Михаил Афанасьевич Булгаков.
***
— Ох, алмазы мои… — Стас тяжело вздохнул, будто бы на нём сейчас висело пять пятилитровых баклажек с водой, которые тянули его вниз, и откинулся на спинку кресла, вертя в руках ручку. — Мы очень крупно попали, да, именно мы. Рыбаком сейчас выступает Макар, а мы лишь мелкие рыбки, которых он в скором времени выловит и кинет на свою сковородку за ненадобностью. — Его, словно старательно начищенная, лысина отливала блеском от белых ламп, которые были включены в кабинете, ведь наступали сумерки. — Но он ждёт большего улова… Арсений - его цель. Брюнет сидел по обыкновению в конце дубового длинного стола и, склонив голову, на которой уже не было поблёскивающих очков, многозначительно молчал, ковыряя взглядом стол. Ему действительно нечего было сказать, ведь шеф был прав на все сто лет из ста. Макарову было свойственно, словно это родилось вместе с его проклятым именем, пакостить альфе. Сначала жена, затем потихоньку часть жизни и, наконец, Антон. Бизнесмен не мог присвоить себе то, что не принадлежит ему, ведь если цветок растёт на поляне, живет своей цветочной жизнью, дышит и питается, насыщается водой и наслаждается солнцем, в один день может придти человек и сорвать его. Просто надломать стебель и потянуть вверх, совсем незамысловатое действие, которое окажется для цветка гибелью. Арсений понял, что не сможет сорвать беззащитный цветок, пока он сам не потянется к нему своими нежными лепестками. Но Илью не способно было остановить ничто и никто, именно поэтому Попов бережно оберегал это распустившее создание природы. Но по закону подлости или по закону несправедливости, Макар был противником всех желаний и малейших шансов на победу альфы, а потому, в его целях в очередной раз было лишь одно: разрушить Арсению жизнь, снова внести свою лепту, как сделал это уже однажды. — Но мы не имеем права бросить его погибать в одиночку. — Дима скрестил руки на груди, становясь каким-то слишком серьёзным. — Это не в нашем стиле, мы не можем так поступить. Правда же? — Правда то правда, только правда эта встаёт нам посередине горла, словно рыбная кость. И она настолько мелкая, но плотная, что сломать или протолкнуть - не вариант. — Главный тяжело вздохнул, поглядывая на Попова. — Арс, мы всё равно не бросим тебя, в любом случае, ты не справишься без нас. Альфа благодарно кивнул, не находя в своей черепной коробке других идей, ведь она была переполнена сейчас мыслями о чужом запахе, который был жизненно необходим сейчас Арсению. Альфа посмотрел на свои руки, которые потряхивало и он весь вздрогнул, покрываясь мурашками. Неожиданный холодок забрался под рубашку и огладил торс брюнета, ласкового щекоча кожу. Будто неприятный холодный ветер обдал его со спины и брюнету захотелось съёжиться в комок, чтобы сохранить оставшееся тепло. — С тобой все в порядке? — Стас осторожно качнулся вперёд, словно в надежде заглянуть в чужое лицо, которое было опущено. Арсений снова кивнул, сцепляя руки в замок. Он сидел один на диване, прижимаясь к его левой части, расслабленно расставив ноги и всем своим видом выражая какую-то неуютность или грусть, понять было невозможно. Из-за своей позы Попов не увидел, как Серёжа, сидевший напротив Стаса за столом, гневно зыкнув на Антона, кивнул ему в сторону брюнета. — Я принесу ему кофе! — Паша слетел с края стола, на котором сидел своей костлявой задницей, и через секунду хлопнул дверью. Арсений успел только растерянно поднять голову и невидящим взглядом высмотреть высокую фигуру, которая медленно приближалась к нему. — Ну что будем делать, коллеги? — Антон прошёл к дивану, усаживаясь рядом с бизнесменом и тут же расставляя ноги так, что колено коснулось чужого. Голубоглазый заметно вздрогнул и колено тут же исчезло. Он усмехнулся сам себе: альфа вздрагивает от прикосновения