сяо, только потом чтобы сказать: «Это конечно хорошо, но когда ты меня возьмёшь с собой?» – будто не он только что читал ей морали. Сяо бы закрыл на это глаза и позволил бы ей присутствовать в бою, и быть может и умереть там, если бы не чувствовал какую-то личную привязанность к тому, что он делает; чувство, будто это не должно касаться никого во всём Тейвате и никто не должен иметь с этим дело во имя собственного блага. Даже Химмеля он подпустил так близко спустя год выражения им желания быть рядом с Сяо и упорных тренировок, доказавших то, что он сможет сражаться наравне.
— Она… Так сильно рвётся туда?
Химмель оборачивается и смотрит на Сяо, тот только скрещивает руки и смотрит куда-то в пустоту, вспоминая все те разы, когда он рассказывал Ху Тао о своём долге, и то, как она после этого всё равно настаивала на своём, хоть и после слов Сяо её тон, зачастую, становился более спокойным, будто ждущим, что он сейчас ей откажет, и на этом закроет тему до следующей встречи, а там она выдумает что-нибудь новое.
— Скорее очень сильно хочет посмотреть, что там происходит и как. Моя вина. Пойдём, Альбедо не будет нас ждать.
В гавани было на удивление многолюдно, не считая солдат: каждый о чём-то говорил, что-то обсуждал, их голоса сливались в один, спрашивающий одно – «Неужели случится как в Мондштадте?» И солдаты, в один голос с одинаковой интонацией и с теми же заученными от зубов словами говорили, что не допустят этого. Сяо не раз замечал, как миллелиты поглядывали на него, начинали доносить это другим как дурную весть. «Ты как ворона» – он вспоминает чужие слова. «Всегда приносишь с собой смерть!» – он не отрицает.
Сяо смотрит наверх: на горе замечает стоящего Хранителя Облаков, и невольно думает о Гань Юй, о её словах о том, что она во время открытия разлома задержит Адептов и выиграет им время. Получится ли у неё? Остаётся только надеяться, что и без её помощи у них будет достаточно времени на то, чтобы сделать то, что они хотят и вернуться назад по крайней мере живыми. Сяо хоть и узнал, что на самом деле движет Альбедо, всё ещё догадывается о том, что он хочет найти в разломе. Не в глобальном смысле, а сейчас. Новый минерал? Ещё одну зацепку, или же новый вопрос? Сяо хочет только вернуть Венти и покончить с этим.
— Химмель, – Сяо поворачивается к нему, – если со мной и Альбедо что-то случится, ты должен будешь найти Гань Юй. Ты смертен, оттого, если попытается решить всё сам, наверняка умрёшь.
Его иногда интересовало: действительно ли его друг смертен? По крайней мере, он ничем не отличается от смертного: ни телом, ни силой, даже сила Адептов действует на него также, как и на обычного человека, хоть и человеком он, как таковым, не является. Сяо, ради безопасности самого Химмеля, не хочет брать его с ними в разлом: шанс, что они не вернутся, и последнее, что он хочет, так это чтобы Химмель погиб или остался там. Он знает, что в случае чего, Гань Юй позаботится о Химмеле, хотя бы в знак уважения бывшего наставника, и что, быть может, его жизнь наладится без Сяо и Альбедо, без сражений, без той тревоги, с которой он встречает новый день, и мыслью о том, что завтра ему не увидеть.
— Это ведь она наблюдала за нами, когда мы выходили из постоялого двора? Мы пересеклись взглядами и она кротко улыбнулась мне. Ты ведь был её наставником, Сяо? Мы встречались утром и недолго поговорили перед тем, как я вернулся в комнату и увидел, как у тебя из носа течёт кровь…
Сяо слегка хмурит брови: вот чей взгляд он чувствовал тогда. Ему стоило попросить её, в таком случае, о том, чтобы она вернула Химмеля в Мондштадт, если Сяо не вернётся. Лучший выход: чтобы он вернулся в Мондштадт и не вспоминал ни о Сяо, ни о Альбедо, и жил дальше так, будто бы его возвращение к жизни не было связано ни с чем, и он теперь сам по себе – свободен.
— Мне нечему было её учить – она знала всё сама.
Он с трудом вспоминает те дни, когда Гань Юй была его ученицей: они, будто бы, были миллионы лет назад, где-то во сне, далеки и мимолётны. Так странно медленно забывать собственную жизнь – влияние ли это эрозии? Или же под небесным законом, отягчающим бессмертных, скрывается людская забывчивая натура? Одна из нитей, связывающих людей с бессмертными. Он помнит улыбку Гань Юй, как она тихо извинялась, когда делала что-то не так, как Сяо был с ней строг и всячески отказывался от любого разговора. Так странно: он говорил Анемо Архонту, принимая его просьбу, что Адептов нельзя сравнивать со смертными, но теперь, оборачиваясь назад, видит, что сам становится таким же, как и они, медленно обретает человеческую натуру.
— Но всё же! Быть учителем для Адепта… Наверняка трудно, да?
Он отдалённо вспоминает: ему, прошлому, было наверняка трудно. Трудны взаимодействия, попытки отвечать не только за себя, но и за другого, попытки обучить тому, что знаешь телом, но не можешь превратить в слова.
— Не труднее, чем твоим, – Сяо слегка улыбается, – но ты хороший ученик.
Якша видит, как Химмель едва улыбается, как лицо его становится мягче, будто страх того, что он всё это время был обузой, медленно исчезает. Во время тренировок Сяо редко его хвалил, всё так же был строг, ведь знал, что если он не научит Химмеля всему, что знает сам, то велик шанс того, что тот погибнет в настоящем бою, но иногда Сяо улыбался ему и говорил, что тот хорошо всё усваивает. Он слишком сильно напоминал Якше о том, как он, прошлый, тренировался, как просил Анемо Архонта обучить его, и как ярко улыбался, когда получал признание своих стараний. Оттого Сяо заглядывает в прошлое и вспоминает о Гань Юй, о том, что ей было бы легче, если бы он обучал её также, как и Химмеля.
— Как я смогу её найти? – спрашивает он после паузы.
Сяо снова смотрит на гору: Хранителя Облаков там больше не было, но он всё также отчётливо чувствовал на себе несколько чужих взглядов. Он готов к тому, что Адепты посчитают его врагом за то, что он, временно сложив свои обязанности как Адепта, всё ещё вмешивается в их дела, и более в случае с Мондштадтом не считают его жертвой обстоятельств. Не подставил ли он Гань Юй под удар? Он не знает, но надеется на то, что никто не узнает о его просьбе, как и о том, что они пересекались.
