Иоганн Вольфганг фон Гёте.
***
Илья объявился ближе к ужину. За окном уже постепенно вечерело, наступали сумерки, и в комнате голубоглазого мученика стало довольно темно. Арсений не нашёл включатель света, который хоть как-то скрасил бы его одиночество и непонятную тоску. Но долго в одиночестве находиться ему не пришлось: Макаров вновь принёс поднос, на котором стояли плов и стакан компота. Поставив это все на тумбу, он зажег принесенную свечу, от которой тут же разнесся тускловатый, подрагивающий от потоков воздуха, свет. Попов уставился на этот единственный источник тепла и света в этой башне заточения, чувствуя, как внутри него целое ничего. Абсолютная пустота вместо чувств и ощущений, это начало пугать… Илья осторожно присел на край кровати, не спрашивая разрешения и не дожидаясь взгляда брюнета. Альфе было предельно ясно, что его мнение в этом доме не учитывается и он никто здесь, ровно также, как и его любое сказанное слово будет иметь вес, равный пустоте. Подняв потерянный взгляд голубых ореол на своего мученика, Арсений отметил про себя, что Макаров был слишком молчалив, слишком загадочен и сегодня как-то по-особенному мрачен. Румянец на его щеках, ранее полыхавший розовыми пятнами, пропал, а глаза и взгляд стали уж слишком безжизненно-стеклянными. Он сложил руки на коленях и Попов только сейчас увидел, что на нем нет этого заляпанного фартука, от которого, скорее всего, пахло душным, затхлым запахом гнили, но тут Арсений отдал должное поставленным блокаторам и случайно оказанной медвежьей услуге. Макаров сидел неподвижно, смотря куда-то перед собой и пугало это не меньше его сумасшедшей улыбки, но тут, его брови поползли к переносице и он резко поднял взгляд на альфу, чем напугал последнего. Строгий, изучающий взгляд не заставлял дрожать, но вселял неизвестное чувство бьющейся тревоги на подкорке сознания. — Мне нужно будет уехать. — Арсений держал зрительный контакт, боясь упустить хоть малейшую эмоцию на блеклом лице, что послужила бы подсказкой к освобождению. — Только что до меня дошла новость, что мои друзья меня очень подвели… Я вынужден покинуть вас ненадолго. — Он изучающим взглядом смотрел на брюнета, пытаясь, наверное найти в нём подвох, будто бы он сейчас сорвётся с места и побежит куда глаза глядят. — Я доверяю тебе, Арсений, поэтому не стану приковывать тебя к кровати, но ты должен понимать, что мое доверие не безгранично, как море за горизонтом. — Согласен, так же, как и добро и зло - они тоже не разграничены, как белые и чёрные клетки шахматной доски… На самом деле все клетки серые. Илья на секунду слабо улыбнулся, будто бы его собственные мысли побеждали его, но через секунду его лицо вновь побагровело. — Если бы все клетки были серые, играть было бы невозможно. А в нашем случае всё гораздо проще. — Он каким-то непонятным движением, указал на комнату, обводя её рукой. — Представь, что комната - твоё игральное поле. Можешь играть хоть белыми, хоть чёрными фигурами - твоя воля. По правилам игры в шахматы, за поле, то есть за клетки на нём, выходить строго запрещено, это нарушает правила. В моём доме всё идентично шахматам. Я сейчас сыграю с тобой партию, но со строгим учётом и соблюдением всех правил… — Его эта бешеная улыбка, словно он нашёл в своих словах что-то загранично смешное, тронула его губы. Он почти засмеялся в голос. — Я вернусь глубокой ночью… или утром… как пойдёт. — Он запнулся и его глаза сузились, Илья прищурился и, резко приблизившись к брюнету, прошептал. — Игра началась! Когда Арсений услышал звук мотора, он тут же подлетел к окну, становясь так, чтобы нельзя было увидеть силуэт в окне с улицы. Старый Range Rover тарахтел мотором и альфа увидел, как Илья садится в него, перед этим, бегло окинув двор и дом взглядом. Движения его были какие-то рваные, будто бы сдержанные и сосредоточенные. Илья явно был погружён в свои тяжелые, смутные мысли, которые тяготили и создавали такую же тяжелую атмосферу вокруг. Машина тронулась с места и старенький автомобиль выехал на