Борис Пастернак.
***
Тяжело. Всё это было тяжело. Арсений стоял около окна в своём кабинете и всматривался вниз, на снующие в разные стороны машины и медленно тянущихся по своим делам людей. Спустя два дня его выписали из больницы и он смог вернуться в излюбленный офис, дабы продолжить усердно трудиться. Организм альфы был намного сильнее организма омеги, из-за чего Антона оставили ещё на день лежать в «белой башне». За проведённое время в больнице с белым потолком, в который альфа только и делал, что смотрел, Арсений занимался самокопанием. Любимое дело, особенно, когда обстановка позволяет. Три трещины на белоснежном потолке пересекались между собой, образовывая что-то похожее на нить ДНК, которая теряла свою уязвимость и становилась угловатой, совсем развязной, прерванной ниточкой. Смотря на эти переплетенные полосы, он долго размышлял над этим внезапным взрывом и его последствиями. Придя к выводу, что просто так машина не могла взорваться, он стал вспоминать подробности того дня. Нужное воспоминание всплыло из далеких, темных глубин разума и, к его счастью, осталось балансировать на поверхности понимания, из-за чего брюнет сумел спокойно «разложить все по полочкам». Альфа вспомнил дым. Едкий, почти серый и такой неестественный, что глаза тут начало жечь. Из этого следовало, что дымовая шашка с усыпительным газом уже была прилеплена до того, как машина тронулась с места. Попов, как только эта догадка посетила его умную голову, набрал Паше. Гамма сначала был против этой мысли, но, обыскав авто, и вправду нашёл дымовую шашку, прикрепленную к внутренней стороне крыши машины, почти рядом с ухом бизнесмена. Неудивительно, что первым хлопок почувствовал именно альфа и успел заслонить собой омегу. Кстати, о Шастуне… — Арсений! Его долгие мысли нещадно прервал Дима, который, не удосужившись постучаться и обратиться на «Вы», вихрем влетел в приоткрытую дверь начальства. Попов заметил на нем съехавший галстук и подвёрнутый рукав пиджака, мгновенно напрягаясь. Позов - был один из самых аккуратных и пунктуальных людей, каких альфа знал, и эти, казалось бы, мелкие погрешности говорили о том, что произошло что-то очень неприятное. Омега имел слабый запах персиков, но сейчас аромат был будто бы с кислинкой. Арсений почувствовал его на языке и понял, что Дима очень напуган и… расстроен? — Да? Строгие глаза голубого оттенка устремились прямо на вошедшего, рассматривая его чуть осунувшееся лицо и большую складку между бровей. Лицо его стало будто бы бледнее на несколько оттенков, а глубоко залёгшие мешки под небольшими глазами казались ещё выразительнее. — Выграновский… — Он замолчал, сглатывая, но не опуская потерянного взгляда с чужого лица. — Эд, он совершил самоубийство. Попов опустил голову и его взору предстал чёрный экран его мобильного, в котором он увидел себя. К своему удивлению, его лицо нисколько не изменилось, ни один мускул на бежевой ткани лица не дрогнул, но внутри что-то тяжёлое ухнуло вниз. Будто кто-то в один момент не удержал огромный камень и тот, набирая скорость, полетел вниз и встретился с полом, но не рассыпался, а лишь тихо крякнул о своей несчастной судьбе. Он поднял взгляд исподлобья на застывшего омегу. Тот не сводил глаз с начальника, будто ожидал приговор об отсечении головы. — Это все, что ты об этом знаешь? — Арсений настроился получить согласие, но Позов замотал головой в отрицательном жесте. — Это произошло три часа назад, в его кабинете, методом повешения. Но ни тела, ни предметов убийства нам показывать отказываются. — Кто первый заметил труп? — Макаров. Пинг-понг взглядов не прекращался, хоть омега и почувствовал, как альфа напрягся, но намёков на испуг старался не