омеги, вот это да! — Для начала, дождёмся нашего тайного партнёра… А потом будем предпринимать какие-то меры. — Шеминов задумчиво потёр подбородок. Брюнет старался вслушиваться в голос начальника и отключить все остальные органы чувств, потому что с каждой секундой ему становилось всё хуже и хуже. Антон пришёл и сел рядом, принося с собой не только крышесносный запах, но и ощущения присутствия на расстоянии вытянутой руки омеги. Голова кружилась, картинка перед глазами упёрто плыла и не образовывала ничего ясного, руки трясло от мощных ощущений, а дыхание давно стало сбивчивым, и шатен уже точно слышал его. Арсений медленно сходил с ума, так, как сумасшедших постепенно покидает остаток зрелого ума и они превращаются в нечто, напоминающее мистику. Вблизи можно было заметить дрожащие руки, которые тот переплел между собой, в ложной надежде утихомирить их, трепещущие ресницы, под которыми давно скопились хрустальные слёзы, просящиеся скатиться по бледным щекам, наконец, услышать неровное, тяжёлое дыхание. Альфа был совсем плох. В кабинете прозвучало ещё несколько реплик, но голубоглазый уже не мог их слышать, впадая в это странное, но такое страшное состояние. Он не сразу почувствовал, что с его ногой и бедром плотно соприкасается чужое, тёплое. Арсений вздёрнул голову, не открывая глаз, опасаясь своих горьких слёз. Чувствуя, что омега подвинулся к его дрожащему телу и теперь точно знает, что с альфой не всё хорошо, бизнесмен попытался расслабиться и отпустить сейчас все мысли, кружащие голову. — Я здесь. — Голубоглазый услышал шёпот и почувствовал плечом, что шатен теперь соприкасается с ним всей своей левой частью тела, даже чуть заходя назад, оказываясь ближе. — М-мх-м… — Арсений смог лишь проскулить что-то невнятное, вжимаясь в знакомое тело в ответ. Альфе больше всего сейчас хотелось сжать податливое тело в своих трясущихся пальцах, обвить его ногами, вжаться в него со всей силы, вдохнуть всей грудью его запах, запах одежды и волос, прижаться к теплу, истощаемому им, и крепко-крепко зажмуриться, лишь бы избавиться от этого кошмарного состояния. Дверь снова хлопнула и сквозняк принёс приятный запах кофе, который заставил голубые глаза открыться. — Арс, держи. — Воля осторожно протянул альфе не стаканчик из автомата, а свежий и заваренный саморучно гаммой, кофе в маленькой чашечке с блюдцем. — Спасибо. — Тихо проговорил голубоглазый, протягивая трясущуюся руку к наполненной кружке, но Антон успел перехватить её раньше, кивнув Паше. Брюнет перевёл растерянный, удивленный взгляд на Шастуна, который, с профессиональной уверенностью, осторожно поставил блюдце с чашечкой себе на коленку, придерживая. — Для начала успокойся, потом выпьешь. Дыши. — Шатен выглядел донельзя уверенно и бизнесмен разглядел в нём сейчас взрослого, умного человека, знающего своё дело и честно отвечающего за каждый свой поступок. — Спасибо. — Всё также тихо и бесцветно прошептал Арсений, прикрывая глаза и выравнивая дыхание, наполняя лёгкие лесными цветами, которые тут же стали приводить альфу в чувство.***
Расслабленно прикрыв глаза, Антон лежал на своей кровати после тяжёлого рабочего дня. Его чуть влажноватые волосы после принятия душа потихоньку завивались маленькими локонами, превращаясь в мягкую копну светлых волос. Запах малинового геля для душа и собственный запах лесных цветов витали в воздухе, распрыскавшись по всей квартире. Шастун тяжко вздохнул, переворачиваясь на живот. На нем была безразмерная, белая футболка, чуть испорченная утюгом сбоку, из-за чего, в последствии, ставшая домашней, и свободные, серые шорты. Домашний вид Шастуна не мог не очаровывать, ведь этот мягкий, солнечный мальчишка был будто кот, которого так и хотелось бы затискать, потрогать и погладить, лишь бы тот отозвался на приятную ласку. Мозг омеги совсем