трассу, сворачивая направо. Арсений отпрянул от окна и замер. «Что делать? Бежать? Получится? Где Антон? Надо спасти Антона» Мысли закрутились, завертелись, создавая водоворот, в который Арсения грозило затянуть по самые уши, но он во время опомнился. Конечно, сидеть и ждать чуда альфа был не намерен, ведь это чудо планировало вернуться и неизвестно что сделать с ним и с омегой. Арсений понимал, что действовать нужно или сейчас и быстро или вообще не действовать. От тупого волнения закружилась голова и резко пересохло горло. Альфа удивился своему поведению, ведь его природная натура не должна была испытывать чувство паники или страха. Попов всегда держал все под контролем и, с уверенностью в своих действиях, был всегда спокоен. Эти дни стали исключением, именно поэтому брюнет ощущал сейчас тянущее чувство где-то в груди. Он огляделся в поисках чего-то острого или тяжёлого. Волнение и щекочущее чувство неизвестности так и распирали его, он не знал что там за дверью, он не знал кто там может быть, не знал, когда точно вернётся Илья и не знал успеет ли он что-то предпринять… Долго думать не пришлось: Попов заметил, что одна из железок, перекрывавшая окно, торчала сильнее других и можно было подумать, что она почти оторвалась. И если приложить немного усилий, она оторвётся окончательно и будет служить не только хорошей отмычкой но и оружием. Арсений ухватился за ржавчину и почувствовал грубое соприкосновение с довольно нежной кожей ладоней, которое будто бы обожгло их. Прислушавшись, он замер. Странная возня где-то совсем рядом, будто бы кто-то слабо скребся или постукивал, создавая звук полу шума, полу скрежета. Арсений почувствовал, как в нем что-то неприятно закололо и защекотало, подбираясь к самому горлу. Волнение - сейчас главный и самый страшный враг альфы, если он даст слабину - не видать ему свободы, как своих ушей. Попов настороженно наблюдал за дверью и прислушивался к каждому шороху, но к прогнившей двери звук не приближался и альфа продолжил настойчиво выкручивать железку, не отворачиваясь от двери. Наконец, когда проклятая железяка оказалась у него в руках, он на цыпочках подкрался к двери, прикладывая ухо. Стук собственного сердца заглушал сейчас все звуки и брюнет потряс головой в попытках отогнать от себя волнение. Тихо. Просунув самый тонкий конец палки в замок, он стал проворачивать её в разные стороны, стараясь надавить на нужный клапан, чтобы дверь отворилась. Он ждал щелчка, который свидетельствовал бы об этом. «Давай же, давай, пожалуйста. Давай, просто сделай это и всё. Всего один щелчок и две жизни спасены. Давай же, давай… ДАВАЙ» От волнения и приложенных усилий, у него вспотели руки и железка скользила в руках, не желая нормально крутиться. «Проклятье…» Щелчок. — Есть! Есть… Он осторожно высунул палку и на мгновение даже перестал дышать. Всего одно лёгкое движение и прогнившая дверь толкнулась вперёд. Совершенно забывая дышать, ведь дверь, с легкостью поддалась его руке и приоткрылась, впуская запахи в комнатку, Арсений выглянул в образовавшуюся щёлку, осматривая строение дома. Справа, прямо рядом с его дверью была лестница, которая вела на верх, на второй этаж. Подле лестницы находился проем, видимо, на кухню, а прямо перед ним небольшой коридор, в конце которого была единственная дверь. Слева находился огромный шкаф, на котором пыль лежала, кажется, веками. Дальше по стене находилась ещё одна дубовая дверь. «Слишком много дверей, слишком много углов и неизвестная лестница на второй этаж. Неизвестно, сколько там ещё этажей. Я не справлюсь с этим. Я не справлюсь…» У Арсения покалывали кончики пальцев от волнения и крупными мурашками пробегался ток по коже, заставляя альфу чуть вздрогнуть. Он не знал, слышал ли его кто-то, есть ли кто-то в доме, есть ли Антон здесь или Илья обманул Попова, он не знал ничего. Стоять на одном месте было невыносимо, это мучало его и навевало тучу мыслей, но шагать в неизвестность было ещё ужаснее. После уезда Ильи прошёл примерно час, по расчетам