— Позовёшь – она постарается прийти. Адепты будут наблюдать за Ли Юэ, она тебя увидит.
Химмель в ответ только кивает. Сяо смотрит вперёд: как далеко успел уйти Альбедо? Якша удивлён тому, что его не разбудило ни малейшее движение со стороны Химмеля, ни первые утренние лучи света. Он постепенно стал привыкать спать без внезапных пробуждений, по крайней мере, не таких частых. Видимо то, что у него снова появились товарищи, на которых он может положиться, и что он более не один так сильно повлияло на него. Он помнит времена, когда остальные Якши были живы, когда они были вместе, и когда Сяо, в их окружении, мог спокойно уснуть, отдохнуть, и проснуться не в компании ворон и тёмного леса, а громкого смеха Босациуса, который, пока Сяо спал, разрисовал ему лицо, и остальные Якши с трудом сдерживали смех, смотря на недоумевающего Якшу, затем отводили его к речке и давали посмотреть на себя, не сдерживая смех. Он никогда не держал обиды за такие беззлобные забавы, и даже иногда смеялся вместе с ними. Те времена давно прошли, но он помнит их так, будто это было вчера.
Сяо изредка посматривает на лицо Химмеля: тот следовал за ним в двух шагах разницы, но лицо его было задумчиво и отрешённо, будто он погружён в мысли. Якша слегка сбавляет шаг, позволяет тому сравняться с ним шагом, и только тогда Химмель дёргается, приходит в себя и останавливается, чувствуя, что ему придётся объяснить причину своей отрешённости. Он опускает взгляд, Сяо только ждёт его слов.
— Сяо, я боюсь… тебя потерять. С прошлой ночи меня не покидает чувство, что ты и Альбедо скоро покинете меня, умерев.
Якша смотрит на него: он нервно сжимает ткань накидки, смотрит в сторону, не на него. Сяо только тягостно опускает брови: знает, что опасения Химмеля могут скоро подтвердиться, хотя и если смерть постучится к ним, то Сяо постарается вытащить из её лап хотя бы Альбедо. Со своей смертью он давно смирился, и видел только такой исход своей жизни: умереть, делая то, чему посвятил всю свою жизнь – защите других.
— Снова снились кошмары? – в голосе Сяо звучит забота.
Химмель часто на них жаловался: на их красочность, на то, что они будто не хотят отпускать его и тянут за собой. Из-за этого часто по ночам он пытался уснуть рядом с Якшей, хоть и тот часто говорил, что нахождение рядом с Адептом может быть причиной его кошмаров. Химмель только отвечал, что ему наоборот легче уснуть зная, что рядом Сяо, который может в случае чего защитить и убедить в том, что происходящее во сне его не коснётся. Якша из-за него только сильнее вспоминал проявляющееся во снах прошлое: про то, как не отходил от Анемо Архонта и мог уснуть только убедившись в том, что утром проснётся с ним рядом, и он не покинет его. Быть может страх быть брошенным проявлялся у него тогда лишь потому, что кроме Барбатоса у него не было никого ближнего, и Архонт был для него всем миром. Когда он смотрит на то, как Химмель засыпает у него на плече, думает о том, что для Химмеля он также, как для прошлого себя Анемо Архонт – весь мир. Тот, кто встретил его, и провожает всю сознательную жизнь. Сяо из-за этого выработал привычку сторожить чужой сон.
— Я знаю, мне не привыкать, но… Времена революции кажутся такими далёкими, будто это вовсе происходило не со мной. Может, я стал слишком мягок? Или спокойная жизнь так повлияла на меня? Каждый раз, когда мне снятся кошмары, я пугаюсь того, что пережил…
Сяо протягивает руку и взъерошивает волосы Химмеля с небольшой улыбкой, с которой обычно вздыхают и смотрят так, будто пытаясь показать собеседнику, что его переживания напрасны. Он смотрит ему в глаза, тревожные, пытающиеся найти ответ в словах Якши.
— Посмотри на меня. Всё, что происходит во сне остаётся там. Оно не сможет найти тебя в реальном мире.
Химмель утыкается головой в грудь Сяо. Сказал ли он ему ложь? Не знает, но ему казалось, что Химмелю нужны эти слова именно от него. Кошмары, не связанные с его прошлым никогда не встречали его по пробуждению, не напоминали о себе, оставались в том мире, и Химмеля они, наверняка, никогда не встретят в реальном мире. Сяо хлопает его по спине, пока тот, пряча взгляд, не убирает свою голову с груди Якши. Он пытается понять, что творится у Химмеля на душе, пытается найти слова поддержки, но не может сказать ничего, что помогло бы отпустить сомнения.
Сяо снова чувствует на себе взгляд, смотрит вправо: видит знакомую фигуру - Альбедо, стоящий около моста и держащий в руке знакомый минерал, а средний и указательный палец другой руки периодически дотрагиваются друг до друга, будто тик. Волосы его были взъерошены, будто он не раз за них хватался, как и за ворот рубашки: теория подтверждалась нахмуренными бровями и слегка подёргивающимся глазом, как бы он не пытался прикрыть это за маской спокойного, сосредоточенного лица.
Химмель, увидев его, хотел позвать по имени, только раскрыл рот и сразу же закрыл, посмотрел на Сяо и кивнул ему, чтобы тот пошёл первым. Якша мельком знает о том, какие отношения между Химмелем и Альбедо, и что хоть алхимик и называет его своим другом, всё равно относится к нему с каким-то пренебрежением. Он иногда спрашивал об этом алхимика, тот отвечал, что не привык к нему. Сяо спокойным шагом подходит к нему: Альбедо же спрятал минерал и поправил перчатку, смотрел только на Якшу.
— Как успехи? – Сяо не ожидает от него точного ответа.
— Пока ничего. Мерцание повышается слишком медленно, а конкретное место пока не удаётся вычислить. Прекрасным вариантом было бы пройтись по всему Ли Юэ и в его окрестностях, но мы с тобой, Сяо, опалённые: Адепты и солдаты следят за нашими шагами. Я чувствую их взгляд на себе: они смотрят за нами издалека, даже сейчас. В деле Мондштадта мы, всё ещё, подозреваемые, – Альбедо берёт паузу. – Люмин тоже здесь. Я увидел её у площади: она что-то обсуждала с Нин Гуан, а затем и с парой солдатов, при том её напарница громко возмущалась, но я не смог расслышать, почему.
