Честер Беннингтон.
***
Только выйдя из здания офиса, Попов понял, что в своей утренней задумчивости пришёл на работу пешком, а не подъехал на своей прекрасной и самой удобной в мире машине. Но ему повезло, ведь погода стояла совсем тихая, безветренная, наступающие сумерки постепенно сгущали воздух, но не холодили его, оставляя таким же, слегка прохладным и легко ощутимым по всей коже. Глубоко вздохнув приятный запах и мысленно врезав себе по лбу за оставленную около подъезда машину, он медленно пошёл вдоль запылённой дороги, благо до дома ему идти было около получаса. Шёл он налегке, ведь все документы альфа оставил в кабинете, намереваясь продолжить работу с ними завтра. Арсений снова витал в своих мыслях, принимаясь медленно поедать себя чайными ложками изнутри и издеваться над своим разумом самыми извращенными способами. В какой-то момент ему показалось, что собрав все его думы, даже за одну единственную прогулку до дома, можно составить целую книгу на триста листов, из которых двести девяносто девять будут изображать ход мыслей вокруг одной самой главной, но которую, в итоге, автор так и не скажет, унеся с собой этот секрет в бархатной коробочке с бантиком. Резко остановиться прямо посередине дороги его заставил запах. Запах таких знакомых лесных цветов, который находился совсем рядом. Альфа потряс темноволосой головой, отгоняя от себя видение и думая о том, что начавшиеся галлюцинации из запахов закончатся настоящими видениями шатена в разуме бизнесмена. Но запах не пропал, наоборот, усилившись в разы. Арсений принялся осматриваться, жадно дыша носом, снова и снова прогоняя в голове все возможные варианты развития событий. «Он здесь. Он сейчас здесь. Я чувствую, чувствую его…» Впереди, через несколько фонарей, он увидал высокую фигуру, которая в ту же секунду свернула во дворы, не замечая присутствия альфы. Попов не мог ни о чём больше думать, слыша лишь своё собственное сердцебиение в ушах, которое глушило всё звуки вокруг. Омега, слабый, красивый омега с запахом, который просто сводит с ума, сейчас, ночью, в неосвещенных фонарями местах идёт один по страшным дворам “доброжелательного” города Санкт-Петербурга. Не медля более ни секунды, брюнет рванул за Антоном, стараясь двигаться как можно беззвучнее, наподобие вампиру. Повернув несколько раз и ориентируясь лишь на запах омеги, он, через несколько пролетов, всё же увидел его. Зеленоглазый действительно преспокойно шагал по одной из улиц, совершенно, кажется, не беспокоясь ни о чем. Попов решил, что во что бы то не было, даже таким путём, он проводит Шастуна, ведь альфа обязан знать, что с омегой всё хорошо. Брюнет не ощущал себя преследователем или человеком, совершающем что-то запредельно ужасное, совсем наоборот. Он питал неподдельный интерес. Куда это омега, в такое позднее время, не появившись за день в офисе, направляется? Почему он не отвечал на звонки и сообщения? Куда идёт такой красивый и в одиночку? Увидев, что навстречу Антону из глубины дворов идёт тёмный силуэт, альфа напрягся, готовясь к атаке в любой момент. Мужчина был чуть ниже Антона, значит, такого же роста, как и сам Арсений. Тёмная мешковатая одежда прятала не только его тело, но и выглядела, как удобный склад для чего-нибудь под этими мешками. — Парень, можно вопрос? — Альфа почувствовал, как челюсти его непроизвольно сжались, а по телу пробежала волна раздражения. Чужой голос с хрипотцой слышался угрожающе пугающе, но вместе с тем и до скрипа зубов раздражительно. «Какое его дело? Почему он задаёт ему вопросы? Какое право он имеет задавать ему вопросы и вообще разговаривать с ним? Что ему нужно от него?» Светловолосый прошёл мимо вопрошавшего, даже, не подняв головы, и Арсений мысленно похвалил его, неотрывно следя за действиями незнакомца. Тот проводил омегу заинтересованным взглядом, и, что-то проворчав себе под нос, удалился прочь. Голубоглазый тихо выдохнул, снимая с этим выдохом напряжение в мышцах, которые готовы были к работе. Спустя несколько поворотов Антон вышел к жилому дому, первый этаж которого был увешан различными, светящимися вывесками. Пройдя вдоль него почти до конца, он вновь