Арсения, но час, вернее, целый час, это очень много. Он мог попросту не успеть до приезда Макарова и вся его жизнь накроется медным тазом в виде старого особняка, наполненного старыми, пугающими вещицами и скрипящими стенами с полом. Попов медленно протиснулся сквозь щель, отмечая, что обоняние к нему вновь вернулось, ведь, действительно, слабый запах гнили, хлынувший на него удушливой волной, говорил ему об этом. С трепетным волнением альфа вдохнул воздух ещё раз, но лесных цветов не было слышно. «Он поставил на его комнату то же, что и на твою, чему ты удивляешься?» Определённо, это так. «Или омеги попросту здесь нет» Попов нахмурил брови и скулы его выделились отчётливее, чем прежде. Шепчущие дьяволы на его плечах обеспокоено переглянулись и тут же вспорхнули, шелестя своими крыльями и растворяясь в этой гнилой обстановке, не желая более злить альфу. Арсений, держа железку наготове, решился идти сначала наверх. Ведь так, в случае чего, он смог бы застать врага врасплох и напасть первее, чем тот одумается. Жутко скрипя ступенями, так, что этот противный скрип отдавался по всей усадьбе, ударяясь о стены своим звоном, он поднялся на этаж, видя две двери, одна из которых была приоткрыта. Не желая ждать и давать своему мозгу возможность передумать или послать сигнал паники, он заглянул в неё, обнаружив ванную комнату. Тихо выпустив воздух из легких, альфа ощутил прилив сил, с которыми принялся изучать проклятый дом дальше. Вторая дверь была закрыта, но Арсений резво дернул ручку и та поддалась, со скрипом, открывая перед ним спальню. Попов готов был в любую секунду отразить или принять удар. Тело его до предела было напряжено, а голова холодна, как и подобает опытному следователю. Эта спальня словно была не отсюда. В современной обстановке выполненная и довольно уютная комнатка, состоящая из двуспальной кровати, шкафа и письменного стола. «Его комната» Он догадался сразу, а потому решил не тратить более времени на раздумья. Страх уже давно покинул брюнета, оставляя после себя только лёгкое послевкусие, но оно не смело мешать ему. Как только Арсений шагнул за порог, в его нос ударил сильный запах сосны, который накрепко обволок буквально каждую вещь в этой комнате. Запах чужого альфы был безразличен Попову, но, вспомнив, где он почувствовал его недавно, брови его поползли к переносице, а в груди что-то сдавило. В столе было несколько ящиков и он наугад дернул первый, тот поддался, и его взору предстали его вещи и вещи Антона. «Догадка оказалась намного ближе, чем я себе представлял. Прекрасно» Арсений не прогадал. Ещё сидя взаперти он раздумывал, куда бы Макаров мог спрятать вещи похищенных и постоянно приходил к выводу, что их он уничтожил, ведь любая вещь - это улика, а улика - это повод зацепиться и не забросить заведённое дело. Спрятав все по карманам, он включил свой телефон и, спускаясь уже по лестнице, набрал Серёже сообщение с геолокацией и срочной просьбой спасти жизнь. Увидев, что друг прочитал сообщения, альфа тяжело выдохнул. Камень всей накопившейся тяжести сейчас принялся пошатываться и очень скоро мог упасть насовсем. «Даже если меня сейчас убьют, я сделал всё, что мог. Я хотя бы попытался выбраться отсюда» Спустившись, Попов наткнулся на последнюю дверь, в которую не входил. Осторожно подойдя к ней, до его слуха стала доноситься странная возня. Такая, будто бы кто-то возил когтями или чём-то железным по поверхности. «Блять» Страх, до этого момента вроде отступивший, сейчас снова зашевелился и забурлил в крови и жилах, обостряя все рецепторы альфы. Он сглотнул. Если Арсений не сошёл с ума и ему действительно слышится шум, то это что-то, сидящее сейчас за дверью до сих пор не вышло, хотя Арсений вёл себя довольно шумно. Собравшись с мыслями и выкинув их далеко и надолго, он с уверенностью дернул ручку, и… Та не поддалась. До Попова вновь донёсся скрежет и неясный шорох и он невольно отшагнул назад от двери. «Соберись, соберись, Попов. Там может быть Антон, соберись, блять. Ты обошёл весь дом и