Сяо опирается руками на холодный парапет: не самое хорошее время, чтобы её встретить. Она часто напоминала ему о событиях трехлетней давности и о его бездействии, хотя казалось, что со временем она стала отпускать эту ситуацию и меньше винить Сяо в произошедшем. Сяо не мог её винить: она волновалась за тех, кто ей дорог, а Якша просто оказался жертвой горячей руки. Оба пытались минимизировать встречи с друг другом, и когда их сотрудничество было неизбежным, не говорили друг другу и слова, хотя со временем пришли к тому, что перестали отводить взгляд при встрече. Паймон всё оставалась такой же общительной и беззаботной, даже по отношению к Сяо, чем, быть может, сбавляла гнев напарницы, ведь подколы, которые могли уйти Якше, уходили Паймон. Люмин, если увидит его сейчас, неизбежно свяжет его с разломом и он станет для неё врагом.
— Она явно не будет рада меня видеть, – тяжело вздыхает Сяо.
Альбедо был у неё на хорошем счету: он рассказывал про то, как она посещает его в лаборатории и часто спрашивает о том, как проходят исследования, выражает своё беспокойство по поводу связи алхимика с Якшей. Сяо сам несколько раз видел её выходящей из лаборатории, и оба делали вид, что не заметили друг друга, хотя её спутница каждый раз начинала громко звать Сяо по имени и не понимала, почему Люмин не обращает внимание на Якшу, а он на неё.
— Она идёт по нашим стопам, хоть и со своей целью. Возможно, у вас есть намного больше общего, чем ты предполагаешь. Да, если мы попадёмся ей сейчас на глаза – она встрянет поперёк горла, но что насчёт будущего?
Сяо устало смотрит на Альбедо, тот же, в ответ, только приподнимает брови. Смотрит на Химмеля: тот стоит в стороне и пытается не вмешиваться в их разговор. Сяо как не просил его быть разговорчивее в компании Альбедо, тот оставался всё таким же, и говорил о том, что Альбедо не будет рад, если тот встрянет в разговор. От Химмеля он слышал только то, что алхимик, кажется, недолюбливает его, и когда он говорил это Сяо, то виновато улыбался, будто сам создал причину для ненависти к нему, хоть и Якша не может представить, что он мог сделать такого, чтобы разозлить Альбедо.
— У нас с ней разные взгляды.
Он предчувствует, что скоро настанет день, когда им всё же придётся объединиться, и даже не может представить, как это произойдёт. Сяо хватает того, что рядом с ним Альбедо и Химмель, тем более, что если он встретит Венти, то его путь закончится в тот же день.
— Она может нам помочь, этого достаточно.
Сяо отталкивается от парапета. Может ли? Якша даже не знает, чем она сможет помочь. Он признаёт мастерство Люмин, но не считает, что ей место здесь, ведь у неё своя дорога.
— Она готова жечь и разжигать. Я ей не нравлюсь, Альбедо, потому что не подкидываю дров, а тушу пожар.
Алхимик вздыхает: знает, что сейчас не сможет переубедить Сяо. Альбедо видит в Люмин разгадку, возможность открыть то, что недоступно Венти: и он, и Сяо знают о том, что она происходит не из этого мира, что означает одно – она не привязана к этому миру судьбой, свободна. Сяо эта концепция была объяснена вскользь алхимиком, ссылаясь на то, что пока подробности рассказать ему не может ввиду того, что Якша ещё не встречался с последствиями и условностями этого мира, но, если они продолжат, то у Альбедо не останется ничего, кроме как рассказать. Он объяснял это одним: видел то, к чему приводило знание, а Якше это знать пока не имеет смысла. «Судьба - перерождение», – всего раз сказал Альбедо, – «невозможность человека сойти с протоптанной дороги, предначертанное предназначение в чужом плане». Сяо всегда чувствовал длань судьбы, то, как она проходится по его волосам, коже, рукам и оставляет привязанные нити, но знал, что способен их сорвать и сойти с дороги. Или, быть может, это чувство навязано? И сама судьба желала то, чтобы он сошёл с дороги, только чтобы встретить другую, пройденную до него и для него? Сяо не знает, но за эфемерное чувство выбора хочется хвататься так, будто это единственное проявление свободы. Люмин же стоит на непроторенном пути.
— Что делать дальше? – прерывает тишину Химмель.
Альбедо слегка хмурит брови, будто вспоминая результаты своих безуспешных исследований, приходит к единственному выводу.
— Ждать, ничего другого не остаётся. Лучше всего там, где за нами не будут следить и записывать каждый шаг, но и также нам нужно находиться как можно ближе к месту разлома. По моим предположениям, разлом, возможно, откроется где-то между озером Цинсю и проходом Линдзю, а может быть, где-нибудь ближе к горе Тяньхэн. Зависит от того, где находится путь к «скоплению» барьера, но учитывая наличие Разлома, то, возможно, открывающийся разлом будет рядом с ним, как трещина или ветка, отходящая от основного дерева. Это лишь догадки. Мерцание, – Альбедо достаёт минерал, – как видишь, всё ещё усиливается, но постепенно. Сказать с точностью можно одно…
Сяо перестал слушать: в затылке застыло колющее чувство того, что за ним следят, настолько яркое, что заглушало слова Альбедо и направляло все силы в одну реакцию – защищаться. Он оборачивается, пытается вглядеться в то, из-за чего у него появляется это ощущение, всматривается, и видит только ускользающие золотые волосы и на секунду промелькнувший белый цветок – Люмин. Сяо хмурит брови: плохо дело, если она решит за ними последовать, ведь она не побоится пройти в разлом, ещё и с кем-то, и нарушить любые планы, которые будут у Сяо и Альбедо. Только потому, что она не хочет повторения того, что случилось в Мондштадте.
— Сяо, всё в порядке? – легонько дотрагивается до его плеча Химмель.
Якша вздрагивает: мягкое прикосновение чувствовалось, будто удар ножом. Он снова увидел обеспокоенное лицо Химмеля, снова взъерошил ему волосы. Ему всё ещё непривычно, что кто-то обращает внимание на то, что он уходит в свои мысли, перестаёт слушать или резко замирает на одном месте. Альбедо же не повторит то, что сказал – он привык к тому, что Якша может в какой-то момент, не поспевший за нитью разговора, перестать слушать, или отвлечься, и он, иногда, даже намеренно говорил в пустоту, зная, что Сяо его не слышит. Якша смотрит алхимику в глаза и кивает в сторону уже ушедшей девушки.
— Люмин. Нам стоит уйти.