не хотел думать и тот не напрягал его попросту, болтая ногами в воздухе, словно малое дитя, и ни о чём не думая. Телефон, лежавший где-то за спиной завибрировал и Шастун лениво перекинулся обратно на спину, беря в руки источник звука. На дисплее высветилось «Мсье-консье», и светлые брови чуть дёрнулись в удивлении. — Да. Здравствуйте, Наталья Александровна. — Шатен потёр рукой уставшие глаза, заставляя мозг всё же включить свою активную деятельность и быстро поразмышлять над причиной звонка консьержки, которая, в прочем, всегда могла дойти до него, поднявшись на лифте. — Антошенька! Я тебя не разбудила? — В трубке послышался добрый, знакомый голос женщины. — Нет, я ещё не сплю. Что-нибудь случилось? — Ох, я сама то и не знаю как сказать… — Омега поднялся с кровати, чувствуя, как напряжение начинает расти в нём как отдельный целый организм с ядром и цитоплазмой. — Он прошёл, а я даже не обратила внимание… — Шастун силился понять с первых слов женщины, о чём ему стоит волноваться. — Такой… темненький, точно альфа, я по запаху поняла. — Антон услышал, как его собственный пульс начинает танцевать джигу дрыгу. — В общем, сейчас по камерам поглядела, он поднялся на твой этаж, вышел из лифта и сел около твоей двери. — Шатен растеряно моргал, не понимая, слышится ему или альфа действительно зачем-то пришёл к нему домой. — Уже почти час сидит. Не двигаясь! Я ждала ждала, думала, может, хоть позвонит к тебе или уйдёт. Нет! Сидит и всё тут. — Он представил, как женщина всплёскивает своими морщинистыми руками и сцепляет их вместе. — Антош, может, выйдешь, посмотришь? — Да… — Омега, будто находясь в прострации, кивнул сам себе, молча отвечая на какие-то свои вопросы у себя в голове. — С-сейчас выйду, хорошо. — Ох, Антоша, прошу тебя, только аккуратнее, ради Бога. Я бы сама подошла, да вот стерегу девчонку с пятнадцатой квартиры, её родители на полчаса оставили мне под опеку. — В трубке послышался тяжелый вздох, а Антон уже был около двери, пристально смотря на себя в зеркало. — Не клади трубку, будь на связи. Мне так спокойнее. — Хорошо, Наталья Александровна, хорошо. — Шастун взялся за ручку входной двери, дёргая её. — Всё, я выхожу. На секунду шатен задержал дыхание, опасаясь увидеть перед собой чужого альфу, который вдруг решил бросить кости именно перед его дверью. Но знакомая тёмная макушка и яркие красные ботинки развеяли все сомнения и ложные страхи. Антон раскрыл дверь шире, пропуская в сумерки подъезда квартирный тёплый свет. — Ой, вижу тебя, Антоша, по камерам вижу. Ну что там? Знаешь его? Омега усмехнулся в мертвую тишину подъезда, рассматривая полулежащее тело. — Знаю… знаю. — Как хорошо, Антошенька, а то я так напугалась. — Женщина выдохнула, по звукам, садясь в своё кресло. — Точно знаешь? Он не навредит тебе? Зелёные глаза с какой-то привычкой смотрели на длинные, худые ноги, вытянутые прямо на грязном бетоне, на яркие красные кроссовки с чёрными шнурками и на мягкие волосы, которые только и удавалось рассмотреть тщательнее всего. — Этот? — Шатен всматривался в темную копну волос, вспоминая Макарова и побег, который получился лишь благодаря альфе, вспоминая, как тот закрыл Антона собой от пули на допросе, как заступился в клубе и в метро, как поддерживал и хвалил, как накрывал пальто и взволнованно смотрел на разбитый нос, как заклеивал ему раны, как подолгу говорил и успокаивал, как… — Нет… — Вздохнул Антон. — Этот не навредит. Наконец, распрощавшись с взволнованной женщиной, которая всё никак не желала класть трубку, лишь бы знать, что с шатеном всё в порядке, Антон тяжело выдохнул, обессилено опуская руки по швам. Темноволосый не двигался и не подавал никаких признаков жизни. Омега сел на корточки, оказываясь на уровне опущенной головы. — Почему вы здесь? Арсений поднял голову и зеленоглазый ужаснулся. Щекочущие