боишься зайти в одну чёртову дверь, давай же. Ты сделал уже многое, почти всё, лишь одна проклятая дверь и ты на свободе. Давай» Руки потянулись к замку и через несколько секунд тот победно щёлкнул, открываясь. Арсений не медлил, он понимал, что чем больше он ждёт, тем меньше времени у него на спасение. Чем больше он медлит, тем больше даёт страху обладать им и загнать бедный мозг брюнета в истерику. Он потянул дверь на себя и целой лавиной на него обрушился поток запаха лесных цветов. Арсений вдохнул полной грудью, не веря своим рецепторам, но Антон, сидящий у изголовья кровати заставил его поверить. Взъерошенный, с заклеенной на лбу ссадиной и синяком на подбородке и бешеными, буквально ошалевшими глазами, сидел мальчишка, поджав ноги к груди, с заведёнными за спину руками и скотчем, обёрнутым вокруг светловолосой головы. Зелёные омуты, в которых отображался весь ужас этого помещения, шокировано смотрели на Попова. — Антон… — Выдохнул альфа, ощущая как его начинает будто бы щекотать изнутри. Шатен тут же забился на кровати, дёргая привязанными руками и раздирая уже незаживающие раны ещё сильнее. Он замычал, не сводя взгляда с голубых обеспокоенных, но всё таких же строгих глаз. Попов в два шага преодолел расстояние и принялся разматывать скотч, который склеился с волосами и кожей, заставляя болезненно мычать Шастуна. — Живой, господи, живой. — Брюнет наконец сдернул приставучий скотч и не успел взглянуть в изумрудные глаза, как Антон выдал тихое, еле слышное: — Арс… — И всем корпусом подавшись вперёд, стал тыкаться носом куда-то в шею или щёку голубоглазого, пытаясь то ли потереться об него, толи вдохнуть весь воздух в комнате за один раз. — Тише, тише, малыш. Альфа развязывал твёрдо затянувшиеся узлы на тонких запястьях, пока шатен всё жался и жался к альфе, чуть ли не скуля. — Я не чувствую. — Антон резко оторвался от альфы, и брюнет увидел застывшие слёзы в изумрудных глазах. — Здесь стоят блокаторы, малыш. Идём, нужно выйти из комнаты. Не обращая внимания на очень зудевшие запястья и локти, Антон обхватил ослабевшими, бледными руками шею брюнета, прижимаясь к нему и тут же начиная подрагивать и захлёбываться воздухом. — Малыш, тише, тише… Всё… всё уже хорошо… Я рядом, Серёжа едет к нам, мы уйдём отсюда… Тише, мой мальчик. Альфа подтянул мальчишку к себе и тот вдруг резко двинулся вперед, обхватывая ногами торс брюнета и вися на нём, будто коала на ветке. Арсений положил руку на светлую голову, прижимая к себе, как ребёнка, а второй обхватывая под ягодицы. Шастун тыкался носом в чужую шею и тихо скулил, дрожа, словно осиновый лист на ветру. — Я не чувствую. — Попов снова увидел молодое личико, которое стало мокрым от слез, а большие глаза, в которых плескался бесконечный страх метались по голубоглазому лицу в поиске ответа на свои немые вопросы. Альфа без слов тут же развернулся и, вместе с омегой на руках, вышел в коридор, опуская Антона на землю. Мужчина внимательно наблюдал за парнем, который еле удерживался на ногах и во время поймал его, когда шатен сделал шаг к телу напротив. Шастун прижался к альфе, обхватывая чужую шею руками и снова заливаясь слезами. Омега всеми лёгкими вдыхал сильный запах, ощущая, как колени в слабости перед властным начинают подкашиваться. — Идём, нам нужно успеть уйти, пока Илья не вернулся. Малыш, пойдём, мы обязаны успеть, слышишь меня? Антон закивал и убрал руки с шеи альфы, вытирая льющиеся слёзы. Арсений наконец взглянул на него и увидел трясущиеся руки, красные, уставшие от эмоций глаза в которых читалось все, будто бы перед ним была открытая книга, и неизменно пухлые, красные губы. Сейчас Арсений ощущал покалывание в глазах, он так сильно испугался за омегу, что эмоции сейчас брали вверх над разумом. Доверчивый взгляд больших глаз будто бы безмолвно говорил «Спаси, убереги, помоги, я погибаю». «У тебя глаза горят, у меня там полный мрак» Попов вздрогнул и потянул Антона за собой. — Пошли, малыш. Мы должны успеть. Телефон звякнул и Арсений радостно улыбнулся, кажется, впервые