В ногах чувствуется небольшая вибрация: сама земля начала трястись. Альбедо кивает Сяо вперёд, указывает взглядом на минерал: теперь он, кажется, может предугадать, где откроется разлом.
— Пора, пока нас не опередили.
Альбедо идёт вперёд, Сяо за ним, и лишь Химмель оставался позади, будто зная, что он не входил в их планы. Якша думает над словами, которые он скажет ему, чтобы убедить в том, что его участие необязательно. Сяо понимает: он не хочет, чтобы Химмель пострадал, хочет, чтобы хотя бы он остался в живых, будто замыкая собой круг того, что Якша должен Анемо Архонту. Он всё ещё убеждён в том, что это не должно его касаться, что это остаётся между Сяо и Альбедо, и ни Химмель, ни Люмин не должны иметь с этим дальнейшее дело, ради их же безопасности.
— Я пойду с вами! – выкрикивает Химмель, делает уверенные шаги.
Оба останавливаются: Сяо бросает взгляд на Альбедо, а он только отворачивает взгляд и продолжает идти, ведь знает, что слова Сяо повлияют на Химмеля больше, чем его, и, к тому же, у алхимика вовсе нет слов для убеждения него. Якша твёрдо берёт Химмеля за плечи, отчего у того ожидаемо опустились брови, и говорит:
— Нет, ты остаёшься. Только потому что ты тут, мы можем уйти.
Он видит, как на его глазах лицо Химмеля искажается, тускнеет, представляя и боясь того, что может произойти. Сяо прячет взгляд: Якша слышал его истории о том, как тот потерял товарищей в ходе революции, как держал их умершие тела, как несмотря на это не терял веру и шёл вперёд ради общей цели, как умирая видел, как над его лицом беспокойно летает дух ветра. Он знает, насколько ярки сейчас те воспоминания в голове Химмеля, и как остро они ударят его, если с ним и Альбедо что-то случится. Но так будет лучше: оставить его здесь, в относительной безопасности, пока они будут разбираться с тем, что происходит внизу. Так будет спокойнее, по крайней мере для Сяо. Он не хочет его терять, как терял своих товарищей, не хочет держать его мёртвое тело в своих руках и видеть, как его медленно погребают под землю.
— Вернитесь живыми, – тихо сказал тот.
Сяо убирает руки с его плеч, улыбается так, что брови хоть и изгибаются дугой и вроде бы такие, что человек вот-вот расплачется, но на губах застывает улыбка, такая улыбка, до которой следует лёгкий вздох и мысль о том, что всё, может быть, ещё будет хорошо. С каждым разом его улыбка выглядит всё менее натянуто. Химмель же попытался улыбнуться в ответ, но столь слабо, будто тяжесть мыслей не позволяет мышцам лица пошевелиться, приводит в оцепенение.
— Мы вернёмся.
Он уходит, чувствует и краем глаза видит, как Химмель ещё долго стоит и провожает его, прежде чем медленно уйти. Сяо знает, что тот попытается подбодрить себя потом, свыкнуться с этой мыслью и выполнить то, что обещал. Химмель ещё никогда не терял решимости, хоть и в разговорах с Сяо, бывает, проскакивает его более мягкая и робкая половина. Быть может оттого, что изменилось его окружение, и Сяо с Альбедо не похожи на его бывших товарищей, а быть может оттого, что сам Тейват изменился до неузнаваемости за время его отсутствия на этой земле. В бою же он всегда старался вести за собой, даже зная, что он слабее Якши и ему следовало бы держаться позади. Когда Химмель не имел ещё Глаза Бога, он был таким же: также рвался и вёл, хоть и сражаться с одним только мечом против того, с чем так часто сталкивался Сяо было сродни принятию собственной кончины.
Якша догоняет Альбедо: тот ждал его у редкого леса, видимо, подвергшегося вырубке, и совсем не ожидал, что на переговоры уйдёт так мало времени. Увидев Сяо, он удивлённо поднял взгляд, а затем вновь принял своё привычное спокойное лицо и пошёл дальше, говоря Якше следовать за ним. Шли они непроторенными путями, не самыми эффективными, но самыми скрытными. Солнце всё также было холодное и пряталось за облаками, освещая то тише, то ярче, будто само боялось. Даже животных на своём пути они почти не встретили: Сяо не раз оборачивался, и ни разу не заметил ни хорька-барахольщика, ни белку, да даже не было видно и следа Охотников на сокровищ – всё будто вымерло. Только на ветке одиноко каркала ворона, наблюдая своими смоляными глазами за Якшей, а тот смотрит на неё с внутренним отвращением, как на вестницу плохой вести, печального события и приглашающую его присоединиться к ней, в ряд плохих знамений, и Сяо всё ещё отказывается: не позволит им властвовать. Альбедо протягивает руку и пытается сконцентрировать Гео энергию: несмотря на напряжение руки и видимые усилия, получился лишь небольшой камешек, что Альбедо обусловил тем, что они почти на месте, раз даже элементальная энергия стала проводиться хуже, и на всякий случай призывает свой меч.
— Не перестаю удивляться тому, как ты способен его убеждать.
Сяо еле заметно улыбается: он, кажется, был единственным, чьё мнение никогда не оспаривал Химмель, и к кому всегда прислушивался. Быть может оттого, что Сяо его нашёл и дал ему имя, а может потому, что всегда был вместе с ним, но даже Лиза, в библиотеке которой он любит пропадать и чьей рекомендации иногда следует, не раз ведёт с ним оживлённые дискуссии из-за расходящихся точек зрения. Якша иногда встречал их за одним столом в такое время: Химмель всегда был с скрещенными руками, прижатыми к груди, опущенными бровями, и даже его пухлые щёки выравнивались, становились более подтянутыми, будто придавали весу его словам. Лиза же всегда одну руку клала на стол, где обязательно была чашка горячего чая, а на другую ставила подбородок и не скрывала улыбки и интереса; по ней было видно, что разговор она считала слегка глупым, хоть ей и была любопытна его точка зрения. Редко когда Лизе удавалось его переубедить: почти всегда Химмель стоял на своём, и даже иногда переубеждал её, видимо поддавшуюся его искренним словам, в которых никогда не было подоплёки. Чаще всего их разговор заканчивался в тот же момент, когда приходил Сяо, и Лиза каждый раз, с сладкой улыбкой и не менее сладким тоном жаловалась на то, что он прерывает их в самый важный момент. Химмель же в то время надевал свою накидку, которую по привычке клал на спинку стула, при этом аккуратно, чтобы не помять, и забирал свой меч, который лежал всегда в секундной доступности. Библиотеку же он посещал исключительно после тренировок: нахождение там забивало свободное время, и ему было необычайно интересно то, как сильно изменился мир во время его отсутствия, оттого читал только что-то историческое, и редко, с рекомендации Лизы, читал лёгкие романы, напоминая про то, что он, забивая всё оставшееся время историей, не даёт мозгу отдохнуть.
