Капитан Джек Воробей.
***
— Вы охуели скажите мне? Шеминов в расстёгнутой нараспашку куртке и со сдвинутыми на лоб очками стоял возле стойки у входа и разводил руки в непонимании. Оксана, по правую его руку, сложила свои тоненькие пальцы в замок на груди в защитном жесте и опустила голову так, что её светлые короткие пряди волос завесили ей лицо. — С возвращением, Стас. — Матвиенко расплылся в невинной улыбке и тоже развёл руками, в жесте «что есть, то есть, ничего уж тут не поделаешь, коллега». Шеф закрыл глаза и поднёс руку к лицу, принимаясь тереть переносицу. Сразу с поезда на него обрушилась лавина новостей, и ладно бы, хороших, но увы… — Хорошо… хорошо. Арсений и Воля ко мне в кабинет - быстро! Остальные - за работу. Связывайтесь с нашими поставщиками лодок, они обязаны были доставить ещё несколько партий на этой неделе, но мы так их и не дождались… Вот ещё что: будьте готовы презентовать несколько моделей для двух важных людей. Они скоро объявятся ко мне и я попрошу вас подготовить красивое описание наших моделей. Попов внимательно следил за шефом, пытаясь вычислить размер приготовленного пиздюлина для себя. С первого взгляда, и даже за несколько метров, от Стаса веяло нервозностью и легкой озадаченностью, которая отражалась на его лице в виде нахмуренных бровей и сжатых в плотную полосу губ. Медленно, будто бы оттягивая момент приговора, брюнет вошёл вслед за Пашей в отличный от других в этом офисе кабинет. Отличие его заключалось в оформлении: тёмные, дубовые цвета, которые придавали приглушенную световую окраску. А эта тёмная, строгая игра тонов давала помещению приглушённость, из-за чего звуки не разлетались по всей площади, ударяясь об стены, углы и просачиваясь сквозь них, а сохраняли свою тайну, звуча лишь в пределах своей дозволенности. Арсений оглядел картины, висевшие на нескольких стенах. Эти произведения тоже были в темно-желтых и серых тонах, окутывая голубоглазого своим мертвым спокойствием и какой-то тоскливой безмятежностью. Альфа сел на предложенный стул, напротив Паши, и взглянул на главного. — Итак, алмазы мои. — Шеминов сел во главе дубового стола, который занимал семьдесят процентов кабинета, и сложил руки. Его неофициальный свитшот так сильно контрастирующий с тяжелой, суровой обстановкой, давал малую каплю спокойствия, но Арсений не ощущал и её, сосредоточившись на фигуре во главе стола. — Я был вынужден отлучиться на неделю, но вы прекрасно знаете и помните, что такие ситуации плана ЧП происходят очень редко. Но! Надо отдать вам должное, вы, имея всего лишь неделю свободы, сумели вытворить такое. — Попов с диким прищуром наблюдал за монологом, отмечая про себя: можно ли доверять этим глазам, можно ли доверять этим эмоциям на чужом лице, можно ли доверять его словам, можно ли доверять ему и его поведению? Арсений кинул взгляд на Пашу, который, кажется, винил себя сейчас во всех грехах мира и закапывал своё «Я» в глубочайшую яму стыда и сплошного чувства вины за всех своих подчинённых. Голубоглазый «просканировал» друга и повернулся корпусом к Шеминову, обращая на себя внимание. — Слушайте, Станислав Владимирович, случилось и в правду много чего, и не все эти новости прекрасные, но мы ведь сумели сдвинуться с мертвой точки. Даже рискуя своими жизнями, мы шли на дело и хоть что-то, какую-то малую часть, нам удалось раскрыть. — Арсений, давай начнём с того, что это дело тебя вообще не касалось. Это дело Макарова, а за твои выходки и самоуправство получу я. — Шеминов с недовольным лицом высматривал несколько секунд в голубых глазах намёк на совесть и, когда они с пониманием опустились, он выдохнул. — Ладно, все равно уже ничего не исправишь… Какой вывод вы вынесли из этого дела? — Макаров безумен, Эд убит, последние улики спрятаны. — Отчеканил Попов, будто бы это была заготовленная речь. — Кто причастен к расследованию кроме тебя? — Антон Шастун. — Кто он? — Наступал на брюнета, смотря исподлобья недобрым прищуром, главный. — Омега, имеет образование адвоката, смышленый парень, является секретарём Попова. — Паша