подавать. — Конечно. Я не сомневался в его профессионализме влезания, куда не следует. Что ж… — Попов сел за стол, начиная перебирать стопку бумаг, покоящихся на краю стола, выискивая нужный документ. — Это… странно. — Даже очень… С чего бы ему вдруг… ну, умирать? Молодой же был… — Дима сел напротив и уставился в никуда, чуть приоткрыв рот. — Судьба - игра страшная, непредсказуемая и тяжелая. — Арсений стал вчитываться в одну из бумаг. — И не каждому дано её пройти. — Вы всегда полагаетесь на судьбу? — Почему же? Вовсе нет… Хотя, знаешь, для меня все сущее - это шахматная доска, составленная из клеток дней и ночей, на которой Судьба играет людьми, как фигурами. Поэтому, Судьба для меня всегда была с большой буквы. — Интересная теория, но это с какой стороны просмотреть… — У Арсения засветился на телефоне дисплей, куда он тут же метнул взор. — Думаю, вот если бы… — А где сейчас Илья? — Альфа перебил Позова, но тот лишь резко перевёл взгляд прямо в голубые орбиты, запнувшись. Он чуть прокашлялся, из-за чего его нос и кончики ушей стали розоватого оттенка. — Поехал в больницу… вроде. — Куда? — Голубоглазый почувствовал, как кровь резко подступила к щекам и ушам с задней части, а сердце будто бы прокутило несколько ударов и забилось в два раза быстрее, заставляя ноздри альфы раздуваться шире обычного. «Только не…» — В больницу, к Антону. Кулаки сжались до побеления кожи и мгновенно выступивших вен. «Блять» Позов опасливо смотрел на вмиг поменявшегося в лице альфу. Брови, и без того всегда чуть нахмуренные, свелись на переносице, образовав на лбу две небольшие складки, ноздри поднялись вверх, а губы искривились в неприятно-холодной ухмылке, готовя оголить острые белые зубы. Цвет нежно-голубых глаз будто бы стал темнее и мутнее, теперь он был синий и метал злые искры гнева. Плечи и руки ужасно напряжены и Димка поерзал на месте, уже придумывая шаги отступления или, в случае чего, атаки. Но альфа лишь зло оскалился и, будто находясь в трансе, медленно кивнул, снимая со спинки чёрный пиджак. — Отлучусь на час… возможно, на два… может вообще до конца дня. Дим, ты за главного. Не натворите дел. — И, схватив ключи от машины и телефон, вылетел из кабинета, звонко топая каблуками ботинок об пол. Омега ошарашенным взглядом проследил за шефом и, повернувшись на стуле к бумагам, выдохнул тихое «охуеть…»***
Попов ехал по трассе, точнее гнал под сотню километров в час, сам не до конца понимая, что его вообще толкнуло сейчас за руль. «По воле баловства теряю над собой контроль» Голосок ехидничал, а сознание кричало, но альфа не слышал ни первого ни второго. Он целиком и полностью отдался чувствам, что было для него в новизну. Но ему нравилось это, нравилось чувствовать. Волнение в перемешку со злостью, страхом и адреналином кипели по всему телу и внутри, готовые в любую секунду взорваться и расплескаться по всей плоскости. Чувства - очень удивительная вещь. Они заставляют жить, заставляют хотеть жить, смотреть на мир в красках, которые прямо таки пестрят и быстро-быстро мелькают перед глазами множеством разноцветных пятен и голова от их скорости движения начинает кружиться, но это лишь подстёгивает и завораживает, будто какое-то чудодейственное зелье. Альфа точно знал, что Серёжа бы не оценил и не понял его действий, но он уже сворачивал с дороги, а это значило, что Арсений приехал. Двор был частный, поэтому Попов оставил машину около ворот и, размахивая пиджаком в руке, направился в здание. Гнев и страх сейчас управляли его разумом. Он не боялся Макарова, он боялся его действий. Илья был непредсказуем и неадекватен, когда дела касались его интересов, а Шастун входил в это число, альфа заметил это ещё в офисе, в их первую