— Он… Всё ещё цепляется за меня.
Сяо видит, как медленно приподнимаются и опускаются плечи Альбедо, знает его мнение и мысли, но не может избавиться от привязанности к Химмелю, будто бы к чему-то родному, хоть и знает, что день разлуки может наступить очень скоро.
— Ты давно знаешь моё мнение по поводу него. Осторожность, пока что, единственное, что оставляет нас в живых.
— И надежда, – отпускает смешок Сяо.
Альбедо смеётся: искреннее, как он не смеялся давно. Сяо давно не слышал его смеха: алхимик всё пропадал в лаборатории, встречи становились всё более редкими и редкими, и даже когда они пили вместе чай, разговаривали, Альбедо никогда не смеялся, был на удивление задумчивым и если и размышлял, то только на тяжелые темы. Якша предполагал почему, но не выуживал из него ответа. Сяо только беспокоило то, что до его ушей часто доходили слова о том, что Альбедо видели то в библиотеке, то в кабинете Джинн, то где-то на площади, а иногда и сама Кли говорила о том, что к ней приходил Альбедо, хотя в то время он был с Якшей. Алхимик редко выходил из лаборатории, и если от него приходили письма, то только оттуда – морозный запах Драконьего Хребта и примесей алхимика довольно специфичный.
— Только разве если что тебя. Я давно её растерял, точнее ту, которую испытываешь ты. Чувствую только то, что мне наконец-то предоставили шанс расставить всё на свои места, и я хватаюсь за него.
Сяо останавливается на секунду: алхимик же, не оборачиваясь, но услышав, что шаги за ним больше не слышны, остановился. Якша знает, что времени у них не так уж и много, но почему-то бессознательно взял паузу.
— Альбедо, – замолкает на пару секунд, – сколько лет ты прожил?
Алхимик долго молчит, оборачивается, смотрит на Сяо и прикладывает к подбородку руку, будто пытаясь вспомнить, но каждый раз сбиваясь и начиная заново.
— Очень, очень много. Я давно сбился со счёта и не считаю должным продолжать считать. Прожил достаточно, чтобы меня стала пожирать эрозия, но сколько именно – не знаю. Я знаю, сколько прожил Венти, ты, и… – Альбедо пытается вспомнить. – Знаю чужие жизни, но почти не помню свою. Мои воспоминания с каждым часом всё больше уходят ей в качестве пищи, даже блокноты, записки, дневники больше не помогают так, как делали это раньше: я мог взглянуть на строчку, и вспомнить событие, сейчас же, если я прочту запись о всём дне в мельчайших подробностях, мало что вспомню. Но мне помогает то, что ты рядом, и я могу тебе высказаться: так мои знания хоть как-то, но укрепляются и живут дольше. Я всё ещё помню всё, что изучал, исследовал и познавал, но из рутины ничего не могу вспомнить: ни как встал, оделся, принялся за работу и как лёг спать.
Деревья заметно дрогнули, вместе с ними и вся земля. Альбедо говорит идти вперёд, спешить, ведь осталось совсем чуть-чуть и смотрит на минерал: тот уже вовсю сиял. Сяо следует за ним, и не проходит и десяти минут, как перед местом, где они остановились, треща и ломая землю сформировался разлом, при своём открытии выпустив небольшую волну энергии, достаточную только для того, чтобы сбить с ног. Оба аккуратно, не спеша, заходят туда: у них должно быть достаточно времени, раз Адепты не явились сюда в первую же секунду и раз при открытии не озарилось место его появления столбом света.
Внутри всё до дрожи напоминало о том дне: те же руины, стены, только слегка изменившиеся. Проходят через тёмную, полуразрушенную арку: через пару метров был длинный карьер с узкой разветвлённой дорогой, будто лестница, напоминающая ту, которую можно встретить в пещерах Драконьего Хребта. Ясно было то, что они сейчас на самом высоком уровне, и если они хотят найти хоть что-то, то им нужно идти вниз. Сяо идёт быстро, платформа под его ногами звучит так, будто вот-вот треснет и обвалится, и казалось, что даже если будет так, то это не будет иметь никакого значения: важно было только то, что ждёт впереди. Внизу земля была рыхлая, будто мокрая, и стоило на неё наступить, как с противным звуком из неё выделялась вода, будто из живого организма. Дальше был ещё один проход: будто равнина между двумя скалами, вздымающимися до самого неба. Из земли торчали острыми шипами осколки минералов, мешающие проходить и делающие безопасный путь узким. Позади себя Сяо слышит звук рвущейся одежды, оборачивается: Альбедо говорит о том, что не стоит на это обращать внимание, всего лишь порезал одежду об острый камень, не минерал.
— Что решил делать с воспоминаниями?
Голос Альбедо эхом отскакивает от стен, и там же поглощается, будто впредь эти стены будут повторять эти слова другим пришедшим сюда. Сяо задумывается: старая жизнь, кажется, вот-вот настигнет его, начнёт диктовать свои правила, спрашивать его о том, готов ли он пожертвовать своим настоящим ради прошлого. Но разве он не отказался от этого? С его прошлым как Адепта пожалуй, связывает только бои с останками.
— Смириться с ними - лучший выход. Смириться и не думать о том, что когда-либо существовала другая жизнь. Но я так не могу, оно разъедает меня изнутри и мешает рационально мыслить. Мне… Нужно ещё немного времени – я не успел даже свыкнуться с их существованием.
Альбедо на секунду замолчал, и холодком по спине почувствовалась тишина, до этого заглушаемая звоном в ушах, но теперь такая яркая, парадоксально оглушающая, заставляющая просить о том, чтобы кто-то оживил её своим голосом. Ощущалось, будто именно так медленно сходят с ума.
— Не смотри назад. Найди свой путь, Сяо, и быть может, ты найдешь его до того, как это всё закончится.
Сяо еле заметно улыбается, брови опускаются, изгибаются. Успеет ли он? С каждым днём всё отчетливее чувствуется неизбежность последствий, вызванных его первым решением.
— Скоро ли?