повернул к рядом стоящему дому, останавливаясь около красной вывески. Арсений продолжал медленно двигаться по направлению к мальчишке, аккуратно вышагивая по тротуару, подобно рыси. — Смотри какой! — До омеги донёсся прокуренный баритон и он, даже, чуть вздрогнул от неожиданности. Под светящейся вывеской стояло трое парней-гамм, это Шастун различил сразу по их среднему телосложению и запаху, резко вонзившемуся в нос. Из-за красного света от вывески их тёмные силуэты прежде оставались в тени, но теперь омега отчётливо разглядел три крупноватые фигуры. — Сладкий мальчик не знает, что ходить одному в темное время суток и такие места крайне опасно? — Ещё и с таким вкусным запахом… М-м-м… — протянул третий, приближаясь к омеге, который врос в землю, ведь сейчас гаммы перегородили ему дорогу. Он молчал, не зная, что сказать и что делать. Паника мерзко начинала щекотать живот и захотелось крепко-крепко зажмуриться. — Видимо, не знает. Как жаль… Но мы сейчас поможем ему уяснить это золотое правило. Правда, пацаны? Жуткий смех и три надвигающиеся на отступающего Антона фигуры. В свете таблички они смотрелись ещё угрожающее, ведь за ними был сплошной красный свет, а их чёрная одежда казалась в разы чернее на ярком фоне. — Что же ты боишься, сладкий? Ты же для этого сюда пришёл, считай, что тебе очень… повезло. — Последнее слово парень уронил как-то тихо, будто бы с неуверенностью, поднимая голову чуть выше. Только сейчас до Антона дошла волна знакомого запаха крепкого коньяка и орехов, окутывая сзади в плотную оболочку приятного головокружения. Шастун даже не стал поворачиваться, прекрасно осознавая, кто стоит позади него. Он лишь перестал пятиться и теперь с какой-то появившейся уверенностью в глазах смотрел на замявшихся гамм. — Может, и мне тогда заодно уясните? Чего лекциям зря пропадать. — Холодный, словно из стали, твёрдый голос голубоглазого. По телу омеги побежала стая мурашек, которая заставила его поёжиться. — Простите, Сэр, мы не знали, что Вы с ним. — Первым очнулся близстоящий гамма и, схватив друзей под руки, нырнул в темноту дворов, не оставляя после себя даже запаха, ведь тот начал рассеиваться на фоне сильного, открывающегося запаха альфы. Шастун опустил голову, понимая, что серьёзно проебался. «Почему сейчас? Почему он? Почему, сука, именно он?» Зеленоглазый медленно развернулся, почти утыкаясь носом в чужую грудь, ведь альфа стоял на бордюре, из-за чего теперь превосходство в росте было у него. Подняв голову, он наткнулся на нахмуренные тёмные брови и с интересом изучающие его глаза, от которых, разве что пар не шёл, настолько они казались холодными. — Что ты здесь делаешь? — Угрожающе тихий тон и, ни на секунду не отпускающие его, словно насильно удерживающие в оковах, почти синие глаза закрутили вязкое чувство страха в груди и горле, которое мгновенно пересохло так, что Антон всего лишь смог открыть и закрыть рот, удивлённо хлопая своими зелёными глазами. — А вы? «Ошибка. Тотальная по всем фронтам ошибка, Антон» Голубые глаза вспыхнули опасным цветом, а лицо брюнета приняло неприятный оскал, от которого заскребло где-то под ребром. — А я? — Кажется, оскал стал сильнее, будто бы злее очерчиваясь на красивом лице. Красное освещение от таблички ложилось ровным слоем на кожу брюнета, но в этом цвете ада Арсений казался сейчас настоящим дьяволом. — Ты смеешь задавать мне этот вопрос, не придя на работу и не отвечая на мои звонки весь гребаный день? — Все также тихо прошипел бизнесмен, возвышаясь над омегой, который чувствовал, что колени начало потряхивать, ведь перед ним был самый настоящий разъярённый альфа, и неважно, что знакомый. — Я занимаюсь своими делами в нерабочее время, Арсений Сергеевич. — Пролепетал шатен, смотря куда-то в чужую щёку, потому что смотреть в эти горящие глаза было просто невозможно, свыше его сил. — Да? — Омега вновь поднял взгляд на красивые ореолы, которые чуть сощурились в опасном жесте. — А в рабочее ты теперь тоже своими делами занимаешься? Антон ещё несколько секунд смотрел в синеву напротив, прикидывая, что же ему сейчас делать. А потом резко развернулся, распахивая тяжелую дверь бара и