ниточки жалости и непонятного волнения к брюнету поползли к открытому сердцу омеги, пытаясь обвить его в крепкие узлы, но Антон не давал им развиться и разрастись, совсем без эмоций на лице наблюдая за знакомыми голубыми глазами, которые долго смотрели на него в ответ. — Мне так плохо. — Опустив свои длинные ресницы, он казался сейчас таким крошечным и хрупким, что у Антона зачесались руки, настолько хотелось потрогать это утончённое искусство, ощутить его нежность на своих пальцах. Альфа так просто и открыто произнёс эту фразу, будто бы пересказал сейчас своё расписание на завтра в офисе, абсолютно не заморачиваясь и не кривясь, даже не моргая. Сильный, очень сильный человек не только физически, но и морально сидел сейчас перед Шастуном. — Что тебе помогает, когда тебе плохо? — Контакт с близкими мне людьми. — Шатен встретился с потухшими глазами, удерживая эту непростую партию взглядов. Антон любил наивную искренность в людях и ценил её больше всего и всех на свете. Когда были искренне с ним, он был искренен в ответ. Сейчас омега чувствовал эту тонкую, почти прозрачную, грань доверия, которую сумел почувствовать чем-то большим, чем сердцем. — И что же? Действительно помогает? — Арсений вымученно улыбнулся, натягивая краешки рта на свои уши, стараясь не то действительно изобразить улыбку, не то превратиться в Джокера. Антон медленно скользил своими зелёными глазами по знакомому лицу, рассматривая его словно впервые. Что-то изменилось в этих всегда по-холодному голубых глазах, в форменных бровях и родинках, разбросанных по щекам, словно пятнышки тёмной краски, случайно попавшей на лицо. Совершенно неясно, Шастун долго всматривался в красивые черты лица, пока не увидел на одной из щёк хрустальную каплю, которая покатилась дальше, скатываясь всё ниже и ниже, к подбородку и, наконец, падая с него. Если бы омега был наделён слухом, подобно вампиру, он бы услышал звонкий удар слезы, что упала на холодный бетон и растеклась мелкой-мелкой, неприметной лужицей, смешиваясь с пылью и грязью подъезда. Больше не в силах смотреть на это разбитое существо, которое буквально недавно было сильным и властным, требовало внимания и послушания, а теперь сидит перед ним, сгорбившись, и роняет слёзы, открыто и как-то чисто смотря в глаза, Антон поднялся с бетона, протягивая свою окольцованную руку брюнету. — Будь у тебя сестра или собака… Я бы выбрал собаку. — Арсений вздёрнул голову и шатен увидел искрящиеся, совсем лёгкие смешинки в голубых ареолах, которые не отрывались от зелёных. Внутри мальчишки что-то загорелось, что-то похожее на огонёк слепой надежды, веры во что-то нереальное и заоблачное. Омега надеялся, что сумеет помочь альфе, что действительно сумеет дать ему то, в чём тот сейчас так сильно нуждался. Дверь захлопнулась, и Антон тут же пошёл на кухню, принимаясь делать горячий, сладкий чай. Он слышал долгую возню в коридоре, затем звук воды и, наконец, за его спиной послышались медленные, шаркающие шаги. Шатен взял обе кружки, разворачиваясь к столу и натыкаясь на поникшего брюнета, который, кажется, не обращал никакого внимания ни на чай перед собой, ни на высоченную фигуру, что приземлилась рядом с ним на кухонный, небольшой диванчик. — Кажется, скоро толерантность дойдёт до того, что умным запретят думать, потому что это оскорбляет чувства тупых. — Антон помешал ложкой сахар в своей кружке, затем беря её в руки и ощущая как тепло разливается почти до локтя, согревая его всегда ледяные руки. — Ты часто думаешь? — Он отпил из чашки, ставя её на стол и чуть придвигаясь к притихшему альфе. — В последнее время… постоянно. — Почти прошептал он, даже не дотрагиваясь до горячей кружки. — О, это совсем не проблема. — Шатен склонил голову, опуская глаза на свои ноги, но бизнесмен не видел этого жеста, да и не смог