— Остаётся только надеяться, что нет. И, если мы не найдём Венти, времени у нас будет предостаточно на любые личные вопросы – я знаю. В противном случае, нам, скорее всего, будет не до этих мыслей. Желать первый вариант слегка жестоко - он подразумевает то, что Венти умер и не сможет продолжать начатое, но для мира его смерть будет избавлением, лечением небольшой травмы на руке, которую собираются ампутировать. Она не зависит на результат, но даёт немного времени.
Сяо опускает взгляд, сердце начинает биться тяжелее, волнительнее: одна только мысль о том, что до ответа у них остаётся всего пара шагов заставляет голову кружиться. Что тогда поставится точка на том, жив ли Венти или нет, продолжает ли идти вперёд Сяо, или же возвращается назад. «Будет ли он рад меня видеть?» – появляется в голове. Им, кажется, ещё много о чём нужно будет поговорить, только нависшая над ними судьба мешает растянуть момент, напоминает о том, что у них осталось мало времени – смерть придёт забрать своё, придёт за Венти, за то, что он посягнул на законы их мира.
— Значит, всё и так стремится к концу?
Сяо даже не может представить, что может таиться под «концом»: пути или же мира, события или действия, словно извечный вопрос о жизни после смерти и принятия собственной кончины – однозначный вопрос и устойчивые чувства не дают о себе знать, каждый раз меняются, стоит пройти месяцам, годам. Он задумывался о своей смерти, но не о том, что будет после неё: другая жизнь? пустота? вечный сон? Мысли об этом приторно бессмысленны, как и споры о ней. Сяо лишь хочет встретить достойную смерть.
— Не скорому, но да. Так продолжается уже много, много лет, – Альбедо на секунду останавливается, – Так что ты будешь делать, когда встретишь Венти?
Застыло чувство того, что это уже было: что он уже говорил с Альбедо, что общался с Венти, что был здесь, но не тогда, и не сейчас; как странное, преследующее его чувство дежавю, размытое воспоминание или ощущение знакомости сказанных слов и сделанных действий. В его голове всё снова упирается в Венти, в его эфемерное присутствие в его жизни и чувство того, что он и сейчас влияет на его решения, наблюдает за ним. Последнее не пропадает, стоило Сяо спуститься сюда: прилипшее к затылку ощущение чужих глаз, смотрящих за ним, будто их тысячи, и каждое смотрит на него с разного угла, схватились за его плечи и не отпускают, заставляют тело покрыться мурашками.
—
Если я встречу Венти, – Сяо берёт паузу. – Я не знаю. Я прокручивал этот момент годами, но я не знаю. Наверно, скажу, что я рад, что он в порядке, а остальное он решит… Без меня.
Сяо казалось, что таким исход будет самым оптимальным - уйти. Знает ли Венти о тех воспоминаниях? Сможет ли дать ему ответы? И, главное, что ему задать? Он может спросить лишь подтверждения того, что знает, но даже если получит эти слова, то что делать с ними? Быть может, Венти сам пытается отказаться от этого прошлого, если оно, всё же, произошло и связывает их. Сяо не знает, что будет делать, если получит ответы, которые, скорее, не дадут ему ничего. Разве у Венти будет время до этого? Он пробыл столько времени в Бездне что, возможно, стал другим человеком, или же решил отказаться от собственного прошлого в пользу принесшему травму настоящему. Всё, казалось, так хорошо шло своим чередом, что совсем не требовало вмешательства, да и требует ли эта рана попытки её разодрать, снова открыть и посмотреть на неё, только чтобы увидеть, что ничего не изменилось?
Альбедо идёт вперёд: спустя столько коридоров наконец-то они пришли к чему-то, что, видимо, ранее было чьей-то комнатой. Остатки мебели покрылись минералом, стали больше походить на обломки камней, вся комната больше походила на нелепое напоминание о прошлом, останки чего-то древнего, но рядом с полуразрушенной аркой линией были раскиданы какие-то записи: бумага была белой, едва посеревшей, ровной и, видно, совсем новой. За аркой была ещё одна комната, только совсем без камней, напоминающих мебель: в конце комнаты шипами торчал минерал там, где, предположительно, раньше была дверь. Альбедо садится на корточки, кладёт меч на пол, поднимает записи, и Сяо замечает, что у того около лодыжки виднеется алый открытый порез. Якша подходит к нему ближе, заглядывает в записи: лист был исписан на неизвестном ему языке, где-то какие-то выражения были подчёркнуты, от них стрелками шли другие понятия, от них другие; посередине другого листа была таблица, с такими же подчёркнутыми выражениями, и всё было записано беглым, дрожащим почерком по всей видимости не доминирующей руки писателя. Альбедо пробегает записи взглядом так, будто это связный текст.
— Это… Исследования по созданию, строению и работе гончих, а вместе с ними небольшие заметки по конструкции барьера, причём первое написано не Рэйндоттир, а второе, кажется, реплика её работ. Не самая удачная. Записи старые, но на них остались элементальные следы, – Альбедо встаёт. – Кто-то оставил их специально для нас. И этот «кто-то» всё ещё жив.
Альбедо поднимает свой меч, выпускает записи из рук: они плавно падают на пыльный пол. Брови его нахмурены, будто его злит одна только мысль о том, что труды его наставницы могли так осквернить, протащить сюда, украсть и так скользя изучать. Половину своей жизни в попытках найти ответ на её вопрос он посвятил изучению работ его наставницы, оттого относится к ним с такой пылкой ревностью, будто никто не сможет отдать такую же честь и трепет по отношению к её трудам. К ней он относился, будто к собственной матери, хотя не раз говорил о том, что такое отношение к Рейндоттир, скорее всего, будет неправильно, хоть она и является его создательницей и единственным родным человеком, строгой и бесстрастной женщиной. Альбедо идёт вперед, Сяо же только смотрит ему в спину. Кли, её мать Алиса – они такие же родные для него, как и наставница, хоть их он отводит в другую категорию, говоря что таких у него три: одна для той, кто дала ему жизнь, другая для тех, кто посчитали его семьёй и приняли к себе, дали ему родной дом, где его будут ждать, и третья для тех, кто стали ему родными из-за того, что находились всегда рядом, и хоть они разрозненны по крови, у них есть общая черта, связывающая их вместе. К первой относил Рэйндоттир, к второй – Кли и Алису, и только о третьей он не говорил и слова.