пропадая за ней. Побег был самым удачным планом, проскочившим в светлой голове. Но не успел он проскочить через прихожую и затеряться в толпе, как шиворот его рубашки потянули назад, неприятно давя на артерию и вытаскивая в угол прихожей, который освещался тусклым желтоватым светом двумя единственными лампами на всё помещение. — Мы не договорили. — Голос был совсем рядом, почти над ухом, но Антон вовремя вытянул руки вперёд, не давая альфе прижать себя вплотную. Шастун упирался спиной в чью-то куртку, от которой чувствовал едва слышимый запах. К счастью, куртка принадлежала омеге. — Ты что же, не понимаешь, как опасно здесь находиться? — Арсений Сергеевич, это абсолютно не ваше… — Он не успел договорить, потому что его руки, еле касавшиеся чужой вздымающийся груди, обхватили за запястья, с силой отбрасывая в стороны. — Моё. — Антон почувствовал, что начинает падать, ведь он все время пятился назад и сейчас запнулся о тумбу, стоящую прямо посреди дороги. Но он не успел упасть, ведь был крепко схвачен за предплечья и удержан на месте. — Антон, в последний раз прошу: уходи. Одному омеге здесь не место, а я сейчас остаться с тобой не могу. — Я и не просил вас об этом. — Антон потряс плечами, пытаясь сбросить руки альфы, но они не отпустили его. — Отпустите меня, Арсений Сергеевич, и идите занимайтесь своими делами. Следующее Антон почувствовал, как его протолкнули дальше, сквозь чужую одежду и он больно ударился о стену спиной, и та начала неприятно саднить, разнося острую секундную боль по всей задней части головы и к копчику, ведь тело омеги было слишком чувствительно на любые прикосновения. — Ай! — В эту гущу из верхней одежды следом шагнул и брюнет, прижимаясь своим тёплым, буквально дышащим жаром, телом к чужому. — Арсений Сергеевич, прекратите это, вы… Он не успел продолжить, потому что почувствовал, как чужие руки соскользнули с его плеч и опустились на шею, обхватывая её по бокам и большими пальцами фиксируя голову. — Ради твоей безопасности. Прошу. Уйди! — Антон не отрывал взгляда, да и не смог бы, ведь крепкие руки придерживали, хоть и не сильно, но ощутимо, держа голову так, как нужно было сейчас брюнету. — Нет! Отстаньте, Арсений Сергеевич. Где-то, рядом с левым ухом, мазнули чужие мягкие волосы и его шеи коснулись тёплые, слегка царапающие кожу, губы Попова. Бизнесмен сначала осторожно водил ими по чувствительной коже, еле касаясь, но уже через секунду широко облизал манящую шею, медленно смакуя её вкус во рту. — Чт… что… — Одной рукой Арсений оттянул голову омеги за волосы назад, предоставляя себе доступ к участку тела, а второй осторожно придерживал его за шею. Антон задыхался от запаха коньяка повсюду, казалось, будто бы весь воздух сейчас состоял только из него. Дышать было невозможно, хотелось вдохнуть его всего сразу так, чтобы почувствовать в легких боль от количества кислорода в них, но, в то же время, хотелось и задержать дыхание, чтобы случайно не вдохнуть это безумие и не сойти с ума. Шастун ощущал на своей шее медленные, смазанные, чувственные поцелуи, которые сопровождались покусыванием и зализыванием. Арсений чутко и с тягучей медленностью выцеловывал каждый миллиметр кожи, кое-где оставляя багрово-алые метки, которые тут же проявлялись на молочной коже. Светлые волосы альфа все также больно оттягивал, хоть омега и сдался, тихо скуля от накативших ощущений, в которых можно было захлебнуться. Антон ощутил ягодицами стену, а чужой пах всё настойчивее упирался в его, заставляя сбивчиво глотать воздух от яркого спектра ощущений. Попов перемещался поцелуями-засосами по вкусно пахнущей шее, за ухом и под острым подбородком, сбивая своими действиями дыхание шатена и заставляя чужие коленки подгибаться в нахлынувшей, сладкой слабости. Антон пьянел от сильного, властного запаха, пьянел от чужих прикосновений и чужих действий, он будто бы в эту секунду действительно сошёл с ума. Тяжело сглатывая, шатен нашёл чужую руку в своих волосах и сплёл с ней пальцы, тут же чувствуя тыльной стороной ладони холод стены, к которой её прижали. Альфа с тихими рыками и до дрожи пошлыми звуками будто бы пробовал на вкус чужую шею, каждый