почесал подбородок и уставился на чёрный галстук брюнета. — Был похищен Ильей вместе с Арсением. — Ему можно доверять? — Мож…но. — Второй слог утонул в устах голубоглазого во внезапно сильно нарастающем шуме с улицы. Попов встал с места и вздрогнул от входящего звонка Стасу, который, извинившись, вышел в коридор. Арсений подошел к окну, дабы узнать причину потасовки и, увидев, его рот приоткрылся то ли в немом крике ужаса, то ли резко подступившей паники, то ли от сплошного мутного непонимания. — Это что за… Паша, с присущей ему юркостью, тут же подлетел к брюнету и уставился на открывшуюся картину. — Твои… балуются… — Сука… — Руки тут же напряглись и превратились в кулаки, которые побелели от силы, вмиг подступившей в молодое тело. — Отвлеки Шеминова. Брюнет сорвался с места, выбегая из кабинета, и, чуть не поскользнувшись на повороте, лихо завернул по коридору, пролетая в несколько шагов и его. Сердце стучало, казалось, везде: в горле, в запястьях, в ушах, в висках и груди. Этот звон глушил альфу с каждой секундой всё больше и больше, он стал переживать о своём слухе. Голубоглазый оказался на улице и ему пришлось оббегать ещё здание офиса, ведь происходящее творилось во дворе, с тыльной стороны. Наконец, добравшись до толпы, он влетел в неё, привлекая к себе внимание и распихивая скопившихся зевак, которые сами потихоньку начали перед ним расступаться, словно тучи, рассеивающиеся по небу и оставляющие после себя чистое, белоснежное. Попов замер, прислушавшись к чувствам. Непонимание и растерянность, он не понимал, что происходит, его охватила легкая, но жгучая волна непонятной тревоги, которая окатила его с головой то ли кипятком, то ли ледяной водой, и неприятно кольнула где-то в боку, словно гусар решил сыграть с ним в последний бой, который уже заранее точно был бы выигран профессионалом. Большая черная машина, чья-то из прибывших в офис, стояла вряд с остальными и отличалась от них лишь находящимися фигурами на ней. Ирина, бесстыжих глаз которой альфа не видел, стояла на четвереньках чужого капота и извивалась всей своей змеиной сущностью, сладко постанывая и хрипя. Чуткий слух альфы отчётливо улавливал ее томные вздохи и второе, сбившееся дыхание. Её растрепавшиеся выкрашенные пряди превратились в настоящее гнездо, ведь чужая, окольцованная худая рука удерживала ее за них, словно за рычаг, не давая сползти с железки. Арсений увидел его и в только в эту секунду в груди альфы пробудилась, зародилась, словно какой-то оборотень стала превращаться и перевоплощаться из вытянутых откуда-то изнутри чувств - злость. «Три» Арсений всё ещё собирал это чувство по крупицам у себя внутри, ощущая, как оно разрасталось и крепчало, будто бы сильная-сильная магия в неумелом, молодом теле, которая только только попала в него и обрела там дом, обстраиваясь и откровенно веселясь над хозяином. Она бежала по венам и с диким рёвом грозилась вырваться наружу, обрушившись на источник её зарождения. Голубые глаза растерянно смотрели в зелёные, которые, найдя чужие, не опустились и не постыдились знакомого взгляда ни единожды. Омега втрахивал девку в капот и упрямо продолжал смотреть в медленно синеющие орбиты. С каждым движением светловолосый будто бы распалялся всё больше и больше, выгибаясь до хруста костей и капающего пота. Арсений не мог оторвать взгляда и подвигать пальцем, он словно весь онемел и стоял теперь как статуя, наблюдая за эксгибиционистами. «Два» Бизнесмен не мог с такого расстояния точно посмотреть в болотистые, бессовестные глаза, но очертания их говорили ему, что владелец останавливаться не собирался и не собирается. «Ты спасал его, ты почти держал его на руках, ты увёл его от гибели, ты защищал его, ты уберегал его от бед, ты был в ответе за его жизнь, ты шёл до конца ради него ты, ты, ты…» Глаза в глаза, упёртый, слегка затуманенный с тянущим блеском зелёный взгляд и растерянный, потерянный, непонимающий голубой. Ещё несколько размашистых движений и до слуха Попова донёсся низкий, хриплый стон, который, наконец-то, отрезвил брюнета. «Один» — Что