встречу. У Ильи был козырь. Этот подонок видел, что Арсений часто находится рядом с омегой и, конечно же, для него было выгодным прервать этот контакт, ведь Макаров привык отбирать у Попова всё. Неважно, было ли это дорогим, родным или не столь значимым - ему плевать. Альфа чувствовал это, а сейчас, тем более, ведь Илья положил глаз на омегу, а Макаров не любит посторонних. Арсений понимал, что это не его дело, но десятое чувство тревоги в груди забилось в сильном припадке, мгновенно включая красные фонари и звуки сирены. Это чувство давило, сжимало все органы и подавляло все ощущения, что оставались в альфе. Альфа боялся, что успел привязаться за такое малое количество времени к этому зеленоглазому пареньку. Для Попова это было не свойственно, ведь этот голубоглазый сердцелом никогда не поддавался чувствам. Бизнесмен не мог услышать себя. Его рецепторы были прочно забиты вмиг выросшей ревностью. Попов проклинал свою натуру альфы, которая постоянно давала о себе знать, включая инстинкты и выключая мозг. Сейчас он не справился с ними и чувства, давно забытые и похороненные в темную пыльную шкатулку, ударили куда-то в живот, скручивая там огромный, тяжелый ком гнева и ревности. За стойкой у входа никого не оказалось и альфа двинулся вглубь белых коридоров. День назад его выписали отсюда и он все ещё хранил в себе это ощущение белых стен, запаха палат, шуршания халатов и вкус медикаментов. И сейчас этот больничный набор, будто большая волна, захватил его в свой плен воспоминаний и ощущений. В узком коридоре сидело несколько людей. Бабушка со сломанной рукой проводила его грустным, выцветшим взглядом и снова опустила голову, всматриваясь в, расчерченную квадратами, плитку пола. Около кабинетов сидела пара молодых людей и женщина, но они не обратили на брюнета никакого внимания, занимаясь своими делами. Попов немного притормозил, осторожно лавируя между вытянутыми в проходе ногами и, подняв голову, увидел спину, облаченную в белый халат. — Извините! — Мужчина повернулся и Арсений узнал в нём того самого врача, который стоял на входе в палату, преграждая Макарову путь, когда брюнет очнулся. — О! Здравствуйте. — Здравствуйте, здравствуйте. — Врач охотно пожал протянутую руку, узнав в голубоглазом своего недавнего пациента, но вдруг его брови поползли к переносице. — Что-нибудь случилось? — Да нет… Точнее, да. — Попов потёр руки друг о друга, чувствуя, как начинает сильно нервничать. — Давайте, тогда, пройдём. — Врач показал рукой на закрытую дверь. — Расскажете? — Нет, нет, я ненадолго, буквально две секунды. — Альфа всмотрелся в добрые глаза напротив, гадая про себя, ответят ли ему или нет. — Скажите вот что: помните, вместе со мной к вам привезли ещё одного парня, он получил те же травмы, что и я? — Помню, конечно, помню. «Вдох» — Он ещё у вас? — Нет. — Брюнет ощутил на себе волну, пронзившего его, тока и нервозности, которая прошлась по всему телу и осталась где-то внизу, добавляясь в этот тянущий узел. — Его сегодня забрал ваш общий друг. Как он представился… Илья, кажется… Вы ведь знаете такого? «Не успел» — Да… да, знаю. Слушайте, а они случайно не сказали куда поедут? А то я обещал их догнать, но вот телефон выключился и со связью что-то. — Арсения чуть не перекосило от собственного вранья, но он держался молодцом. — Нет… нет, не говорили. Арсений побледнел, потому что вся кровь ушла куда-то в пятки от налившегося, буквально во все тело, волнения… Антон, Антон Шастун, зеленоглазый омега с одурманивающим запахом лесных цветов уехал в неизвестном направлении с неуравновешенным, неимоверно сильным альфой, которого тот от роду знать не знает. А Попов не знает ни направления, в котором Илья увёз