бы, ведь его небесного цвета глаза опять застилали плотной пеленой слёзы. — Наши мысли делают нас индивидуальностью. Отличным лицом от других. Но проблема в том, что никто их не слышит и, в большинстве своём, сами хозяева своих великих домыслов, даже не понимают того, о чём сумели подумать. — Говорил он размеренно, тихо и это приятно слышалось, словно кто-то тихо-тихо шептал заклинание какого-нибудь гипноза. — Человек без сюрприза внутри, в своём ящике, неинтересен. Твоя мысль может весить целую тонну и стоить целый слиток золота, но если она задержится внутри, если не успеет сформироваться и возродиться, человек остаётся таким же, каким был и вчера - неинтересным. Понимаешь меня? Шастун повернул свою светлую голову к брюнету, всматриваясь в его профиль. Глаза с длинными ресницами закрылись и слеза, будто по команде, скатилась по бледной щеке. Внутри шатена что-то тихо ойкнуло и заскулило, но это мог услышать лишь сам Антон, который отчаянно попытался заглушить этот вой, прижимая руки куда-то к впалому животу. — У меня есть кое-что! — Антон почти вскочил, хватая кружки и ставя их в раковину. — Идём. — Кое-что… — Глухо повторил за ним альфа, медленно выползая из-за стола. Он был похож на тень, что опускается на город, когда наступают сумерки. Был похож на ночь, которая берёт в свои оковы день и уводит его в свою нору пережидать её часы. Был похож на странную материю, что осталась без тела, лишь бесформенное одеяние, парящее над землей и не имеющее точки преткновения, всё суетливо пытающееся прибегнуть то к одной стене, то к другой. — Не просто кое-что, а кое-что из чего-то лучше любого чего-нибудь! Антон вышел в коридор, проходя ванную комнату и гостиную, заворачивая в свою спальню. Приоткрыв в неё дверь, шатен с интересом посмотрел на Арсения, который поднял на хозяина квартиры свои красные, налитые слезами глаза. Зеленоглазый не мог понять причину этих слёз, не мог понять, почему они не останавливаются, не мог понять, что так сильно расстроило брюнета, что сумело затронуть его огромный эгоизм и властность, подорвав их почву. — Арс, я не понимаю, что с тобой и что тебе нужно, но вижу твои уставшие глаза и всё что я могу для тебя сделать, это заставить тебя поспать. — Шатен зашёл следом, чуть проталкивая Попова в спину, к кровати. — Я дам тебе удобные вещи, только, пожалуйста… — Он уже подошел к шкафу, доставая оттуда свободные хлопковые штаны в мелкую полоску и растянутую футболку, кидая их на диван. — Отдохни. Закрыв шкаф и подойдя к брюнету, который не сдвинулся с места, продолжая тупо смотреть в одну точку, Антон запустил свою руку в тёмные волосы, пропуская мягкие пряди через пальцы и наблюдая за этим зрелищем. — Мне так плохо. — Прошептал голубоглазый, а у шатена все сжалось внутри до микроскопических размеров. Омеге до физической боли было неприятно слышать от всегда сильного человека слова слабости и беспомощности. — Поспи и всё пройдёт. — Прошептал Антон в ответ, убирая окольцованную руку от тёмной макушки. Запах коньяка сейчас отчего-то не отрезвлял и не казался сладостно-властным, он лишь навевал неясное чувство недосказанности, какого-то недодействия, чего-то важного, но не совершенного. — Я в гостиной, если что. Шастун действительно был в гостиной, сначала он долго сидел на диване, всматриваясь в своё отражение в чёрном экране телевизора. В квартире витало странное существо, которое было невозможно выловить даже сетями, ведь оно просачивалось бы сквозь них, как вода сквозь пальцы, и ничего стоящего выйти не смогло бы. Это существо можно было только растворить в воздухе, подобно пару, который скопился под потолком и возле стен и теперь испарится только при открытии окна. Существо неясности, той самой призрачной недосказанности и грусти, превратившееся в одно целое облако, что теперь висело под