здесь происходит? — Его тон был леденей льда, а губы сжались в такую полосу, что их трудно было рассмотреть на напряженном лице, но ни один мускул не дрогнул на каменной мине. Кузнецова тут же повернула голову на звук и поспешно соскочила с машины, поправляя слишком короткое платье. Она покачнулась на ногах, но всё же удержалась, испуганно смотря своими карими глазами на строгого мужчину чуть поодаль. Попов вытянул руки вдоль туловища и кулаки сжались сами собой, начиная белеть. Строгий чёрный пиджак и рубашка натянулись на сильных мышцах, Арсений вдохнул воздух. «Зря» Запах Антона и его желания тут же обволок его рецепторы и, в противовес разуму, мысли закрутились быстрой быстрой спиралью в его голове в ином порядке. «Ягоды. Лесные цветы с ягодами… Твою мать» Сцена, казалось, затянулась, но Попов лишь прикрыл глаза, стараясь держать себя в руках, как у него всегда это получалось. «Если бы было «как всегда», Арсений, ты догадался бы ещё в кабинете закинуть в себя блокаторы, зная, что тебя ждёт, но ты глуп, очень глуп» Будто бы весь воздух пропитался этим сумасшедшим запахом, Арсений совершенно не мог дышать. Вена на его лбу вздулась, грозясь лопнуть, а кончики пальцев закололо с такой силой, словно он наткнулся на кактус. Брюнет все же осмелился ещё раз взглянуть в зелёные глаза. Похоть, дымка расслабленности, будто покрывшая пеленой и угасающий блеск возбуждения. Арсений не выдержал более ни секунды. — Ко мне в кабинет - оба. Попов развернулся на пятках и через секунду уже перешёл на бег. Нет воздуха, нет воздуха, нет воздуха. Только забежав в свой родной кабинет и сделав полноценный вдох, он схватился за блокаторы, ведь это исчадие ада сейчас придёт сюда и принесёт с собой сладкий, словно сахар для Арсения, запах и блядские глаза, в которых будет отражаться всё.***
— Я же сказал вам… Нет, не будет, нет… Да, я понял… Хорошо, я вас понял, да… Добро. — Шеминов с остервенением и скривившимся лицом тыкнул на кнопку сброса вызова, размашистыми шагами возвращаясь в кабинет. — Не понял? Где… — Станислав Владимирович, мне пришла в голову убийственная мысль! — Воля попытался всеми силами заинтересовать Стаса, перебив. — Это по делу о наркотиках. Кажется, так как мы оказались в такой безвыходной ситуации. — Паша увидел, как собеседник хочет что-то сказать, но гамма знал его ответ. — Да, Стас, конечно, безусловно, выход есть всегда и из этой ситуации тоже он имеется. — Воля внимательно следил за мимикой Шеминова, за малейшими движениями и его реакцией на такие заявления, пытаясь заранее вычислить сторону ответа для себя. Эту черту всматриваться в эмоции на чужом лице гамма перенял как раз таки от Арсения Сергеевича, а потом, с опытом, уже ввёл себе ее в привычку. — Если Илью найти мы не можем, в особенности несколько этих дней - мы упустим драгоценнейшее время! — Паша понял, что не может даже краем глаза выглянуть в окно, дабы убедиться, что Арсений успел разогнать оргию и смысла тянуть разговор больше нет. Стас смотрел точно в лоб гамме и не давал шанса на отступ. — И что нам теперь оставить это дело? — Не сдержался главный. — Нет, нет, что вы? Я хотел сказать, что нам стоит пройтись по родственникам и друзьям Макарова. — Шеминов прикрыл глаза, принимаясь тереть, раскрасневшиеся от ночи без сна, глаза. — Если мы бессильны, то может, помогут они… Серёжа, насколько мне известно, уже успел кого-то пробить по базе данных. — Отлично, тогда сегодня этим займёмся и, Паш, прошу тебя, как самого ответственного, проследи за этим всем, молю. — Пока главач вздыхал и тёр лицо, Воля успел мазнуть глазами по окну и с облегчением вдохнуть, увидев нескольких голубей возле забора и пустой двор. — Эти бакланы с радостной лыбой доведут меня до смерти под белые рученьки своими выходками… Хорошо? — Будет сделано, Сэр. — Гамма вытянулся в длинную тонкую шпалу, словно солдат, и приставил к пустой голове руку, на что получил смеющийся взгляд собеседника. — Разрешите приступать? — Разрешаю, разрешаю. — Шеминов почесал затылок и уселся в кресло, выдыхая негромкое «Мда-а-а-а».