зеленоглазого, ни что ему, блять, делать… — Ладно. — Севшим голосом почти прохрипел альфа. — Спасибо вам. — Не за что. — Мужчина уже почти развернулся, но вдруг. — Стойте! — Альфа как стоял, так и замер, его сердце снова сделало кульбит. — Илья вроде бы сказал, что они поедут домой. То есть, сказал, что отвезёт его домой в целости и сохранности. — Я понял, хорошо. Спасибо! Арсений тут же развернулся и почти побежал по коридору, а затем из здания. «Конечно, домой, ага. К себе домой он его повёз! Боже, Попов, можно было догадаться и раньше, Макаров слишком предсказуем. Твоя ошибка, если ты и сейчас не успеешь» Догадка образовалась слишком быстро и Попов поймав её, уже заводил машину, тут же трогаясь с места. Адрес дома Ильи он знал, всё-таки бывший друг. Поэтому снова гнал по трассе, нарушая все указатели скорости и знаки предупреждения. Он оказался в машине и на него снова начали находить мысли о том, что Макаров может или уже успел сделать с омегой. Руки сами собой сильнее сжимали руль, а нога дёрнулась, вдавливая педаль в пол. Арсений был на грани истерики, часто дыша и матерясь под нос. По своей же глупости, альфа может не успеть и вся эта история будет иметь плохой конец. Сейчас этот конец целиком и полностью зависел от него, поэтому Попов старался дышать через раз, успокаивая себя, а руль немного разжать в руках, потому что ещё чуть-чуть и он треснет пополам. Спустя десять минут Арсений подъехал к нужному подъезду, замечая, что на улице уже стемнело и фонари вдоль дома зажглись жёлтым цветом, хотя и особого толку от них не было, ведь небо ещё слабо подсвечивалось в вечернем сероватом цвете. Хлопнув дверью, так, что голуби, сидевшие на тротуаре и мило воркотавшие о своём, взлетели и подняли тучу из пыли, альфа понял, что он ни черта не успокоился. На нужный этаж пришлось подниматься пешком, потому что лифт ждать было слишком долго. Он до ужаса боялся не успеть. Тяжело дыша от пройденных пролётов и нарастающего с каждой ступенькой гнева, Арсений вжал кнопку звонка так, что та чуть не запала, жалобно пища на всю квартиру альфы. Попов, стоя за дверью, чувствовал смесь запахов из квартиры, в которых он сумел различить лесные цветы. Но этот факт лишь сильнее ударил по нервам, чем успокоил. Послышались шаги и открывание замка. Дверь распахнулась и на пороге показался молодой гамма, который не успел даже раскрыть рот, как Попов с решительностью и готовностью втолкнул его назад, в квартиру, переступая порог и тут же осматриваясь. Ничего не поменялось, но Арсения сбивал с толку только запах. Сильно пахло сосной и Антоном, альфа на секунду зажмурился, стараясь не думать о плохом. Гамма, сбитый с толку таким внезапным вторжением, пришёл в себя. — Я не понял… Попов не стал его слушать, заученным движением он ударил парня в паховую область, заставляя того жалобно прохрипеть и согнуться пополам, почти ложась на ковёр. Голубоглазый больше не мешкал, понимая, что каждая секунда сейчас могла сыграть большую беду. Проскочив коридор, он хотел было завернуть в комнату, но услышал на кухне шорох и, кажется, голос. Альфа в три шага оказался у источника звука и замер, рассматривая открывшуюся его взору картину. Макаров сидел напротив Антона за барной стойкой и хищно улыбался, смотря в зелёные глаза напротив, но заметив Арсения в проходе, чуть не подскочил с места, раскрывая глаза в удивлении. Шастун сидел спиной к вошедшему и, не успев повернуться, как его схватили за шиворот и, вытащив из-за стойки, с силой оттолкнули к выходу. Омега краем глаза заметил мужскую руку возле своего уха и почувствовал сильный запах коньяка с орехами, который тут же впился в разум. Он извернулся в хватке и его рот чуть приоткрылся в удивлении, ведь