потолком, смиренно ожидая чего-то. Светловолосый лёг на узкий, но длинный диван, вытягивая свои длиннющие ноги так, что свешивались только голые стопы, ведь носки Шастун носить дома не любил. Подушка под его головой была неудобная, да и одеяла не было, но он всё же прикрыл глаза, смиренно выдыхая. Брюнету сейчас удобная кровать с мягкой подушкой и тёплым одеялом были гораздо нужнее, а потому Антон лишь устало прикрыл свои зелёные глаза, намереваясь подремать. Его чуткий полусон внезапно встревожила возня где-то рядом и шатен распахнул глаза. — Арс? — Сонная пелена тут же спала, когда он увидел в проеме тёмную фигуру альфы. — Ты почему не спишь? Телефон, лежащий под боком омеги показал ему 02:38 и шатен успешно отправил его на тумбу. Тёмная фигура приблизилась и зеленоглазого обдало приятным, знакомым запахом, но внезапный, повысившийся уровень тревожности в молодой груди не упал. — Тебе плохо? Жар? Тошнит? — Светловолосый встрепенулся, хотел было подскочить на ноги и разглядеть голубоглазое лицо, но между его ног опустилось сначала одно колено, затем второе, а чужие руки по бокам промяли диван. — Арс? Ты чего? Арсений лёг между ног омеги, прижимаясь своим, отчего-то холодным, телом к другому. Пах Антона соприкасался с пахом альфы, но темноволосого, видимо, сейчас волновало не это. Он тихо выдохнул, хватаясь руками за футболку шатена и поднимая нос куда-то к чужой чувствительной шее. — Я не могу спать один. — Шастун ощутил щекочущее дыхание на своей шее, а затем в неё уткнулся холодный нос. — Дай мне тепло, Антон. Удобнее повернув голову, омега впутал одну руку в мягкие, тёмные волосы, а вторую обессилено опустил вдоль тела так, что её кисть даже чуть свешивалась с дивана. Стопами он ощущал чужие, которые, найдя тёплые, сплелись с ними. Сейчас брюнету он был жизненно необходим, сейчас Антон был готов помочь альфе, был готов отдать ему всё, чтобы прозрачные капли перестали литься из голубых глаз. — Арс? — Тихо прошептал зеленоглазый, всё ещё поглаживая чужую голову. — М? — Тело брюнета чуть дёрнулось, но он продолжал вдыхать запах с шеи Антона, стараясь делать это как можно тише. — Ты точно ничего не хочешь мне сказать? Что тебя тревожит сейчас? Я в любой момент… — Он не договорил, чувствуя, как голубоглазый чуть поёрзал, разжимая и снова сжимая футболку Шастуна в своих руках и как-то рвано, совсем обессилено выдыхая. — Сейчас меня ничего не тревожит. — Тихо прошептал альфа в ответ, двигаясь чуть выше и уже утыкаясь лбом в шею зеленоглазому. — Почти. — Голубоглазый многозначительно провёл ледяной стопой по чужой. Антон протянул длинную худощавую руку, забирая со спинки дивана огромный плед, который подарила ему тетя ещё два года назад. Кое-как раскрыв огромное покрывало, он осторожно укрыл им альфу, тем самым накрывая и себя. Только темноволосая голова осталась торчать из-под мягкой ткани и омега убедился, что его страдалец со всех сторон накрыт и теперь точно находится в тепле. — Спасибо. — Совсем тихим шёпотом отозвалось от согревающегося тела. Арсений снова потерся своим носом о шею Антона. То ли намеренно, то ли инстинктивно, но это действие вызвало тёплую большую волну внизу живота у светловолосого. Шатен ощущал тёплую тяжесть чужого тела, но она была приемлемой и даже приятной. Такое комбо из приятных чувств собрало для него новый букет из различных видов цветов, который он хотел бы снова разобрать и посадить на место, ведь цветы - это единственные, самые хрупкие существа на земле. «Отгоняй врагов, охраняй мой сон» Теперь омега слышал ровное, тяжёлое дыхание и ощущал грудью, как чужое сердце бьется равномерно и тихо. Арсений наконец-то спал, чуть вздрагивая во сне, а Антон поглаживал мягкие, тёмные волосы и долго думал о чём-то, прежде чем тоже закрыть глаза и провалиться в спокойный, охраняемый им и альфой, сон.