за последнее время. — Серёжа уже очень близко, бежим. Антон, собрав все свои последние силы и продолжая глотать слёзы, пошёл за альфой к выходу. Голубоглазый повозился к замком и они, наконец, вышли на улицу. Темнота и холодок, прошедший по коже, заставили поёжится. Брюнет почувствовал, что его кофта чуть натянулась сзади, а лестные цветы вновь заворожили рецепторы . Антон жался к альфе, боясь абсолютно каждого звука и тени, что могли промелькнуть в этом ужасном месте. «Только ничего не бойся, прошу, доверься мне и мы обязательно выберемся отсюда. Мы обязательно…» Арсений сошёл с крыльца, Антон, по инерции, вместе с ним, и пошёл к тем воротам, из которых выезжала машина Макарова. Ожидаемо, они оказались не запертыми и Попов с омегой выскользнули с территории злорадного особняка через чёртовы, огромные ворота. Альфа услышал приближающийся шорох колёс и внутри него в эту секунду все ухнуло вниз, заставляя сердце сильно-сильно забиться, словно какая-нибудь птица, попавшая в сети к злому человеку… Он инстинктивно отступил назад, натыкаясь спиной на напрягшегося омегу, который тоже перестал дышать и вообще ощущать что либо, кроме земли, на которой стоял. Секунды, шорох усиливается. Ещё секунды, свет фар осветил участок дороги перед ногами альфы. Из-за небольшой горки показалась машина и Арсений выпустил, кажется, весь воздух из легких, чувствуя слабость в ногах и лёгкий шум в голове. Иномарка была ему до боли знакома и родна ему. Мученики подбежали к Ниссану и Попов, открыв заднюю дверь, отодвинул второй ряд сидений, залезая на третий, который был похож на, своего рода, домик без дверей и окон. Антон нырнул следом и, сквозь тяжелый, словно рой пчёл сейчас летал над ним, шум в ушах, задвигая сидения обратно. Серёжа тут же со всей силы дал по газам, увозя их от этого проклятого места... Деревья и тёмные силуэты их макушек пролетали быстрым-быстрым вихрем за окном, которое находилось чуть впереди сидящих, и сливались в одну целую неразборчивое полосу из темных тонов… Арсений почувствовал очень тёплое, греющее чувство спокойствия, которые наконец-то пришло к нему. Он так давно не испытывал его, что успел позабыть, как кончики пальцев несильно покалывает от ощущений, а теплота в груди разливается по всему телу приятной негой. Матвиенко посмотрел в зеркало, собираясь что-то сказать, но Попов перебил его, дрогнувшим голосом: — Не сейчас, Серёж, не сейчас. — Хорошо. Альфа взглянул на омегу и такое долгожданное чувство умиротворения накрыло его пушистым, мягким одеялом. Арсений слегка растянул губы в улыбке, наблюдая за Антоном. Он сам придвинулся к шатену, который вжался в спинку сидения и мелко дрожал, смотря перед собой и изо всех оставшихся сил сжимая себя руками. Омега был сильно-сильно напуган и морально истощён, его и без того всегда тощее тело, стало казаться ещё худее, а мешки под глазами увеличились, кажется, в разы. Неизменными оставались лишь все те же пухлые, словно у куклы, раскрасневшиеся губы и глаза, в которых отражалось всё. — Иди сюда. Брюнет обхватил руками дрожащий комок лесных цветов и успокаивающе гладил по спине, сам успокаиваясь таким образом. Слишком долго он не слышал этот запах, слишком долго он не чувствовал тепла тела, слишком долго он не чувствовал… Сейчас говорить о чём-либо было невозможно, эмоции перекрывали глотку и разум, поэтому они оба молчали, тихо прижимаясь друг к другу в тёплой машине на мягких сидениях. В безопасности. Альфа прикрыл глаза, опускаясь носом на светлую макушку, стараясь подремать и отпустить сильную, окатившую его, волну эмоций. Макушка пошевелилась и Арсений увидел два зелёных раскрасневшихся омута, которые так открыто и доверчиво смотрели на него. Попов всегда считал взгляд показателем души, ведь через него и только через него, можно было разглядеть затаившуюся гниль или щедрую доверчивость. — Спасибо. И это «спасибо» разлилось теплотой по всему телу альфы. Тот улыбнулся светловолосому, вновь опускаясь носом на чужую голову. «Смог, сегодня ты смог»