перед ним стоял самый настоящий и разъярённый до ужаса Арсений. Попов почти швырнул мальчишку в угол кухни, а сам, не теряя ни секунды, накинулся на Илью, хорошенечко проезжаясь кулаком ему по скуле и слыша хруст. Тот хотел было ответить, занося руку, но его вновь прервал ещё один, обрушившийся на бедный участок лица, удар. — Сука!! Попов сверкал потемневшими от гнева глазами и был очень силён в эту секунду. Хоть Макаров и был крупнее голубоглазого, но Арсением сейчас управляла ревность и злость, поэтому он не рассчитывал удары и силу. На время отключив Илью с, кажется, пятого удара, брюнет ощутил покалывание в кисти и перевёл взгляд на кровоточащую руку, которая начала отдавать пульсацией до локтя и зудеть. Физиономию альфе Попов несильно испортил, но синяки будут сходить долго, как и с его руки. Встав с тела, которое находилось в бессознательном состоянии, он повернулся к омеге. Тот, обхватив колени, забился в самый дальний угол кухни и тихо дышал, вздрагивая всем своим телом. Альфа поднял за предплечье дрожащее тело и схватился здоровой рукой за нижнюю челюсть омеги, поднимая его голову вверх. — Посмотри на меня. Омега продолжал жмуриться, плотно сжимая свои красные искусанные губы и мелко вздрагивая. Попов придвинулся ближе к зеленоглазому, шагнув к нему и нарушая все границы личного пространства. Альфа по-хозяйски поднёс нос к открытой шее, вдыхая с нее запах. Лесные цветы. Носом он повёл выше, к уху и волосам, путаясь им в отросших светлых прядях, легонько касаясь щекой и чувствуя их мягкость. Лесные цветы. Ни запаха сосны, ни каких либо других он не ощутил на омеге и поэтому облегченно выдохнул ему в макушку, шевеля дыханием волосы. Он немного отстранился, чтобы видеть лицо напротив. Альфа наткнулся на зелёные глаза, которые доверчиво смотрели ему в душу и волнение начало отступать. «Успел» Арсений оскалился, видя огонёк страха в зелёных омутах и скапливающуюся влагу около ресниц, что очень его позабавило. Антон сглотнул из-за чего его рот чуть-чуть приоткрылся и Попов почувствовал головокружение, резко подступившее к нему. Затуманенным взглядом он смотрел на скатывающуюся слезу, которая оставляла за собой влажный след на чуть румяной щеке омеги. Приоткрытый рот, пухлые, раскрасневшиеся, искусанные губы и такие чистые большие глаза, которые гипнотизировали своим цветом и завораживали сознание. Арсений опустил руку, сжимавшую челюсть мальчишки, но тот не опустил головы и не разорвал зрительного контакта. Альфа жадно обвёл глазами доверчиво повернутое к нему лицо, впиваясь голубыми глазами в каждую его деталь. Антон опирался о стену сзади, а когда брюнет придвинул своё лицо к его уху, вовсе вжался в неё, стараясь, наверное, провалиться в неё, как призрак. Голубоглазый поднёс губы к чужому уху зло прорычал, сдерживая себя всеми оставшимися силами: — В машину. Отойдя на шаг от омеги, он исподлобья наблюдал за Шастуном, который, на подкосившихся ногах, вылетел из кухни и, преодолев коридор, хлопнул дверью квартиры. Альфа прикрыл глаза и оперся о стену, осматриваясь. «Никогда не выходи из комнаты, не осмотрев всех ящиков» Голова не переставала кружиться, хоть Антон и унёс с собой тот сильный шлейф дурящего аромата, она, видимо от перенапряжения и усталости, решила добить альфу за сегодняшний день. Брюнет хотел было осмотреть квартиру на предмет улик, но услышал шорох переводя взгляд на его источник. Макаров согнул ногу в колене, подавая признаки жизни. Попов оттолкнулся от стены и приблизился к Илье, наклоняясь над его лицом. — Мы с тобой ещё поговорим, ублюдок. Он смотрел четко в чужие, чуть приоткрытые глаза и, убедившись, что слова дошли до адресата, вышел из квартиры, направляясь к машине.