«Это очень близкие мне люди, они были со мной всё то время, что я прожил. Один из них, можно сказать, был мне отцом-наставником. Разговоры с ним по вечерам были моими лучшими воспоминаниями. Он подпустил меня к себе и крепко обнял, я этого забыть не смогу. Но в его сердце для меня места нет: все его мысли занимает совершенно другой человек, воспоминания о котором он доверил мне. Я же даже не успел сказать ему, как благодарен за то, что он воспитал меня, как родного сына»
— Сколько времени провёл здесь Венти?
Сяо бегло осматривает место: тёмное, удушающее, сводящее с ума одним только нахождением здесь и заставляющим желать одно – выбраться отсюда, лезть на стены, рвать кожу, но только выбраться. Чувство, что за ним наблюдают, всё ещё не исчезает, хоть и Сяо не раз убеждался в том, что кроме него и Альбедо здесь никого нет, по крайней мере сейчас, и, быть может, Якша лишь медленно сходит с ума.
— Счёт идёт на десятки лет, если не сотни. Время в бездне течёт по-другому, и нет единой формулы, которая могла бы это вычислить. Одна минута может быть равной двумя, а следующая - часу. Это место хаотично, но в этом заложен его смысл – в самом хаосе и неподчинении. Моей ошибкой было вычислять минуты, которые у нас есть, в
нашем времени.
Там, может быть, прошло несколько минут, в то время как мы здесь… – Альбедо замолкает на минуту. – Нет, не могу посчитать.
Сяо следует за ним: они проходят в следующую комнату, которая, казалось, была тупиковой. Воздух в ней был затхлым, спёртым, с каждым вдохом сильнее хотелось кашлять. Альбедо проходит к концу комнаты, где из стены торчали шипами минералы. С его шагом поднимается пыль: Сяо отворачивается, смотрит назад и пытается вспомнить, встречали ли они на их пути разветвление, хоть что-то, что выведет их на другой путь. Сколько у них осталось времени? Или, может, они уже заперты здесь?
Позади себя он слышит, как Альбедо падает, затем пробивается тяжёлый, знакомый запах гниющей плоти. Он оборачивается: видит, как алхимик держится за меч, втыкает его и пытается подняться, но безуспешно: слабеет, вены на раненой ноге медленно становятся чёрными. Сяо подбегает к нему, падает на колени и пытается помочь, придержать Альбедо, но тот с каждой секундой только тяжелеет в его руках. Он хватается за Якшу, тяжело, глубоко дышит: стопа медленно разлагается, кровоточит, пока её поглощает материя. Сяо знает только один выход. Альбедо с взглядом, одновременно полным ужаса и уверенности в том, что нужно делать дальше, слабо повернув голову в сторону Якши говорит:
— Бери мой меч… И режь. Иначе оно поглотит меня полностью. Я выдержу, не жалей.
Слабыми руками Альбедо передаёт ему свой меч. Руки Сяо дрожат на удивление его самого: ему не впервые, он знает, что должен это сделать, что алхимик поручил это ему, ведь Якша сильнее его, медленно слабеющего, но всё равно голову поедает параноидальный страх сделать что-то не так, убить, опоздать. К горлу подступает ком, стоит вспомнить о том, как он видел изуродованные тела умерших товарищей, и как проявляется мысль о том, что он не хотел, чтобы Альбедо был рядом с ним только потому, что он закончит также, и что случится или нет этот момент – всё в руках Сяо. Он не смирился с тем, что это произойдет так рано, оттого и теряет своё спокойствие. Наносит первый удар, больше используя меч как топор, нежели как пилу, слышит приглушённый из-за звона в ушах крик Альбедо, остро чувствует, как тот впивается руками в его одежду, но не видит перед собой ничего, всё смазывается, ощущается больше как сон или галлюцинация. Сяо глубоко дышит, сосредотачивается на своём дыхании, пытаясь вернуть себе трезвость ума. Его руки пачкаются в зеленоватой от гноя и черноватой от минерала кровью. Чувствует, как хватка Альбедо медленно слабеет, спадает. Он должен выжить, ведь он не человек. Сяо же готовится к худшему. Меч проходит через плоть, оголяя, раскрывая противный запах, из-за чего позывы рвоты подходят к горлу. Он сдерживается. Звук рвущейся плоти перемешивался с звуком металла, похожего на железо – видимо, это материя сродни ему, отчего дальше рубить было сложнее, но Сяо пытается сделать это быстро. Пара ударов: оголяется залитая кровью, потрескавшаяся кость. Удар: звук ломающейся кости неприятно бьёт по ушам вместе с мучительным криком Альбедо, теряющего сознание в руках Сяо. Якша еле сохраняет концентрацию, всё перед глазами начинает плыть, он сильнее хватает меч, слышит отчётливо только своё дыхание. Заполнивший комнату запах гнили смешивается с прокручивающимися в голове Сяо криками и звуками ломающейся кости, разрезанной кожи и ткани. Кажется, что именно так сходят с ума. Позывы рвоты всё сильнее давили на горло, но он сдерживается. Последний удар: отрубленную часть тела Сяо откидывает подальше, его руки полностью покрываются кровью. Сяо нервно дышит ртом. Какой же глупостью была мысль о том, что его прошлое отступило назад и теперь его жизнь изменилась. Она стоит перед ним, смотрит на него, напоминает ему о себе, он всё ещё живёт также, как и раньше, и доказательства находятся перед его глазами. Отметается в сторону наивно появившаяся мысль о том, что это конец. Сяо отрезает окровавленным мечом рукав, перевязывает им ногу Альбедо так, как его учил алхимик, хоть у него нет ничего, что оказало бы эффективную помощь, но это сейчас, на первое время. Если они выберутся, Альбедо окажут помощь тут же. Он слышит тяжелые шаги сзади, выбивающейся из гробовой тишины. Сяо оборачивается: незнакомец был облачён в длинную накидку, форма плаща которой ему напомнила ту, которая была у Венти, на голове закрывающий лицо капюшон, но даже так было видно, что левая часть его лица была изуродована - напоминала кожу после ужасного ожога, рыхлую, слоившуюся, покрасневшую, напоминающую то, что было с рукой Сяо. Якша сам выглядел не лучше: щёки покрыты кровью оттого, что он дотронулся до них окровавленными руками, и лицо его искажено в ужасе так, будто он вернулся в то время, когда подобное для него было чем-то страшным, новым. Сяо сомневался в том, что этот человек действительно сейчас находится здесь: скорее он бы поверил в то, что он сошёл с ума и ничего из этого не произошло, чем в то, что человек, единственный из живых, которых они увидели здесь, так сильно напоминает ему о Венти и тех событиях.
— Следуйте за мной, – низкий голос раздаётся эхом.