раз пытаясь распробовать снова и снова, чередуя лёгкое покачивание бёдрами с нежным поглаживанием светлого затылка. Коньяк с орехами окутал Антона всего и он был уверен, что одежда уже давно насквозь пропахла этим сильным, властным запахом, от которого подгибались колени в слабости. — А-а-арс… — Все же выговорил шатен, с опьянением смотря на бизнесмена, который прикрыл глаза и наблюдал за разлившимся румянцем на чужих щеках. — Тише, тише, тише. — Альфа снова прильнул к шее, пытаясь её, наверное, съесть, ну или покусать точно. Шастун ощутил, как по внутренней стороне бедра медленно поползла капля смазки, которая контрастно ощутилась на разгоряченной коже, заставляя дрогнуть. — Ты сводишь меня с ума. — Прошептал шатен, ерзая около стены и уже не пытаясь вырваться из цепкой хватки мужчины, который припечатал его к бетону. Арсений поднял голову, отрываясь от своего занятия. Он по-хозяйски осмотрел своё творение, будто художник, нарисовавший прекрасную картину на холсте. Алые, где-то тёмные, где-то светлые засосы красовались на, когда-то чистой, коже. Теперь омега был весь в метках, которые украшали его, словно какое-нибудь ожерелье. Шатен опьяневше смотрел в голубые омуты, которые обрамляли длинные ресницы, придавая глазам какой-то слишком красивый облик. Бегая по чужому лицу зелёными глазами, он облизал губы, привлекая к ним чужое внимание. Наверняка, они сейчас алые и очень мягкие, подумал Антон, ведь он кусал их без перерыва, пока альфа набросился на него. — У тебя кровь. — Арсений не отрывал взгляда от кукольных губ, а значит, омега все же прокусил нежную кожу. Антон уловил зрительный контакт, который длился ровно секунду, а потом его нижней губы коснулся тёплый язык, который медленно и с нажимом провёл по ней, слизывая алую кровь. — Вкусно? — На поблескивающих от чужой слюны, пухлых губах образовалась усмешка. — Вкусный. Что-то в груди зажглось светлым-светлым фонарём, а затем резко рухнуло вниз, затягивая крепкий приятный узел внизу живота. Эти эмоциональные горки, на которых его катал брюнет стали любимым аттракционом омеги. С ним он чувствовал себя живым. В свете тусклых ламп и приглушенной музыки с гулом разговоров он рассмотрел улыбку на лице напротив. Улыбку, не сходившую с этого красивого лица. Из-за неё проявились ямочки и нос его стал ещё смешнее, чем прежде. Антон не успел среагировать, засмотревшись на очаровательную и такую мягкую улыбку бизнесмена, как его заключили в объятья, прижимая к мужчине. Чужие, крепкие руки оглаживали спину и поясницу, проходясь по ним сжимающими движениями. Голубоглазый шумно втягивал воздух где-то возле уха, колыша светлые волосы и откровенно наслаждаясь не только омежьим запахом, но и собственным запахом Антона. Руки сжимали волосы, тут же разжимая и проводили тоже самое со спиной, будто ощупывая Шастуна. Ноги подкосились от нежности момента и он сам прижался в ответ, но не поднимая рук, будто бы оседая на нём полностью. Было слишком приятно, слишком безопасно, слишком спокойно и тепло стоять в крепких объятиях альфы, который продолжал только шумно дышать и с властностью, присущей только ему, осторожно сжимать шатена в своих руках. — Сегодня к тебе точно никто не осмелится подойти. Завтра, думаю, тоже. Ты целиком и полностью пахнешь мной. — Альфа отодвинулся, убирая руки, но не разрывая зрительный контакт. — Мне нравится. — Арс... — Еле слышно просипел омега, опуская голову, потому что уши и щеки все сильнее заливались красивым румянцем. Арсений протянул руку и, коснувшись острого подбородка, поднял светлую голову, заставляя смотреть только на себя, только в свои чистые глаза. «Только не подведи, только не подведи, только не отведи глаз…» — Я пошёл. — Зелёные глаза безмолвно молили о том, чтобы мужчина остался, ведь без него шатен не чувствует той опоры, что спасала бы его в любую секунду, не чувствует полной защиты для себя, не чувствует тепла и пряного спокойствия. — Будь умницей. Совсем невесомо погладив большим пальцем чужой подбородок, Арсений отошёл на несколько шагов и скрылся за дверью, оставляя омегу в одиночестве, но теперь под крепкой защитой своего запаха и багровых меток.