Сяо берёт Альбедо на руки, затем смотрит на незнакомца. У Якши было чёткое ощущение, что этот кто-то знаком ему, но одновременно с этим было застывшее ощущение неприязни, объяснение которой он не может найти, но у него нет выбора, кроме как пойти за ним. Он медленно возвращает себе своё спокойствие.
— Кто ты?
Незнакомец идёт быстро, так, будто знает эти пути много лет, как человек родной город. Сяо следует за ним: за развевающейся накидкой иногда мелькают заткнутые за пояс мечи, лезвие которых блестит также, как и тот минерал.
— Разве это так важно? Вам главное – выжить. Остальное потом.
Их путь ему кажется слишком длинным, будто непроходимым. Незнакомец втыкает в стену клинок: та быстро и с грохотом ломается, будто было достаточно сильно ударить её рукой, чтобы она сломалась, открывая им новый путь, и лишь подтверждая догадки Сяо о том, что он мог предотвратить это ещё в самом начале, но эти догадки бесполезны, ему нужно бороться с тем, что у него теперь есть. Незнакомец вытаскивает оружие, затыкает за пояс и кивает Сяо, чтобы он пошёл вперёд. Они идут дальше: Якша слышит эхом череду голосов откуда-то из стен, посмеивающиеся, повторяющие одно и то же.
«Какой молодец! И что же он сделает, чтобы спасти эту тушу?»
Сяо смотрит назад, на незнакомца: тот никак не реагирует на эти слова, хоть и Сяо не может сказать точно, ведь лица его почти не видит.
— Не слушай их, они давно мертвы и похоронены в этих стенах. Вперёд, выход близко, но я предупрежу: чем ближе к нему, тем тоньше стены, их разрушить можно одним ударом.
Он смотрит вперёд: да, осталось совсем чуть-чуть, и хочется побежать вперёд, лишь бы забыть об этом ужасе побыстрее, вернуться в тот мир, где никто даже не знает об этом месте, не поймут и скажут, что это был всего лишь сон, но он не может торопиться, ведь от одних шагов он слышит, как камень под его ногами трескается.
Уже виднеется свет: ослепляющий, непривычный, но дарящий тепло, говорящий о том, что Сяо всё ещё жив. Вместе с ним душу успокаивает понимание того, что они успели, и их не заточили здесь, обрекая на сумасшествие. Сильный, холодный но по-своему приятный ветер треплет волосы Сяо, как награда за то, что они выбрались, по крайней мере, живыми. Он оборачивается, чтобы напоследок поблагодарить незнакомца и видит, как порыв ветра снимает с него капюшон. Сяо замирает, не способный сказать и слова.
Венти.
Видит его растрёпанные отросшие волосы, нежную, еле заметную улыбку, будто он вовсе не хотел того, чтобы Сяо узнал его, ведь так подарит ему желание идти вперёд, не возвращаясь к прежней жизни, но рад его видеть спустя столько лет, изменившегося. Он улыбается ему недолго, но так, что Сяо запомнит это надолго: как отец улыбается вернувшемуся сыну, как друг выжившему товарищу. Венти в мгновение ока он бьёт рукоятью клинка по стене, и проход накрывается камнями, отделяя Сяо от него, оставляя Венти
там, а Сяо здесь, в привычном мире. Якша не успел ни позвать его по имени, ни улыбнуться в ответ, но сердце стучало так быстро, будто через секунду остановится. Он нашёл его. Он жив. Только Сяо ничего не успел ему сказать в ответ, и не сможет вернуться, чтобы сказать, что рад его видеть, но внутри него снова появился тот огонь, который был три года назад, когда он только начинал свои поиски, снова появилась надежда на следующую встречу, прежде почти угасшая под влиянием времени.
Ему нужно идти дальше. Дождь шёл стеной: Сяо пытается накрыть собой Альбедо, чтобы тот не промок, но почти бесполезно. На дереве громко каркали вороны, будто насмехаясь над Якшей за мысль о том, что в этот раз всё будет иначе, что никто не пострадает. Сяо знает одно: он должен прийти к Химмелю, ведь тот его ждёт. Понимает, что будет, когда тот увидит Альбедо, что будет после этого, но иначе не может. Якша должен остаться, и может доверить алхимика только ему. Сяо смотрит на Альбедо: ему остаётся только надеяться на то, что использование силы Адептов не сильно ухудшит его и так тяжёлое состояние.
Сосредотачивается, концентрирует силу Адептов и перемещается в гавань Ли Юэ - туда, где попрощался с Химмелем, и взглядом пытается его найти. Сама гавань, казалось, была невредима: только люди в панике метались, а солдаты строем бежали к месту, откуда открылся разлом. Сколько настоящего времени они там пробыли? Солдаты не успели полностью стянуться к месту событий, мельком Сяо замечает нескольких Адептов, отчего ему кажется, что для настоящего мира стоило открыться разлому, как Сяо вернулся уже раненный с Альбедо на руках. Дождь медленно смывает с Якши кровь: со щёк, чуть-чуть с рук, впившихся в Альбедо так, будто если он его отпустит, то тот умрёт, исчезнет. Сяо видит Химмеля, идёт ему навстречу и наблюдает, как его лицо искажается и как на нём проявляется страх с каждым мгновением, в котором он рассматривает своих друзей, как в нём всё больше проявляется чувство вины за то, что он не был рядом и не помог им, как его руки начинают слегка подрагивать, хоть он и прячет это. Якша передаёт ему Альбедо в руки и кладёт свои руки на щёки Химмеля, оставляя на них кровавые следы, притягивает к себе и смотрит ему в глаза, видит, как его страх постепенно отступает, приходит решимость и будто смирение, так свойственное Сяо.
— Я должен остаться, пока у меня ещё есть время. Найди Гань Юй, попроси у неё помощи и возвращайся в Мондштадт.
Химмель только кивнул, Сяо похлопал его по плечам и отправил в путь, провожал его взглядом и тихо, так, что слышал только он, извинился перед ним за то, что его опасения подтвердились, что Сяо снова дал ему новую почву для кошмаров. Видит вдалеке, на крыше здания Гань Юй: она держала в руках лук и с серьёзным взглядом посмотрела на Сяо, тот только жестом указал ей, что к ней придут, и по губам передал одно – «позаботься о Химмеле». Якша оборачивается, смотрит на место, где открылся разлом, на улетающих оттуда птиц, на сидящей на мосту ворону, пристально смотрящую на него своим пустым взглядом, и взгляд Сяо сейчас совсем не отличается от её.
Он должен вернуться.
